4.2, Характеристика личностной приемлемости преступного способа действий как основы криминогенной сущности личности преступника

Анализ литературы, а также результаты психологического исследования генезиса преступных деяний различных видов позволяют предположить, что личностная предпосылка совершения определенного вида преступления определяется преобладающе положительной представленностью преступного способа удовлетворения потребности или разрешения проблемной ситуации в совокупности психологических свойств личности, детерминирующих целеполагание.

механизмах психической регуляции поведения: на уровнях интеллекту­альной, эмоциональной и импульсивной регуляции.

Для проверки данного предположения проводилось типологиче­ское сравнительное исследование. Респонденты из числа осужденных, отобранные для комплексного психологического исследования (см пара­граф 2.2) были распределены на две группы по объективным критериям и экспертным оценкам, с учетом особенностей правовой позиции их личности. Первую группу — 87 человек представляли преступники, имеющие устойчивую зрелую криминогенную склонность определенной направленности. К ним отнесены осужденные неоднократно совершав­шие преступления определенного вида, у которых, судя по поведению в период отбывания наказания и принадлежности к неформальной касте профессиональных преступников, планам на будущее и иным признакам, отмечаемым работниками ИТУ, достаточно выраженно проявляется го­товность использовать преступный способ в решении жизненных задач. По криминологической типам (криминальной "специализации”) их рас­пределение было следующим: лица совершавшие корыстные преступле­ния --40 человек, корыстно-насильственные — 20 человек, насильствен­ные — 20 человек, сексуально-насильственные — 7 человек.

совершавшие преступлений и занимающиеся профессиональной деятель­ностью в сфере образования и военной службы. Важнейшим критерием отбора законопослушных респондентов явилась готовность их к доста­точно откровенному диалогу по обсуждению вопросов, раскрывающих их правовую позицию. Эта готовность фиксировалась по психологиче­ским признакам.

Исследование было ориентировано на раскрытие следующих во­просов:

1. Выяснение представленности в психическом складе личности респондентов преступных способов действий корыстного и насильствен­ного характера. У преступников изучалась представленность преступно­го деяний сходных с их криминологическими типами. Такая представ­ленность изучалась через выяснение сформированности и содержания психологических свойств, которые по своей видовой принадлежности

Д могут детерминировать целеполагание в преступном поведении по меха­

низмам интеллектуальной, эмоциональной и импульсивной регуляции. К видам таких свойств нами отнесены: представления, содержащие значе­ние и личностный смысл преступного способа действий; отношение к данному способу, в котором обобщается его личностный смысл; лич­ностная норма, касающаяся допустимости использования этого способа; фиксированная установка, выражающая освоенность в опыте и потенци­альную готовность (привычность) использования преступного способа. Основным параметром оценки данных свойств являлась направленность их содержания (при сформированности), выражающая приемлемость преступного способа действий или его неприятие.

2. Познание представленности в личности респондентов образа чело- века, являющегося субъектом корыстного или насильственного преступ­ного деяния (у преступников этот человек соответствовал их криминоло­гическому типу). Это познание имеет целью выявление отношений лич-

ности к данному человеку, выражающих психологическую близость для респондента его образа (идентификацию с ним) или его чуждость. Дан­ное познание проецирует отношение респондента к самому себе в случае принятия роли субъекта преступного деяния, выражая психологическую совместимость деяния со своим "Я" либо несовместимость.

3. Выявление представленности в психическом складе личности рес­пондентов правомерного способа удовлетворения материальной потреб­ности или разрешения проблемных ситуаций в межчеловеческом вза­имодействии. Эта представленность изучалась на основе анализа свойств, призванных детерминировать целеполагание в юридически зна­чимом поведении,по аналогии с изучением представленности в личнос­ти преступного способа.

4. Изучение представленности в психическом складе личности об­следуемых образа человека, использующего исключительно законопо­слушный способ удовлетворения материальной потребности или разре­шения проблемной ситуации в межчеловеческом взаимодействии. Оно осуществлялось аналогично изучению представленности в личности об­раза субъекта преступного поведения.

В качестве основного метода исследования использовалась беседа, которая включала ряд методических приемов (см.приложение 2). В соот­ветствии с вышеперечисленными задачами в процессе беседы велось об­суждение с испытуемыми преступного и правомерного способов удо­влетворения материальной потребности или разрешения проблемной си­туации в межчеловеческом взаимодействии, а также лиц, использующих

г

эти способы. При обсужденйи юридически альтернативных способов по­ведения (преступного и правомерного), выяснялись: значение и личност­ный смысл способов; представления о возможностях их использования; чувственная сторона отношения к каждому из этих способов; фиксиро­вались проявления решимости использовать или отвергнуть тот или иной способ, признаки навыков, привычек в их использовании.

Ї.

(или отчужденности) испытуемого с субъектами этих способов использо­вался цветовой тест отношений — ЦТО (см. приложение 2). Он пред­усматривает подбор объекту отношения 3-х цветовых стимулов из семи­цветного набора (набор по тесту М.Люшера за исключением черного цвета) и установление коэффициента их совпадения-рассогласования с раскладкой всего комплекта цветовых стимулов по степени их предпоч­тения. Значения этого коэффициента ("коэффициента отношения") нахо-

дятся в пределах от 1 до -1. Они выражают проявление соответственно наибольшей идентификации (положительного отношения) и наиболь­шего отчуждения (отрицательного отношения).

Приведем основные данные сравнительного исследования, которое имело целью выявление и систематизацию психологических феноменов личностной приемлемости преступного поведения. Эти данные носят ха­рактер качественного типологического анализа, выполненного в русле "понимающей" методологической парадигмы [см. 238].

Лица с устойчивой (зрелой, гармоничной, выраженной) криминогенной склонностью в своих суждениях о значении преступного деяния, совершаемого неким человеком, вели речь, как пра­вило, представляя себя в роли субъекта этого деяния. Поэтому анализ значения деяния перерастал по сути в анализ его личностного’смысла для респондента. Говоря о значении преступного способа, испытуемые этой группы обращают внимание, в первую очередь, на результат для того кто его совершает или собственно для себя (проявилось у 100 % испытуемых). Они выделяют в деянии прежде всего позитивную сторону: возможность удовлетворить материальную потребность, отстоять свои интересы в конфликтной ситуации, удовлетворить половую потребность, воздать другому человеку за причиненный вред и т.п. Отрицательная сторона преступного деяния в их представлении уходит на второй план и рас-

сматривается весьма ограниченно - в основном лишь как возможность наступления уголовной ответственности. Причем вероятность наступле­ния отрицательных последствий большинство из них (68 %) определяют однозначно как минимальную либо дифференцированно (22 %) в зави­симости от "способностей" преступника, указывая при этом, что для опытного и предусмотрительного такая вероятность минимальная либо "наполовину" или "не является высокой".

Значительно реже самостоятельно представителями этой группы '1

затрагивается значение деяния для родных и близких его субъекта. Здесь также чаще всего (59 %) наблюдается акцент на положительной стороне значения деяния. В частности испытуемые указывали, что человек, со­вершающий корыстные преступления, обеспечивает родным материаль­ный достаток, дарит им дорогие подарки и т.п. Человек же, совершаю­щий насильственные действия, по мнению испытуемых, не позволит ко­му-то ущемлять интересы родных людей, обеспечит их защиту. Часть ис­пытуемых (26 %) отметили, -что родным субъекта это безразлично "у них своя жизнь" и лишь 16 % указали, что родным неприятно знать, что их сын или отец совершил преступление и отбывает наказание и они пере-

живают за него. Что касается представления респондентов рассматри­ваемой группы о значении преступного деяния для потерпевших, то оно чаще всего (70 % респондентов) трактуется абстрактно как нечто есте­ственное в жизни людей, должное или даже заслуженное самими потер­певшими либо расценивается ими "дифференцированно" в зависимости против кого совершаются преступные действия. Как правило отрица­тельно оцениваются преступные действия против детей, пожилых или бедных людей. Сознание испытуемых при этом часто обращено к ассо­циации совершения таких действий против кого-либо из близких для них людей (матери, ребенка, жены и т.д.), хотя при этом эмпатия страданиям потерпевшего не проявляется. В этом, очевидно, выражается нераз­витость или вытеснение эмпатических чувств по отношению к страданию друг ого человека. Значение преступного деяния для общества респонден­ты данной группы представляют абстрактно или как нормальное явле­ние, что выражается ими, в частности, в афоризмах, например: "одни торгуют, другие грабят - каждый делает свое дело", "сильный побеждает слабого, а умный глупого и сильного", "люди всегда жили и будут жить по волчьим законам", "кого-то убьют сегодня, а кто-то умрет завтра" и т.п.

Обсуждая противозаконное деяние как способ удовлетворения по^ требности или разрешения проблемной ситуации, преступники рассмат­риваемой группы в преобладающем большинстве (92 %) акцентировали внимание на положительных его характеристиках. Лица, совершавшие корыстные и корыстно-насильственные деяния, отмечали прежде всего возможность преступным способом (в отличие от законопослушного пу­ти) получить материальные средства в достаточном количестве, не за­трачивая много времени и труда, а также его доступность, эмоциональ­ную привлекательность и др. В отношении насильственных преступле­ний отмечалось, что насилие часто является единственно возможным

310

способом отстоять свои интересы в той или иной ситуации или воздать другому человеку за причиненный вред. Сексуально-насильственные преступления расценивались как простой способ добиться половой бли­зости, выразить свое превосходство над потерпевшей или унизить ее. У большинства лиц, судя по характеристикам ими преступного способа и позитивному тону его описания, в качестве одной из положительных сторон личностного смысла этого способа выступала эмоциональная сторона. Она выражалась в предвосхищении положительного настрое­ния человека, совершающего противозаконное деяние (или своего соб­ственного настроения), в процессе его совершения либо когда достигается цель.

Отношение к преступному способу лиц с устойчивой (зрелой) кри­миногенной склонностью, имеет преобладающе положительную модаль­ность, которая проявляется в когнитивном (ценностно-смысловом) и чув­ственном компонентах отношения. Что касается когнитивного компо­нента отношения, то он оценивался по признакам, выражающим прием-

1.

