§3. Имущество

Наиболее развернутый перечень объектов, охватываемых термином «имущество», дан в действующем гражданском законодательстве. Согласно ст.128 ГК РФ, имущество как род объектов гражданских прав включает в себя: вещи, деньги и ценные бумаги, имущественные права, иное имущество.

Уголовное законодательство не содержит ни определения понятия имущества, ни примерного перечня объектов материального мира, охватываемых этим понятием.

По вопросу о том, может ли имущественное право быть предметом преступления во всех составах, предусматривающих воздействие на различные виды имущества, в доктрине уголовного права нет единства мнений. Несомненно, что имущественные права^[307] представляют собой определенную экономическую ценность. Это подтверждается и тем фактом, что в отдельных составах преступления имущественные права признаются предметом преступления как в теории, так и на практике. К примеру, Б.В. Волженкин полагает, что предметом взяточничества может быть любое имущество, в том числе и недвижимое, а также права и услуги, получение которых приносит должностному лицу имущественную выгоду^[308]. Насколько можно судить, в судебной практике имущественные права также относят к предмету взяточничества, охватывая их более широким понятием «выгоды имущественного характера». Согласно п.9 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2000 года №6 «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе», «предметом взятки или коммерческого подкупа наряду с деньгами, ценными бумагами и иным имуществом могут быть выгоды или услуги имущественного характера»^[309].

Сложнее обстоит дело с признанием имущественных прав предметом преступлений против собственности. В советской уголовно-правовой литературе имелись как сторонники, так и противники широкого понимания имущества. Б.С. Никифоров, Г.А. Кригер исключали из понятия имущества имущественные права «в интересах отграничения объекта преступления – общественного отношения – от его предмета, общественным отношением не являющегося»^[310]. М.М. Исаев и З.А. Вышинская придерживались иного мнения, причем М.М. Исаев относил к предмету хищения имущественные права^[311], а З.А. Вышинская – права на имущество^[312]. Казалось бы, формулировки диспозиций ст.ст. 159 и 163 действующего УК РФ 1996 года должны были положить конец этому спору, поскольку данные статьи содержат прямое указание на право на имущество, незаконно приобретаемое виновным. Однако это обстоятельство не повлекло однозначного признания учеными права на имущество или имущественного права предметом данных преступлений.

Л.Д. Гаухман, С.В. Максимов, А.И. Бойцов, З.А. Незнамова, В.Н. Лимонов, В.Н. Сафонов полагают, что право на имущество в составах мошенничества и вымогательства не является предметом преступления. При этом Л.Д. Гаухман, С.В. Максимов и В.Н. Лимонов указывают, что в такой разновидности мошенничества, как приобретение права на чужое имущество, предмет отсутствует^[313]. Аналогичные суждения высказываются этими авторами и по поводу вымогательства права на чужое имущество. А.И. Бойцов и В.Н. Сафонов считают, что предметом мошенничества и вымогательства, в том числе в случаях незаконного приобретения права на имущество, является само имущество^[314]. Особого мнения придерживается З.А. Незнамова, которая пишет: «имущественные права могут выступать в качестве предмета преступлений против собственности, но не хищений, а такого преступления, как причинение имущественного ущерба собственнику путем обмана или злоупотребления доверием, ибо материальный ущерб причиняется в данном случае в виде непередачи должного»^[315].

Тем не менее большинство авторов относят к предмету мошенничества и вымогательства не только имущество, но и права на него^[316].

Позиция ученых, не признающих право на имущество предметом какого-либо преступления (Л.Д. Гаухман, С.В. Максимов, В.Н. Лимонов), основывается на понимании предмета преступления как вещи. Выше уже было указано, что такое понимание предмета преступления не способствует обеспечению надлежащей уголовно-правовой защиты экономических благ невещественного характера.

Авторы, указывающие на то, что предметом мошенничества и вымогательства может быть лишь имущество, в том числе и в тех случаях, когда происходит преступное приобретение виновным права на чужое имущество, обосновывают свою точку зрения следующим. Понятие права на имущество существенно отличается от понятия имущественного права, которое включает в себя только обязательственные права требования, вытекающие из договоров. Что касается права на имущество, то оно не может быть обязательственным. В трактовке данной группы исследователей, оно представляет собой не что иное, как ограниченное вещное право, производное от права собственности (право хозяйственного ведения, право оперативного управления, право члена семьи собственника жилого помещения на пользование этим помещением и т.д.). «Соответственно, требование передачи чужого имущества сопряжено с претензией на смену собственника, тогда как при требовании права на чужое имущество вымогатель добивается лишь предоставления ему полномочий владения чужим имуществом»^[317].

На первый взгляд такая аргументация выглядит соответствующей логике законодателя. Действительно, право на имущество не может быть отождествлено с имущественным правом. В гражданском праве под имущественным правом понимается «потенциальная вещь или стоимостной ее эквивалент, производный от имущества – вещи. Право на имущество – абсолютное, вещное право, производное от права собственности»^[318]. В связи с этим представляются неудачными редакции ст.ст.

Однако при более пристальном рассмотрении, само имущество не может быть признано предметом преступного приобретения права на чужое имущество по следующим основаниям.

