§ 1. Понятие и юридическая природа ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния

Ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяний, является одной из наименее изученных категорий в науке уголовного права.

Раскрытие дефиниции ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяний, осложняется тем фактором, что в доктрине уголовного права отсутствует общепринятая позиция в определении понятия самой ошибки.

При определении понятия ошибки ученые, как правило, исходили из философских положений об истине и заблуждении, а также диалектической теории отражения.

В философской литературе ошибке уделено незначительное внимание. Здесь стоит выделить, в частности, работы А.Ф. Селиванова, в которых нашли свое освещение основные вопросы учения об ошибке. В рамках учения об истин­ном и ложном автором рассматривается ошибка в контексте противополагания её обману^[61].

П.С. Заботиным в своей работе исследуются проблемы ошибки и заблуждения в научном познании^[62]. Этот ученый придерживается мнения нетож- дественности понятия «заблуждение» и «ошибка» при несомненной их близости.

Им указывается, что заблуждение есть несоответствие знания предмету в силу причин и обстоятельств, не зависящих от личных качеств субъекта, в то время как ошибка раскрывается им как несоответствие «обусловленное чисто случайными качествами индивида»^[63].

Философское учение об ошибке послужило основой для юридического понимания ошибки. В теории уголовного права ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяний, как правило, рассматривается через призму общего определения уголовно-правовой ошибки.

Один из подходов в науке уголовного права заключается в том, что ошибка есть неправильное представление личности относительно юридического или фактического значения собственного поведения и наступивших в связи с ним последствий.

В связи с чем, П.С. Дагелем ошибка субъекта определяется как неправильное представление лица о фактических или юридических признаках совершаемого им действия или бездействия и его последствиях^[64]. Л.И. Коп- тяковой ошибка понимается как заблуждение лица относительно фактических и юридических признаков содеянного^[65]

В.Ф. Кириченко под ошибкой также понимает «.неправильное представление лица относительно общественной опасности совершаемого им деяния и о тех обстоятельствах, которые являются для него существенными, будучи элементами соответствующего состава преступления»^[66]. Аналогично рассматривается ошибка и В.А. Якушиным^[67].

Некоторые ученые определяют ошибку как неверную оценку субъектом своего поведения^[68].

Таким образом, в уголовно-правовой литературе ошибка определяется как «неправильное представление», либо «неверная оценка», либо «заблуждение лица» относительно юридических и фактических обстоятельств совершаемого им общественно опасного деяния (или относительно общественной опасности и противоправности деяния).

Обоснованность рассмотренного подхода понимания ошибки в уголовном праве заключена в базировании его на определении понятия вины. Сложившаяся тенденция определения сущности ошибки как неверного знания личности относительно собственного поведения и последствий обуславливается категорией вины.

При этом сообразность подобного рода знания предопределена сформировавшимся отношением лица к окружающей действительности в целом, которому предшествует этап возникновения у лица определенного представления о ней. Следовательно, выполнение сознанием функции познания объективной реальности первичней совершения непосредственно деяния лицом. Заблуждение лица относительно воспринятой действительности, означающее допущение гносеологической ошибки, неминуемо детерминирует оценку собственного поведения, то есть влечет аксиологическую ошибку^[69].

Исходя из этого, интересен взгляд А.И. Рарога относительно понимания ошибки. Так, в одних работах ошибка автором определяется одновременно как неправильная оценка юридической сущности или юридических последствий совершаемого деяния и как неверное представление лица о фактических обстоятельствах^[70]. При этом в других работах под ошибкой автор предлагает также понимать «заблуждение лишь относительно фактических обстоятельств,

определяющих характер и степень общественной опасности совершенного деяния, либо относительно юридической характеристики деяния»^[71]. Подобного рода определения ошибки А.И. Рарогом подвергаются критике отдельными авторами с указанием на их непоследовательность и противоречивость. Но, как представляется, это есть по существу понимание сложности природы ошибки, ее неоднородности, что не позволяет рассматривать ее одномерно.

Рассмотренные определения позволяют более последовательно признать понимание ошибки в уголовном праве как несоответствующее действительности знание личности относительно социальной значимости совершенного им деяния, основанное на неверном восприятии фактических обстоятельств, имеющих уголовно-правовое значение.

Таким образом, следует разделить мнение тех авторов, которые аргументируют позицию, что содержание ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, составляет совокупность двух ошибок: гносеологической и аксиологической. Ошибка лица, находящегося в состоянии «мнимого обстоятельства, исключающего преступность деяния», в позитивной оценке совершаемых им действий предопределена ошибкой в перцепции конкретных фактических обстоятельств^[72].

Общепризнанная в теории уголовного права классификация ошибок на фактические и юридические предопределяет вопрос о возможности существования юридической ошибки, как разновидности ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния. Допустим, что лицо, осуществляя задержание преступника, добросовестно полагало, что уголовный закон позволяет ему причинить любой вред задерживаемому без какого-либо ограничения.

достаточных знаний закона детерминирует у лица уверенность в правомерности своего поведения. Как представляется, данные обстоятельства не могут быть достаточными, чтобы признать подобное заблуждение надлежащим основанием для защиты от уголовного преследования со ссылкой на ошибку в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния. В противном случае открывается обширное пространство для многочисленных злоупотреблений, установить которые в практическом аспекте будет задачей крайне затруднительной.

В уголовно-правовой литературе высказывались предложения отражать специфику исследуемой ошибки через обобщенный термин - «мнимое обстоятельство, исключающее преступность деяния»^[73]. Это явление определяется как ситуация, когда обстановка давала основания полагать, что имеет место реальное обстоятельство, исключающее преступность деяния, и субъект, который причинил вред, не мог осознавать ошибочность своего предположения. З.Г. Алиев предлагает рассматривать ошибку в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, как неправильную интерпретацию лицом, либо неправильную оценку им не только реальности ситуации, но и социальной полезности или социальной нейтральности своего поведения, либо необходимость применения мер для предотвращения наступления общественно опасных

74 последствий^[74].

Вместе с тем следует отметить некоторые дискуссионные аспекты в обозначенных дефинициях. Представляется, что определять рассматриваемое правовое явление как ситуацию, а не как деяние, причинившее вред охраняемым уголовным законом общественным отношениям, вызванное определенной ситуацией (внешним фактором), не является бесспорным. Также видится недостаточной формулирование ошибки в наличии обстоятельств, исключающих

преступность деяния, только через субъективный признак как неправильную интерпретацию или неправильную оценку реальной ситуации и своего поведения лицом.

