§ 3. Судебная экспертиза в условиях состязательного уголовного судопроизводства
В рамках последней реформы уголовно-процессуального законодательства в нашей стране, итогом которой стало принятие УПК РФ, законодатель, среди прочего, разграничил и систематизировал участников уголовного судопроизводства по функциям и соответственно - по сторонам.
Как логическое следствие такого подхода, особое внимание в УПК РФ уделено возможностям стороны защиты в самостоятельном участии в процессе доказывания. Ст. 15 УПК РФ закрепляет конституционный принцип состязательности сторон как общий базис для построения отечественного уголовного судопроизводства. В свою очередь, Конституционный Суд РФ в одном из своих постановлений также обратил внимание на большое значение принципов состязательности и равноправия сторон в уголовном судопроизводстве[146].В УПК РФ по сравнению с УПК РСФСР изменился подход к схеме «процесс доказывания - защитник». Законодатель декларировал право указанного участника процесса самостоятельно собирать доказательства, а органы государственной власти, местного самоуправления, общественные объединения и организации, наделив обязанностью представлять запрашиваемые документы или их копии (п. 3 ч. 3 ст. 86 УПК РФ).
Как показало изучение архивных материалов ЭКП ОВД РФ, в их адрес на протяжении 2002-2005 гг. неоднократно поступали письменные обращения адвокатов, осуществлявших защиту обвиняемых. В них инициаторами обращений предпринималась попытка связать расширенные права стороны защиты в собирании доказательств непосредственно с судебной экспертизой, в обход при ее назначении органов уголовного преследования и суда. В частности в ЭКЦ МВД России указанными субъектами направлялись отношения с просьбой провести экспертизы. Нередко в качестве приложений к данным обращениям на исследование представлялись различные объекты (одежда обвиняемых, копии материалов уголовного дела и т.п.). Имелись случаи запросов о проведении повторных экспертиз по исследованию и оценке выводов заключений экспертов территориальных ЭКП ОВД РФ.
Однако такая инициатива адвокатов соответствующей устойчивой реализации не обрела, поскольку нарушает действующий порядок производства экспертиз, в частности ст. 19 ФЗ о ГСЭД (по линии МВД России п.3.2 приказа МВД России № 261 от 01.06.1993 г.). Имевшиеся же в экспертной практике факты проведения экспертных исследований по адвокатским запросам сотрудниками территориальных ЭКП ОВД РФ с выдачей адвокатам соответствующих заключений эксперта, заканчивались дисциплинарными взысканиями, налагавшимися на руководителей ЭКП, организовывавших проведение таких экспертиз.Вышеуказанная инициатива законодателя в отношении полномочий стороны защиты не обрела устойчивого положения и с точки зрения самого УПК РФ. К такому выводу можно прийти путем следующих рассуждений. Понятие собирание доказательств, как следует из определения ст. 85 УПК РФ - элемент процесса доказывания, субъектом которого из смысла п. 1 ст. 86 УПК РФ до сих пор защитник не является. Таким образом, учитывая то обстоятельство, что защитник из смысла действующего закона в число субъектов доказывания не входит, выглядит некорректным сформулированное положение в законе о его праве самостоятельно собирать доказательства.
По нашему мнению, защитник не должен заниматься собиранием судебных доказательств. Он должен формировать информацию, которая впоследствии может быть им передана органам уголовного преследования и суду.
Ключевым аргументом в установлении статуса собранных защитниками «доказательств», выступает перечень доказательств, закрепленный ч. 2 ст. 74 УПК. В качестве доказательств, гласит закон, допускаются: показания подозреваемого, обвиняемого; показания потерпевшего, свидетеля; заключение и показания эксперта; заключение и показания специалиста; вещественные доказательства; протоколы следственных и судебных действий; иные документы. К одному из вопросов, требующих поиска ответа с учетом складывающейся практики по использованию защитниками результатов несудебной экспертизы, следует отнести вопрос, обязан ли орган предварительного расследования по ходатайству обвиняемого и его защитника исследовать этот документ как судебное доказательство и в конечном итоге приобщать его к уголовному делу.
Действующая редакция статьи 74 УПК РФ предусматривает, что доказательствами по уголовному делу могут быть любые сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель в порядке определенном УПК устанавливают наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для дела. Закон не делает специального упоминания о том, что требование допустимости доказательств распространяется применительно к доказательствам, представляемым защитником. Исходя из этого, можно считать, что требования допустимости закон распространяет на все виды доказательств, в том числе и на сформированные защитником согласно ч. 3 ст. 86 УПК РФ.
Возвращаясь к положениям теории доказательств, можно вспомнить, что подкрепленная нормами УПК, она основывается на четырех основополагающих критериях допустимости судебного доказательства среди которых:
надлежащий субъект, правомочный проводить процессуальные действия, направленные на формирование доказательств;
надлежащий источник сведений, в котором содержатся интересующие сведения, составляющий форму доказательства;
надлежащее процессуальное действие, используемое для формирования доказательства;
надлежащий порядок проведения процессуального действия, используемого как средство формирования доказательств.
Закон, как мы уже отметили, юридически уравнивает защитника в правах с субъектами уголовного процесса (ч. 3 ст. 86 УПК РФ не допускает двойственного толкования и прямо гласит, что защитник имеет право собирать доказательства). Из буквального толкования закона следует, что полученные защитником материалы могут фигурировать в уголовном деле в качестве доказательств. На наш взгляд, такого рода «уравнивание» является позитивным шагом, с точки зрения реализации провозглашенной состязательной формы уголовного судопроизводства, но неприемлемо при установленном сегодня подходе к допустимости судебных доказательств, одним из элементов которого, как мы упомянули выше, является надлежащий субъект собирания (формирования) доказательств.
Защитника, на наш взгляд, в силу ряда противоречий в УПК РФ таким субъектом в настоящий период считать нельзя.Как вывод, указанную в части 3 статьи 86 УПК РФ деятельность защитника с собиранием (формированием) доказательств связывать недопустимо и в силу того, что документы, результаты опроса граждан (источники, предусмотренные законом) по смыслу действующих правил, определяющих критерии допустимости доказательств, могут получить статус доказательств только после того, как они будут приобщены к делу (а граждане соответственно, допрошены) по усмотрению следователя и суда. Кроме того, орган уголовного преследования при получении от защитника каких-либо документов приобщать их к делу не обязан.
К одной из слабых сторон в декларативном наделении защитника правом собирать доказательства можно отнести также и то, что законодатель не определил четко источники фактических данных, которые могут быть использованы защитником для собирания доказательств, используя равнозначные понятия предмет, документ и сведения (п. 1. ч. 3 ст. 86 УПК РФ), что, как думается, некорректно.
Касаясь третьего критерия, можно отметить, что ч. 3 ст. 86 УПК РФ содержит перечень действий, которые вправе осуществлять защитник в целях собирания доказательств, однако не раскрывает их содержания. О надлежащем порядке получения доказательств защитником закон не упоминает ничего.
Резюмируя вышеотмеченное, мы считаем, что собираемые (формируемые) защитником сведения, определенные законодателем «доказательствами», по сути таковыми считать нельзя, так как они не отвечают критериям допустимости, определенным законом.
С учетом вышеизложенного, напрашивается следующий вывод. Для того, чтобы предоставить стороне защиты (защитнику) возможность самостоятельно собирать (формировать) доказательства, в том числе в виде результатов экспертных исследований, которые смогут напрямую использоваться в доказывании по уголовному делу, необходимо, как минимум, пересмотреть критерии допустимости доказательств, в частности субъектный состав, правомочный осуществлять доказывание по уголовному делу.
Но, думается, это делать нецелесообразно по причинам, которые будут теоретически обоснованы позднее.Существует проблема, связанная с отстаиванием своего процессуального интереса подозреваемым (обвиняемым), основанная, в свою очередь, на использовании специальных знаний следователем в процессе доказывания в форме судебной экспертизы. Более четко и квалифицировано использовать предоставленное законом право на всех стадиях производства экспертиз указанные участники процесса, по нашему мнению, могут при помощи адвоката, реализуя право на защиту. При этом от участия последнего, как думается, зависит эффективность осуществления защиты на всех стадиях производства экспертизы: при назначении, непосредственно производстве экспертизы, ознакомлении с заключением эксперта и т.д.
Профессиональный адвокат, осуществляя функцию как защиты, так и обвинения (как законный представитель потерпевшего), последовательно применяя тактику использования заключения эксперта при отстаивании процессуального интереса подзащитного, может уделить внимание оценке обоснованности выводов эксперта. Изучая заключение, защитник может воспользоваться помощью специалиста, для разрешения следующих вопросов: Не содержатся ли противоречия между исследовательской частью заключения и выводами? Логично ли изложены фактические обстоятельства дела, которые относятся к предмету экспертизы? Проведено ли экспертное исследование в соответствии с научно-методическими рекомендациями? Соответствует ли приборно- техническая база, на которой проводилось экспертное исследование научно-методическим рекомендациям? и т.п.