Во-первых, изъятие и обращение в пользу виновного чужого имущества без приобретения прав на него существенно отличается от незаконного приобретения ограниченного вещного права на это же имущество: при прочих равных условиях, выбытие имущества из фондов законного собственника наносит последнему существенно больший ущерб, чем лишение отдельных правомочий собственника, которые всегда могут быть восстановлены. Думается, что степень общественной опасности преступного приобретения права на чужое имущество настолько ниже степени общественной опасности обращения данного имущества в пользу виновного, что необходимо внести изменения в ст.ст. 159 и 163 УК. В связи с этим предлагается заменить используемый в ст.159 термин «право на чужое имущество» термином «чужое имущественное право», а используемый в ст.163 термин «право на имущество» - на термин «имущественное право».

Во-вторых, действия виновного, стремящегося к приобретению лишь права на чужое имущество, могут быть не направлены на фактическое завладение или пользование имуществом. К примеру, виновный может получать экономическую выгоду от продажи самого права пользования имуществом на определенный срок, нисколько не интересуясь имуществом как таковым.

В-третьих, после приобретения права на чужое имущество виновный может и не иметь возможности реально пользоваться имуществом по тем или иным причинам (умышленное блокирование работы предприятия прежним владельцем, смена замков в квартире прежним квартиросъемщиком и т.д.).

Таким образом, единственно приемлемой может быть признана та точка зрения, в соответствии с которой имущественное право выделяется в качестве самостоятельного предмета мошенничества и вымогательства, наряду с собственно имуществом. Такая широкая трактовка предмета преступления отвечает требованиям международного уголовного права. К примеру, согласно Конвенции об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности, подписанной в Страсбурге 8 ноября 1990 года^[319], термин «имущество» означает «имущество любого рода – вещественное или невещественное, движимое или недвижимое». В статье 2 Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности, принятой 15 ноября 2000 года, также указывается, что «имущество означает любые активы, будь то материальные или нематериальные, движимые и недвижимые, выраженные в вещах или в правах…»^[320].

Невещественная природа такого предмета преступления не противоречит основному назначению предмета преступления – служить ориентиром в установлении объекта преступления. Это становится возможным благодаря неотъемлемому свойству субъективного права, являющегося объектом товарного оборота, быть зафиксированным в той или иной объективной форме: письменного или электронного документа, платежной банковской пластиковой карты и т.д. Необходимо подчеркнуть, что, как и в случае посягательства на объекты интеллектуальной собственности, целью виновного является определенное изменение содержащейся в документах (базах данных) информации, обеспечивающее беспрепятственную, юридически защищенную реализацию незаконно полученного права. К примеру, получив свидетельство о государственной регистрации права на недвижимое имущество, после регистрации своих правомочий в Едином государственном реестре, виновный имеет возможность считаться законным пользователем того или иного имущества.

В связи с изложенным следует критически отнестись к предложению некоторых исследователей «овеществить» имущественное право путем признания предметом преступления документов, в которых это право закрепляется. В частности, В.Н. Куц пишет: «Что касается права на имущество, то … его можно рассматривать в качестве предмета лишь условно. В реальной действительности предметом преступления является не право в собственном смысле, а свидетельствующие о его наличии документы»^[321] (курсив наш – авт.). Л.К. Малахов также считает, что «под правом на имущество … понимаются документы, дающие право на получение имущества граждан, юридических лиц и государства в данный момент или в будущем»^[322].

Необходимо заметить, что подтверждающие имущественное право документы не представляют экономической ценности и не могут являться предметом преступления против собственности, поскольку их приобретение само по себе не означает перехода имущественных прав (за исключением ценных бумаг на предъявителя, вопрос о которых будет рассмотрен ниже). Только внесение в документы определенных сведений о правомочиях конкретного лица служит свидетельством наличия имущественного права. Кроме того, для случая незаконного приобретения права на недвижимое имущество, в соответствии с Федеральным законом от 21 июля 1997 года №122-ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним»^[323] (с посл. изменениями от 30 декабря 2004г.), подтверждением и основанием перехода права на него является запись в Едином государственном реестре прав на недвижимое имущество. Данный реестр никакому воздействию со стороны виновного не подвергается, в связи с чем он не может быть признан предметом незаконного приобретения права на чужое недвижимое имущество.

Далее мы рассмотрим некоторые актуальные вопросы, связанные с отдельными видами имущества (недвижимость, энергия, денежные средства, ценные бумаги).

Недвижимое имущество. Недвижимость указывается в качестве признака многих составов преступлений, например: вандализма в ст.214 УК (здания и иные сооружения), нарушения правил безопасности при строительстве, эксплуатации или ремонте магистральных трубопроводов в ст.269 УК (магистральные трубопроводы), диверсии в ст.281 УК (предприятия, сооружения, пути и средства сообщения). Однако в силу своей экономической ценности, наибольший теоретический и практический интерес представляет недвижимое имущество в качестве признака составов преступлений против собственности^[324].

Большинство ученых сходятся во мнении, что предметом преступления при уничтожении или повреждении имущества (ст.ст. 167, 168 УК) может быть любое имущество, в том числе недвижимое, обладающее свойствами, позволяющими тем или иным образом влиять на его материальную форму. Гораздо меньше ясности в вопросе о признании недвижимого имущества предметом хищения. Думается, что абсолютно одинаковое решение этого вопроса для всех форм хищения невозможно.