лемость или неприятие использования способа — его одобрение или не­одобрение, желательность или нежелательность. Для большинства испы­туемых данной группы (90 %) преступный способ обеспечения матери­ального достатка выступает как приемлемый, т.е. одобряемый и жела­тельный. Это проявлялось как в их суждениях, содержащих признаки положительного отношения к данному способу, так и в реакции сопро­тивления при обсуждении возможности отказа от его использования в дальнейшей жизни. Чувственный компонент отношения определялся по признакам, выражающим его эмоциональную благоприятность или не- благоприятность для испытуемого. Для значительной части лиц, совер­шавших корыстные деяния. (65 %), это ’’дело" представляется как ин­тересное, азартное, "живое" и т.п. Для меньшей части из них (27 %) оно выступает как обыденное, без выраженного как положительного, так и

отрицательного чувственного оттенка ("крадешь, потому, что как без этого обойдешься") или даже как вынужденное с проявлением, однако, положительных чувств в связи с предвосхищением успеха. У относитель­но небольшой части изученных корыстных преступников с устойчивой криминогенной склонностью (8 %) доминирует представленность проти­возаконного деяния как тревожного, напряженного, неприятного, но в то же время дающего положительный результат. У нескольких лиц несо­вершеннолетнего и молодежного возрастов выявлено парадоксальное отношение к корыстному преступному деянию, когда его процесс вызы­вает положительные эмоции, а результат имеет элементы отрицательно­го переживания ("на краденное смотришь и чувствуешь себя как-то нехо­рошо", "конфеты, купленные на краденные деньги - невкусные" и т.п.). Изучение с помощью ЦТО чувственного компонента отношения к пре­ступному способу у корыстных преступников показало наличие у боль­шинства из них сравнительно высоких положительных значений коэф­фициента отношения - среднее значение составляло 0,63 (6=0,21).

У лиц, совершавших насильственные и сексуально-насильственные преступления в большинстве случаев обнаруживалась положительная чувственная модальность оценки противозаконных действий и в меньшей мере ее противоречивость. Они выражали удовлетворенность своим хладнокровием и способностями совершать насильственные действия, рассказывая об эпизодах успешного приведения другого человека в бес­помощное состояние, причинения ему страданий, глумления над ним или его устрашения и подчинения своей воле. При этом процесс совершения насильственных действий и противоборства для части из них является напряженным и тревожным. Однако предвосхищение положительного переживания в результате подавления другого человека, разрядки отри­цательного эмоционального возбуждения, очевидно, определяет содер­жание чувственной стороны отношения представителей данной

категории респондентов к насильственному деянию. У сексуально­насильственных преступников проявлялся “криминогенный круг” отно­шений: их пристрастию соответствовали женщины, ведущие развратный образ жизни и, в то же время, они считали, что принуждение этих жен­щин ко вступлению в половую связь является должным обращением с ними. Изучение с помощью ЦТО отношения насильственных преступни­ков рассматриваемой группы к тому типу противозаконного деяния, ко­торое аналогично совершенному ими, показало также высокие положи­тельные значения коэффициента отношения: К = 0.58 (6=0,23).

У трех обследованных лиц, относимых экспертами (сотрудника­ми ИТУ) к преступникам, имеющим устойчивую криминогенную склон­ность корыстной направленности, обнаружен преобладающе отрица­тельный личностный смысл преступного способа обеспечения матери­альных потребностей и такой же когнитивный компонент отношения к нему при противоречивости чувственного компонента отношения. Эти лица были осуждены за вымогательство и мошенничество. Несмотря на то, что они пренебрежительно отзывались о преступном способе удо­влетворения материальной потребности и людях, использующих такой способ, сами проявляли стремление приобрести авторитет среди пре­ступников, придерживались существующих в общностях профессиональ­ных преступников норм поведения и не планировали в будущем зани­маться трудовой деятельностью. Более глубокое изучение их позиции позволило установить, что для них является приемлемым использование такого способа завладения материальными ценностями, который хотя и основывается на обмане или принуждении, но в тоже время по юридиче­ским критериям исключает привлечение к уголовной ответственности. Так, один из этих лиц видит в качестве такого способа вхождение в со­став руководства (в качестве заместителя директора) предприятия под давлением на его директора криминальных структур и рассчитывает

контролировать в своих интересах финансовые средства этого предприя­тия, влиять на принятие решений о сделках. Второй осужденный намерен использовать в качестве некриминализированного способа материально­го обогащения психологический розыгрыш предпринимателей, заинте­ресовывающий их покупать, малоизвестную и в то же время бесполезную продукцию у своего напарника по цене, значительно превышающей ре­альную стоимость этой продукции. Третий планирует руководить груп­пой вымогателей, контролирующих сделки предприятий негосудар­ственных форм собственности, которая будет осуществлять свою деятельность официально под видом службы безопасности этих предприятий.

У лиц, имеющих устойчивую криминогенную склонность, наряду с преобладающе положительным личностным смыслом преступного спо­соба и отношения к нему обнаруживается наличие криминальной лич­ностной нормы, выражающей собой высокую степень зрелости потенци­альной готовности к совершению преступного деяния определенного ха­рактера. Норма проявлялась как сложившаяся предрешенность использо­вать определенный противозаконный способ действий для удовлетворе­ния материальной потребности или разрешения проблемной ситуаций в отношениях с определенным типом людей. Наличие такой нормы фик­сировалось по ряду признаков: по высказываемым с чувством уверен­ности и решимости намерениям поступать определенным противозакон­ным способом в связи с указанной необходимостью; по реакции под­держки субъекта, использующего подобный способ; по убежденному и аргументированному отрицанию выражаемых нами сомнений в прием­лемости противозаконного способа. У преобладающего большинства обследуемых (82 %) преступников рассматриваемой группы выявлена предрешенность использовать преступный способ в будущем, которая сочеталась с высокой уверенностью в правильности такого намерения.

Это позволяет судить о достаточной зрелости этой решимости и высокой готовности совершать соответствующие деяния.

Исследование показало что криминальная личностная норма может не соответствовать совершенному антиобщественному деянию насиль­ственного типа. Так, часть лиц, совершивших насильственные преступ­ления, как показал ретроспективный анализ генезиса преступлений, имели ранее сложившуюся решимость действовать в аналогичных ситуа­циях менее опасно, чем действовали на самом деле. Причинение же тя­желого физического вреда для них было приемлемо лишь в ситуациях, связанных с необходимостью защиты своих жизненно важных ценно­стей. Как нам удалось понять, такая рассогласованность обусловливает­ся доминированием импульсивного механизма регуляции поведения, при котором агрессивное побуждение приобретает характер экспансии и вы­ходит из под произвольного контроля в рамках личностной нормы, кото­рая определяет пределы должного и допустимого вреда. Такое явление в большинстве рассмотренных случаев имело место иа фоне повышенного нервно-психического возбуждения субъектов, опьянения или в связи с наличием у них психических аномалий. Примечательно, что большин­ство из этих лиц предполагают, что могут и в будущем совершить более опасные деяния, чем они считают приемлемыми, отмечая что это может произойти под влиянием сильного эмоционального возбуждения или в состоянии опьянения, либо в отношении человека, к которому они испы­тывают острую неприязнь. При этом у них обнаруживалась высокая го­товность по незначительному поводу применить первым физическое на­силие.

Личностная норма, выражаясь в предрешенной желательности и необходимости (в отличие от допустимости или запрета) использовать в определенных случаях противозаконный способ действий, выступает со­держательной основой фиксированной криминальной установки, которая

представляет собой более высокую степень зрелости потенциальной го­товности к соответствующим действиям. Такая установка реализуется на уровне подсознательной регуляции поведения, проявляясь как поведен­ческий стереотип, навык действий, стиль поведения. Криминальные установки проявились достаточно выраженно у преобладающего боль­шинства респондентов (77 %), имеющих устойчивую криминогенную склонность. Основаниями для такого вывода выступали данные о неод­нократности совершения однотипных преступлений, а также психологи­ческие признаки. Такими признаками мы считали: детализированное и не содержащее неопределенности устное описание воображаемого лич­ностно приемлемого характерного преступного деяния (по заданию при­думать криминальную историю); описание картины деяния с наблюдени­ем ее "изнутри’’, а не с позиции внешнего наблюдателя; конгруэнтная жестикуляция, "изображающая" отдельные элементы действий.

Исследование представленности образа субъекта преступного деяния в психическом складе личности осужденных с устойчивой криминогенной склонностью дало следующие результаты.

Прежде всего необходимо отметить, что наиболее ярко и вырази­тельно такая представленность проявилась в приписывании черт харак­тера человеку, который совершил преступное деяние. Большинство ис­пытуемых (80 %), говоря о чертах характера этого человека, указывают на те, которые имеют в их представлении положительное значение. Остальные испытуемые высказали противоречивое сочетание положи­тельных и отрицательных черт при акценте внимания как на положи­тельные черты (12 %), так и на отрицательные (8 %). В качестве положи­тельных черт, приписываемых преступнику, чаще всего выделяются во­левые качества (решительность, смелость, умение постоять за себя, вы­носливость, "жесткость"), интеллектуальные способности (сообра­зительность, предусмотрительность, умение воздействовать на другого

316

человека), качества, благоприятные в общении (компанейство, щедрость, способность поддержать друга). К отрицательным качествам, приписы­ваемым субъекту преступного деяния, респонденты рассматриваемой группы относят черты, неблагоприятные во взаимоотношениях (стремление к использованию других в своих интересах, агрессивность и Т.П.).

В описаниях ими образа жизни и настроения, с котормм живет че­ловек, совершающий преступления, наблюдается чаще всего сочетание положительных характеристик с нейтральными или реже с отрицатель­ными при акценте на положительные. Так, в отношении лиц, совер­шающих корыстные и корыстно-насильственные преступления типичной характеристикой образа жизни была следующая: "Когда деньги есть жи­вет хорошо в удовольствие, а когда нет - озабочен где их раздобыть". Что касается лиц, склонных к насильственным деяниям, то оценка их об­раза жизни чаще нейтральная, оправдывающая: "Обычно живет, как и другие". Примечательно, что представления респондентов рассматри­ваемой категории об образе жизни человека, совершающего преступле­ния, в большинстве случаев ориентированы лишь на ближайший период жизни в условиях свободы. Их сознание "избегает" мыслей о будущем в жизненном пути такого человека в связи, очевидно, с предвидением от­рицательной перспективы. Лишь небольшая часть лиц из данной группы имеют отдаленные планы, выражающиеся в жизнедеятельности без со­вершения преступлений, однако при условии предварительного на­копления капитала противозаконным путем. Использование ЦТО пока­зало., что у преобладающего большинства респондентов (90 %) отноше­ние к субъекту преступного деяния имеет положительную модальность. Средний коэффициент отношения: К = 0,49 (6=0,26).