В рамках проблемы оценки заключения эксперта хотим заострить внимание на следующей проблеме. Большинство опрошенных нами экспертов, отметили, что современные следователи, дознаватели часто не проводят оценку содержания заключения в полном объеме, уделяя первоочередное внимание исключительно содержанию выводов экспертизы. При этом органы уголовного преследования в основном стремятся выяснить, укладываются ли экспертные выводы в фабулу дела, сформированную собранной по делу совокупностью доказательств или нет.
Между тем, профессиональный адвокат не пропустит недостатки вводной и исследовательской части заключения эксперта и в суде в случае обнаружения серьезных расхождений может заявить о недостоверности полученных выводов заключения. О подобной тактике защиты упоминается в литературе. Ее суть заключается в том, что сторона защиты может не обосновывать версию невиновности подсудимого, путем заявления ходатайств о проведении дополнительных следственных действий, а, исследуя имеющиеся в деле доказательства, уличающие подсудимого, так их интерпретировать и подвергнуть критике с формальной стороны, что посеет и сохранит в сознании судей сомнения в отношении существенных обстоятельств, доказываемых стороной обвинения[147].Не исключена ситуация, что назначение повторной экспертизы для проверки такого заключения при рассмотрении дела в суде будет невозможно, например, в силу уничтожения объектов при производстве первичной экспертизы. В ходе проведенного интервьюирования один респондент из числа адвокатов привел следующий пример из практики. В рамках расследования уголовного дела о незаконном хранении боеприпасов эксперт при производстве экспертизы, в силу использования разрушающего объекты метода экспертного исследования, уничтожил представленные на исследование боеприпасы. Судья, рассматривавший дело, при оценке заключения эксперта, выслушав доводы адвоката подсудимого, заявившего о нарушении экспертной методики при проведении экспертного исследования и подвергшего тем самым сомнению результаты экспертизы, вызвал на допрос эксперта. Допрос подтвердил несоблюдение экспертом ряда условий. В силу отсутствия возможности провести повторную экспертизу судья принял решение о прекращении дела.
Резюмируя вышесказанное, хотим еще раз отметить, что тактика защитника в использовании результатов судебной экспертизы может сыграть немаловажную роль как на предварительном следствии, так и при рассмотрении дела в суде.
На практике интересы обвиняемого в силу объективных причин не всегда представляются защитниками. В этой связи целесообразно также рассмотреть ряд вопросов, затрагивающих непосредственно права самого обвиняемого, связанные с процессом доказывания, в том числе с судебной экспертизой. В соответствии с п. 4 ч. 4 ст. 47 УПК РФ обвиняемый в процессе судопроизводства, в том числе на стадии предварительного расследования, вправе «представлять доказательства». Относительно прав обвиняемого в отношении самостоятельного использования возможностей судебной экспертизы как средства защиты от предъявленного обвинения Конституционный Суд Российской Федерации в одном из своих определений по данной проблеме указал следующее. Несмотря на нормы Конституции РФ, предусматривающие, во-первых, право каждого защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом, а, во-вторых, установленную состязательную форму судопроизводства, из данных конституционных положений не следует, однако, «возможность выбора обвиняемым по своему усмотрению любых способов и процедур защиты, особенности которых применительно к отдельным видам судопроизводства определяются, исходя из Конституции Российской Федерации, федеральным законом[148]. При этом была выражена позиция о том, что заявление обвиняемого о назначении судебной экспертизы юридическим основанием для ее проведения не является.
В том же определении Конституционный Суд РФ посчитал, что к состязательным началам при назначении и проведении судебной экспертизы по инициативе установленных законом субъектов можно отнести механизм, который направлен на реализацию права обвиняемого йа защиту от предъявленного обвинения. Так, обвиняемый и его защитник в рамках реализации права на представление доказательств могут заявлять ходатайства о назначении и проведении судебной экспертизы, а при ее назначении — знакомиться с постановлением, заявлять отвод эксперту, ходатайствовать о производстве судебной экспертизы в другом экспертном учреждении, ходатайствовать о привлечении в качестве экспертов указанных ими лиц либо о производстве судебной экспертизы в конкретном экспертном учреждении, ходатайствовать о внесении в постановление о назначении судебной экспертизы дополнительных вопросов эксперту, присутствовать с разрешения следователя при производстве судебной экспертизы, давать объяснения эксперту, знакомиться с заключением эксперта или с сообщением о невозможности дать заключение, а также с протоколом допроса эксперта, обжаловать действия (бездействие) и решения следователя, прокурора и суда, в том числе по вопросам проведения судебной экспертизы (статьи 47, 53, 119127,198 и 283 УПК РФ).
По результатам анализа разъяснений Конституционного Суда РФ можно прийти в выводу, что на стадии предварительного расследования институт заявления ходатайств, касающихся экспертизы, а также право приносить жалобы на действие (бездействие) и решения субъектов доказывания участниками со стороны защиты, в том числе на стадии предварительного расследования, компенсируют отсутствие права стороны защиты на самостоятельное использование возможностей судебной экспертизы, в отношении которой сторона обвинения обладает неоспоримо более весомым правом принимать итоговое властное решение относительно проведения этого процессуального действия. Вместе с тем, по нашему наблюдению, такой подход несколько не соответствует реальной ситуации с удовлетворением ходатайств защиты органами уголовного преследования в современной правоприменительной практике.
Так 69,1% из числа опрошенных адвокатов отметили, что органы предварительного расследования зачастую оставляют без должного внимания ходатайства о проведении первичных, повторных и дополнительных экспертиз, нередко необъективно отказывают в их проведении. В свою очередь, большинство из опрошенных нами следователей не отрицают фактов отказов с их стороны в удовлетворении вышеуказанной инициативы, мотивируя это тем, что адвокаты используют эту возможность в основном для затягивания сроков предварительного расследования. Большинство из указанного числа следователей считают, что инициатива защитников в проведении первичных, дополнительных и повторных экспертиз может быть реализована без ущерба для правосудия в процессе доказывания по уголовным делам на судебных стадиях.
Вместе с тем следует заметить, что относительно удовлетворения жалоб и ходатайств в суде к моменту их рассмотрения в судебной инстанции определенные объекты экспертизы, например, биологического прохождения, могут потерять свои существенные диагностические и идентификационные признаки, на основе которых, в силу возможно допущенной экспертной ошибки, либо неправильной оценки заключения эксперта органами уголовного преследования при повторной экспертизе можно прийти к противоположным выводам, что в значительной степени может изменить судьбу дела. На этом аспекте проблемы заострил свое внимание М.М. Гродзинский, который писал: «...экспертиза, проведенная на предварительном следствии, зачастую по причинам чисто технического свойства не может быть повторена на следствии судебном (например, ввиду разложения трупа, уничтожения вещественного доказательства самим актом исследования его и т.п.); в таких случаях экспертиза приобретает исключительное значение, вследствие чего обвиняемому предоставляется право ввести в дело эксперта, им самим избранного и являющегося лишней гарантией того, что интересы обвиняемого при производстве экспертизы будут ограждены в полной мере»[149].
Проведенное нами исследование позволяет сделать вывод, что провозглашенная законом процессуальная самостоятельность участников процесса со стороны защиты на предварительном следствии, согласованная с идеей функционального равенства сторон по отношению к собиранию доказательств, весьма условна в отношении судебной экспертизы. Реальные возможности указанных участников процесса по отношению к этому процессуальному действию на данной стадии можно связать лишь с реализацией права защиты обвиняемым, его защитником при назначении экспертизы, в том числе права заявления ходатайств, права на обжалование в суд действий (или бездействия) и решений государственных органов и должностных лиц, осуществляющих производство по уголовному делу. По отношению к последнему обстоятельству бесспорную важность имеет положение, закрепленное в ст. 46 Конституции РФ, на котором в свою очередь основывался и Конституционный Суд РФ в вышеуказанном постановлении.