Таким образом, определение понятия ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, вызывает сложности, что заставляет тща­тельно относиться к выяснению сущности данного правового явления. Установ­ление признаков, характеризующих ошибку в наличии подобных обстоятельств и составляющих ее суть, наравне с раскрытием их содержания, является той зада­чей, которая позволит определить ее дефиницию.

В первую очередь следует выделить тот признак, который позволяет разрешать проблему ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, в рамках науки уголовного права. Указанным признаком является причинение вреда охраняемым уголовным законом общественным отношениям лицом в состоянии мнимого обстоятельства, исключающего преступность деяния. Непосредственно данный признак позволяет рассматривать исследуемое правовое явление в уголовно-правовом смысле. При этом имеется в виду причинение именно уголовно-значимого вреда, а не какого-либо иного. Дан­ный вред может быть многообразен и выражаться в причинении различной тяже­сти вреда здоровью, лишении жизни, повреждении и уничтожении имущества, ограничении и лишении свободы и т.д.

Внешний фактор, а именно совокупность фактических обстоятельств, дос­таточных для создания убежденности лица в наличии условий правомерности того или иного обстоятельства, исключающего преступность деяния, выступает следующим признаком, который составляет содержание рассматриваемого правового явления. Представляется, что данный внешний фактор выступает в ка­честве обязательного признака рассматриваемой ошибки, который детерминируют заблуждение лица, находящегося в состоянии мнимого обстоятельства, исключающего преступность деяния. Тем не менее соответст­вующая обстановка без определенного рода психического отношения личности, формирующегося из осознания лицом содержания условий правомерности

обстоятельств, исключающих преступность деяния, и такого восприятия действительности, которое позволяет быть уверенным в допустимости или социальной полезности своего поведения, недостаточна для определения ее как основания ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния.

Рассматривая признаки ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяний, весомое значение имеет вопрос о субъекте, действия которого могут быть оценены с позиции исследуемой ошибки. В целом, признаки лица, находящегося в состоянии мнимого обстоятельства, исключающего преступность деяния, предопределены содержанием института обстоятельств, исключающих преступность деяния. Различные ученые относительно субъекта права того или иного обстоятельства, исключающего преступность деяния, занимают достаточно солидарную позицию^[75]. Как представляется, лицу должны быть присущи такие характеристики как вменяемость и достижение возраста уголовной ответственности.

Следует отметить, что преступления, совершенные по мотивам мести, рас­правы, в состоянии сильного душевного волнения при превышении пределов того или иного обстоятельства, исключающего преступность деяния, по своим объек­тивным признакам зачастую схожи с внешними признаками ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния. Отсюда приобретает важность рассмотрения содержания субъективных ее признаков, которые составляют ее правовую сущность. Подобного рода психологическое исследование носит особое значение, так как проникновение в «чувства и помыслы» лица, служит основой для юридической оценки совершаемых им действий^[76].

Мотив и цель являются базовыми признаками, которые обусловливают психологическую картину любого деяния. Исследование содержания названных

признаков при изучении ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, имеет немаловажное значение.

Подлинный характер правомерного или противоправного поведения, как

77 указывалось в уголовно-правовой литературе, можно уяснить через мотив^[77]. Тенденции выбора лицом определенного варианта поведения определяются мотивом. Его существо предопределяет социально-правовая оценка деятельности лица. При этом следует отметить, что под мотивом понимается не просто побуждение к действию, а побуждение осознанное, опосредованное желанием достижения определенной цели^[78].

В то же время ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, не характеризуется наличием какого-либо уникального мо­тива. Причинение вреда охраняемым уголовным законом общественным отношениям в состоянии заблуждения осуществляется лицом, когда оно разумно полагает, что осуществляет защиту правовых интересов.

Таким образом, мотив, который задает направление действий, содержательно одинаков мотиву при том или ином обстоятельстве, исключающем преступность деяния. В первую очередь, он обладает свойством вынужденности, когда лицо, добросовестно заблуждаясь, то есть вполне реально в субъективном смысле, относительно наличия условий правомерности обстоятельств, исключающих преступность деяния, считает необходимым действовать определенным образом. При этом мотив в своем существе положителен, так как заключается в осознанном стремлении защитить правоохраняемые интересы. Доминирующий (основной) мотив защиты правового блага одновременно может сопровождаться и факультативными мотивами, которыми могут выступать жела­ние выполнить служебные обязанности, моральный долг и т.д.

Поведение человека определяется его мотивацией в неразрывной связи с целенаправленностью. Ошибка в наличии обстоятельств, исключающих

преступность деяния, как и любая человеческая деятельность, также характеризу­ется целенаправленностью^[79]. Данная ошибка только тогда может быть установлена, когда лицо с целью защиты конкретных правовых интересов причиняет вред охраняемым уголовным законом общественным отношениям добросовестно заблуждается относительно наличия условий правомерности обстоятельств, исключающих преступность деяний, тогда как объективно они отсутствуют. Цель защиты правовых интересов, по нашему мнению, является базовым признаком в определении понятия ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния. Установление в действиях субъекта цели защиты конкретных правовых интересов, как видится, позволяет квалифицировать деяние как совершенное в состоянии рассматриваемой ошибки.

В данном аспекте примечателен пример из судебной практики, приведенный в уголовно-правовой литературе касательно ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния: А. осуществлял охрану колхозного огорода. При себе А. имел охотничье ружье с одним боевым патроном. В ночное время суток он задремал. Раздавшиеся шорохи разбудили А., после чего он заметил силуэт, который двигался в его направлении. Испугавшись, не разбираясь движется ли силуэт человека или зверя, А. выстрелил. Произведенным выстрелом был смертельно ранен человек, которым оказался военнослужащий П., который самовольно отлучился из расположения воинской части и зашел на охраняемый А. огород для совершения хищения.

Действия А. квалифицированы как причинение смерти по неосторожности и признаны одним из видов ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния - мнимой обороной^[80].