Содержание понятия объектов недвижимого имущества раскрыто в ст.130 ГК РФ, которая выделяет следующие виды недвижимости:

1) прочно связанные с землей объекты, перемещение которых без их повреждения или утраты хозяйственных свойств невозможно (здания, сооружения, помещения, многолетние насаждения и т.п.);

2) предприятия как имущественные комплексы, используемые для осуществления предпринимательской деятельности – включая как недвижимые (земельные участки, здания), так и движимые вещи (оборудование, инвентарь, сырье, продукция), а также бестелесные объекты гражданских прав (права требования, долги, средства индивидуализации, исключительные права);

3) объективно движимые вещи, перемещение которых не только возможно, но и необходимо для достижения их основного экономического назначения (подлежащие государственной регистрации воздушные и морские суда, суда внутреннего плавания, космические объекты).

В силу существенно разных физических свойств перечисленных видов предметов, возможности их похищения также неодинаковы. Относительно первых двух групп в современной уголовно-правовой литературе обоснованно указывается, что посягательство на них возможно не во всех формах. Присущие им физические свойства исключают возможность их похищения тайным, открытым или насильственным способами, характерными, соответственно, для кражи, грабежа и разбоя^[325]. Такие объективно неперемещаемые объекты не могут быть предметом указанных способов хищения еще и в силу своих юридических свойств. Особая ценность недвижимости предопределила специальный правовой режим, обеспечивающий публичность и гласность приобретения и перехода вещных прав на такие объекты. В соответствии со ст.131 ГК РФ, в Российской Федерации реализуется принцип публичной регистрации прав на недвижимое имущество. Согласно п.2 ст.223 ГК РФ, право собственности у приобретателя имущества возникает с момента такой регистрации. При таких обстоятельствах самовольное завладение недвижимостью само по себе ничего не решает. По меткому выражению А.И. Бойцова, недвижимость в этом смысле напоминает «чемодан без ручки, ставящий перед необходимостью либо бросить его и уйти, либо приделать ручку – такую (в случае хищения), которая юридически обеспечивает возможность хозяйственного господства псевдособственника над вещью»^[326]. Первый вариант преступного посягательства, представляющий собой «временное заимствование» чужой недвижимости, не может рассматриваться в качестве хищения и должен быть квалифицирован в зависимости от способа совершения преступления по другим статьям УК (например, ст.165, 330). Для обретения же полного и постоянного господства в отношении недвижимости не остается иного способа, как побуждение или принуждение собственника к передаче виновному прав на имущество, что по прямому указанию закона возможно лишь путем мошенничества или вымогательства. Не ставит под сомнение тезис о несовместимости природы объектов недвижимости с кражей, грабежом и разбоем и то обстоятельство, что в некоторых случаях возможна полная разборка недвижимой вещи с завладением всеми образовавшимися в результате этого компонентами (разборка и перевозка деревянного сооружения «по бревнышку», снятие и увоз металлической ограды). Как полагает И.А. Клепицкий, в данном случае «похищается не недвижимость, а строительные материалы, которые недвижимостью не являются»^[327]. В качестве исключения, лишь подтверждающего общее правило, можно рассматривать хищение многолетних насаждений (плодовых деревьев) с садового участка.

Особым видом недвижимости в силу прямого указания ГК РФ являются воздушные и морские суда, суда внутреннего плавания, космические и иные объекты. Функциональная подвижность этих предметов позволяет считать, что их хищение в полной мере подчинено правилам квалификации тех же действий в отношении движимых вещей. Такого мнения придерживается большинство ученых – специалистов в сфере уголовного права. В частности, С.Скляров утверждает, что «последние разновидности недвижимого имущества можно похитить путем перемещения его в пространстве с постоянного или временного местонахождения»^[328]. Повод для сомнений в возможности квалификации таких действий в качестве кражи, грабежа или разбоя дает то, что права на указанные объекты недвижимости также подлежат публичной регистрации. В связи с необходимостью такой регистрации, как считает И.А. Клепицкий, вряд ли возможно их дальнейшее использование по назначению. Однако такая позиция опровергается многочисленными примерами из международной практики, которой хорошо известны случаи захвата морских судов, на время выбывающих из эксплуатации, а затем продолжающих использоваться под другим флагом^[329]. Тем не менее, действующий УК содержит специальные нормы, выделенные из общих норм о посягательствах на собственность по признаку предмета преступления. Самостоятельной квалификации в качестве преступлений против общественной безопасности требуют, в частности, угон судна воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава (ст. 211 УК), а также пиратство – нападение на морское или речное судно в целях завладения чужим имуществом, совершенное с применением насилия либо с угрозой его применения (ст. 227 УК).

Энергия. Несколько менее определенной представляется физическая и юридическая природа такого имущества, как тепловая, электрическая и прочие виды энергии. Электрическая энергия в качестве предмета преступления прямо названа в ст.215.1 УК РФ, предусматривающей уголовную ответственность за прекращение или ограничение подачи электрической энергии либо отключение от других источников жизнеобеспечения^[330]. Некоторые авторы рассматривают электрическую, тепловую и иные виды энергии в качестве предметов контрабанды^[331].