Анализ испытуемыми диагностической ситуации совершения неким лицом преступления при наличии неизвестной ему высокой вероятности

пресечения противозаконных действий милицией, показал, что основная часть респондентов данной группы (87 %) анализировала ситуацию, с точки зрения интересов преступника, проявив тем самым психологи­ческую идентификацию с ним. Позиция остальных респондентов не была достаточно выраженной.

Исследование представленности в личности преступников с устой­чивой криминогенной склонностью правомерного способа удовлетворения материальной потребности или разрешения проблемных ситуаций в от­ношениях с другими людьми показало следующие результаты.

Что касается лиц, склонных к совершению корыстных и корыст­но-насильственных преступлений, то для большинства из них (68 %) пра­вомерный способ имеет отрицательный личностный смысл. Он рассмат­ривается прежде всего как непозволяющий достичь такой материальный результат, который отвечает их притязаниям. В качестве элементов его отрицательного значения они называли примитивность и однообразие трудовой деятельности (высказывали ассоциации: "точить болты на за­воде", "копать котлован на стройке"), наличие обязанностей, зависи­мость от начальства, отсутствие свободы в жизни, необходимость со­блюдать трудовую дисциплину и др. В отношении к правомерному спо­собу у них определенно выразилось его неодобрение, нежелательность и эмоциональная неблагоприятность. Некоторые респонденты из оставшейся части указали, что могли бы обеспечивать материальную потребность законным трудом, но лишь в качестве организатора пред­принимательской деятельности или выполняя работу, которая была бы по душе и хорошо оплачивалась. Однако конкретных представлений о подходящей правомерной деятельности они либо не имели либо выра­жали намерение, приобретя начальный капитал незаконным путем, впо­следствии организовать предприятие и осуществлять деятельность, избе­гая конфликтов с законом. Наряду с такими лицами часть испытуемых

данной группы (24 %) выразили индифферентную либо противоречивую позицию по отношению к правомерному способу обеспечения материаль­ной потребности. Некоторые их них рассматривали законную трудовую деятельность как осуществляемую параллельно с противозаконной или как условие, необходимое для осуществления последней.

Лица, склонные к совершению насильственных преступлений, об­суждая целесообразность правомерного поведения в конфликтных си­туациях, выразили в своем большинстве (82 %) убеждение в невозмож­ности в ряде ситуаций отстоять свои интересы и достоинство, не прибегая к угрозе насилием либо отмечали бессмысленность или недостойность использования правомерных способов действий в таких ситуациях. Дей­ствия, выражающие правомерный способ, они представляли как упра­шивание конфликтующего с ними человека не делать чего-либо плохого, избегание его, покорное снесение оскорблений или побоев, обращение с жалобой в милицию и т.п. Такое поведение оценивалось как бесполезное и обрекающее на позор, что по их мнению хуже, чем рисковать получить уголовное наказание. Остальные' респонденты хотя и допускали, что разрешение конфликтных ситуаций без применения насилия возможно, но весьма ограниченно и смутно представляли как это может быть осу­ществлено. Для них было неприемлемым разрешение конфликтных си­туаций путем уступок или обращения в правоохранительные органы и, в то же время, они не желали прибегать к насильственным действиях и тем самым подвергаться риску юридического наказания. Это выражало по сути позицию безысходности, когда для индивида был неприемлем пра­вомерный вариант поведения и нежелателен (хотя и допустим) противо­правный.

Анализ эмоциональной стороны суждений испытуемых рассматри­ваемой группы о правомерном способе удовлетворения материальной по­требности показал преобладание тех, которые имеют отрицательную

319

модальность. Их ответы на вопросы о приемлемости и желательности использования правомерного способа и иные вербальные и невербаль­ные реакции показали наличие преобладающе отрицательного отноше­ния к данному способу (74 %) и противоречивого (26 %). Применение ЦТО показало в значительной степени совпадающие данные по под­группе корыстных и корыстно-насильственных преступников К = - 0,52 (6=0,25). Изучение подобным образом отношения к правомерному спо­собу поведения в проблемных ситуациях, связанных с межчеловеческим взаимодействием в подгруппе насильственных преступников показало аналогичные результаты. Доля лиц, проявляющих отрицательное отно­шение к правомерному способу поведения составила 78 %, а противоре­чивое отношение — 22 %. В большинстве случаев (90 %) проявлялась одинаковая модальность личностного смысла правомерного способа и отношения к нему.

Представления о человеке, не допускающем использование противо­правных действий в обеспечении материальной потребности или не до­пускающем в отношениях с другими людьми насильственных действий выразились в трех типах его образа. Первый тип выражался в его нега­тивной характеристике. Такой человек представлялся как безыни­циативный, безвольный, физически слабый, живущий в страхе, под гне­том повседневных забот или не совсем полноценный, вызывающий со­жаление или презрение и т.п. Второй тип образа такого человека прояв­лялся в его противоречивых характеристиках (в сочетании положитель­ных и отрицательных характеристик). Так, корыстные преступники, ха­рактеризуя человека, правомерно обеспечивающего материальные по­требности, отмечали, с одной стороны, его как добропорядочного тру­женика (врача, учителя) или приводили в пример кого-либо из своих за­конопослушных родственников, друзей детства; с другой стороны, гово­рили, что многие из таких людей не отказались бы от безопасного неза-

конного обогащения, если бы такая возможность им предоставилась. Насильственные преступники приписывали человеку, не допускающему насильственных действий, умения вести себя с другими людьми, так что­бы не давать повода для конфликта или имение уходить от конфликта. Но,' вместе с тем, называли и такие качества, которые имеют отрица­тельный оттенок: изворотливость, хитрость, артистизм (в смысле шу­товства) и т.п. Третий тип образа человека, не допускающего соверше­ния противоправных действий, выражался в его необычности для боль­шинства людей. Респонденты говорили, что таким человеком может быть, например: "баптист"., "инвалид", "Папа Римский", "профессор" и т.п. Использование ЦТО показало, что средняя тенденция выражается в незначительном преобладании в группе респондентов, имеющих устой­чивую криминогенную склонность, отрицательного отношения к образу человека, ведущего себя исключительно правомерно — К =-0,21 (6=0,25).

У осужденных за изнасилование проявились два вида представлен­ности правомерного поведения в связи с удовлетворением половой по­требности, под которым понималось уважение половой неприкосновен­ности человека (добровольности вступления в интимные отношения) и недопустимость совращения лиц,, не достигших шестнадцатилетнего воз­раста. Часть осужденных выразила положительное отношение к такому поведению, отметив, что они иногда так и поступали или стремились так поступать. Эта часть преступников в преобладающе положительных ха­рактеристиках отозвалась о человеке, который таким образом поступает в половых отношениях. Такое положительное отношение к правомерно­му поведению и его субъекту проявилось в положительных величинах коэффициента отношения по ЦТО. Другая часть сексуально­насильственных преступников хотя и одобряла правомерное поведение в половых отношениях, однако считала, что такое поведение реально не позволит добиваться половой близости с женщинами, которые соответ-

ствуют их вкусу в связи с отсутствием необходимых способностей, внеш- ' них данных, материальных средств и т.д. Для третьей части преступни- ков правомерный способ представлялся прежде всего как "покупка" по­ловой близости при выражении неуважительного или потребительского отношения женщине. О человеке, ведущем себя в половых отношениях исключительно правомерно они высказывались нейтрально: "он может быть так привык обращаться с женщинами", или несколько отрицатель­но "часто делает вид, что уважительно относится к женщине", "по- другому он не способен, хотя может быть и хотел бы" и т.д. Такое же

отношение проявилось по результатам ЦТО.

Преступники с ослабленной криминоген ной

склон ность ю, говоря о значении преступного деяния "вообще", ве­ли речь преимущественно о его личностном смысле. Все они обращали внимание прежде всего на его отрицательное значение для субъекта (или для себя в роли субъекта). Те, кто имели положительные отношения с близкими родственниками, указывали так же и на отрицательное значе­ние преступного деяния для родных людей преступника (или для своих родных). Акцент на отрицательное значение преступного деяния, одна­ко, не являлся исчерпывающим. У значительной части лиц, совершивших корыстные преступления (66 %), обнаружилось противоречивое значение и личностный смысл преступного способа удовлетворения материальной потребности, т.е. сочетание.элементов и отрицательного, и положитель­ного его значения и личностного смысла при преобладании, однако, от­рицательного значения. Лица, проявившие ранее склонность к насиль­ственным действиям, выразили несколько видов значения и личностного смысла данного способа поведения. Одни из них признавали высокую опасность отрицательных последствий преступного деяния для его субъ­екта и выражали неодобрение такого способа решения проблем в межче­ловеческом взаимодействии. Вторые обращали внимание лищь на отри-

цательное значение последствий, признавая эффективность насильствен­ного поведения в конфликтных ситуациях или при воздействии на лиц, которые "не признают слов, а только силу". Такое значение и личност­ный смысл насильственного способа содержит противоречие между виде­нием "эффективной" возможности разрешения проблемной ситуации и вероятными отрицательными последствиями. У третьих обнаружилась слабая сформированность значения и личностного смысла насильственно­го способа действий, неуверенность в суждениях, отсутствие самостоя­тельных выводов. Значение преступного способа у них носило фрагмен­тарный характер, лишенный внутреннего обобщения. Они высказывали скудные отрицательные суждения о том, что действовать с помощью си­лы плохо, и, в то же время, у них прослеживалось некоторое одобрение противозаконных действий; Ориентация их суждений менялась в резо­нанс с варьированием исследователем своей позиции. Большинство лиц, проявивших такую позицию, совершили преступления в группе, выпол­няя роль исполнителей, "пассивных" соучастников. Они отличались по­вышенной внушаемостью, конформизмом в поведении или низким ин­теллектом.

Лица, совершившие изнасилование малолетних, которые достаточ­но откровенно анализировали свое поведение, оценивали свои действия как не поддающиеся нормальному объяснению, а человека совер­шающего подобное — как ненормального. Более глубокий анализ дви­жущих сил этих преступлений позволил обнаружить наличие признаков патологии влечений, которая проявлялась в эпизодах доминирования из­вращенного сексуального побуждения, которое погашало сознательную регуляцию поведения либо возникало на фоне ослабления функций со­знания в результате употребления алкоголя.