Т.Г. Шавгулидзе, рассматривая приведенный пример, обращает внимание на то, что, если у А. не было цели защиты, и произведенный им выстрел был вы­зван испугом, состоянием растерянности и непонимания, что он делает, то в та­

ком случае его действия нельзя признавать необходимой обороной. В то же время при подобного рода ситуации состояние мнимой обороны также отсутствует, так как и для необходимой обороны, и для мнимой обороны обязательным условием является то, что действия лица должны преследовать цель защиты^[81].

Приведенная точка зрения Т.Г. Шавгулидзе, представляется обоснованной, к которой можно добавить, что в подобных случаях отсутствует и ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния.

При этом представленная характеристика мотива и цели ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, еще более доказывают утверждение, что ее понятие тесным образом связано с понятием обстоятельств, исключающих преступность деяния. На наш взгляд, выделение в дефиниции рассматриваемой ошибки такого компонента как восприятие лицом реальности наличия условий правомерности обстоятельства, исключающего преступность деяния, имеет под собой разумные основания. Он дает возможность дифференци­ровать ошибку в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, от самих обстоятельств, исключающих преступность деяния, которые являются яв­лениями отличными как по своей правовой природе, так и по социальному значению.

Таким образом, выделение признаков ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, позволяет сформулировать ее понятие: ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния - это причинение вреда охраняемым уголовным законом общественным отношениям, совершенное в ситуации, воспринятой заблуждавшимся лицом как наличие условий правомерности обстоятельства, исключающего преступность деяния, при их реальном отсутствии.

Немаловажное значение имеет рассмотрение юридической природы ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния. Однако, как видится, для ее определения первостепенно исследование причин детерминирующих подобного рода ошибку, определение роли и места данной

социальной практики для общества, изучение соотношения названного правового явления с отдельными институтами уголовного права.

Всякого рода ошибка характеризуется нарушением изоморфных (гомоморфных) отношений между сознанием субъекта и совершаемым им деянием. Это можно охарактеризовать как несоответствие между идеальным образом деяния, существующим в сознании субъекта и его реальным объективным воплощением в материальной действительности. Изоморфные (гомоморфные) же отношения имеют место в тех случаях, когда в сознании субъекта точно и полно отражаются все фактические и юридические особенности совершаемого им деяния^[82].

Ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, как и всякого рода заблуждение, выступает результатом выражения человеческой субъективности. Подобного рода абберация ведет к получению неправильного и неверного знания и не является необходимостью для других лиц. По этой причине, каждая отдельная личность допустившая данную ошибку в той или иной мере ответственна за нее, а степень ответственности является мерой любой иной ответственности лица, в том числе и уголовной.

В данном контексте справедливым является мнение В.А. Якушина, который указывает, что неправильное отражение воспринимаемой объективной действи­тельности связано с формированием ошибки как ложного, не соответствующего реальности знания, которое происходит на определенных уровнях познания^[83].

Непосредственно структура познания разделяется на два уровня: чувственный и рациональный. В свой черед ощущения и восприятия составляют чувственное познание. Ощущение может рассматриваться как простейший психический процесс, в котором через объективную связь ощущающего отражаются отдельные вполне определенные свойства явлений и процессов окружающего мира, с которыми взаимодействует субъект. В.И. Ленин указывал,

что «ощущение есть действительно непосредственная связь сознания с внешним миром, есть превращение энергии раздражения в факт сознания»^[84].

Однако, в связи с тем, что ощущение через прямую связь сознания с внешним миром позволяет человеку познать лишь отдельные свойства и стороны объекта, которые не дают возможность раскрыть его целостную характеристику, это приводит к тому, что не всегда образ полученный лишь посредством ощущения соответствует объекту познания. Объяснение этому является как особенность самих органов чувств, имеющих свои пределы, так и особенность объекта, обладающего множеством присущих ему качеств, сторон, свойств и взаимосвязей с объективной реальностью.

Заблуждение на стадии ощущения нельзя рассматривать без учета факторов психофизиологического характера субъекта. Ограниченность органов чувств, таких как зрение, слух конкретного человека при прочих равных условиях может вызвать не всегда сообразную оценку обстановки в сравнении с другими людьми не имеющими соответствующей ограниченности. Следовательно, особенности психофизиологии лица, находящегося в состоянии ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, обязательны к принятию в расчет. В таких случаях подход к юридической оценке с позиции так называемого «среднего» человека, как представляется, должен быть исключен.

Так, заслуженному осуждению подвергался В.Г. Белинским подход, при ко­тором поведение разных людей оценивалось одинаково. В связи с этим им указы­валось, что каждый человек всегда либо противоположен, либо чем-нибудь отли­чается от другого, и нет ничего несправедливей «как мерить чью-нибудь личность аршином другой личности»^[85].

Результатом процесса обработки ощущений является восприятие. Оно выступает дополнением и дальнейшим развитием первой ступени познавательной деятельности и не является лишь простой совокупностью ощущений. Восприятие заключает в себе целостное отражение предметов и явлений объективного мира

при их непосредственном воздействии на органы чувств человека, которое непо­средственно взаимосвязано с предворяющими данное определенное наблюдение иными актами познавательной и практической деятельности.

Начало функционирования ощущений и впечатлений не как простой сово­купности сигналов, а как их совокупности, представляющей собой отдельный целостный образ предмета в единстве его свойств, связей и отношений, есть этап появления восприятия. Возможность осмысливать предметы, их свойства и отношения является важнейшей свойственной восприятию особенностью.

Благодаря восприятию расширяется сфера отражения. Возможности восприятия еще более увеличиваются при помощи технических средств. Они одновременно усиливают и перцептивные возможности органов чувств человека.

Перечисленные характерные черты восприятия позволяют получать более глубокое и объемное отражение существующей объективной реальности, но вме­сте с тем повышается ориентировочность отражения. Помимо этого, в связи с увеличившимся количеством отражаемых свойств и отношений одновременно повышается возможность заблуждения.

Ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, на уровне восприятия наиболее часто встречается в правоприменительной деятельности в таких ее видах как мнимая оборона либо мнимое задержание лица, совершившего преступление.