Эта норма Конституции РФ предусматривает возможность обжалования гражданами решений и действий (бездействия) государственных органов и должностных лиц в суд. Тем самым подразумевается, что потерпевший и его законный представитель, а также участники со стороны защиты вправе обжаловать в суд любые процессуальные решения органов уголовного преследования. Разумеется, это право принадлежит и обвиняемому, который может обжаловать в суд не только решения о заключении под стражу и продлении срока содержания под стражей, но и другие процессуальные решения, в том числе отказ следователя удовлетворить заявленное ходатайство о проведении первичной, дополнительной или повторной экспертизы. Однако в современной практике, как показывает опрос адвокатов, преобладают случаи, когда решения по таким жалобам судом принимаются по существу судьей формально, обычно в пользу органов уголовного преследования. В среднем удовлетворяется только около 10% жалоб. Результаты опроса членов палаты адвокатов Московской области, отраженные в литературе, свидетельствуют о том, что только 50 % адвокатов из числа респондентов сообщили, что им отводилось достаточно времени для подготовки ходатайства, а в 35 % случаев дело было направлено следователем в суд до решения вопроса по их ходатайству \
Анализ процессуальных и конституционных положений об обеспечении обвиняемому (подозреваемому) права на защиту, об обжаловании в суд не только решений о заключении под стражу и продлении срока содержания под стражей, но и других действий (бездействия) и решений органов уголовного преследования позволяет говорить о следующем.
Содержательный смысл рассмотренных правовых положений состоит в том, что они декларативно увеличивают процессуальные возможности обвиняемого (подозреваемого) по отстаиванию своих законных прав и процессуальных интересов. Следовательно, их присутствие в законодательстве направлено на реализацию состязательных начал в использовании специальных знаний и по отношению к судебной экспертизе. Вместе с тем разделяем позицию ученых о том, что, несмотря на тенденцию развития института прав участников процесса со стороны обвинения, в том числе при назначении и производстве экспертизы, этот институт еще сформирован не окончательно и необходимо его дальнейшее совершенствование[150].
Считаем необходимым высказать точку зрения относительно декларативного права стороны защиты собирать доказательства. В развитие состязательных начал в использовании специальных знаний за стороной защиты, в том числе защитником, целесообразнее было бы закрепить право получать сведения от предусмотренных в законе лиц и органов и по своему усмотрению представлять ее либо следователю, либо позднее в суд, заявляя соответствующие ходатайства. При этом не определять этот механизм как собирание (представление) доказательств. В свою очередь, необходимо наделить субъекта доказывания (следователя) на досудебных стадиях при заявлении указанными участниками процесса ходатайств полномочиями рассматривать материалы (не доказательства), в том числе, результаты несудебной экспертизы, оценивать по существу содержащиеся в них сведения, а при необходимости их проверить через дополнительные следственные действия. Однако серьезным препятствием в реализации данного подхода является то, что следователь в силу УПК РФ должен выполнять только возложенную на него функцию обвинения (уголовного преследования). Оправдательные доказательства, по существу возложенной на него функции обвинения, как справедливо отмечает А. Давлетов, ему ни к чему[151].
Высказанный подход, как думается, должен распространяться и на сведения, установленные документами, собранными потерпевшим (его законным представителем), которыми, по его мнению подтверждается вина обвиняемого, устанавливаются иные существенные для дела обстоятельства, в том числе размер причиненного преступлением имущественного и морального вреда.
Потерпевший и его законный представитель, также как участники процесса со стороны защиты самостоятельно назначить судебную экспертизу в силу положений действующего УПК РФ не могут. С данным обстоятельством связана следующая проблема.
Как пишет С.А. Корсаков, ему неоднократно приходилось принимать участие в комиссионных судебно-медицинских экспертизах по
S
делам, в которых проводилось по четыре, пять экспертиз различного уровня. В большинстве случаев единственная сложность дела была связана с некачественным проведением первичной экспертизы. Только настойчивость родственников погибших, не согласных с первоначальными выводами, позволяла избежать судебной ошибки и найти виновного. Если бы процессуально был решен вопрос об альтернативной экспертизе по инициативе потерпевших, тех же результатов можно было бы достичь при гораздо меньших потерях и для государства (работа следователей в течение нескольких лет, судебные заседания, экспертные комиссии) и для родственников погибших[152].
В действующем УПК РФ по сравнению с УПК РСФСР законодатель сделал определенные шаги в расширении прав потерпевшего, в том числе, предусмотрев право потерпевшего иметь законного представителя (адвоката) (п. 8 ч. 2 ст. 42, ч. 1 ст. 45 УПК РФ). Расширены права указанного участника процесса и в отношении института судебной экспертизы, как через регламентацию его права знакомиться с заключением эксперта или сообщением о невозможности дать заключение, с протоколом допроса эксперта до ознакомления со всеми материалами уголовного дела по окончании предварительного расследования (ч. 2 ст. 198 УПК РФ), так и распространив на него перечень прав, установленных для подозреваемого, обвиняемого и его защитника в рамках ст. 198 УПК РФ. Данные новеллы можно рассматривать как конструктивные шаги в реализации принципа состязательности и равноправия сторон.
Вместе с тем, расширенные права потерпевшего до конца не решают проблемы, затронутой С.А. Корсаковым. Стоит добавить, что, по нашему мнению, потерпевший и его представитель, также как обвиняемый и его защитник должны иметь право знакомиться не только с постановлением о назначении судебной экспертизы, вынесенным органами предварительного расследования, но и с соответствующим определением суда.
В результате вышесказанного можно придти к выводу о том, что в результате судебной реформы российское уголовное судопроизводство провозглашено состязательным, однако сущностные параметры состязательной модели на стадии предварительного расследования ограничены, а в отношении судебной экспертизы практически исключены. Справедливо в этой связи звучит тезис о том, что «стороне защиты предоставлено право собирать доказательства почти так, как это понимается в частно-исковом гражданском производстве»...«На самом же деле защитник не производит процессуальной фиксации доказательств, и полученные им материалы являются «заготовками» под будущие доказательства, и могут стать ими лишь после приобщения к официальному уголовному делу»[153].
Реализация состязательных начал в области использования в доказывании сторонами результатов судебной экспертизы как на предварительном следствии, так и на этапе судебного разбирательства тесным образом переплетается с ролью и функцией, осуществляемой судебным экспертом в процессе доказывания.
Англо-американскому процессу известны категории «свидетель обвинения» и «свидетель защиты»[154]. Некоторые отечественные процессуалисты положительно отнеслись к такой терминологии и высказали мысль о том, что и эксперты объективно способствуют
л
выполнению функций обвинения и защиты . Однако, в российской модели уголовного судопроизводства такой подход, на наш взгляд, вряд ли приемлем. Стоит заметить, что показания свидетеля и заключение эксперта могут стать средствами доказывания как обвинительного, так и оправдательного тезисов, а иногда и того и другого одновременно, что в реальной правоприменительной практике не редкий случай. При таком подходе в последней ситуации функции «свидетеля обвинения» и «свидетеля защиты» реализуются одним лицом. Свидетель, как и эксперт, не вправе, за исключением некоторых случаев, предусмотренных законом, по собственной инициативе отказаться от выполнения возложенных на него законом обязанностей по выполнению своих процессуальных функций. К такому же выводу приводит систематизация участников уголовного судопроизводства в действующем УПК РФ, по формальным признакам, в которой эксперт не относится ни к одной из сторон.
Опираясь на международный опыт по данной проблеме, отметим, что в английском состязательном судопроизводстве в современный период наблюдается тенденция, основанная на обратном процессе, суть которого - отказ от схемы «эксперт - инструмент защиты или обвинения». Так, недавно в Великобритании были приняты новые правила проведения судебной экспертизы по так называемым «медицинским делам». В силу изменений все больше экспертов будут назначаться не по инициативе какой-либо стороны, а согласовано (по согласованию обеих сторон, либо по распоряжению суда). Назначаемые ранее эксперты защищали позицию какой-либо из сторон. Теперь же от них требуется сохранение нейтралитета. Новые правила все же позволяют какой-либо из сторон привлекать к делу экспертов, однако они будут лишь дополнять эксперта, назначенного судом[155].
Подводя итог сказанному, отметим следующее. Чтобы не нарушать традиционное краеугольное положение состязательного процесса о недопустимости смешения основных процессуальных функций, следует согласиться с позицией тех авторов, которые указывают на наличие в состязательном судопроизводстве иных функций (отличных от основных), в том числе функции, осуществляемой судебными экспертами.
В рамках УПК РСФСР назначать экспертизу могли исключительно судебно-следственные органы, а выполнение экспертиз возлагалось в основном на специализированные государственные экспертные учреждения. При таком положении стороны процесса фактически были лишены возможности самостоятельно выбрать или предложить эксперта или экспертное учреждение для проведения экспертизы. И, как следствие - отсутствие полной уверенности стороны в полной независимости эксперта и в объективности его выводов. Р.С. Белкин указывал, что данное обстоятельство является ограничением, прежде всего, прав стороны защиты. Указанный ученый полагал, что при необходимости предоставления защите права самостоятельного назначения экспертизы, следует обеспечить и возможность реализации этого права как через обязательное производство таких экспертиз в экспертных учреждениях всех ведомств, так и путем самостоятельного (или с участием следователя) приглашения экспертов, не являющихся сотрудниками экспертных учреждений. В качестве одного из механизмов такой реализации выбора защитником эксперта указанным ученым предлагалось введение института присяжных судебных экспертов[156].