Существенным показателем значения и личностного смысла пре­ступного способа действий для осужденных с ослабленной криминоген-

ной склонностью явилось осознание высокой опасности для своей судьбы совершения противозаконных деяний (у 82 % респондентов). Это значе­ние опасности, в то же время, часто сочеталось с представлением о не­большой вероятности изобличения лица, совершающего преступление ("вероятность небольшая", "менее 50 %”и т.п.). На наш взгляд феномен различия представлений об опасности совершения преступления и о ве­роятности быть изобличенным отражает важный момент в оценке как криминогенности, так и антикриминальной устойчивости личности. Он свидетельствует о решающей роли представления (предчувствия) об опасности совершения преступления, формирование которого может быть связано с психологической травмой в результате изобличения и назначения наказания, утратой значимых личностных ценностей, жела­емых жизненных перспектив. В этой связи можно отметить, что отличи­тельной чертой рассматриваемой группы респондентов от лиц с устой­чивой криминогенной склонностью является преобладающая ориентация на избежание отрицательных последствий в юридически значимом пове­дении, а не на достижение результата, отвечающего потребности или обеспечивающего разрешение проблемной ситуации.

Для группы преступников с ослабленной криминогенной склон­ностью характерным было противоречивое (у 67 % респондентов) или преобладающе отрицательное (у 30 %) отношение к преступному способу действий, которое определялось путем анализа модальности суждений (предикатов), характеризующих данный способ и с помощью ЦТО. Средний коэффициент отношения по ЦТО составил -0,22 (6=0,36), при­чем примечательно, что для части испытуемых выборы цветовых стиму­лов, подходящих преступному способу, включали и наиболее и наименее привлекательные цвета. Что касается отрицательной стороны отноше­ния к преступному способу, то она в определяющей мере была связана с осознанием возможности уголовного наказания и вытекающими из него

последствиями.

Обсуждая образ субъекта преступного деяния, испытуемые данной группы высказывали преобладающе отрицательные (32 %) его оценки или противоречивые (60 %) с акцентом либо на положительные, либо на отрицательные черты характера и атрибуты его образа жизни. Призна­ками положительного (лояльного) отношения к субъекту преступного поведения выступали суждения, выражающие его обычность или отсут­ствие каких-то особенностей: "нормальный в отношениях с друзьями", "живет как другие люди", "по характеру обыкновенный" и т.п. Отрица­тельные характеристики носили в преобладающей мере гон сожаления (в отличие, например, от презрения или уничижения). Они выражались в высказываниях: "не задумывается над последствиями", "поддается влия­нию друзей", "непредусмотрительный" и т.п. Применение ЦТО показало также противоречивое или относительно нейтральное отношение к субъ­екту преступного деяния — К = 0,1 (6=0,32), Использование проективной методики анализа опасной для преступника ситуации показало, что большинство из испытуемых, отнесенных к данной категории, занимают позицию идентификации с преступником, хотя и не одобряют его реше­ния совершать противозаконные действия. В этом выражается чувствен­ный компонент их отношения к преступнику, которое выражается в со­чувствии ему с сожалением в том, что он совершает противозаконные дей­ствия. Такая позиция проецирует отношения осужденного к самому себе в случае воображения себя в роли субъекта преступного поведения. Дру­гая часть респондентов заняла отстраненную позицию наблюдателя, не проявив идентификацию ни с преступником, ни с другими участниками событий. В единичных случаях проявилась еще одна позиция. Она за­ключалась в том, что респонденты оценили задержание преступника (героя истории) как положительное событие для него самого, поскольку, по их мнению, это должно его остановить и он сможет осознать, что жи-

вет неправильно, изменить свое поведение и стать нормальным челове­ком.

У значительной части осужденных с ослабленной криминогенной склонностью (66 %) наблюдаются признаки личностной нормы, выра­жающей запрет на использование преступного способа действий. При этом указанная норма у большинства из них не носит характера реши­тельного неприятия преступного способа. Она выражается скорее как суждение о нежелательности поступать таким образом, без проявления уверенности в том такое намерение он сможет неукоснительно соблю­дать. Высказываемые нами (в целях выявления реакции) предположения о том, что собеседник может не выполнить свои намерения, обнажали эту его неуверенность. Она проявлялась вербальных и невербальных признаках сомнений по поводу осуществления собственных намерений.

Исследование представленности в личности осужденных с ослаб­ленной криминогенной склонностью правомерного способа удовлетворе­ния потребности или разрешения проблемной ситуации дало следующие результаты.

Анализ представлений о значении и личностном смысле правомер­ного способа удовлетворения материальной потребности у лиц, совер­шавших корыстные преступления, показывает, что для большинства из них основной ценностью этого способа выступает его безопасность (92 %) в смысле исключения юридического наказания. Довольно часто испы­туемые указывали, что человек, не совершая преступлений, живет спо­койно, не опасаясь, что его могут арестовать. Вместе с тем большинство из них (67 %) наряду с его положительным значением отметили ряд отри­цательных сторон. Чаще отмечалось, что правомерный способ дает лишь минимальную возможность удовлетворения материальных потребно­стей, что он ограничивает свободу, обременяет обязанностями, дисци­плиной и др. Значительная часть испытуемых (64 %) не имела опреде-

ленных представлений о том, какой трудовой деятельностью они будут заниматься, выражая при этом желание обеспечивать свои материальные потребности правомерно. Лица молодежного возраста выражали, на­пример, намерения заниматься деятельностью, не связанной с физиче­ским трудом: коммерческой, организаторской, охраной в негосудар­ственных предприятиях. Некоторые из осужденных строили далекие от реальности планы: организовать производство какой-либо оригиналь­ной продукции либо выращивать нетрадиционных пушных зверей, ле­карственные растения и т.п., слабо представляя суть такой деятельности и возможности ее осуществления. Наряду с такими представлениями о правомерном способе, у части респондентов рассматриваемой группы (30 %) имелись весьма определенные представления о характере будущей трудовой деятельности, ее трудностях и ограничениях. Эти осужденные вместе с тем выражали уверенность в том, что смогут обеспечить свое нормальное существование при использовании правомерного способа. Хотя этот способ у них и вызывал разносторонние представления — и положительные, и отрицательные, однако жизненный путь человека, ис­пользующего такой способ оценивался ими преобладающе положительно. Главным аргументом в этой оценке выступала возможность жить "на свободе", в своей семье, пользоваться тем, что невозможно иметь, отбы­вая наказание, и т.п. Как видно такая аргументация связана прежде всего с мотивацией избегания отрицательных последствий.

Респонденты рассматриваемой группы, совершившие насильствен­ные преступления, проявляли несколько типов позиции по отношению к правомерному способу разрешения проблемной ситуации в отношениях с другими людьми. Одни из них выразили явные затруднения в изложении представления о том, каким образом следует поступать в типичных кон­фликтных ситуациях, не прибегая к противоправным насильственным действиям, которые они считают все же нежелательными. В то же время

для них уход от защиты своих интересов представлял отрицательный личностный смысл. Другие испытуемые выразили готовность к эскапи- ческому варианту поведения в ситуациях криминального риска, т.е. к уходу от конфликта, даже если при этом не будут удовлетворены их ин­тересы или этот уход будет иметь отрицательную огласку в их социаль­ном окружении. Большинство из этих респондентов проявили "предуготованную" психологическую защиту, выражавшуюся в аргумен­тированном оправдании ухода от конфликта, обосновании его рацио­нальности. Третья часть испытуемых выразила стремление к недопу­щению насильственных действий и предубеждения, что их можно избе­жать, если не идти на поводу друзей и не связываться с лицами, которые склонны к конфликтам, особенно в нетрезвом состоянии.

Лица, совершившие изнасилования, говоря о "некриминальном" поведении, касающемся половых отношений и удовлетворения половой потребности, в основном оправдывали эскапический вариант и выража­ли установку на проявление предусмотрительности в половых отноше­ниях. Вместе с тем у большинства из них образ женщины, с которой они могут иметь интимные отношения, представлялся в потребительском смысле. Они видели в ней, с одной стороны, объект для удовлегворения половой потребности, с другой - источник возможной опасности. Несколько человек из этой подгруппы респондентов выражали желание создать или восстановить семью и тем самым исключить проблемы в сфере половых отношений. ¹

Представленность в личности преступников с ослабленной крими­ногенной склонностью образа субъекта законополушного поведения по­казывает в целом преобладающе положительное или противоречивое от­ношение к нему, имеющее разные эмоциональные оттенки. У лиц, имевших склонность к совершению корыстных преступных деяний, та­кой человек наделяется и положительными качествами человека нор-

мального, живущего как многие другие люди, и в то же время качества­ми, имеющими отрицательный оттенок, выражающими чаще всего его безынициативность, смиренность. Образ жизни такого человека пред­ставляется скромным, озабоченным, однообразным, включая некоторые элементы, вызывающие удовлетворенность и положительное настроение. У большинства испытуемых этот образ жизни вызывал сожаление как несправедливое явление в обществе. У лиц, имевших криминогенную склонность насильственного типа, образ человека, не допускающего со­вершение незаконных насильственных действий, имел аналогич­ную представленность — преобладающе положительную или противо­речивую, включая наряду с положительными характеристиками сужде­ния о его некоторой ущербности. Показатели отношения к субъекту пра­вомерного поведения по ЦТО в преобладающем большинстве совпадали с показателями отношения к правомерному способу действий, обеспечи­вающих удовлетворение потребности или разрешение проблемной си­туации^ представляли в среднем слабо выраженное положительное от­ношение с наличием выборов противоположной модальности: К=0,15 (6=0,27).

В группе, которую представляли законопослушные рес­понденты, получены следующие результаты личностной представ­ленности корыстного и насильственного преступных деяний как способов удовлетворения материальной потребности и разрешения проблемной ситуации в межчеловеческом взаимодействии.

Совершение преступного деяния для удовлетворения материальной потребности в представлении респондентов данной группы выступает не столько как способ завладения материальными благами, сколько как вредоносный акт. Его значение ими видится в причинении вреда челове­ку, против которого совершается преступление, наименее обеспеченным категориям людей, интересам общества и значительно реже - в отрица-

тельных последствиях для субъекта преступного деяния и его близких родственников. При этом законопослушные респонденты, объясняя по- чему другие люди совершают преступления, осознавали, что преступный способ можно считать более результативным и рациональным для удо­влетворения материальных благ по сравнению с правомерным. У них обнаружились два наиболее общих типа смыслообразующих представ­лений о преступном способе, выражающие его значение для субъекта ли­бо для себя, если им удавалось вообразить себя в роли такого субъекта. У одних из них проявлялся когнитивный ценностный акцент на отри­цательных последствиях такого способа. Они отметили, что рано или поздно преступник окажется изобличенным и это является главным, что определяет отрицательный личностный смысл противозаконного способа. При этом они с отрицательным эмоциональным тоном харак­теризовали ту сторону результата деяния которая выражается в удовлет- ворении материальной потребности, что выражает второстепенность этой стороны в осознании значения и личностного смысла преступного способа. Вторые обращали внимание на позитивную сторону преступного способа для субъекта, говоря о том, что люди, которые незаконно обо­гащаются, живут благополучно в отличие от тех, кто зарабатывает себе на жизнь честным трудом. Однако, при этом они выражали неодобрение этого и сожаление в связи с таким положением в обществе.