Так, примером ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, на уровне восприятия может быть следующий случай из правоприменительной практики. Рыбкин в состоянии алкогольного опьянения избивал дома жену. После просьбы соседа Соколова перестать ее избивать, Рыб­кин набросился на него и начал его душить. Соколов стал кричать, в связи с чем прибежала его жена, которая нанесла удар табуретом Рыбкину, что позволило им запереться в комнате. Рыбкин, желая отомстить и высказывая в их адрес угрозы, попытался проникнуть в комнату. После этого Соколов вылез через окно во двор. Прибежав к живущему по соседству родственнику, он обратился к нему с просьбой вызвать милицию, и возвратился назад, взяв с собой ружье. По

возвращению через окно Соколов заметил, что Рыбкин находится у его кровати. Данное обстоятельство вызвало уверенность у Соколова, что тот душит жену, в связи с чем он выстрелил и смертельно ранил Рыбкина. Расследованием было установлено, что в момент выстрела Рыбкин просто разговаривал с женой Соколова и не совершал каких-либо противоправных деяний^[86].

Установление сведений о внешних факторах, порождающих состояние ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, представляется крайне важным. По этой причине, представляется, невозможность установления равных требований ко всем лицам, допустившим ошибку в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния. Обладание специальными познаниями определенным кругом лиц, в случае совершения подобного рода ошибки, накладывает на них более широкую ответственность. Так, послужить то­му примером могут обладающие специальными познаниями в области работы и механизмов различных видов огнестрельного оружия сотрудники правоохранительных органов. Как видится, ситуации, когда в их адрес осуществляется угроза грубо изготовленным макетом, в случае допущения ими ошибки, в отличии от иных граждан, к ним могут быть применены повышенные требования, поскольку владение специальными познаниями позволяет разобраться в сложившейся ситуации.

Следует отметить, что знания об объективной реальности, получаемые на этапе чувственного познания, приобретают императивную силу после соответствующего анализа, интерпретации и оценки в мышлении человека. Как таковые сами по себе они не являются поводом деятельности лица.

При этом неправильность полученного знания, которое получено при ощущении или восприятии, может быть обнаружено на уровне мышления. Данное обстоятельство позволяет исправить некоторые возможные ошибки, которые допущены при оценке объективной реальности. Но в то же время отсутствие логичности мышления, вызванное причиной низкого уровня приобретенных знаний, имеющиеся у лица установки, небогатый жизненный опыт,

психологические и даже физиологические состояния субъекта^[87][88], не исключают возможности получения обратного результата, когда полученные правильные знания на основе чувственных знаний приводят к ложному по своей сути умозаключению. Подобного рода ситуации случаются, когда содержание позна-

ния отрывается от обстоятельств его возникновения и переносится на иные усло-

вия

88

При этом умозаключение является логической формой получения выводного знания, состоящей в переходе от определенных исходных данных к новому знанию, вытекающему из этих данных. Структуру умозаключения составляет непустое (причем, обычно небольшое по числу элементов) множество исходных суждений (высказываний), называемых посылками, или основаниями умозаключения, и логически следующее из них суждение (высказывание), называемое заключением или следствием. Необходимым условием правильности всякого умозаключения является выполнение требования: если посылки умозаключения истинны, то должно быть истинно и заключение^[89]. Как считает З. Геллер «неправильность, при образовании умозаключения, может состоять: либо в неправильном образовании одной из посылок или даже обеих, либо в логически несообразном выводе из посылок, которые сами по себе правильны»^[90].

Несоблюдение базисных объективных правил логики влечет получение неверных знаний на этапе умозаключения. Такие свойственные черты правильно­го мышления как четкость, непротиворечивость, связность и основательность предопределены законами логики^[91].

Таким образом, ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, представляет собой процесс обусловленный законами логики, где осуществляется переход от начального знания к знанию итоговому, в

ходе которого принимается решение на причинение вреда охраняемым уголовным законом общественным отношениям. Позитивное отношение к своему поведению вырабатывается у лица на основе знаний, которые представляют собой совокупность сведений, воспринятых на этапе чувственного познания, свидетельствующих о наличии условий правомерности того или иного обстоятельства, исключающего преступность деяния. Возможность определенного варианта поведения по причине его правомерности на этапе умозаключения обусловлено полученными знаниями об объективной реальности. Признание состояния ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, может иметь место, когда процесс развития мысли был верным, а само построение умозаключения логичным.

Следует ометить, что различные индивидуальные особенности личности предопределяют возможность нахождения его в состоянии ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния. Значительным компонентом индивидуальных особенностей личности являются эмоции. Эмоциональная составляющая личности достаточно разнообразна как по своей сути, так и по форме выражения. При этом эмоциональная составляющая каждой личности отличается своей индивидуальностью. Причиной тому является то, что эмоции во многом зависят от таких индивидуальных черт каждого человека как характер и темперамент, от особенностей его психики, от чувственной организации.

Эмоциональная составляющая, которая обусловливает определенное состояние лица, также во многом служит причиной неверного понимания происходящих событий при ошибке в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния. На искажение оценки объективной реальности лицом могут повлиять такие факторы как испуг, страх, повышенное волнение, вызванные необычно складывающейся обстановкой. Данные эмоциональные состояния, которые присущи каждому отдельному человеку в ситуациях возникновения угрозы опасности влекут допущение ошибки относительно оценки объективной реальности. Названные факторы в итоге приводят к причинению вреда

охраняемым уголовным законом общественным отношениям как ответную реакцию в той ситуации, где это не было продиктовано необходимостью.

Следует отметить, что, тем не менее, необходимо наличие самого внешнего фактора во взаимосвязи с эмоциями, чтобы были основания для признания лица в состоянии ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния. В данном контексте следует привести следующий пример из правоприменительной деятельности. Командированный работник милиции Афонюшкин прибыл на станцию в Полтавскую область. По приезду в вечернее время проживающие в данной местности сообщили ему, что на лесной дороге, через который пролегал его путь, в последнее время участились случаи грабежей. По дороге через лес Афонюшкин заметил фигуру человека, которого он принял за грабителя. В связи с этим Афонюшкин отдал команду шедшему человеку остановиться, после чего произвел предупредительный выстрел. На высказанное требование движение было продолжено. После этого произведенным прицельным выстрелом из пистолета Афонюшкин убил глухую шестидесятилетнюю Кузьменко, которая направлялась на станцию.

В данной ситуации никакие внешние обстоятельства, в том числе и действия самой потерпевшей, не вызывали обстановки предположительного нападения. Оценка причинения вреда в данной ситуации не может быть обоснована состоянием возникшего страха. Для его причинения должных оснований не имелось, а действия Афонюшкина следует квалифицировать как 92

умышленное преступление^[92].