Как мы выяснили, на успешную реализацию состязательных начал при использовании участниками процесса возможностей судебной экспертизы, в свою очередь, тесным образом влияет организация экспертных учреждений и организаций в государственной и негосударственной сфере. Несмотря на тот факт, что основной поток экспертиз, проводимых по уголовным делам, проходит через государственные судебно-экспертные учреждения МВД, Минюста, ФСБ, Минздрава, ГТК и др., деятельность которых регламентируется ФЗ о ГСЭД, в последнее время, примерно с 2000 года, стали внедряться в судебно-экспертную деятельность негосударственные экспертные организации (Экспертное бюро «Версия», АНО «Защита» и др.). К основным направлениям деятельности данных организаций можно отнести проведение, так называемых «независимых» экспертных исследований по уголовным и гражданским делам, производство как судебных, так и несудебных экспертиз и т.д. Зачастую данные организации декларируют, что именно в их деятельности реализуется статус «независимой экспертизы». В связи с этим представляется необходимым более подробно рассмотреть один из основополагающих принципов судебно-экспертной деятельности — независимость эксперта.
Этот принцип закреплен в законодательстве, в том числе в ФЗ о ГСЭД. В ст. 7 содержится ряд концептуальных положений, в которых раскрывается его сущность. Среди них: «При производстве судебной экспертизы эксперт независим, он не может находиться в какой-либо либо зависимости от органа или лица, назначивших судебную экспертизу, сторон и других лиц, заинтересованных в исходе дела. Эксперт дает заключение, основываясь на результатах проведенных исследований, в соответствии со своими специальными знаниями.
Не допускается воздействие на эксперта со стороны судов, судей, органов дознания, лиц, производящих дознание, следователей и прокуроров, а также иных государственных органов, организаций, объединений и отдельных лиц в целях получения заключения в пользу кого-либо из участников процесса или в интересах других лиц».
Несмотря на закрепленные в законе требования и гарантии независимости эксперта, некоторыми авторами, в том числе Р.С. Белкиным[157], Е.Р. Российской[158] и др. поднимались вопросы соотношения нормативного закрепления концепции независимости эксперта и ее фактической реализации в деятельности экспертов государственных судебно-экспертных учреждений.
Принцип независимости судебного эксперта в российском уголовном судопроизводстве и, что крайне важно, возможность реализации его положений в уголовном процессе, не менее актуальны для теории судебной экспертизы, уголовного процесса, криминалистики, практической деятельности в указанных областях, чем соответствующие принципы независимости других участников уголовного судопроизводства (судей, следователей, прокуроров и др.). Такая актуальность определяется тем, что деятельность судебного эксперта в конечном итоге обращена к тем же целям, что и деятельность указанных участников уголовного судопроизводства, а именно, защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений; защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод (ст. 6 УПК РФ). Принцип независимости эксперта и возможность реализации его положений напрямую связаны и с элементами доказывания: собиранием доказательств, их оценкой и проверкой. В случае формирования экспертом необъективных выводов заключение эксперта должно быть признано недопустимым и исключено из совокупности доказательств.
Регламентация принципа независимости эксперта не ограничивается учеными соответствующей статьей ФЗ о ГСЭД. Положения данного принципа, по мнению В.Ф. Статкуса, логически вытекают из предусмотренной уголовно-процессуальным законодательством процессуальной самостоятельности эксперта, которая заключается в том, что эксперт обладает статусом, отличающимся от процессуального статуса других участников уголовного судопроизводства, дает заключение от своего имени, и «лично отвечает за проведенное исследование и данное заключение»[159].
Схожую зрения выражает Е.Р. Россинская, отмечая, что, во-первых, принцип независимости эксперта универсален, т.е. его положения распространяются на всех судебных экспертов, независимо от их принадлежности к экспертным системам, а во-вторых, концепция независимости судебного эксперта характерна как для уголовного, так и для гражданского, арбитражного и административного судопроизводства в нашей стране: «...независимо от того является ли судебный эксперт государственным экспертом, сотрудником негосударственного судебного учреждения или частным экспертом, он дает заключение от своего имени и несет за данное заключение личную ответственность.. ,»[160].
Проведенный нами анализ жалоб и письменных обращений адвокатов, поступивших в ЭКЦ МВД России в 2002-2004 гг., показал, что указанные участники процесса часто считают нарушением своих законных прав, в том числе связанных с реализацией принципа состязательности на стадии предварительного расследования в ситуации, когда руководители судебно-экспертных учреждений (подразделений) запрещают им посещение экспертов, в основном для получения комментария к выводам экспертизы. Такого рода претензии представляются несостоятельными. В соответствии с УПК РФ эксперты не вправе без ведома следователя и суда вести переговоры с участниками уголовного судопроизводства по вопросам, связанным с производством судебной экспертизы (п. 1 ч. 4 ст. 57 УПК РФ). Также ФЗ о ГСЭД предусматривает, что руководитель государственного судебно- экспертного учреждения обязан обеспечивать условия для сохранения конфиденциальности исследований и их результатов (абз. 7 ч. 1 ст. 14). В связи с вышеизложенным действия руководителей судебно-экспертных учреждений (подразделений), направленные на недопущение переговоров их сотрудников с адвокатами по вопросам, касающимся назначенной и проведенной ими судебной экспертизы, с точки зрения закона, представляются правомерными.
В литературе поднимаются вопросы, связанные и с присутствием подозреваемого и обвиняемого при производстве судебной экспертизы, в аспекте обеспечения независимости эксперта[161]. Кроме того, считаем нужным дополнить этот тезис тем замечанием, что данные вопросы затрагивают и реализацию права подозреваемого, обвиняемого на защиту.
Некоторыми авторами предлагается пункт 5 части 1 статьи 198 УПК РФ, выглядящей в настоящее время в следующей редакции: «1. При назначении и производстве судебной экспертизы подозреваемый,
обвиняемый, его защитник вправе:......... 5). Присутствовать с разрешения
следователя при производстве судебной экспертизы, давать объяснения эксперту» после слова «присутствовать» дополнить словами «по ходатайству эксперта и». В защиту такого предложения приводятся следующие доводы: во-первых, в статьях 146 и 147 УПК РФ в правах подозреваемого и обвиняемого не предусмотрено их присутствие при производстве судебной экспертизы; во-вторых, в большинстве случаев присутствие подозреваемого, обвиняемого, его защитника, потерпевшего и свидетеля при производстве экспертизы нежелательно и недопустимо ввиду того, что необходимость исключения личного контакта эксперта с вышеперечисленными лицами связана с возможностью их заинтересованности в иных результатах экспертизы. Не исключается указанными авторами и факт угрозы жизни и здоровья эксперту, а также и его близким. Присутствие подозреваемого, обвиняемого, его защитника, потерпевшего или свидетеля при производстве экспертизы может психологически повлиять на эксперта и, соответственно, на результаты его работы. Также авторами обращается внимание на существование вероятности утечки информации о технико-криминалистических средствах и методах, применяемых для борьбы с преступностью[162].
По нашему мнению, идея о включении эксперта в механизм решения вопроса об участии указанных лиц в производстве экспертизы неудачна. Мы считаем, что целесообразность участия указанных участников уголовного судопроизводства, как сейчас и закреплено в УПК РФ, должно определять должностное лицо, отвечающее за предварительное расследование или судья, если экспертиза назначается в суде. Если эксперта включить в процессуальный механизм реализации подозреваемым, обвиняемым и другими участниками уголовного судопроизводства со стороны защиты своих прав, это будет не соответствовать его статусу и возложенной на него уголовно- процессуальной функции. Вместе с тем мнение эксперта, безусловно, должно учитываться органами, назначающими проведение экспертизы, прежде всего для обеспечения безопасности его жизни и здоровью, защиты его от психологического давления со стороны участников уголовного судопроизводства.
В развитие последнего тезиса в рамках рассматриваемой проблематики целесообразно уделить внимание одному из аспектов, связанному с реализацией принципа независимости эксперта — на возможное психологическое давление на данного участника процесса.