Большинство правопослушных респондентов отметили, что жерт­вами корыстных преступлений чаще всего оказываются люди, имеющие хороший материальный достаток. Вместе с тем они высказывали, что у них не вызывает сожаление известие о том, что кто-либо из богатых лю­дей обворовывают. Однако, составление истории о незаконном завладе-

•' нии человеком материальных благ обнаруживало, что в большинстве

случаев образ потерпевшего у них ассоциируется с обычным человеком, не имеющим большого достатка, и об этом человеке они говорили с со-

чувствием. Очевидно такой образ потерпевшего проявляет их психоло­гическую идентификацию с человеком, против которого могут быть со­вершены преступные действия, в то время как рассуждения о богатом потерпевшем являются продуктом информационного потока.

Изучение у данной категории респондентов ожиданий последствий для субъекта преступного поведения показывает, что преобладающее большинство из них (86 %) выражают убеждения в том, что преступнику рано или поздно воздастся за злодеяния: "будет задержан милицией", "нарвется на того, кто даст отпор", "застрелят такие же как и он сам", "постигнет божья кара" и т.п. Совершение преступного деяния респонденты этой группы оценивали как дело очень опасное, которое ас­социировалось в их представлении с большими потерями в жизни, с не­уважением со стороны родных, знакомых и самого себя. При этом по их представлениям вероятность изобличения человека, совершившего кон­кретное преступление, чаще всего называлась "около половины". Неко­торые из остальной части респондентов не имели достаточно определен­ных и уверенных представлений на этот счет или обнаруживали иную ориентацию ожиданий - считали вполне возможным, что 'преступник может избежать наказания, однако при этом выражали сожаление, что так иногда происходит.

Зондирование личностного смысла преступного деяния показало, что для части законопослушных респондентов этот способ вообще вы­ступает как бессмысленный, а его использование они не могут даже се­рьезно представить для себя. Их сознание сопротивлялось воображаемой идентификации с такими действиями, обнаруживая их личностное не­приятие. Отдельные испытуемые допускали, что могли бы решится на совершение противозаконного деяния в исключительных обстоя­тельствах, например, в случае когда бы их ребенку или другому близко­му человеку угрожала смертельная опасность из-за отсутствия пищи,

возможности бесплатной медицинской помощи и т.п. Однако при этом они исключали посягательство на собственность конкретного человека.

Образ человека, совершающего корыстные противозаконные дея­ния, имеет у правопослушных респондентов преобладающе отрицатель­ную субъективную представленность. Он наделяется преимущественно отрицательными чертами характера. Характеризуя образ жизни такого человека, респонденты отмечали более высокую материальную обеспе­ченность лиц, занимающихся профессионально преступной деятель­ностью, и, в то же время, насыщенность жизни преступников "гряз­ными" событиями, опасностями, жестокой конкуренцией и отбывани­ем наказания. По данным ЦТО у преобладающего большинства законо­послушных респондентов обнаружилась чуждость образа человека, со­вершающего корыстные преступления. Средние значения коэффициента отношения: К - - 0,78 (6=0,16).

Представленность в личности законопослушных респондентов на­сильственного преступного деяния, совершаемого неким лицом, в связи с конфликтной ситуации, выразилась в том, что они видели в этом деянии прежде всего его неоправданную вредоносность для потерпевшего. Часть из респондентов допускали использование насильственных действий лишь как необходимую оборону. Некоторые из них выражали допус­тимость совершения тяжких насильственных действий как месть за родного человека, которому преступник причинил тяжелый физиче­ский вред или лишил жизни. Часть из них также допускали примене­ние силы, не причиняющей физический вред в ситуации, когда какой- либо человек наносит оскорбление или иным образом унижает чело­веческое достоинство. Однако такие действия по их мнению приемле­мы лишь против человека мужского пола, физически нормального, не пожилого. Совершение насильственных действий в иных случаях за­конопослушные респонденты рассматривали как поведение, лишен-

ное здравого смысла. Попытки вообразить по заданию исследователя ситуацию причинения ими физического вреда другому человеку, дей­ствующему вопреки их интересам, вызывали в сознании большинства из них сопротивление, что выражалось в неспособности ясно представить такую картину, В воображении других респондентов эта ситуация раз­ворачивалась как перерастание их попытки выяснить отношения путем общения в драку по инициативе соперника. Эти данные показывают на­личие у законопослушных респондентов достаточно зрелой личностной нормы-запрета на использование преступного насильственного спосо­ба разрешения широкого круга проблемных ситуаций в межчелове­ческом взаимодействии и допустимости насилия лишь в ситуациях необ­ходимой обороны или воздаяния за причинение тяжелого вреда родно- му человеку,

В их представлении совершение насильственных действий, повлек­шее расстройство здоровья потерпевшего, вероятнее всего повлечет юридическую ответственность. Респонденты выразили мнение, что в обществе применение физической силы в конфликтах является распро­страненным явлением и, если нет тяжелых последствий, то это редко приводит к применению юридических санкций по различным причинам. Однако они считают, что среди людей той социальной группы, к кото­рой они относятся, факты насилия весьма редкое явление и, что для лю­дей этой группы недостойно использовать насильственные действия для разрешения конфликтов. Анализ смысловой нагрузки характеристик, даваемых законопослушными респондентами насильственному способу действий, и эмоционального тона этих характеристик, а также примене­ние ЦТО показали, что насильственные действия вызывают у них преоб­ладающе отрицательное отношение (К = -0,8; б = 0,18).

Представленность в личности законопослушных респондентов обра­за человека, совершающего преступные насильственные действия, выра-

333

жается в отрицательном отношении к нему и в психологической чуждости этого образа. Респонденты приписывали такому человеку и его образу жизни отрицательные по своему значению и эмоциональной направлен­ности черты. Что касается черт характера, то они считали, что такому человеку присущи злобность, слабоумие, жестокость, агрессивность и т.п. По данным ЦТО образ этого человека ассоциировался с наиболее "неблагоприятными" цветами: К = -0,85; 6=0,14. Что касается человека, который совершал "оправданные" с точки зрения респондентов проти­возаконные действия - из чувства мести за причинение тяжелого вреда родному человеку, то его образ вызывал нейтральные ха­рактеристики, а также сочувствие.

Обсуждая правомерный способ обеспечения материальных потреб­ностей, законопослушные респонденты обнаружили ряд специфических феноменов его личностной представленности. Они видели в трудовой деятельности неотъемлемый элемент образа жизни и источник матери­ального достатка, а также условие обеспечения личностно ценного соци­ального статуса. Лишение по каким-либо причинам возможности тру­диться респонденты оценивали как тяжелую жизненную потерю, ставя­щую под угрозу важнейшие личностные ценности. Они не представляли для себя иной реальной альтернативы обеспечения материального достат­ка. В этом проявлялась личностная норма, выражающая необходимость систематически осуществлять трудовую деятельность. В тоже время рес­понденты нередко высказывали неудовлетворенность результативностью и иными сторонами трудовой деятельности. Эта неудовлетворенность у некоторых респондентов обусловливалась восприятием примеров высо­кой материальной обеспеченности лиц, занимающихся коммерческой деятельностью, которая, по их мнению, не обходится без нарушений за­конов, а сами эти лица не приносят большей пользы обществу, чем учи­теля, врачи, инженеры и другие труженики. Такое отношение вырази-

лось в противоречивости эмоциональной нагрузки предикатов, характе­ризующих трудовой способ материального обеспечения жизни и в ана­логичных выборах цветовых стимулов при использовании ЦТО: К = 0,25 (6=0,34). Проявляющееся у части законопослушных респондентов про­тиворечие между личностной нормой осуществлять правомерную трудо­вую деятельность и неудовлетворенностью материальным результатом этой деятельности показывает, что доминирующее значение в регуляции поведения имеет личностная норма. Вместе с тем это противоречие об­нажает предпосылки возможного изменения правовой позиции личности в сфере материального обеспечения жизни в сторону формирования личностной допустимости использования незаконного способа.

Образ человека, использующего правомерный способ обеспечения материального достатка, имеет своеобразную представленность в лич­ности законопослушных респондентов. Этот образ наделяется преиму­щественно положительными чертами, выражающими его нормо- типичность ("нормальный", "заботится о семье", "порядочный" и т.п.). Образ жизни законопослушного человека характеризуется в терминах, подчеркивающих его традиционность для жизни многих людей, в кото­ром присутствуют заботы, трудности и радостные события. При сравни­тельной оценке образов жизни законопослушного человека и корыстно­го преступника респонденты как правило поляризовали отношения к ним. Образ жизни законопослушного человека приобретал более выра­женную положительную характеристику, проявляющую идентификацию с ним респондента, а образ жизни корыстного преступника -- отрица­тельную, обнаруживающую его психологическую чуждость.

Правомерный способ действий в конфликтных ситуациях (в отли­чие от насильственного) представлен в личности законопослушных рес­пондентов как личностная норма, выражающая необходимость действо­вать в широком круге ситуаций, не прибегая к насилию. Он представлял-

335

ся в их сознании в виде различных способов (правил) поведения: как уход от конфликта, избегание ситуаций или целей, достижение которых предполагает вступление в конфликт; как поведение в формах договари- вания и поиска компромиссов или убеждающего воздействия на лицо, провоцирующее конфликт; как использование юридических и иных формальных средств отстаивания своих интересов. Респонденты, не­смотря на проявление указанной личностной нормы, вместе с тем обна­руживают различный личностный смысл и отношение к правомерному способу поведения. В одних случаях это выражается в положительной аргументации ценностно сТи и рациональности такого способа поведения и в удовлетворенности его использованием. Во вторых прояв­ляется в представлении о том, что правомерный способ не весьма рацио­нален или эмоционально благоприятен, однако его использование яв­ляется вынужденным поскольку не имеет более приемлемой альтернати­вы. При этом респонденты, выражающие такой личностный смысл, от­мечали, что у них иногда возникает побуждение повести себя агрессивно в отношении человека, допускающего грубость, наглость и т.п., однако они сдерживают свои побуждения.