Относительно возможности хищения энергии в отечественной уголовно-правовой литературе не имеется единства мнений. Некоторые специалисты полагают, что электроэнергия и другие виды энергии, за пользование которыми взимается плата, обладают всеми признаками предмета хищения^[332].

На такой позиции стоит законодательная и судебная практика ряда европейских стран.

Статья 311-2 УК Франции гласит: «Обманное изъятие энергии в ущерб другому лицу приравнивается к хищению»^[333]. Статья 255 УК Испании 1995 года также расценивает незаконное использование энергии, газа, воды и т.п. стоимостью свыше 50 000 песет в качестве разновидности обманного присвоения чужого имущества наряду с мошенничеством^[334]. В статье 208 УК Румынии, устанавливающей ответственность за кражу и определяющей ее признаки, указывалось, что «под движимым имуществом понимается также и какая-либо энергия, имеющая экономическую ценность»^[335].

Верховный Суд Нидерландов в одном из своих решений постановил, что «электричество можно было бы рассматривать как собственность в значении ст.310 УК Нидерландов (статья предусматривает уголовную ответственность за кражу – авт.), так что обвиняемый, подсоединившийся к электрической сети, не платя за это, может быть осужден за кражу»^[336].

В российском неуголовном законодательстве встречается уравнивание энергии с вещами в их жидком или газообразном состоянии. К примеру, ст.7.19 Кодекса РФ об административных правонарушениях предусматривает административную ответственность за самовольное подключение к энергетическим сетям, нефтепроводам, нефтепродуктопроводам и газопроводам, а равно самовольное (безучетное) использование электрической, тепловой энергии, нефти, газа или нефтепродуктов.

Тем не менее в науке российского уголовного права до настоящего времени господствует иная позиция по вопросу о возможности хищения энергии. Большинство ученых полагают, что незаконное пользование энергией необходимо отграничивать от хищения, так как энергия не может быть физически изъята и, следовательно, не обладает необходимыми свойствами предмета хищения^[337].

В естествознании термин «энергия» (от греч. energeia - действие, деятельность) служит для обозначения общего количества, меры движения и взаимодействия всех видов материи. В природе энергия не возникает из ничего и не исчезает, она лишь может переходить из одной формы в другую^[338]. Отсюда вытекают такие важнейшие свойства энергии, как невозможность ее существования вне энергетической системы, а также неотторжимость процессов ее получения, распределения, преобразования и потребления.

Правовые вопросы, связанные с использованием энергии, до настоящего времени не получили достаточной разработки не только в уголовном праве, но и в отечественной цивилистике. Бесспорным является лишь то, что все известные виды энергии допускают учет количественных параметров и качественных свойств, а принадлежность энергии определяется совершенно особым образом – через принадлежность определенным субъектам источников или средств передачи соответствующих энергий и воздействий. Место энергии в системе объектов гражданских прав до настоящего времени законодательно не определено, и можно лишь прогнозировать, что дальнейшее развитие гражданского права «приведет к включению таких объектов в имущественную группу в качестве промежуточных (между вещами и имущественными правами) объектной категории»^[339].

Учитывая тот факт, что энергия не является разновидностью вещи, противоправное воздействие на нее не может быть признано хищением. Норма об ответственности за кражу электрической энергии присутствовала лишь в УК РСФСР 1926 года^[340] и была закреплена в ст.163. В современной уголовно-правовой литературе высказывается обоснованное мнение, что противоправное, корыстное пользование любыми видами энергии при определенных условиях может расцениваться как причинение имущественного ущерба собственнику путем обмана или злоупотребления доверием при отсутствии признаков хищения по ст.165 УК^[341]. А.Г. Безверхов предлагает также предусмотреть в УК РФ специальную (по признаку предмета преступления) норму об ответственности за незаконное безвозмездное использование подаваемой через присоединенную сеть электрической или тепловой энергии либо газа, если это деяние совершено в значительном размере^[342].

Принимая во внимание все вышеизложенное, становится очевидной необходимость расширения содержания понятия предмета преступления за счет включения в него такого невещественного явления, как энергия.

Деньги как предмет различных преступлений представляют собой российскую и иностранную валюту, имеющую хождение, то есть находящуюся в финансовом обороте на момент совершения преступления. Деньги являются предметом многих преступлений – они могут быть прямо названы в статьях уголовного закона, но могут лишь подразумеваться как разновидность имущества. В качестве примера прямого указания денег в УК можно привести ст.184 «Подкуп участников и организаторов профессиональных спортивных соревнований и зрелищных коммерческих конкурсов» (ч.3 – «незаконное получение спортсменами денег…»), ст.186 «Изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг», ст.193 «Невозвращение из-за границы средств в иностранной валюте», ст.285.1 «Нецелевое расходование бюджетных средств», ст.285.2 «Нецелевое расходование средств государственных внебюджетных фондов», ст.290 «Получение взятки» (ч.1 – «получение должностным лицом лично или через посредника взятки в виде денег…»).

Денежные средства прямо не названы в диспозициях норм, но могут служить предметами преступлений, предусмотренных, например, ст.ст.158-162 УК (различные формы хищений), ст.163 «Вымогательство», ст.188 «Контрабанда», ст.291 УК «Дача взятки».