В постановлении о назначении судебной экспертизы, бланк которого предусмотрен ст. 476 (приложение 117) УПК РФ, предусматривается изложение оснований назначения судебной экспертизы. Анализ изученных нами постановлений о назначении различных видов первичных экспертиз на стадии предварительного расследования позволил сделать вывод о том, что обычно в данной части этого процессуального документа излагается фабула дела и общая картина расследуемого события путем передачи информации, подтвержденной материалами дела. Обстоятельства дела обычно передаются в хронологической последовательности и необходимы эксперту для проведения полноценного исследования и формулирования выводов. По мнению большинства из числа опрошенных нами экспертов, состоящих на государственной службе, при производстве судебных экспертиз из данной части постановления им необходимо получить информацию, касающуюся механизма следообразования, обстоятельств обнаружения и закрепления объектов, представленных на экспертизу, и некоторых иных сведений. Вместе с тем на практике распространены случаи, когда органы уголовного преследования, установив личность подозреваемого (обвиняемого) на первоначальном этапе расследования, в вышеупомянутой части постановления указывают те обстоятельства дела, которые в целом образуют ярко выраженный обвинительный уклон в отношении подозреваемого (обвиняемого). Этому, в первую очередь, способствует информирование эксперта об обстоятельствах, отягчающих вину указанных участников уголовного судопроизводства. В этой связи следователями упоминаются и подробности отношения обвиняемого к своим действиям, в том числе позволяющие сделать вывод об особой жестокости их совершения, обстоятельства, характеризующие личность потерпевшего (возраст, пол, характер полученных им телесных повреждений, особенно в случаях повлекших смерть потерпевшего). В такой ситуации, по нашему мнению, у эксперта может подсознательно сформироваться психологическая установка на то, что установленные следователем обстоятельства дела, в том числе виновность подозреваемого (обвиняемого) имели место именно в варианте, указанном в описательной части постановления. На фоне этого не исключено, что у эксперта может возникнуть негативное отношение к подозреваемому (обвиняемому). Данные обстоятельства могут отразиться на объективном проведении исследования.
63,6 % опрошенных респондентов из числа экспертов отметили, что на практике им приходилось сталкиваться со следующей ситуацией. В процессе предварительной консультации между экспертами и следователями непосредственно перед процедурой назначения экспертизы либо в процессе личной передачи постановления и материалов, представленных на экспертизу последние нередко пытаются оказать психологическое давление, освещая подробности установленного события преступления, психологические аспекты поведения подозреваемого (обвиняемого) и т.п. с позиции обвинительной стороны. При этом часто акцентируется внимание на том, что подозреваемый (обвиняемый) уже дал признательные показания, собраны большое количество улик по делу и т.п.
Вышеотмеченные обстоятельства частично подтверждаются и проведенными результатами анализа материалов архивных уголовных дел. Встречаются случаи, когда в постановлении о назначении судебной экспертизы, в качестве оснований ее назначения следователи излагают обстоятельства дела либо дают уголовно-правовую оценку действиям обвиняемого. К примеру, «С. совершил убийство, то есть преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 105 УК РФ при следующих обстоятельствах...», «Было совершено убийство...», «В ходе совершения преступных действий...» и т.д.
83,7% опрошенных нами экспертов, отметили, что они усматривают в вышеприведенной ситуации попытку психологического давления со стороны следователей. При этом по мнению респондентов, цель такого давления заключается в стремлении следователей подкрепить совокупность имеющихся доказательств заключением эксперта, уличающим подозреваемого (обвиняемого). Приведем краткие выдержки из одного постановления, подтверждающего указанное наблюдение.
При назначении судебно-генетической экспертизы в ЭКЦ МВД России следователь И. решил передать обстоятельства дела следующим образом:
«... реализуя свой преступный умысел, 77. взял в доме патроны, зарядил ими не установленное следствием ружье и, осознавая, что Т. является беременной женщиной, произвел в нее два прицельных выстрела, причинив ей, огнестрельное ранение, от которого она скончалась на месте происшествия. ...Желая скрыть следы совершенного особо тяжкого преступления, Д. обнаружил труп Т. с двумя огнестрельными ранениями в области груди в средней комнате дома-общежития. Д. взял труп Т. за ноги и утащил его волоком к крыльцу расположенной рядом с домом столовой асфальтобетонного завода с целью его последующего сожжения в печи. После чего взял в доме топор и расчленил им труп Т. на три части на земле возле столовой асфальтобетонного завода. Расчлененные части трупа потерпевшей Д. сжег в течение двух суток в железной печи, находящейся в помещении столовой». Далее следователем передаются обстоятельства обнаружения следов и объектов, в том числе продуктов сгорания, обнаруженных в печи завода. Перед экспертом далее в постановлении были поставлены следующие вопросы:
« - являются ли представленные фрагменты на исследование частями костей человека или животного?
- если человека, то прошу установить их биологические параметры: пол, групповую принадлежность, возраст.
- имеется ли на представленных на экспертизу срезах, изъятых с крыльца, пола в комнате лоскута ткани кровь человека?
- если да, то какова ее групповая принадлежность»[163].
На наш взгляд, в приведенной ситуации, для решения экспертных задач, вовсе не обязательно эксперта (а это была женщина) было вводить в курс дела о деталях совершенного деяния, в том числе касающихся психического отношения подозреваемых к совершенным им действиям, не говоря уж о констатации их преступного характера.
Полностью исключить психологическое воздействие на экспертов со стороны участников процесса, реализующих функцию обвинения, на наш взгляд, сложно. При этом профессионально грамотный эксперт должен сохранять объективность и беспристрастность и не поддаваться никакому психологическому воздействию. Ю.К. Орлов по этому поводу замечает, что «...эксперт устанавливает наличие (отсутствие) тождества независимо от связи исследуемого объекта с событием, являющимся предметов расследования. Более того, он вообще не вправе касаться вопроса об относимости или неотносимости к делу представленных ему на исследование объектов» . Вместе с тем следователи должны стараться составлять постановление о назначении судебной экспертизы профессионально грамотно не только в части формулирования вопросов, но и заполняя его вводную часть.
Близки к затронутой проблеме вопросы, связанные с реализацией экспертной инициативы. Под ней в литературе в широком смысле понимается некое внутреннее побуждение эксперта к предстоящей работе[164], а с точки зрения процессуального закона, правило, предусмотренное ч. 2 ст. 204 УПК РФ: если при производстве экспертизы эксперт установит обстоятельства, которые имеют значение для уголовного дела, но, по поводу которых ему не были поставлены вопросы, то он вправе указать на них в своем заключении. Отсюда можно сделать вывод, что эксперт имеет право на инициативу в формировании дополнительных вопросов. С другой стороны, справедливым выглядит замечание Е.В. Селиной о том, что, учитывая право эксперта отказаться от ответа на отдельные вопросы, можно получить вариант заключения, в котором эксперт, приняв постановление о назначении экспертизы, отвергает все поставленные вопросы и отвечает на свои[165]. Здесь может возникнуть опасная ситуация, когда на практике эксперт сформирует устойчивую группу вопросов, подвергаемых изменению. Иногда об этом даже имеется негласная договоренность экспертных и следственных органов . В этой связи можно согласиться с мнением Т.А. Седовой, считающей, что «нельзя признать правильной переформулировку вопросов следователя, ведущую к сужению объема его задания. Это неправильно ориентирует участников уголовного процесса при рассмотрении дела в суде, так как из таких заключений нельзя понять, исследовались ли экспертами возможность установления конкретных объектов или узких групп, и тем самым затрудняется оценка полноты проведенного исследования по данной экспертизе, что может явиться поводом для назначения повторной экспертизы....... с нашей точки зрения, обязательно следует указывать, почему не удалось ответить на те или иные конкретно сформулированные следователем вопросы»1.
Руководитель экспертного учреждения или организации, в которой проводится экспертиза, по нашему мнению, должен обеспечивать порядок, предусматривающий максимальное ограничение личного контакта экспертов с участниками уголовного судопроизводства, отстаивающими те или иные процессуальные интересы. В этой связи возникает проблема организационного характера, которая связана с проведением несудебной экспертизы в негосударственной организации.
Как показало проведенное исследование, сотрудники частных экспертных организаций чаще всего получают задание непосредственно от участников процесса со стороны защиты. При этом обычно эксперт сам руководит подбором сравнительных материалов для проведения исследования и, в конечном счете, непосредственно сообщает результаты исследования заинтересованной стороне. В этой связи вызывает настороженность и порядок выплаты денежного вознаграждения за проведение экспертного исследования. Можно предположить, что, несмотря на то, что требования ст. 16 ФЗ о ГСЭД предусматривающие, что эксперт не вправе вступать в личные контакты с участниками процесса, если это ставит под сомнение его незаинтересованность в исходе дела, распространяются на государственных экспертов, суд, установив такие факты, может не принять во внимание доказательственное значение результаты такого исследования, посчитав, что указанное требование должно относится и к экспертам негосударственных судебно-экспертных организаций.
Резюмируя вышесказанное, хотим отметить, что реализацию принципа независимости эксперта в современной правоприменительной сфере можно связать не только с правовыми, но и психологическими аспектами, теоретическая разработка которых не ограничивается затронутыми в данном параграфе вопросами, а представляет, на наш взгляд, перспективную сферу научных исследований. Мы надеемся, что ее научная разработка будет продолжена. Одним из актуальных аспектов в этой связи представляется также сфера правоотношений, возникающих между экспертом и руководителем судебно-экспертного учреждения, которые складываются с момента поступления материалов экспертизы до отправки результатов экспертизы инициатору ее назначения, а также ряд других вопросов[166].