Представленность в сознании респондентов человека, использующего правомерный способ поведения в межличностном взаимодействии, выра­жается в преобладающе положительном отношении к нему, но с различным эмоциональным оттенком, адекватным типу отношения респондента к пра­вомерному способу. В первом случае положительное отношение к субъекту правомерного способа проявляется на фоне одобрения его способности об­ходиться без насилия. Во втором - на фоне эмпатии его чувству неудовлет­воренности в связи с вынужденностью сдерживать "справедливые" агрес­сивные побуждения. Применение ЦТО показало положительный коэффи­циент отношения к субъекту правомерного поведения К = 0,61 (6=0,19).

Результаты сравнительного исследования феноменологии личност-

ной приемлемости (неприятия) преступного и правомерного способов дей­ствий, представлены в таблицах I, 2, 3. Статистическая значимость разли­чий качественных характеристик представлений о значении этих способов, отношений к ним и к их субъектам, личностных норм, касающихся поведе­ния, соотносимого с уголовно-правовым запретом, у преступников одного и того же криминологического типа с устойчивой и ослабленной кримино­генной склонностью и законопослушных респондентов определялась по

А

многофункциональному критерию углового преобразования Фишера - ф* [см. 296, с. 157--177]). Приведенные данные позволяют сделать ряд выводов.

1. Исследование показало существование качественных различий представленности в психическом складе личности преступного способа удовлетворения потребности (разрешения проблемной ситуации) и челове­ка, использующего этот способ у респондентов, имеющих по объек­тивным показателям разную направленность правовой позиции личности: у лиц с устойчивой (зрелой) криминогенной склонностью личности, у лиц с ослабленной криминогенной склонностью и у лиц с правопослуш­ной позицией. Эти различия обнаруживаются:

а) в представлениях о значении и личностном смысле преступного деяния как способа удовлетворения потребности (разрешения проблем­ной ситуации), выражаясь в.когнитивном акценте на различные стороны результата деяния и в различной его модальности (положительной, ней­тральной или отрицательной), см. таблицу 4;

б) в отношении респондентов к преступному деянию, проявляясь в различной модальности когнитивного и чувственного компонентов это­го отношения, отражающих его одобрение (или неодобрение), желатель­ность (или нежелательность), эмоциональную благоприятность (или не­благоприятно сть), см. таблицу 5;

в) в отношении респондентов к субъекту преступного способа дей­ствий, в котором проявляется психологическая идентификация респон-

дента с субъектом деяния или отчужденность и проецируется отношение к себе в случае принятия роли субъекта такого деяния, см. таблицу 5;

г) в личностной норме по отношению к преступному способу действий, которая может выражать жесткую необходимость, допустимость, нежела­тельность или запрет его совершения при определенных условиях для обес­печения удовлетворения потребности или разрешения проблемной ситуа­ции, см. таблицу 6;

д) в наличии у лиц, имеющих зрелую криминогенную склон­ность, поведенческой установки, представляющей готовность к совершению общественно опасных действий, которая реализуется как стереотип в ти­пичных ситуациях и в связи с возникновением определенного побуждения.

2. В исследовании выявлена различная субъективная представленность правомерного способа удовлетворения потребности (разрешения проблем­ной ситуации) и человека, использующего этот способ у респондентов с раз­личной направленностью правовой позиции личности. Эта представлен­ность проявляется в психологических свойствах личности, аналогичных по своей видовой принадлежности названными выше: в представлениях о зна­чении и личностном смысле правомерного способа, в отношении к этому способу и к его субъекту, в личностной норме, выражающей необходимость, допустимость либо нежелательность или запрет его использования и в по-, веденческих установках, см. таблицы 5 и 6.

3. Личностная приемлемость совершения преступного деяния выра­жается в преобладании приемлемости преступного способа действий по сравнению с его неприятием, имея в виду возможность внутриличностно- го противоречия в значении, личностном смысле и отношении к данному способу. Неприятие криминального способа, проявляющееся в психоло­гических свойствах личности, реализующихся в целеполагании безот­носительно внешних условий, выступает важнейшей характеристикой антикриминальной устойчивости личности.

Таблица 4

Центральная тенденция смыслообразующих убеждений представлений о значении преступного деяния у корыстных (К), корыстно-насильственных (КН), насильственных (Н) преступников и законопослушных респондентов

Примечание. Процент проявления в группе респондентов той или иной характеристики смыслообразующего убеждения, не отмеченный знаком, статистически значимо отличается от ее проявления в других группах респондентов при р< 0,01; процент, отмеченный знаком - отличается при р< 0,05, а отмеченный знаком "**" — не выражает статис­тически значимых отличий проявления рассматриваемой характеристи­ки убеждения в других группах респондентов (р>0,05).

Таблица 5

Центральная тенденция проявления отношений корыстных (К), ко­рыстно-насильственных (КН), насильственных (Н) преступников и зако­нопослушных респондентов к преступному и правомерному способам поведения и к субъектам этих способов поведения (в процентах и коэф­фициент отношения по ЦТО)

Примечание: Процент проявления в группе респондентов опреде­ленного отношения, не отмеченный знаком, статистически значимо от­личается от его проявления в других группах респондентов при р< .0,01; процент, проявления отношения в группе респондентов, отмеченный знаком отличается от его проявления в других группах при р< 0,05, а отмеченный знаком "**” - не отражает статистически значимых отличий его проявления в других группах респондентов (р>0,05).

Таблица 6

Наличие и характер личностной нормы у корыстных (К), корыст­но-насильственных (КН), насильственных (Н) преступников и законопо­слушных респондентов, касающейся возможности использования пре­ступного и правомерного способов действий в сферах удовлетворения материальной потребности и взаимодействия с другими людьми

Примечание: Процент проявления личностной нормы в группе респондентов, не отмеченный знаком, статистически значимо отличается от ее проявления в других группах респондентов при р< 0,01; процент проявления личностной нормы в группе респондентов, отмеченный зна­ком отличается от ее проявления в других группах при р< 0,05, а от­меченный знаком "**" -- не отражает статистически значимых отличий ее проявления в других группах респондентов (р>0,05).

Рассмотренная представленность в психическом складе личности преступного и правомерного способов действий дает основания для по­строения общей типологии позиций личности, определяющих ори-

ентацию целеполагания в юридически значимом поведении (соотносимом с уголовно-правовым, запретом). Эта типология представляет диапазон от наиболее выраженной криминогенности личности в определенной сфере юридически значимого поведения до законопослушной направ­ленности позиции. Она представлена в таблице 7.

Таблица 7

Типы позиций личности, детерминирующие направленность целеполагания в юридически значимом поведении, соотносимом с

уголовно-правовым запретом

Условные обозначения:

+ - проявляется гармоничная (непротиворечивая) или преобла­дающая приемлемость способа;

+/- — проявляется противоречивая позиция, включающая признаки и приемлемости, и неприятия способа;

- - проявляется однозначное или преобладающее неприятие спо­соба;

О - позиция в отношении способа не сформирована.

В представленной типологии можно выделить позиции, выражаю­

щие:

- относительно гармоничную (субъективно непротиворечивую) личностную приемлемость преступного и правомерного способов ("двойственная адаптация") - тип 1;

- относительно преобладающую приемлемость преступного способа по сравнению с правомерным -- тип 2;

- безальтернативную приемлемость преступного способа ~ тип 3;

- относительно преобладающую приемлемость правомерного спосо­ба при противоречивой приемлемости противоправного -- тип 4;

- противоречивую приемлемость и правомерного и противоправного способов либо несформированность позиции по отношению к ним - тип 5;

- безальтернативную противоречивую приемлемость преступного способа -- тип 6;

- безальтернативную гармоничную приемлемость правомерного спо­соба - тип 7;

- безальтернативную противоречивую приемлемость правомерного способа - тип 8;

- неприятие и преступного, и правомерного способов - тип 9.

В данной типологии достаточно зрелая криминогенная склонность личности, представляющая готовность и внутреннюю необходимость принятия преступной цели-способа в определенной сфере юридически значимого поведения определяется позициями 1-го, 2-го и 3-го типов и менее зрелая - позициями 4-го, 5-го и 6-го типов. Остальные типы пози­ций характерны для личности законопослушных членов общества.

343

4.3. Психологические свойства, детерминирующие мотивообразо- вание, социальную перцепцию и исполнительную регуляцию в генезисе преступного поведения

Функциональная связь совокупности психологических свойств, образующих криминогенную сущность личности преступника, (она установлена в параграфе 3.1) определяется тем, что системообразующей функцией этой совокупности в генезисе преступления выступает детерминация целеполагания, а остальные ее функции обеспечивают реализацию этой системообразующей. Данный подход определяет построение функциональной структуры психологических свойств, представляющих криминогенную сущность личности преступника, а в конкретном выражении — сущность криминогенной склонности личности (см. рис. 6)

Рис.6 Функциональная структура блоков психологических свойств, выражающих криминогенную сущность личности преступника.

В данном параграфе мы рассмотрим содержательный аспект

"обеспечивающих" функций психического склада личности в

порождении преступного поведения, выражающихся в детерминации

мотиво-образования, социальной перцепции и исполнительной

регуляции. На основе раскрытия содержательной стороны названных

психических функций, определим виды и криминогенно релевантные

характеристики психологических свойств, выступающих

существенными в реализации этих функций. Исходным вопросом для

данной части исследования является вопрос о характере

криминогенного влияния "обеспечивающих" функций психического

склада личности (реализующихся в нем психологических свойств) на

системообразующую, т.е. на принятие преступной цели-способа. Как г

показал логико-теоретический анализ, опирающийся на приведенные в литературе данные и результаты нашего эмпирического исследования (параграфы 1.3, и 3.3), можно считать, что содержание мотивации и представлений о социальной ситуации, а также психо­физиологическое состояние субъекта и его умения и способности могут быть как нейтральными к детерминации преступного содержания цели, так и в различной степени способствовать принятию цели с таким содержанием. В последнем случае мотивообразование и социальная перцепция носит криминогенный (криминогенно­релевантный) характер. Психологические свойства личности, детерминирующие криминогенно релевантную мотивацию, социальную перцепцию и выражающие собой возможности реализации криминальной цели (криминальный опыт, умения, способности) выступают специальными личностными предпосылками преступного поведения. Эти психологические свойства, реализующиеся в "обеспечивающих" функциях психического склада личности, представляют ее криминогенную "сущность второго и третьего

порядков” (терминология по Б.Ф.Ломову [198, с. 130]), имея в виду, что сущность первого порядка выражают свойства, реализующиеся в системообразующей функции — в детерминации принятия криминальной цели-способа.