Также примером повышенной мнительности лица при отсутствии обстоятельств, по внешнему виду похожих на общественно опасное посягательство, является следующий случай в правоприменительной практике Республики Беларусь: сторож Борисовского стеклозавода П., встретив на охраняемой им территории Ш. и посчитав его вором, убил его выстрелом из

ружья. Следствием было установлено, что Ш., являясь рабочим того же завода, шёл по территории предприятия по своим делам, на П. не нападал и каких-либо действий, похожих на общественно-опасное посягательство, не совершал. Приговором суда П. был признан виновным в умышленном убийстве^[93][94].

Как представляется, будет правильным рассматривать ошибку в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, как итог человеческой субъективности. При этом необходимо отметить, что рассмотренная концепция формирования ложного знания не является исчерпывающей. Возникновение ложного знания, заключающегося в неверном убеждении лица в действительности наличия условий правомерности того или иного обстоятельства, исключающего преступность деяния, есть результат как человеческой субъективности, так и отображение объективно непреодолимых трудностей в познании.

Возникающие заблуждения как определенные трудности в познании исследуются таким разделом философии как гносеология. В «Философской энциклопедии» заблуждение определяется как «несоответствие знания его предмету, расхождение субъективного образа действительности с его объективным прообразом, заблуждение есть абсолютизированный момент процесса познания, который возникает и существует как односторонность познания, закрепляемая в сознании ограниченным практическим интересом

94

отдельного человека или класса» .

Данное определение базируется на диалектико-материалистическом понимании истины, которая рассматривается как процесс развития познания. В связи с этим Е.А. Русскевичем отмечалось, что в соответствии с диалектическим материализмом заблуждение при правильном отражении одного из моментов конкретной действительности происходит тогда, когда в нем отсутствует отраже­ние места и роли этого момента (стороны, тенденции) в составе конкретной

действительности. Заблуждение всегда противополагается истине. Это вызвано тем, что познание окружающей действительности во всей ее полноте осуществи­мо лишь в безграничной перспективе познания, находящейся с ней в диалектически противоречивой связи. При тех или иных условиях возможны си­туации восприятия истины как заблуждения, а заблуждения - истиной. При этом отличительная черта данной ошибки заключается в том, что признание знания не­верным возможно лишь с позиции обращения к прошлому при достижении нового рубежа знания^[95].

Названные положения имеют непосредственную теоретическую и практическую значимость в контексте исследования природы ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния. Уверенность в реальности наличия условий правомерности того или иного обстоятельства, исключающего преступность деяния, есть не только восприятие конкретной ситуации, но и всегда предположение и прогнозирование относительно ее развития, поскольку, как известно через человеческую деятельность выражается его необъективность.

Вместе с тем ситуация воспринятая таким образом посторонним наблюда­телем может значительно разниться с ее истинной сутью. Неверное знание, составляющее содержание ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, вызывается неспособностью проникать в чувства и помыслы конкретного лица.

Впоследствии может быть получена информация об истинном намерении развития ситуации, объяснено поведение, принятое за наличие условий правомерности того или иного обстоятельства, исключающего преступность деяния, что существенным образом изменит оценку тех или иных факторов. Тем не менее, данное никоим образом не лишает достаточности и соразмерности знания лица, находящегося в мнимом обстоятельстве, исключающем преступность деяния, которое не просто не обладало названными сведениями, но на тот момент и не могло ими обладать. Следует полагать, что не нашедшая пол­

ного отражения объективная действительность в сознании такого лица вызвана тем, что на тот момент времени сама реальность для него была достижима лишь в подобной форме.

Следовательно, можно прийти к выводу, что ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, не имеет связи с искажением отражаемого предмета в сознании личности. Данное правовое явление не может быть истолковано с указанных позиций. Его существо таится не в искажении отображения на определенном уровне познания, а в незыблемой ограниченности полученного отображения, что следует принять как реальную действительность, с учетом того, что оно вызвано сложностью самого познавательного процесса.

Обозначая неистинность обретенного отображения, следует отметить, что неведение того, что не могло быть познано по существу в определенный времен­ной промежуток, не позволяет поставить это в вину лицу.

Установление факторов, детерминирующих ошибку в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, помогает обозначить вопрос о ее социальном признании отдельным видом деятельности человека.

Без этого представление о рассматриваемой ошибке будет неоконченным, так как природа человека и его социальность переплетены между собой необычайно сложно. Нераздельность человечности и социальности человека была предметом исследования различных философов и наиболее отчетливо определена Э. Дюркгеймом, а также дала возможность П. Бергеру и Т. Лукману подметить: «Homo Sapiens всегда и в той же степени есть Homo Socius»^[96]. Отсюда следует, что ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, как всякая социальная практика, не может быть объяснена исключительно из «себя самой», а должна быть рассмотрена с позиции общества во всей совокупности общественных отношений.

Определить социальную оценку ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, означает в первую очередь ответить:

является ли причинение вреда в состоянии исследуемой ошибки общественно опасным деянием, на что до настоящего времени в теории уголовного права нет однозначного ответа. В данной связи необходимо отметить, что подобного рода вопрос может иметь место в отношении так называемой извинительной ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния. Неизвинительная ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, образует собой неосторожное преступление, тем самым обладает определенной степенью общественной опасности.

Т.Г. Шавгулидзе по данному поводу отмечал, что извинительность подобного рода ошибки хоть и является обстоятельством, исключающим уголовную ответственность, но тем не менее не устраняет реальную общественную опасность деяния^[97]. Представляется верным признание общественно опасным деянием невиновной ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, и невозможным ее отождествления с обстоятельствами, исключающими преступность деяния.

С.А. Тарарухиным указывается, что действия, совершенные при ошибке в наличии обстоятельств, исключающих преступность, объективно сами представляют общественную опасность, несмотря на их внешне кажущуюся полезность^[98]. Аналогичного мнения придерживался В.И. Ткаченко^[99].

Несомненно, позиции ученых по обозначенному вопросу есть отражение их представлений о содержании самой категории общественной опасности. В связи с чем неизбежно встает вопрос, который в доктрине уголовного права носит дискуссионный характер на протяжении длительного времени - в чем все же заключается общественная опасность деяния.