В работах современных ученых выделяются и различаются понятия «состязательность экспертиз» и «состязание экспертов»[167]. В первом случае предполагается проведение двух и более специальных исследований по одному и тому же предмету и в отношении одних и тех же объектов. При употреблении второй конструкции авторы подразумевают выбор сторонами сведущих лиц для производства экспертизы и их полемику в суде при отстаивании своих выводов.
Е.Р. Россинская выделяет понятие «состязательность экспертов», считая, что данная научная категория является «единственной возможностью проверки научной обоснованности и достоверности экспертного заключения», в силу неуклонного роста сложностей в научной состоятельности экспертных исследований»[168]. При этом сама состязательность экспертов, по мнению ученого, должна быть достигнута предоставлением права назначения судебных экспертиз не только суду и стороне обвинения, но и стороне защиты[169].
Думается, что состязательность экспертов можно рассматривать как частный случай состязательности сведущих лиц в уголовном судопроизводстве. Выводы эксперта могут стать предметом полемики не только между экспертами, но и между экспертом и специалистом. Согласно ч. 4 ст. 271 УПК РФ суд теперь не вправе отказать в удовлетворении ходатайства о допросе в судебном заседании лица в качестве специалиста, явившегося в суд по инициативе сторон, что является, по мнению Е.Р. Российской, «залогом начала реальной состязательности сведущих лиц в суде по уголовным делам[170]. Как показало наше интервьюирование адвокатов, современной судебной практике известны случаи, когда специалист, выступая в суде и высказывая свое суждение относительно методики исследования вещественных доказательств, используемой при проведении одного из видов экспертизы, заставил участников процесса усомниться в выводах эксперта, сделанных в заключении. Это принципиальным образом отразилось на итоговом судебном решении по делу.
В отношении состязательности сведущих лиц в уголовном судопроизводстве свою точку зрения более ста лет назад высказал русский криминалист Е.Ф. Буринский. В частности по данному вопросу он отметил: «Состязание графических экспертов дали бы благодетельные плоды. Опасности от этих состязаний нет, потому что суд волен согласиться или не согласится с мнением эксперта и выбрать то мнение, которое ему кажется более обоснованным, лучше доказанным». Указанный ученый не видел особой опасности и в том, чтобы работа эксперта оплачивалась стороной защиты «...Только по недоразумению и упорству можно настаивать на неудобстве допущения в суд экспертов по найму. Беспристрастный, т.е. не заинтересованный в исходе дела, эксперт всегда будет смотреть на данное ему поручение, как на обузу, неприятную повинность, а если его станут часто требовать в суд, отрывать от обычных занятий, то и как на несчастье. Не станет он, разумеется, очень заботится о полноте и совершенстве исследования, выдумывать способы обнаружения подлога, рыться в фотографических и научных книгах, делать опыты и пр. Неужели не видно, что полезный и беспристрастный эксперт в одном лице так же не соединяется, как вода и масло в одном сосуде»[171]. Данные размышления ученого, на наш взгляд, небеспочвенны. Но не финансовая сторона деятельности эксперта, как нам думается, должна быть решающей в аргументации пользы состязательности сведущих лиц (экспертов). Мы в принципе полагаем, что чем больше будет выраженных обоснованных точек зрения сведущих лиц по вопросам, требующим использования специальных знаний, тем больше вероятность того, что суд (судья) оценив их, для принятия решения по делу примет за основу то, которое наиболее полно соответствует критериям, предъявляемых к судебным доказательствам. При этом по нашему убеждению, состязательность сведущих лиц (экспертов) в уголовном судопроизводстве должна быть основана, прежде всего, на компетентном и профессиональном правосудии. Проблема эта была и остается крайне актуальной для российской судебной системы. Е.Ф. Буринский больше века назад писал: «... наши суды очень склонны принимать во внимание только готовые выводы графической экспертизы, не подвергая обсуждению оснований, на которых эти выводы построены»[172]. К сожалению, как отметили опрошенные нами специалисты, такой подход судей к оценке заключений экспертов не редкость и для современного правосудия.
Подводя промежуточный итог, считаем важным отметить, что состязательность сведущих лиц в уголовном судопроизводстве является неотъемлемым признаком объективизации процесса доказывания. Однако проблемным может являться то обстоятельство, что созвучие понятия «состязательность сведущих лиц (экспертов)» с процессуальным термином «состязательность сторон» может породить заблуждение о том, что использование возможностей судебной экспертизы находится в прямой зависимости не с объективностью научных знаний и исследования, лежащих в основе экспертных выводов, а обеспечивается личностными качествами сведущих лиц (экспертов), участвующих в процессе доказывания. На это наталкивает то обстоятельство, что наиболее близким синонимом к термину «состязательность», употребляемым в русском языке, является слово «соревнование»[173]. Чтобы не создавать почву для такого узкого понимания рассматриваемого понятия, суд (судья), отправляя правосудие, должен не поверхностно оценивать выводы (суждения) сведущих лиц, компетентность и манеру их выступления, а подвергнуть глубокому анализу основания, на которых эти выводы (суждения) сделаны.
Вернемся к анализу деятельности негосударственных экспертных организаций, в которых во главу угла поставлена возможность именно альтернативного выбора эксперта. Мы хотим еще раз высказать критическую оценку использования слова «независимая» в той или иной интерпретации по отношению к осуществляемой деятельности указанными организациями и в конечном счете экспертизы. Такая постановка вопроса, кроме того, что вводит в заблуждение как участников уголовного судопроизводства, так и суд, не соответствует положениям действующих нормативных правовых актов, в том числе ФЗ о ГСЭД.
Можно, в принципе, согласиться с мнением П.В. Бондаренко, который утверждает, что к проведению альтернативных экспертиз в негосударственных экспертных организациях прибегает чаще всего та сторона процесса, у которой имеются сомнения в компетентности или незаинтересованности государственного эксперта, обычно проводящего экспертизы в данном населенном пункте, или ходатайство которой о назначении повторной экспертизы отклоняется судом как необоснованное[174].
При обсуждении и принятии в Государственной Думе Российской Федерации законопроекта «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» деятельность негосударственных экспертных организаций не была принята во внимание законодателем. Хотя статья 41 распространяет действие ФЗ о ГСЭД на лиц, не являющихся «государственными судебными экспертами», о возможности хотя бы существования таких же учреждений в негосударственной сфере в нем не упоминается вовсе. Как справедливо замечает Е.А. Бородина, эксперт в системе понятий упомянутого закона - это обязательно профессиональный эксперт, сотрудник государственного экспертного учреждения[175].
Однако указанные организации существовали в момент разработки и принятия данного законопроекта в ряде городов России, причем не только в Москве. Еще в 1992 году начал свою деятельность Институт Независимых Исследований, в 1993 году было образовано Бюро независимых экспертиз «Версия», с 1996 года функционирует ЗАО «Центр независимых экспертиз». Несколько лет спустя появились негосударственная экспертная организация ООО «Независимая экспертиза» (г. Екатеринбург), «Центр независимой экспертизы на автомобильном транспорте» (г. Самара), Ассоциация независимых экспертов (г. Уфа) и ряд других организаций, профилирующая деятельность которых связана с проведением экспертных исследований по уголовным и гражданским делам.
Проведенный опрос следователей показал, что большинство опрошенных респондентов высказалось против деятельности такого рода организаций. Одним из основных контрдоводов с их стороны было то, что такие учреждения проводят экспертные исследования для адвокатов за плату наличными денежными средствами, что ставит под сомнение объективность формируемых выводов.
Вместе с тем, необходимо отметить, что некоторые респонденты из вышеуказанной группы замечали, что теоретически назначали бы экспертизы и в такие организации, однако финансовых средств на эти цели не выделяется. В свою очередь, как показал опрос сотрудников частных организаций с функцией производства экспертиз и исследований, в их практике были случаи проведения судебных экспертиз по постановлениям следователей, причем в порядке исключения, бесплатно. Следователи, получая такие заключения эксперта, со слов указанных респондентов, отмечали технический уровень оформления приложений к заключению, использования цифровой цветной фотопечати и ряд других положительных моментов.
Объективно оценивая деятельность негосударственных экспертных организаций, следует обратить внимание на некоторые причины, которые ставят под сомнение результаты исследований, проводимых в них, на которые обращается внимание в литературе.