Исследование содержательной стороны названных функций психического склада личности основывалось на эмпирических данных, собранных при ретроспективном психологическом изучении генезиса преступных деяний и комплексном изучении личности различных криминологических типов преступников. Основу методики составляла беседа. Ее исследовательскими задачами было выяснение мотивов преступного деяния, представлений субъекта о ситуации, последствиях своего поведения, о собственных возможностях совершения преступных действий (криминальный опыт, умения, способности и т.п.), связанных с преступным поведением переживаний, мыслей, образов и других феноменов психической деятельности. В соответствии с этими задачами формулировались вопросы респонденту. Причем вопросы ставились как в плане анализа собственного опыта, связанного с совершенными преступными деяниями, так и в проективном плане - по отношению к некому "абстрактному преступнику" в чем-то похожему на испытуемого (в частности — по возрасту и некоторым сторонам социального положения). Для более глубокого понимания мотивации преступного поведения, вскрытия неосознаваемых побуждений и обусловливающих их психологических свойств выяснялись особенности жизненного пути и условий жизнедеятельности респондента. Это позволяло реализовывать задачу кри миногенетического анализа личности. Наряду с таким исследованием, носящим характер качественного анализа, изучалась корреляционная связь криминологических типов личности

преступников с психологическими свойствами, определяющими мотивационные тенденции социального поведения. Для изучения этой связи было проведено тестирование осужденных. У 558 осужденных, представляющих различные криминологические типы, изучались экстра-, интроверсия, нейротизм (тест Г.Айзенка) и акцентуации характера (опросник К.Леонгарда-Г.Шмишека) и у 957 осужденных диагностировались свойства, отражающие характер социальной адаптации, в том числе ее мотивационные особенности (тест СМОЛ - сокращенный вариант MMPI [114]). Соотнесение результатов тестирования с криминологическим типом личности обследуемых, осуществлялось с применением кластерного анализа.

Рассмотрим детально каждую из названных функций психического склада личности, субординированных его системообразующей функции в детерминации преступного поведения, и определим проявляющиеся в этих функциях психологические свойства личности, выражающие ее криминогенную сущность.

Необходимость принятия цели-способа, как было показано в параграфе З.1., причинно обусловливается мотивом (потребностью, порождающей этот мотив или проблемной ситуацией), который может иметь сложное содержание, выражающее комплекс более элементарных мотивов. В генезисе преступного поведения мотивообразование функционально предопределяет собой целеполагание — возникновение установки-цели — или неразрывно связано с ее возникновением. В последнем случае актуализируется психическое образование представляющее мотив-цель, которое может быть отнесено к феноменологии фиксированной установки.

Исходным положением для рассмотрения мотивообразую­щей функции психического склада личности является понимание мотива как побуждения к действиям ради удовлетворения или

347

компенсации определенной потребности, содержание которой определяет содержание мотива. Актуальная потребность

функционально отличается от мотива. Она выражает переживание нужды в чем-либо, в то время как мотив - переживание побуждения к активности, обеспечивающей удовлетворение этой нужды. В онтологическом аспекте актуальный мотив представляет собой психическое состояние, выражающее

побуждение к активности, потребности. Переживание как

направленной на удовлетворение

потребности, порождающей мотив может детерминироваться эндогенно, так и экзогенно.

Эндогенная актуализация потребности обусловливается: истощением энергетических и иных витальных ресурсов организма, в

І

том числе и нервной системы; депривациями физиологических, нервно- психических и социальных функций, что выражается в актуализации потребностей в активности физической, половой, сенсорной, в общении и т.д.; актуализацией влечения (биопсихической зависимости) к употреблению веществ, изменяющих психическое состояние (алкоголя, наркотических и других веществ); актуализацией привычки, связанной с систематически осуществляемой деятельностью, выполняемой социальной ролью, совершением определенных поведенческих актов, в том числе аморального или антисоциального характера (азартные игры, аморальные развлечения, рискованные действия, драки, кражи и др.); актуализацией фобии или иного отрицательного переживания, зафиксированного как травматический опыт субъекта и порождающего мотивацию избегания или торможения определенных действий; ценностью достижения некоторого результата, связанного, например, с обладанием имуществом, приобретением некоторого социального положения, самосовершенствованием, обеспечением благополучия

близких людей и т.д. (эта ценность приобретает функцию цели в жизнедеятельности).

Экзогенное порождение актуальной потребности происходит в результате отражения внешних условий, оценка которых вызывает нужду в их изменении, адаптации к ним, использовании предоставляемых ими возможностей для достижения личностно ценного результата или нужду в избежании отрицательных событий и внешних воздействий. Внешне обусловленная актуализация потребности в той или иной степени опосредствуется мыслительной деятельностью, интуицией или эмоционально-оценочной реакцией на некоторые обстоятельства социальной ситуации. В результате у субъекта возникает умозаключение, предчувствие или аффектогенное переживание необходимости в осуществлении некоторой активности — достижения, избежания и т.д.

Возникшее побуждение — мотив — порождает необходимость принятия цели-способа, достижение которой должно обеспечить удовлетворение потребности. Как известно, один и тот же мотив может порождать различные цели и способы удовлетворения исходной потребности, а одни и те же цели могут быть вызваны разными мотивами. В этой связи ряд исследователей-криминологов считают, что мотив сам по себе не определяет криминальное содержание цели- способа действий. Соглашаясь с тем, что в психической норме реализация мотива может произвольно направляться в социально приемлемое русло либо возникающее побуждение может произвольно тормозиться, нельзя отрицать и того, что мотив, имеющий социально дезадаптированное содержание, удовлетворить социально приемлемым способом оказывается весьма сложно или практически невозможно. В такого рода мотивах проявляется косвенная форма причинной детерминации аморальной или противоправной цели- способа действий. Эти мотивы как бы повышают степень внутренней

необходимости использования именно социально неприемлемого способа в связи с ограниченными возможностями удовлетворений порождающих их потребностей социально одобряемым способом. Поэтому наряду с мотивами, индифферентными по отношению к правовому содержанию цели-способа действий, можно выделить мотивы, которые в косвенной форме детерминируют криминальное ее содержание - криминогенно релевантные мотивы, либо непосредственно задают такое содержание - собственно криминальные мотивы. Рассмотрим типы криминальных и криминогенно релевантных мотивов и психологические свойства личности, детерминирующие их порождение.

Криминальные мотивы, т.е. мотивы которые при­чинно детерминируют возникновение преступной цели-способа в поведении индивида. Они порождаются собственно криминальной потребностью, которая проявляется в форме влечения к совершению определенного общественно опасного деяния. Субъективно пере­живаемая нужда в совершении такого деяния выступает предме­том потребности. В этом случае предмет потребности, содержание мотива и противозаконной цели-способа деяния совпадают. Такие мотивы проявляются, например, в корыстных преступлениях, совершаемых не в связи с материальной потребностью, а ради самого акта завладения чужим имуществом и переживания в процессе его совершения положительных эмоций. Такого рода потребность может носить и насильственный характер, выражаясь, например, в желании причинить физический вред или мучения человеку при отсутствии какой- либо разумной причины таких действий или при ее никчемности. Криминальная потребность может быть следствием укоренившейся привычки систематического совершения определенных видов противозаконных действий. Реализация этой привычки поддерживает у преступника состояние удовлетворенности, чувство цельности образа

ЖИЗНИ и личности.

Как показывают данные судебных психиатрических и психологических экспертиз и наших собственных исследований, такого рода потребности проявляются как влечения к совершению: краж (чаще всего так называемых "карманных¹'), сексуально-насильственных деяний; истязаний определенных категорий людей; убийств, сопряженных с изнасилованием, причинением мучений жертве или иным глумлением над ней; хулиганства, связанного с насильственными или эксгибиционистскими действиями; актов вандализма, учинення пожаров и др. Импульсивно возникающее непреодолимое влечение к совершению определенного общественно опасного деяния (похищения, на­сильственного посягательства, поджога и др.) относят к психической болезни - патологии влечений. Однако этот тип психических аномалий вряд ли может рассматриваться как полностью исключающий вменяемость, поскольку преступник, движимый криминальным влечением, как правило сохраняет способность воздерживаться от совершения преступного деяния, если ситуация явно неблагоприятна, явно чревата отрицательными для него последствиями.

Криминальная потребность может отсутствовать в психологической структуре личности преступника либо существовать, проявляясь с различ­ной степенью интенсивности, Эта интенсивность обусловливается внешни­ми факторами и является потенциально предопределенной как дина­мическая сторона психического свойства, в качестве которого выступает данная потребность. При высокой интенсивности переживания такой пот­ребности она выступает ведущим причинным детерминантом преступного поведения, при слабой - дополнительным, наряду с иной потребностью, усиливая личностную приемлемость преступной цели-способа.

Криминогенно релевантные мотивы могут, как показало исследование, представлять ряд содержательных типов, будучи

порожденными различными социально дезадаптированными потреб­ностями, либо потребностями, уровень которых не соответствует реальным возможностям субъекта по их удовлетворению правомерным способом. В психологическом исследовании генезиса преступных деяний нами обнаружены несколько типов таких потребностей.

Первый тип представляют гипертрофированные аморальные влечения, удовлетворение которых субъект реально не может обеспечить правомерным путем или это удовлетворение связано с криминальным риском, а именно, с высокой вероятностью перехода аморального поступка в преступное деяние или с высокой криминогенностыо условий, в которых осуществляется аморальное поведение. Аморальные влечения выражаются в алкоголизме, наркомании, в пристрастности к играм на деньги, к дракам, в половой распущенности и др. Указанные влечения могут быть связаны с психическими аномалиями, представляя, в частности, патологию влечений.

Рассмотренные криминальные и гипертрофированные аморальные влечения обнаруживают весьма выраженный чувственный компонент, проявляющийся в предвосхищении положительных переживаний при их удовлетворении. Субъект может осознавать отрицательное значение своего влечения (страсти) и испытывать по отношению к нему абвивалентность чувств. Отрицательное отношение субъекта к собственному влечению может в некоторой мере снижать интенсивность его мотивирующего влияния, благодаря волевому контролю над ним. Однако такой контроль существенно зависит от фонового психического (и функционального) состояния субъекта.