Согласно п.п. 1, 2 ч.1 ст.1 Федерального закона от 10 декабря 2003 года №173-ФЗ «О валютном регулировании и валютном контроле»^[343], валюта РФ и иностранная валюта представляют собой: а) денежные знаки в виде банкнот, казначейских билетов, монеты, находящиеся в обращении и являющиеся законным платежным средством в соответствующем государстве; б) средства на счетах в банках и иных кредитных учреждениях в денежных единицах соответствующих государств.

Хотя деньги как объект гражданских прав непосредственно указаны в ст.ст. 128, 130 ГК РФ в качестве разновидности движимых вещей, научное исследование их правовой природы не перестает быть актуальным. Это связано с особой ролью денег в экономической жизни любого общества, так как деньги одновременно являются: а) средством обращения; б) законным платежным средством; в) мерой стоимости всех товаров; г) средством накопления; д) средством выражения абстрактной ценности. В отличие от товара, деньги имеют только количественную характеристику, они не имеют каких-либо натуральных полезных свойств, позволяющих потреблять деньги. «Деньги – это знак, символ, который определяет, сколько потенциально может их владелец приобрести, присвоить конкретных благ как товаров»^[344].

Отнесение денег к вещам, которое имеет определенные основания применительно к наличным денежным средствам, не столь очевидно при решении правовых вопросов, связанных с безналичными денежными средствами. Актуальность этих вопросов особенно проявляется в настоящее время, учитывая то обстоятельство, что ныне подавляющий объем всех расчетов производится в безналичной форме.

Существует несколько позиций по вопросу о правовой природе безналичных денег. Согласно первой из них, безналичные деньги не являются вещественными объектами гражданского оборота, а представляют из себя имущественные обязательственные права, содержание которых образует обязательство банка выплатить клиенту определенную денежную сумму или перечислить ее^[345]. Ученые, отстаивающие вторую точку зрения, считают безналичность лишь формой существования денег – безналичные деньги являются объектом права собственности в силу юридической фикции, предписывающей относиться к ним как к наличным деньгам^[346]. Третья позиция сводится к тому, что только наличные денежные средства признаются законным платежным средством, безналичные расчеты – лишь способ прекращения денежного обязательства путем его замены на обязательство банка, обслуживающего получателя платежа^[347].

Однако история возникновения денег и их современная трактовка не подтверждают мнение о том, что наличные и безналичные денежные средства являются разными объектами гражданских прав, равно как и утверждение о придании свойства законного платежного средства лишь наличным деньгам. Современная наука обладает достаточными доказательствами того, что и в древних цивилизациях еще до появления металлических монет возникали платежные системы как своеобразные прототипы современных безналичных расчетов. В гражданско-правовой литературе отмечается, что в Древнем Египте издавна существовала условная единица, именуемая «шетит». Египтяне хорошо знали, какое количество золота, серебра или меди соответствовало одному шетит. Таким образом, товар не обменивался на традиционные деньги. Но тот, кто хотел продать дом и договаривался о его стоимости в шетит, получал зерна или скота на эту сумму^[348]. На другой пример «безналичного» товарообмена из истории Египта ссылается А.С. Генкин: «Хранилище пищевых продуктов лежало в основе египетской валютной системы. Каждый фермер, который вносил свой вклад в коллективное хранилище, получал черепок, на котором указывалось количество и дата вложения. Затем он мог его использовать, чтобы получить другие товары»^[349]. Слово, черепок, запись в книге, отчеканенный на монете или отпечатанный на купюре номинал денежной единицы, электронная запись в банковском счете – этот ряд не может не натолкнуть на мысль об информационной природе денег.

Д. Потяркин отмечает, что «деньги – это своего рода информация. Банки оперируют информацией о движении денег. Безналичные расчеты – это передача информации о платежах. Раньше общество переходило от золотых монет к бумажным деньгам; теперь имеет место постепенный переход от бумажных к так называемым информационным или, иначе говоря, безналичным деньгам»^[350]. С.Тараканов также признает безналичные деньги документированной информацией, которая, наряду с банковским законодательством, подпадает под правовой режим, установленный Федеральным законом от 20 февраля 1995 года №24-ФЗ «Об информации, информатизации и защите информации»^[351]. С учетом этих аргументов, нельзя не согласиться с мнением В.А. Лапача, что «вещественное понимание денег и распространение на них вещно-правовых режимов есть в современных условиях уже некий анахронизм, требующий серъезного пересмотра теоретических подходов и, в определенной части, действующего законодательства. Деньги, бесспорно, входят в имущество, но не как разновидность вещей, а как вполне самостоятельные объекты гражданских прав, имеющие собственный юридический статус»^[352]. С некоторой иронией эта же мысль выражена в работе А.Ю. Грибова: «Со времен Древнего Рима жизнь несколько изменилась. Естественно, эволюция коснулась и денег. А современные законотворцы, реципировавшие римское право в ГК РФ, просто не потрудились заметить, что металл уже давно не выполняет функции меры стоимости и при проведении сделки уже не нужен весовщик с весами и гирями»^[353].