Так, к примеру, П.В. Бондаренко замечает, что назначение экспертизы помимо прочего «... включает в себя подготовку соответствующих материалов. При назначении почерковедческих экспертиз, например, должны быть предоставлены оригиналы спорных документов (желательно все экземпляры), свободные и экспериментальные образцы почерка, близкие по времени и условиям их выполнения к спорным. Суд имеет все полномочия для сбора названных материалов. Если же исследование проводится по поручению оспаривающей стороны, то нередко вместо оригиналов документов предоставляются копии, ограниченные по объему образцы почерка, часто
неудовлетворительные и по качеству.............. И это обстоятельство суд
должен учитывать при их оценке»[176].
Требования, предъявляемые к экспертным кадрам в негосударственных экспертных организациях, существенным образом отличаются от соответствующих требований к экспертам, состоящим на государственной службе. В этом отношении представляется крайне актуальной проблема, суть которой в том, что если в государственных судебно-экспертных учреждениях (ЭКП ОВД РФ) предусмотрен механизм лишения эксперта права на производство одного или всех видов экспертиз в случаях грубых нарушений экспертом требований законодательства, методик исследования вещественных доказательств, повлекших ошибочные выводы (в МВД России такое решение полномочна принимать Центральная экспертно-квалификационная
'у
комиссия МВД России ), то в негосударственных судебно-экспертных организациях уполномоченных органов и соответствующего механизма до настоящего времени не предусмотрено. Кроме того, как обращается внимание в литературе, следственная и судебная практика свидетельствуют, что обращение к услугам экспертов не специализированных организаций и предприятий порождает многие трудности в доказывании фактов по делу только потому, что лица, выступающие в качестве экспертов, не сведущи в вопросах криминалистической идентификации, не владеют методологией экспертного исследования, не прогнозируют судебную перспективу использования экспертного заключения[177].
Вернемся к анализу назначения судебной экспертизы участниками уголовного судопроизводства со стороны защиты и обвинения, а также судом в условиях принципа состязательности и равноправия сторон как на досудебных, так и на судебных стадиях.
Равноправие сторон в стадии судебного разбирательства понимается как равные возможности стороны обвинения и стороны защиты заявлять ходатайства, представлять доказательства и участвовать в их исследовании. Однако преимущества стороны обвинения по собиранию доказательств на предварительном расследовании ограничивают равенство фактических возможностей сторон по представлению доказательств в стадии судебного разбирательства. Предоставление действующим законом органам уголовного преследования больших процессуальных возможностей по собиранию доказательств по сравнению с возможностями, принадлежащими участникам стороны защиты, обуславливает прямо противоположный сущностному признаку состязательности признак — неравенство процессуально-правовых статусов органов уголовного преследования и стороны защиты. Такое неравенство, по мнению некоторых процессуалистов, является сущностным признаком розыска и исключает состязательную форму процесса[178].
По мнению С.А. Корсакова, при существующей практике возможность назначения повторной экспертизы в суде участниками уголовного судопроизводства со стороны защиты обеспечивает пересмотр собранной участниками со стороны обвинения доказательственной базы, в том числе недостоверного или необъективного заключения эксперта[179].
Указанный автор также справедливо замечает, что вероятен случай, когда по отношению к объектам экспертизы, не изменяющимся во времени, проведение повторной экспертизы после производства
предварительного расследования позволяет избежать грубых ошибок. Во всяком случае, с учетом выявленных дефектов или неточностей первичной экспертизы, вопросов адвоката и суда повторная экспертиза ^ документов, оружия и других подобных объектов фактически не
отличается от первичной и позволяет с большой степенью вероятности приблизиться к истине. Ситуация резко меняется при судебно- медицинской экспертизе[180]. Судебно-медицинская экспертиза занимает одно из ведущих мест по количеству встречаемости среди всех назначаемых экспертиз. По статистике сейчас она проводится почти по
/ч
каждому второму уголовному делу . Судебно-медицинская и судебно- психиатрическая экспертиза во многих случаях являются обязательными по уголовным делам, что связано как с особой ценностью человеческой жизни и здоровья, но также со спецификой объектов биологического происхождения. Ученые справедливо отмечают, что в некоторых случаях только своевременная и качественная экспертиза биологических объектов
I
позволяет получить объективную и полную информацию по многим видам преступлений[181].
Назначение судебной экспертизы в ходе судебного разбирательства связано с решающей ролью суда (ст. 283 УПК РФ). Такое положение, как показывает практика, серьезных препятствий для реализации состязательных начал по отношению к судебной экспертизе, прежде всего при назначении повторной экспертизы[182], не создает. УПК РФ предусматривает проведение повторной экспертизы в суде (ст. 283 УПК РФ), выводы которой могут не совпасть с выводами первичной экспертизы. Как показал анализ дел наблюдательного производства по завершенным уголовным делам, связанным с назначением повторных
баллистических и трасологических экспертиз и их производством в ЭКЦ МВД России и РФЦСЭ при Минюсте России, такая ситуация не редкость для экспертной практики. При этом, как показал проведенный нами анализ итоговых судебных решений, завершенных обвинительным приговором или прекращенным по различным основаниям, именно заключение эксперта, полученное в результате повторной экспертизы, сыграло ключевую роль для постановления приговора. Проиллюстрируем эту ситуацию на следующем примере. Следователь 3. обвинялся в должностном подлоге и злоупотреблении служебным положением, выразившимся в фальсификации протокола допроса потерпевшего И. и в незаконном прекращении уголовного дела. 3. обвинение отрицал, ссылаясь на то, что он не подделывал подписи И. Органы предварительного следствия прокуратуры в ходе расследования назначили по этому делу почерковедческую экспертизу, которая была поручена эксперту Г, являющемуся сотрудником одного из правоохранительных ведомств. Ввиду недостаточного, по мнению эксперта Г., количества идентификационных признаков он не смог установить исполнителя подписи в представленном на экспертизу протоколе. Тогда органы предварительного расследования назначили проведение повторной экспертизы, которая была поручена эксперту Ш., сотруднику другого ведомства. Последний сделал категорический вывод: подписи от имени К. выполнены 3 путем подражания. Свой вывод он мотивировал в частности тем, что выявленные при исследовании совпадающие признаки в почерках являются устойчивыми, существенными и при сравнении образуют индивидуальную совокупность, достаточную для категоричного вывода. Суд при вынесении решения принял за основу повторное заключение, сославшись как на достаточную обоснованность полученных выводов, так и большой экспертный стаж Ш, который составлял более 20 лет (у эксперта Г. он составлял 4 года)[183].
Особым обстоятельством, на которое мы бы хотели обратить внимание, является то, что указанные в законе сомнения в обоснованности результатов первичной экспертизы, возникшие у стороны защиты, суд, принимающий решение о назначении экспертизы может не разделять. А противоречие может выражаться только между выводами заключения и показаниями стороны защиты. Как отмечает П.В. Бондаренко, «в суде нередко такие показания не считают основанием для назначения повторной экспертизы. Оказавшись в тупике, одна из сторон прибегает к проведению «параллельной» экспертизы» Указанный автор считает, что местом ее проведения может быть «как бюро независимой экспертизы, так и государственное экспертное учреждение»[184]. Уголовно-процессуальное законодательство содержит определенные процессуальные гарантии для реализации сторонами законных прав в процессе назначения судебных экспертиз при рассмотрении дела в суде. Проведенное изучение материалов архивных уголовных дел показало, что суд достаточно редко безосновательно отказывает в удовлетворении соответствующих ходатайств, тем более, что в силу требований закона суд (судья) не вправе отвергнуть, без указания мотивации, вопросы, вынесенные на экспертизу сторонами либо мотивировать, что основания к назначению экспертизы вообще отсутствуют. Как показало проведенное нами изучение итоговых судебных решений в таких ситуациях, наиболее часто отклоняются вопросы сторон, в которых суд усматривает, что они не относятся к компетенции эксперта, поскольку представляют собой вопросы, относящиеся к оценке доказательств, полученных как на предварительном следствии, так и в судебном заседании, что является прерогативой суда; ответы на них нецелесообразны, в силу уже ранее полученного заключения и т.д.
В литературе высказывается точка зрения о пределах активности суда в отношении использования судебной экспертизы по своей инициативе. Так, К.Б. Калиновский, полагая, что активность суда не достигает значения принципа процесса, а является лишь признаком публичности судопроизводства, считает, что активность суда в доказывании не должна быть безусловной не только потому, что она превращает состязательность в розыск, но и связи с тем, что в этом случае она может как подтолкнуть, так и пресечь инициативу сторон. Это значит, что для судебной активности в доказывании необходимы пределы[185]. В развитие этого тезиса, В.П. Смирнов предлагает ограничить судебную активность в доказывании обязанностью поставить на обсуждение сторон вопрос о необходимости истребования доказательств, которые не были представлены и заявлены сторонами[186].