Признание ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, общественно опасным деянием осуществляется теми авторами, которые

раскрывают категорию общественной опасности в теории уголовного права как объективную характеристику деяния. В данной связи она определяется реальным вредом, причиненным деянием, или реальной угрозой причинения вреда правовому объекту^[100]. С данной точки зрения общественная опасность считается категорией объективной, существование которой в реальной действительности не обусловлено виновным или невиновным причинением вреда лицом обществу^[101].

В то же время среди специалистов последовательно аргументировалась позиция, которая заключалась в том, что общественная опасность деяния содержательно не включает исключительно наступившие негативные последствия. В соответствии с названной позицией общественная опасность охва­тывает не только признаки деяния, но и непризнание предписаний, выставляемых социумом отдельной личности. Она является свойством осознанного функциони­рования личности, которая, игнорируя условия общества, в то же время, являясь его частью, действует со знанием дела. Следовательно, при данном подходе вина является обязательным составным элементом понятия общественной опасности^[102]. П.А. Фефелов отмечал, что общественная опасность преступной деятельности заключается в том, что предусматривает собой отрицательную цен­ностную направленность позволяющую явиться примером для воссоздания подобной деятельности в будущем^[103].

Сходным взглядам следовал В.Г. Беляев, который обозначал, что «преступление - акт не просто «человеческого», а именно общественного поведения преступника, который выступает не просто как «живой человек», а именно как личность. Поэтому не являются общественно опасными лица, не могущие сознавать социальный характер своих действий». Следуя этой позиции, автор исключал допустимость совершения общественно опасных действий в со­

стоянии невменяемости и лицами, не достигшими возраста уголовной

104

ответственности .

Исходя из этой тенденции в науке уголовного права, разрешалась проблема ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, Удварди, который пришел к выводу, что по причине того, что категория общественной опасности не охватывает предусмотренный законом результат, то данная катего­рия отсутствует вовсе при отсутствии объективной или субъективной стороны состава преступления. На основании этого деяние в состоянии ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, не представляет обществен­ной опасности в целом, вследствие чего не может быть признано преступным^[104][105].

При этом действующее уголовное законодательство как Российской Федерации, так и Республики Беларусь не является свидетельством признания этой теории. Так, согласно ст. 5 УК РФ и ст. 3 УК РБ, «лицо, подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина». Таким образом, возможность совершения общественно опасного деяния без наличия вины предполагается уголовным законом России и Беларуси.

В соответствии с утверждением того, что причинение вреда и отрицательное отношение лица, его вины, только в своем единстве могут обусловить общественную опасность деяния, можно подытожить, что действия невменяемых также как и лиц, не достигших возраста уголовной ответственности, могут не обладать признаком общественной опасности. В контексте подобного рода размышления следует вывод, что различные природные катаклизмы, такие как пожары, землетрясения, наводнения и другие, которые зачастую приводят к многочисленным жертвам и причиняют значительный вред, не носят общественно опасный характер.

Однако, как представляется, приравнивать объективный вред к категории общественной опасности не совсем корректно. Следует признать, что общественная опасность является социальной категорией, которая есть признак определенной практики. Следовательно, неверным будет представлять ее как простую совокупность наступивших последствий.

В данной связи достаточно обоснованным выглядит мнение Е.А. Русскевича, который представляет категорию общественной опасности как единство двух сущностей: возможность причинения вреда общественным отношениям и ценностная составляющая. При этом под ценностной составляющей понимается негативная общественная оценка подобного рода социальной практики, которая повлекла причинение соответствующего вреда^[106].

Таким образом, социум самостоятельно определяет свойства деяния, которое носит общественную опасность. При этом оно не только причиняет вред, но и явно нарушает сложившиеся социальные нормы. Следовательно общественная опасность не есть категория постоянная, а наравне с категорией противоправности она столь же относительна и изменчива, в зависимости от того содержания, которым ее наполнит законодатель.

При этом сравнивая деяние, причиняющее вред объекту уголовно-правовой охраны, и общественно опасное деяние, можно сделать вывод, что названные понятия не всегда есть категории совпадающие. Как представляется, признание соответствующей практики, которая причиняет вред охраняемым уголовным законом общественным отношениям, устраняет ее общественную опасность. В данном случае подобного рода деяния будут считаться также правомерными, так как общество своим позитивным отношением высказало одобрение на возможность определенного поведения.

Продолжая рассуждение в соответствии с указанной логикой очевидно признание ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, общественно опасным деянием. Как видится, допущение любой ошибки,

влекущей причинение вреда, обладает признаком общественной опасности. Не­взирая на тот факт, что лицо находится в состоянии своего рода нравственного выбора, то обстоятельство, что в его основе находится ошибка, не дает возможно­сти считать об устранении признака общественной опасности. При этом различие ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, от самих обстоятельств, исключающих преступность деяния, состоит в том, что она не яв­ляется объективной защитой охраняемого уголовным законом блага и не высту­пает основанием причинения вреда. Ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, наравне с иного рода ошибками, есть неже­лательный итог случайной совокупности обстоятельств. В допущении таких оши­бок нет интереса ни у государства, ни у общества. Наряду с этим привлечение к уголовной ответственности лиц, действия которых повлекли вред охраняемым уголовным законом общественным отношениям в состоянии ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, в той же мере не соответству­ет принципам и задачам уголовного права. Таким образом, рассматриваемая ошибка есть своего рода общественный договор, базирующийся на социальном признании основ природы человека, которые определяют и образовывают ее суть.

Отнесение ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, к общественно-опасным деянием, в соответствии с заданной логикой должно было бы позволить ответить на один из сложных вопросов, который заключается в соотношении института обстоятельств, исключающих преступность деяния, с рассматриваемым правовым явлением. Так, обладая признаком общественной опасности, ошибку в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, отождествить с указанными обстоятельствами представляется затруднительным. Тем не менее, среди ученых в последнее время стала получать распространение точка зрения, в соответствии с которой поведение при обстоятельствах, исключающих преступность деяния,

носит общественную опасность^[107]. В данной связи ответ на обозначенный вопрос не выглядит столь определенным.

Споры по вопросу правовой природы обстоятельств, исключающих преступность деяния, в теории уголовного права ведутся до настоящего времени. Поводом этому частично явилось и не вполне удавшееся название Главы 8 УК РФ и аналогичное ему название Главы 6 УК РБ.