В уголовном праве безналичные денежные средства являются предметом таких преступлений, как: нецелевое расходование бюджетных средств (ст.285.1 УК), нецелевое расходование средств государственных внебюджетных фондов (ст.285.2 УК), незаконные действия в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации (ст.312 УК) - в форме осуществления служащим кредитной организации банковских операций с денежными средствами (вкладами), на которые наложен арест. Более того, предметом указанных преступлений могут быть только безналичные денежные средства. Это объясняется тем, что при совершении двух первых преступлений нецелевое расходование может быть осуществлено только с банковских счетов Федерального казначейства или организаций-получателей денежных средств (согласно ст.227 Бюджетного кодекса РФ расходование средств осуществляется только путем списания денежных средств с единого счета бюджета). В последнем случае также объективно невозможно преступное воздействие на наличные денежные средства, поскольку таковые находятся в собственности кредитной организации и не могут быть арестованы для целей исполнения судебного акта в отношении клиента банка. С момента внесения наличных денег в кассу кредитного учреждения, они перестают быть собственностью клиента – последний имеет лишь обязательственное право требования возврата внесенной суммы или перевода ее в пользу третьих лиц. Арест, а следовательно и неправомерные действия, могут совершаться только с безналичными деньгами, находящимися на счете клиента.

Что касается возможности хищения безналичных денежных средств, то в этом случае признание информационной природы денег, равно как и отстаивание самостоятельности статуса безналичных денежных средств в гражданском обороте, имеет принципиальное значение для разрешения спорных уголовно-правовых вопросов. В частности, сторонники узкого «вещественного» подхода к понятию предмета преступления не признают возможности хищения безналичных денег. К примеру, А.И. Бойцов не допускает возможности мошеннического завладения безналичными денежными средствами^[354]. Аналогичной позиции придерживается В.В. Векленко^[355]. Б.В. Волженкин^[356] и Е.Ю. Сабитова^[357], напротив, считают, что завладение безналичными денежными средствами должно быть квалифицировано по ст.159 УК, поскольку в данном случае происходит приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием.

В качестве примера перечисленные авторы рассматривают широко известные случаи хищения денежных средств с помощью поддельных банковских авизо, когда на расчетный счет организации-получателя на основании этих документов зачислялись денежные средства, фактически не списанные со счета организации-отправителя. Используя механизм расчетов с участием расчетно-кассовых центров ЦБ РФ (РКЦ), преступники предоставляли в РКЦ фальшивые банковские авизо о якобы произведенном перечислении на корреспондентский счет РКЦ соответствующей денежной суммы. Не обнаружив признаков подделки, РКЦ зачислял деньги на корреспондентский счет банка-получателя, указанного в авизо, фактически незаконно финансируя его и фирму-получателя, одновременно являясь потерпевшим. Как полагает А.И. Бойцов, при таких обстоятельствах расчет преступников может строиться лишь на последующем обналичивании в кратчайшие сроки и снятии со счетов данных денежных сумм. Снятые денежные средства и являются в данном случае предметом хищения^[358]. По его мнению, аналогичным образом решается вопрос, если для обналичивания и снятия с банковского счета денежных средств используются персональные компьютеры, обеспечивающие получение несанкционированного доступа и возможность манипуляций с данными банка в целях хищения, и другие инструменты перевода безналичных денежных средств в наличные. Так называемые «электронные формы расчетов» сами по себе не могут составлять предмет оконченного хищения чужого имущества^[359].

Данная позиция вызывает сомнение уже в связи с упоминанием самим автором о том, что такое «мошенническое посягательство на вещные отношения собственности должно считаться оконченным с момента исполнения банком данного «обязательства», то есть выдачи ему наличных сумм со счета или выполнения его распоряжения о перечислении средств с его счета на его же счет в ином банке либо на счет его кредитора в любом (в том числе данном) банке»^[360] (курсив наш – авт.). В самом деле, если применительно к краже и грабежу преступление считается оконченным с момента появления у виновного реальной возможности пользоваться или распоряжаться изъятым имуществом по своему усмотрению^[361], то неясны причины, по которым то же правило нельзя применять при квалификации хищения безналичных денежных средств. Очевидно, что реальная возможность распорядиться по своему усмотрению безналичными денежными средствами возникает у виновного с момента зачисления денег на его банковский счет, а в ряде случаев – уже в момент обманного списания денег со счета законного собственника на счет третьего лица (в оплату долга виновного, с целью приобретения товаров, работ или услуг третьего лица и т.д.). Ущерб собственнику причиняется именно с этого момента. В таких случаях было бы неверно связывать момент окончания хищения с обналичиванием списанных у собственника денежных средств, поскольку обналичивание является лишь одним из возможных вариантов распоряжения уже похищенным имуществом. Иначе, следуя позиции А.И. Бойцова и В.В. Векленко, похищенные виновным для приобретения автомобиля наличные денежные средства также невозможно было бы признать предметом хищения – им являлся бы автомобиль. Однако общепризнанным является тот факт, что уголовно-правовое значение имеет только тот предмет, на который осуществляется преступное воздействие.

Тем не менее, для избежания неопределенности статуса безналичных денежных средств как предмета преступлений против собственности, следует поддержать высказанное в уголовно-правовой литературе мнение о необходимости криминализации незаконного завладения чужими безналичными денежными средствами, в том числе с использованием компьютерной техники^[362]. В современных условиях повсеместного внедрения электронных форм расчетов этот вопрос приобретает особое значение.