Как показывает анализ судебной практики, проведенный В.П. Смирновым, по подавляющему большинству дел в ходе судебного разбирательства инициатива в назначении экспертизы принадлежит
о
именно сторонам (90,63%) . С другой стороны, суд не может поступить по своему усмотрению в случае, когда проведение экспертизы является обязательным (ст. 196 УПК РФ). В этом случае независимо от заявленных ходатайств сторон суд обязан назначить судебную экспертизу.
О реализации принципа состязательности сторон по отношению к судебной экспертизе на рассматриваемой стадии говорит также и тот факт, что назначение и проведение повторной экспертизы не влечет за собой автоматического исключения первоначальной экспертизы из совокупности доказательств по делу и оставляет право последней быть инструментом доказывания каждой из сторон, а также лечь в основу внутреннего убеждения судьи при принятии им решения по делу.
Настораживает тот факт, что для создания искусственных оснований к проведению повторной экспертизы в суде сторона защиты порой идет на противозаконные меры.
В литературе приведен следующий пример, указывающий на наличие данной проблемы. «...При рассмотрении в суде уголовного дела по обвинению С. и М. в превышении должностных полномочий адвокатом обвиняемого М. было заявлено ходатайство о назначении повторной почерковедческой экспертизы. В качестве обоснования указывалось на противоречие выводов эксперта о выполнении подписей в нескольких документах показаниям свидетеля, вызванного в суд по ходатайству защиты. Свидетель Г. заявил, что подписи от имени вымышленных лиц выполнял он, а экспертом назван С.
Эксперт, проводивший повторную экспертизу, не подтвердил положительного вывода о выполнении нескольких записей и подписей в документах — вещественных доказательствах обвиняемым С. В то же время было установлено, что Г. никаких записей и подписей в этих документах не выполнял. Он лжесвидетельствовал, чтобы у суда появились основания для назначения повторной экспертизы»[187].
Затронем еще один аспект, касающийся с одной стороны - доказательственного потенциала результатов судебной экспертизы, а с другой - реализации принципа состязательности сторон при рассмотрении дела в суде.
Как показал проведенный нами опрос экспертов, зачастую им приходится являться в суд и давать показания как по существу проведенной экспертизы, так и отвечать на ряд других вопросов, имеющие непосредственное к ней отношение.
В советские времена был распространен стереотип, суть которого в том, что вызов эксперта в суд для допроса говорит о неудовлетворительном качестве проведенной экспертизы. Данный стереотип был полностью развеян современной следственной и судебной практикой. В результате проведенного интервьюирования руководителей судебно-экспертных учреждений по данному вопросу следует вывод, что вызов эксперта в суд для дачи им показаний в настоящее время - явление рядового характера. Целью допроса эксперта в суде, также как и на предварительном следствии, является разъяснение или дополнение ранее сформированного заключения, а также ответы на иные вопросы. Как показывает практика, в ряде случаев эксперт вынужден обратиться к суду и просить дополнительное время на подготовку ответов[188].
В суде достаточно часто стороной защиты эксперту адресуются вопросы, очевидная цель которых - поставить под сомнение его профессиональную компетентность, тем самым, перечеркнув либо поставив под сомнение доказательственную силу его выводов. Наиболее распространены вопросы в суде, адресованные эксперту и касающиеся условий получения (хранения), поступивших в распоряжение эксперта вещественных доказательств; применяемой в процессе экспертизы методики, наличия оформленного действующего свидетельства на право производства экспертизы, соответствие используемой приборной базы и программного обеспечения требованиям, предусмотренным соответствующей методикой, ГОСТам и т.д. Содержание ответов на эти и другие вопросы принимаются во внимание, как сторонами, так и судом. В случае выявления серьезных пробелов по данным вопросам, как показало изучение архивных уголовных дел, нередко суд по ходатайству сторон или самостоятельно назначает повторную экспертизу.
Существенное влияние при рассмотрении дела в суде на сознание судьи и участников уголовного судопроизводства может оказать личное выступление эксперта в процессе его допроса.
Необходимо отметить, что предстоящий допрос в суде требует от эксперта психологического настроя и дополнительной подготовки. Эксперты, особенно с небольшим опытом практической работы, часто испытывают психологическое напряжение, поскольку под сомнение может быть поставлена их компетентность, выводы к которым они пришли. Эти обстоятельства объясняются также тем, что эксперту предстоит отвечать на вопросы не только суда, но и сторон.
Проведенное исследование показало, что психологическое отношение аудитории к выводам экспертизы резко меняется в тех случаях, когда эксперт, выступая с показаниями в суде, начинает нервничать, запинаться, теряется в мыслях, не может убедительно повторить выводы, к которым он пришел, указать причины таких выводов, сопоставить проведенное исследование положениям экспертной методики. Такие недостатки в выступлении эксперта не упустит шанс использовать в интересах своего клиента квалифицированный адвокат. Подобная тактика защиты распространена во многих странах, где судопроизводство строится на состязательных принципах, в том числе в США. Как отмечается в литературе, в случаях, когда результаты экспертизы не в интересах ее подзащитного, сторона защиты в американском судопроизводстве по уголовным делам пытается установить какие-либо негативные обстоятельства относящиеся к личности эксперта, его подготовке, служебной деятельности, использованных методах исследования, то есть всему, что может доказать несостоятельность заключения эксперта или хотя бы бросить тень на его достоверность[189].
Как показал анализ публикаций, отражающий американский опыт по затронутому вопросу, при выступлении в суде перед присяжными экспертом результативно используются средства наглядной иллюстрации, относящиеся к проведенному экспертному исследованию. Часто в этих целях используются увеличенные фотографии, таблицы, модели. В последние годы все большее распространение получает использование компьютеров и мультимедийных проекционных установок для воссоздания событий и обстановки места происшествия. Например, изображения автотранспортных происшествий, последовательности действий и передвижений преступника и его жертвы при совершении преступления и т.п.[190] Наглядно иллюстрированный материал зачастую может упростить восприятие примененной методики экспертного исследования, смысл которой в большинстве случаев для несведущих лиц непонятен.
Считаем, что представленная с использованием современного программного обеспечения информация безусловно способствует доходчивому и убедительному подкреплению показаний эксперта в глазах участников процесса. Да и самому эксперту на основе опорных материалов выступать перед большой аудиторией без всяких сомнений спокойнее. Думается, что техническое обеспечение выступления эксперта в суде должно осуществляться в рамках текущих затрат на организацию судебной деятельности.
Обобщая сказанное в данном параграфе, нужно отметить, что в нем были затронуты проблемные аспекты реализации принципа состязательности и равноправия сторон как в сфере процесса доказывания по уголовным делам в целом, так и при назначении и производстве судебной экспертизы - в частности. Особое внимание уделено роли и функции судебного эксперта в состязательной модели отечественного уголовного судопроизводства, реализации принципа независимости эксперта.
Еще по теме § 3. Судебная экспертиза в условиях состязательного уголовного судопроизводства:
- Справедливость судебного разбирательства
- § 2. Реализация принципа публичности (официальности) в стадии предварительного расследования (общие условия предварительного расследования)
- § 3. Реализации принципа публичности (официальности) в судебных стадиях
- 3.1. Допустимые субъекты получения вещественных доказательств в уголовном процессе
- Допустимый порядок получения вещественных доказательств по уголовным делам
- Развитие структуры, содержания, принципов и основных функций учения о судебно-экспертной деятельности
- Проблемы правовой регламентации судебно-экспертной деятельности на современном этапе
- Проблемы профессиональной подготовки судебных экспертов судебно-экспертных организаций
- Особенности критического подхода судебного эксперта к процессу и оценке результатов проведенного им исследования
- Концептуальные основы судебно-экспертной деятельности негосударственных судебно-экспертных организаций в Российской Федерации
- Правовые проблемы деятельности негосударственных судебно-экспертных организаций и пути их решения
- § 1. Сущность специальных знаний и классификация их использования в уголовном судопроизводстве
- § 3. Заключение эксперта и заключение специалиста: соотношение и роль в судебном доказывании
- § 3. Судебная экспертиза в условиях состязательного уголовного судопроизводства
- § 4. Перспективы правового регулирования судебной экспертизы в условиях состязательного уголовного судопроизводства
- 1.1 Сущность свидетельского иммунитета в уголовно-процессуальном праве
- Глава II. ОРГАНЫ СУДЕБНОЙ ВЛАСТИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ КАК ВАЖНЕЙШИЙ ЭЛЕМЕНТ СУДЕБНОЙ СИСТЕМЫ
- Глава V. ПРАВОВАЯ ПОЛИТИКА В СФЕРЕ УСИЛЕНИЯ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ИНСТИТУТОВ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА И ОРГАНОВ СУДЕБНОЙ ВЛАСТИ: ОТЕЧЕСТВЕННЫЙ И ЗАРУБЕЖНЫЙ ОПЫТ
- § 1. Понятие и свойства защиты в уголовном процессе, ее место в системе квалифицированной юридической помощи