Исследование обстоятельств, исключающих преступность деяния, исходя только из юридической догматики, как представляется, является недостаточным, так как они, очевидно, есть определенного рода социальная практика. Рассмотрение их исключительно как изолированные правовые феномены приводит к тем негативным последствиям, которые выражаются в методологических недостатках, задрудняющих провести отграничение обстоятельств, исключающих преступность деяния, от иных явлений, имеющих уголовно-правовое значение.

Доминирующая позиция в доктрине уголовного права на природу обстоятельств, исключающих преступность деяния, представляет собой раскрытие их правовой сущности через отсутствие общественной опасности. Классическая школа уголовного права придерживалась данных воззрений. Так, А.А. Пионтковский указывал, что «при некоторых обстоятельствах деяния, по своим внешним чертам схожие с признаками того или иного преступления, в действительности не являются общественно опасными; они не только не представляют собой опасности., но, наоборот, являются полезными»^[108].

Тем не менее, признание социальной полезности, как представляется, допустимо не при всех обстоятельствах, исключающих преступность деяния. В некоторых ситуациях вполне возможны варианты поведения, которые являются социально приемлемыми или социально допустимыми. В данной связи следует

согласиться с В.И. Ткаченко, который определяет такое поведение общественно целесообразным^[109].

Сложность характера правовой природы обстоятельств, исключающих преступность деяния, подтверждается многими учеными. С.Г. Келиной отмечается, что основания для исключения преступности причиненного вреда отличаются в зависимости от того или иного обстоятельства, исключающего преступность деяния. Так, отсутствие общественной опасности выступает осно­ванием при необходимой обороне и задержании лица, совершившего преступление, отсутствие виновности - при исполнении приказа, отсутствие противоправности - при крайней необходимости, физическом или психическом принуждении, обоснованном риске^[110].

Поддерживая названную точку зрения, С.В. Пархоменко указывает, что исключение преступности деяния при обстоятельствах, исключающих преступность деяния, происходит в связи с отсутствием в нем юридических признаков (или признака) преступления»^[111].

Рассмотрение юридической природы обстоятельств, исключающих преступность деяния, в подобной логике привело тех же авторов к выводу о том, что ряд обстоятельств, предусмотренных уголовным законом, таких как малозначительность деяния, невменяемость, недостижение возраста уголовной ответственности и т.д., по существу являются обстоятельствами, исключающими преступность деяния, хотя и не включены в Главу 8 УК РФ или в Главу 6 УК РБ.

Такая позиция является дискуссионной, так как в соответствии с подобного рода точкой зрения к обстоятельствам, исключающим преступность деяния, можно причислить большое множество различных правовых явлений, которое затруднит понимание сути названного уголовно-правового института. В данной связи в уголовно-правовой литературе последовала критика подобного видения

проблемы. А.П. Дмитренко справедливо отмечает, что разные обстоятельства, исключающие преступность деяния, не могут иметь разных содержательных ха­рактеристик. Какой-либо другой подход не позволяет разграничить институт обстоятельств, исключающих преступность деяния, и иные ненаказуемые деяния, причиняющие вред охраняемым уголовным законом общественным отношениям. Также будет весьма затруднительно систематизировать предусмотренный в уголовном законе круг обстоятельств, исключающих преступность деяний, в один уголовно-правовой институт^[112].

Другой позиции придерживается ряд авторов, которые предлагают обстоятельства, наличие которых позволяет признать деяние непреступным, объединить в две группы в Общей части УК^[113][114]. Первую группу составили бы обстоятельства не включенные в Главу 8 УК РФ и Главу 6 УК РБ, в которых от­сутствует один из признаков преступления или какой-либо признак состава. Такие обстоятельства как недостижение возраста уголовной ответственности, невменяемость, малозначительность, невиновное причинение вреда, добровольный отказ от преступления, предлагается отнести к данной группе. Данную группу обстоятельств в доктрине уголовного права предлагается называть обстоятельствами либо основаниями, исключающими уголовную

114

ответственность .

Совершение деяния, относящегося к перечисленным выше обстоятельствам, при наличии в нем признаков общественной опасности и неправомерности, не влечет уголовной ответственности. В данной связи именно признак общественной опасности предопределяет отличие подобного рода деяний от действий при обстоятельствах, предусмотренных Главой 8 УК РФ и Главой 6 УК РБ.

Ко второй группе предлагается отнести непосредственно то, что принято считать обстоятельствами, исключающими преступность деяния, то есть те варианты причинения вреда, которые разрешены уголовным законом. Т.Ю. Орешкина указывает, что к ним следует относить такие обстоятельства, при которых деяние не признается преступлением. Цель такого деяния позитивная, причинение вреда охраняемым уголовным законом общественным отношениям совершается вынужденно, а внешне само деяние напоминает преступление^[115].

Вред объекту уголовно-правовой охраны причиняется при любом деянии, совершенном в рамках того или иного обстоятельства, исключающего преступность деяния. Данное условие определяет саму необходимость их законодательной регламентации. При этом утверждение наличия у подобного рода деяний характера общественной опасности представляется небесспорным. Следует учитывать, что в подобных ситуациях поведение правомерно, о чем свидельствует позиция государства, закрепленная уголовным законом. Когда законодательно разрешить формы социально опасного поведения недопустимо. Е.А. Русскевич, поддерживая названную позицию, в своих рассуждениях приходит к выводу, что в случае признания таких деяний общественно опасными можно прийти к абсолютно неверным суждениям : применение государством лю­бой принудительной меры, в том числе и уголовного наказания, при которой гра­ждане будут претерпевать неблагоприятные последствия в той же мере общественно опасна^[116].

Правомерность деяния, совершенного в рамках обстоятельства, исключающего преступность деяния, заключается именно в том, что оно не общественно опасно, а выбор лица при его осуществлении сделан в сторону защиты социального блага. Сущность обстоятельств, исключающих преступность деяния, заключена в свойстве, которым является позитивная оценка общества подобного рода деяний. Исходя из этой логики, различия отграничивающие

данные обстоятельства, от группы обстоятельств, исключающих уголовную ответственность, становятся очевидными.

Названная аргументация явилась бы исчерпывающей, однако включение российским законодателем в круг обстоятельств, исключающих преступность деяния, физического или психического принуждения и исполнения приказа или распоряжения, а белорусским лишь исполнения приказа или распоряжения, выделяется из представленной логики рассуждения. Внутреннее содержание указанных обстоятельств очевидно характеризуется отсутствием морального выбора поведения со стороны лица. Как представляется, именно подобного рода ограничение свободы волеизъявления обусловила их законодательное закрепление в качестве обстоятельств, исключающих преступность деяния. Однако природа названных правовых явлений является иной от природы указанных обстоятельств^[117].