Подобное предложение уже реализовано в ст.212 УК Республики Беларусь 1999 года, устанавливающей ответственность за хищение имущества «путем изменения информации, обрабатываемой в компьютерной системе, хранящейся на машинных носителях или передаваемой по сетям передачи данных, либо путем введения в компьютерную систему ложной информации»^[363].

Однако более обоснованным представляется легальное расширение понятия имущества путем включения в его содержание безналичных денежных средств, с сохранением существующей в УК РФ системы норм об ответственности за различные формы хищений. Для реализации данного предложения достаточно было бы дополнить приложение к ст.158 УК новым пунктом, в котором содержался бы перечень объектов материального мира, охватываемых понятием имущества, с включением в этот перечень безналичных денежных средств (полный текст предлагаемого дополнения приводится в конце настоящего параграфа).

По спорным вопросам квалификации преступлений, предметом которых являются безналичные денежные средства, полагаем возможным предложить следующие решения.

1. Преступное завладение безналичными денежными средствами в зависимости от способа изъятия и обращения данного имущества в пользу виновного должно быть квалифицировано по соответствующей статье УК как их хищение, а не приобретение права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием.

2. Хищение безналичных денежных средств следует считать оконченным с момента их списания со счета собственника или иного владельца денежных средств. Последующее обналичивание списанных денежных средств лежит за рамками состава преступления, поскольку является лишь одним из возможных вариантов распоряжения уже похищенным имуществом.

Ценные бумаги. Правовая природа ценных бумаг как особой разновидности предмета преступления близка к правовой природе денег^[364].

Согласно ст. 142 ГК РФ, ценной бумагой является документ, удостоверяющий с соблюдением установленной формы и обязательных реквизитов имущественные права, осуществление или передача которых возможны только при его предъявлении. В данном определении отражена вся совокупность характеризующих ценную бумагу признаков: ценная бумага есть документ; данный документ составляется с соблюдением установленной формы и реквизитов; документ удостоверяет имущественные права; осуществление имущественных прав возможно только при предъявлении документа; передача ценной бумаги влечет переход всех удостоверенных ею прав в совокупности.

С точки зрения физических свойств, ценная бумага является лишь «клочком бумаги», а во многих случаях и вовсе записью в электронном реестре. Н.О. Нерсесов в связи с этим указывал: «Ценные бумаги становятся таковыми вследствие права, которое заключается в документе. Бумага сама по себе не имеет ценности (не считая, понятно, материала), делается же ценной лишь благодаря тому праву, выражением которого она является»^[365]. Это обстоятельство является немаловажным для уяснения правовой природы ценных бумаг и решения многих связанных с ценными бумагами уголовно-правовых вопросов.

По степени оборотоспособности ценные бумаги делятся на предъявительские, именные и ордерные. Наиболее оборотоспособными являются ценные бумаги на предъявителя. Из их содержания и формы следует, что лицом, управомоченным на осуществление выраженного в данном документе права признается любой владелец, который ее предъявит. Более того, согласно господствующей в гражданском праве позиции, «должник не может уклониться от исполнения даже по тому основанию, что владелец документа приобрел его недобросовестным способом»^[366]. «Неизбежно, что во многих случаях этим окажутся в состоянии воспользоваться и несобственники, даже воры и грабители. Но это уже необходимое зло, с которым необходимо смириться. Как солнце светит на правых и виноватых, так и владельческая защита распространяет свои благодеяния на лиц управомоченных и правонарушающих»^[367]. Таким образом, высокая оборотоспособность предъявительских ценных бумаг (облигации, банковские сберкнижки на предъявителя, и др.) объясняет то обстоятельство, что такого рода документы признаются предметом оконченного хищения, получения взятки и иных связанных с завладением имуществом преступлений.

Иначе обстоит дело с именными ценными бумагами, содержащими в себе обозначение конкретного лица, только которое может осуществить выраженное в них право. Поэтому сама по себе передача (изъятие) таких документов не обеспечивает приобретателю возможности реализации закрепленных в них прав. Для легитимации приобретателя в качестве субъекта имущественного права необходимо совершение целого ряда формальностей и выполнения определенных процедур, предусмотренных ст.29 Федерального закона от 22 апреля 1996 года № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг» ^[368] (с посл. изменениями от 28 июля 2004г.). Поэтому некоторые ученые полагают, что изъятие таких документов с целью их последующей фальсификации и выдачи себя за их собственника можно рассматривать лишь как приготовление к хищению. Оконченным же данное хищение будет лишь тогда, когда будет получено имущество, право требования которого закрепляет бумага. «Но тогда и предметом хищения будет это имущество, а не именная ценная бумага, с помощью которой (как средства хищения) оно получено»^[369]. Т.Л. Сергеева, в частности считала, что «… не ценные бумаги как таковые могут послужить незаконному обогащению преступника, а материальные ценности, полученные в результате использования этих документов. Конечной целью преступника при изъятии документов является не получение этих документов, а незаконное безвозмездное получение по ним для себя или для других лиц имущества»^[370].

Некоторые исследователи полагают, что именные ценные бумаги не могут быть предметом оконченного хищения, «поскольку они не обладают всеми признаками имущества, … предметом оконченного хищения являются только те ценные бумаги, которые выступают в качестве заменителя денег и с момента незаконного изъятия которых виновный получает реальную возможность распоряжаться по своему усмотрению материальными носителями этих ценностей и закрепленными в них правами»^[371]. Очевидно, что данная позиция прямо противоречит ст.128 ГК РФ, которая относит ценные бумаги к имуществу как разновидность вещей.