Второй тип выражают мотивы, порожденные гипертро­фированными социальными потребностями, т.е. потребностями, уровень которых явно завышен — не соответствует индивидуальным или

социальным возможностям их правомерного удовлетворения и при этом явно превышает социально средний или жизненно необходимый уровень (иначе эти потребности нельзя назвать гипертрофированными). Отсутствие социальных возможностей удовлетворения таких потребностей может быть обусловлено правовыми, экономическими и иными социальными условиями. Недостаточность индивидуальных возможностей может быть связана с социальным статусом индивида (в том числе правовым, социально-психологическим), с его материальным положением (отсутствием необходимых финансовых средств, имущества) и с другими возможностями, а также с отсутствием необходимых физических возможностей, способностей, знаний и умений, волевых качеств и т.д. В таких случаях интенсивное переживание потребности и стремления ее удовлетворить при осознании невозможности,это сделать правомерным способом как бы вынуждают субъекта прибегнуть к незаконному способу действий. Такая "криминогенно вынуждающая" мотивация может порождаться:

- завышенными притязаниями материального характера - в обеспечении чрезмерно высокого материального достатка, приобретении дорогостоящего имущества, услуг, в дорогостоящих развлечениях и т.д,;

- гипертрофированной потребностью властвования над другими людьми (например, над представителями определенных социальных групп) и доминирования в межчеловеческих отношениях, которая может сочетаться с обостренным чувством подозрительности и враждебности;

чрезмерно завышенными притязаниями в достижении престижного статуса в группе или в определенной общности людей (известности, влиятельности), в самовыражении (переживании самодовольства от обращения на себя внимания других людей, их восхи­щения, зависти, опасения), а также потребность в самоутверждении,

побуждающая к рискованным и иным действиям, неадекватным разумной необходимости или совершаемым вопреки социальным нормам и требованиям, что весьма характерно для преступников, имеющих или стремящихся приобрести "криминальный авторитет";

- неадекватно завышенными притязаниями в переустройстве государственной системы, преобразовании общества или локальной социальной среды (проявляется, например, в разжигании национальной и расовой вражды, терроризме, действиях направленных на насильственное свержение законных органов власти).

Гипертрофированные потребности имеют для"' субъекта личностный смысл, который определяется осознаваемой ценностностью желаемого результата, убеждениями в том, что такой результат является для него должным, соответствующим тому социальному типу, к которому он себя относит. Проявление этих потребностей может быть в той или иной мере связано с чувственной стороной - с предвосхищением положительных переживаний в связи с процессом и результатом их удовлетворения. В отличие от влечений данные потребности выражают нужду не в совершении поведенческого акта, а достижении определенного результата. Вместе с тем гипертрофированность потребностей может быть связанной с психическими аномалиями, иметь извращенный характер.

Третий тип криминогенно значимых мотивов представляют побуждения, обусловленные нуждой в разрядке устойчивых отрицательных эмоциональных состояний субъекта. Эти состояния выражаются в устойчивом переживании чувств отчужденности, тревоги, неполноценности, обиды, зависти, озлобленности, агрессивности и др. Такие переживания могут порождаться и фиксироваться (приобретая характер психического свойства) в результате постоянной неудов­летворенности элементарных социальных потребностей, прежде всего

354

потребностей в физической и моральной защищенности и в эмоционально близких межличностных отношениях, а также в результате систематического неблагоприятного внушающего воздействия лиц из ближайшего социального окружения. Указанные переживания при их обострении (в том числе в результате воздействия внешних факторов) как бы вынуждают совершать неправомерные действия, обеспечивающие разрядку переживаний, компенсацию или удовлетворение депривированной потребности. Криминогенно вынуждающее влияние указанных переживаний обусловлено тем, что их действенная разрядка способом, приемлемым с точки зрения правовых норм, затруднена или реально невозможна.

В качестве психологических свойств личности, детерминирующих такого рода эмоционально-мотивационные переживания, выступают акцентуации характера. Типы этих акцентуации определяются содержанием порождаемых ими переживаний. Они могут быть классифицированы на три группы;

а) акцентуации, проявляющиеся в переживаниях чувств неполноценности, обреченности, социальной отчужденности, обиды, несправедливости своего положения или отрицательного отношения к себе социального окружения, потери определенности своего соци­ального положения и положительных жизненных перспектив, тревоги в результате ожидания ущемляющего воздействия со стороны социальной среды, депривации определенных биогенных потребностей. Эти переживания, не получая компенсации или разрядки, могут мотивировать девиантные, в том числе общественно опасные поведенческие акты насильственного и корыстного характера;

б) акцентуации, вызывающие переживания не только определенного эмоционального состояния, но и "фонового" побуждения, предрас­полагающего к определенному типу противозаконного реагирования на

широкий круг ситуаций. Они выражаются в состояниях, сочетающих: озлобленность и агрессивность; тревогу (подозрительность) и агрессивность; самодовольство и демонстративную пренебрежи­тельность к другим людям; гипертимическое состояние азарта и стремление к корыстному обману и др.;

в) акцентуации характера, обусловливающие аффекты отрицательной модальности (гнев, обида-отчаяние и др.), сочетающиеся с агрессивно-насильственными, разрушительными побуждениями, или аффективные состояния положительной модальности (эйфория, азарт), сочетающиеся с корыстно-преступными, агрессивными или иными вредоносными побуждениями демонстративного типа.

Названные акцентуации, выступая психологическими свойствами личности, детерминируют криминогенно релевантные мотивы и специфически соотносятся с иным видом свойств, выполняющих аналогичные функции. Этот иной вид свойств можно обозначить как эмоционально-мотивационные установки. По своему содержанию они сходны с указанными акцентуациями, однако отличаются от них тем, что актуализируются, порождая соответствующие криминогенно реле­вантные мотивы, лишь в специфическом круге ситуаций. Иными слова­ми появление таких установок связано с ограниченным кругом условий и выражается в реагировании на специфические внешние обстоятельства. В качестве условий, инспирирующих проявление криминогенно релевантных эмоционально-мотивационных установок, выявлены:

определенные формы поведения людей, представляющих некоторые социальные типы или конкретных лиц — конфликтное, пренебрежительное, доминирующее, сексуально-провоцирующее и др;

- определенные состояния людей некоторых социальных типов, выражающие возможность влиять на их поведение или иным образом использовать в своих интересах — состояния

опьянения, испуга, доверчивости, беспечности, заинтересованности в выгоден др.;

- бесконтрольное или слабозащищаемое хранение имущества или наличие у человека при себе значительной суммы денег, драгоценностей или иных ценных для преступника предметов;

- определенные формы поведения референтной группы агрессивное, протестное, рискованно-демонстративное, собственно противозаконное;

Проведенное нами с помощью указанных выше тестов исследование акцентуаций характера, выражающих некоторые типы эмоционально-мотивационных тенденций у различных криминологи­ческих типов преступников показало следующие результаты (данные кластерного анализа приведены в таблице 8 и приложении 4). *

Показатели по акцентуациям тревожного типа по всем группам преступников имеют невысокие значения. Их повышение в пределах 10,1—12,9 баллов наблюдается у 42,8% лиц, осужденных впервые (типы 1,

10, 13, 14) и 34,4%, судимых неоднократно (типы 4, 13, 17). Судя по средним значениям, более низкие показатели тревожности наблюдаются у преступников, судимых неоднократно - 7,58 против 8,49 у осужденных впервые (различия статистически значимые р < 0,01). Существенных различий тревожности по криминальным "специализациям'¹ преступников не выявлено. Сочетание более высоких показателей тревожности и невротизма не является закономерным: такое сочетание обнаружено в типах I, 4, 10, 13, 14, 17, но не проявилось в типах

11, 15, 18. Акцентуация демонстративного типа проявилась у 39,9%

преступников, осужденных впервые (типы 3, 10, 15) и у

37,0% рецидивистов (типы 7, 11, 15, 17). Средние значения показателей акцентуации данного типа у преступников, осужденных впервые и судимых неоднократно не показывают ее выраженность —

10,77 и 10,33. Различия проявления этой акцентуации в зависимости от криминальной специализации преступников отражают некоторую ее более высокую выраженность, у лиц, совершивших корыстно­насильственные преступления. У большинства преступников, осужденных впервые - 73,1% (типы 1, 3, 9, 19, 14, 15), и судимых неоднократно -- 63,0% (типы 4, 6, 11, 13, 17) проявляется акцентуация циклотимного типа. Причем несколько более высокие средние значения циклотимности наблюдаются у лиц, совершивших корыстные и корыстно-насильственные .преступления. Акцентуация дистимического типа проявляется у 46,5% преступников, впервые осужденных (типы 1, 9, 10, 14) и у 45,8% рецидивистов. Эта акцентуация не всегда сочетается с невротизмом (типы 6, 10, 12, 16). Различия показателей данной акцентуации по криминальным "специализациям" преступников несущественные.

Рассматривая экстра- и интроверсию как проявление мотивационных тенденций, необходимо отметить, что интроверсия обнаружена у 59,4% лиц, осужденных впервые (типы 1, 2, 9, 10, 14, 16) и всего лишь у 4% рецидивистов (тип 12). Причем в большей степени интроверсия характерна для преступников, осужденных впервые за преступления, связанные с насилием. Эксграверсия достаточно выраженно проявилась у 51% рецидивистов (типы 6, 7, 13, 17, 19). Ее проявление характерно для 62% насильственных преступников- рецидивистов, для 48% корыстных и. 48% корыстно-насильственных. Указанные различия по показателям экстра- и интроверсии преступников-рецидивистов и лиц, осужденных впервые, на наш взгляд, связаны с более обостренным переживанием потери ряда личностных ценностей в связи с лишением свободы и с недостаточной адаптированностью к своему новому статусу, режиму содержания и социальной среде исправительного учреждения. Это переживание можно

отнести к состоянию длительного периода времени, которое возникло под решающим влиянием уголовного наказания.

Обобщая результаты исследования эмоционально-мотивационных тенденций психического склада личности преступников в соотнесении с их криминологическими типами, можно сделать вывод, что эти тенденции, проявляющиеся в акцентуациях, характера а также в интро- и экстр аверсии выступают характерными чертами лишь для части преступников, для их отдельных типов. Вместе с тем они не представляют собой свойства,

выражающие криминогенную сущность первого порядка, поскольку

непосредственно не детерминируют принятие криминальной цели-способа в преступном поведении, а лишь обусловливают ее принятие.

Таблица 8

Классификация типов преступников по показателям невротизма и акцентуаций характера, отражающих эмоционально-мотивационные

тенденции (в баллах)