Действия лица, несвободного в изъявлении собственной воли, выступающего как орудие совершения преступления не лишены общественной опасности. В данной связи в попытке найти какие-либо общие черты в природе названных обстоятельств, представляется задачей затруднительной, кроме как очевидного законодательного их объединения в одной главе. Юридическим закреплением законодатель их вывел из категории преступных, лишив признака противоправности. Данная позиция базируется исключительно на юридической догматике, что значительно затрудняет, в частности, провести разграничение между указанным правовым институтом и иными явлениями, имеющими уголовно-правовое значение.

Таким образом, следует признать неприемлемым отнесение ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, к институту обстоятельств, исключающих преступность деяния, как уголовно-правомерным, общественно полезным или социально допустимым деяниям. В.Н. Кудрявцевым отмечается, что только те деяния, которые регулируются и контролируются

сознанием и волей лица, могут выступить причиной полезных для общества человеческих поступков, а также предупредить или пресечь другие, общественно вредные^[118].

Рассмотрение ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, как одного из оснований освобождения лица от уголовной ответственности также выглядит небесспорным.

Так, С.Г. Келина отмечает, что содержание института обстоятельств освобождения лица от уголовной ответственности включает его освобождение от негативной оценки поведения, заключенного в форме обвинительного

119

приговора^[119][120].

В данном контексте А.В. Ендольцева указывает, что группа обстоятельств, наличие которых позволяет освободить лицо, совершившее преступление, от уго­ловной ответственности, характеризуется тем (и это определяет их правовую и социальную природу), что они не устраняют в действиях лица состава преступле­ния как основания уголовной ответственности, в связи с чем являются нереабили-

тирующим основанием для прекращения уголовного преследования такого ли-

ца

120

Данный подход позволяет сделать вывод, в соответствии с которым только в рамках охранительных уголовно-правовых отношений, при которых первона­чально совершается преступление, а затем наступают основания, позволяющие государству не реализовывать уголовную ответственность, возможно освобожде­ние от уголовной ответственности^[121].

Таким образом, разграничение освобождения от уголовной ответственности и ее исключения содержится в том, что освободить от ответственности можно того, кто ее обязан понести. Тот, кто не совершил преступления, априори не

может быть привлечен к уголовной ответственности, соответственно и не нуждается в освобождении от нее.

В уголовно-правовой литературе, как представляется, обоснованно было предложено отнести ошибку в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, к уголовно-юридически значимому поведению личности, способному порождать регулятивные уголовно-правовые отношения ^[122].

Следует отметить, что при отсутствии наличия одного или нескольких признаков правового поведения такое деяние признается юридически значимым^[123]. Способность же деяний повлечь юридические последствия есть тот критерий, который позволяет различать юридически значимые действия и действия, не имеющие юридического значения.

Среди общих признаков, которыми обладают уголовно-юридически значимые деяния, можно выделить следующие: во-первых, регламентированность нормами уголовного закона; во-вторых, причинение вреда охраняемым уголовным законом отношениям; в-третьих, отсутствие социального значения, либо не нахождение под должным актуальным контролем сознания^[124].

При ошибке в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, недостает вины как одного из элементов состава преступления. Поскольку деяние, являющееся ошибкой в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, не находится под актуальным контролем сознания, оно не может быть охарактеризовано как правовое поведение. Вместе с тем, причинив вред уголовно-охраняемым интересам, лицо, находящееся в состоянии рассматриваемой ошибки совершает деяние, предусмотренное нормами уголовного закона Республики Беларусь, и, соответственно, вступает в уголовно­правовые отношения с государством.

Представляется, что ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, которая в настоящее время закреплена в ст. 37 Главы 6 УК РБ и не урегулирована российским законодателем, должна быть отнесена к системе обстоятельств, исключающих уголовную ответственность. В современном уголовном законодательстве выделяют различные обстоятельства, устраняющие уголовную ответственность лица, которые характеризуются тем, что при их наличии лицо не может или не должно подвергаться мерам уголовно­правовой репрессии. В литературе при определении их особенностей отмечается, что они нарушают естественную целостность внутренне присущих признаков любого преступления, а именно общественной опасности, противоправности, виновности, и, следовательно, исключают преступность и наказуемость деяния^[125].

В завершение данной части работы целесообразно кратко изложить ее общие выводы:

1) Содержание ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, составляют следующие внутренне присущие ей признаки:

а) деяние, которое причиняет вред общественным отношениям, охраняемым уголовным законом;

б) наличие объективного основания (внешнего фактора), который заключается в соответствующей ситуации, обусловившей возникновение заблуждения лица в наличии условий правомерности обстоятельства, исключающего преступность деяния;

в) субъектом ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, является вменяемое лицо, достигшее возраста уголовной ответственности;

г) субъективная сторона ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, выражается в заблуждении лица в наличии условий правомерности обстоятельства, исключающего преступность деяния, при их реальном отсутствии.

2) Проведенный анализ конститутивных признаков ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, позволил сформулировать ее понятие:

Ошибка в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния - это причинение вреда охраняемым уголовным законом общественным отношениям, совершенное в ситуации, воспринятой заблуждавшимся лицом как наличие условий правомерности обстоятельства, исключающего преступность деяния, при их реальном отсутствии.

3) Компаративистика ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния с отдельными институтами Общей части уголовного права позволяет сделать вывод, что по своей правовой природе исследуемая ошибка нетождественна институту обстоятельств, исключающих преступность деяния, поскольку не является уголовно-правомерным, общественно полезным или социально допустимым деянием. Таким же образом, недопустимо относить ее к основаниям освобождения лица от уголовной ответственности, так как общим ос­нованием освобождения лица от уголовной ответственности является нецелесообразность реализации подобной ответственности по причине утраты лицом, совершившим преступление, его общественной опасности.

4) Исследование правовой природы ошибки в наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, позволило причислить ее к уголовно­юридически значимому поведению личности, содержанием которого является причинение вреда охраняемым уголовным законом общественным отношениям в отсутствие актуального контроля сознания лица.