Ряд ученых и вовсе не поясняют, почему именная ценная бумага при изъятии у законного владельца не составляет предмета оконченного хищения. Но обосновать данное утверждение необходимо, поскольку большинство их указанных в п.1 примечания к ст. 158 УК РФ признаков хищения в таком деянии имеется: оно является противоправным, представляет собой изъятие ценной бумаги, совершается с корыстной целью, причиняет ущерб собственнику или иному владельцу ценной бумаги. Такого рода логические построения привели некоторых авторов к выводу о том, что хищение любых ценных бумаг следует считать оконченным с момента завладения материальным носителем имущественного права, который и является предметом хищения^[372]. На данном примере становится очевидным, что понимание ценных бумаг как вещей, равно как и ограничение предмета преступления исключительно вещами, влечет существенные затруднения для уголовно-правовой оценки деяний лиц, совершивших преступления, связанные с ценными бумагами. Односторонний взгляд в уголовном праве на ценную бумагу только как на вещь приводит к тому, что из поля зрения правоприменителя ускользает истинная опасность этих преступлений. Подлинная сущность ценной бумаги состоит в том, что она должна рассматриваться одновременно и как объект вещных прав (права на бумагу), и как воплощенное в бумажном носителе обязательственное право требования владельца (кредитора) к должнику (право из бумаги). Только при таком понимании правовой природы ценных бумаг возможно объяснить, почему изъятие именных ценных бумаг само по себе не является оконченным преступлением против собственности. Такое изъятие, способное создать видимость существования «права на бумагу», не переносит и не может перенести на похитителя «прав из бумаги». Именно поэтому изъятие имущества в данном случае не может быть признано состоявшимся. Однако в случае последующей легализации виновного в качестве субъекта «права из бумаги» (например, путем обманного или насильственного принуждения законного владельца к выдаче доверенности на имя виновного или указанного им лица), последний становится полновластным владельцем ценной бумаги.

При этом было бы ошибочным считать, что данное преступление является оконченным лишь с момента реализации закрепленного в бумаге права требования к должнику (получение по ценной бумаге денежных средств, иного имущества), называя предметом преступления полученное от третьего лица имущество. В таком понимании именная ценная бумага низводится до положения орудия совершения преступления. Во-первых, наиболее распространенные именные ценные бумаги – акции акционерных обществ – не представляют их владельцу безусловных прав на получение имущества, но лишь дают возможность участвовать в управлении делами такого общества. Приобретатель акций, как правило, заинтересован именно в получении возможности влиять на принятие органами управления обществом тех или иных решений, а не в получении части имущества общества после его ликвидации. Следовательно, практическое применение критикуемого предложения по квалификации хищения именных ценных бумаг, привело бы нас к неверному выводу об отсутствии предмета преступления в составе хищения именных акций, поскольку никакого имущества по таким ценным бумагам получено быть не может. Во-вторых, ценная бумага сама по себе является имуществом, поэтому изъятие такого имущества у законного собственника причиняет ему ущерб независимо от того, каким образом распорядится такой ценной бумагой похититель – оставит ли ее у себя, передаст ли ее третьему лицу, или реализует закрепленное в бумаге требование. Аналогичным образом, имущественный фонд виновного увеличивается непосредственно с момента получения всех правомочий по ценной бумаге, независимо от фактической реализации таких правомочий. «Нетрудно видеть, что … в этих случаях (при хищении ценных бумаг – авт.) завладение документом означает вместе с тем и получение соответствующего имущественного права … с одним и тем же результатом – причинением имущественного ущерба потерпевшему и получением имущества или имущественной выгоды»^[373]. Очевидно, что похищенная ценная бумага не обладает свойством непосредственно удовлетворить ту или иную материальную потребность виновного. Таким свойством обладают лишь вещи, а для их приобретения виновный должен либо получить эти вещи, предъявив ценную бумагу, либо получить по данной ценной бумаге денежные средства, для последующего приобретения интересующей вещи. Но и в случае хищения денежных средств виновный также не удовлетворяет свои материальные потребности непосредственно. Сами по себе деньги, как и ценные бумаги, не обладают свойством полезности. Тем не менее, денежные средства признаются предметом оконченного хищения.

Вопрос о том, с какого момента считается оконченным хищение предъявительских и именных ценных бумаг, не нашел отражения в опубликованной судебной практике Пленума Верховного Суда РФ. Однако имеются разъяснения высшей судебной инстанции по вопросу о квалификации хищения документов, дающих право пользования транспортными услугами, которыми можно воспользоваться, так как данные документы именуются «суррогатными» ценными бумагами. Согласно этим разъяснениям, решение вопроса о моменте окончания такого хищения зависит от того, дают ли похищенные документы право воспользоваться транспортными услугами непосредственно, или для этого необходимо совершение виновным дополнительных действий.

В своем постановлении от 23 декабря 1980 года №6 «О практике применения судами РСФСР законодательства при рассмотрении дел о хищениях на транспорте» (п.6) Пленум Верховного Суда РСФСР разъяснил, что «действия лиц, совершивших хищение талонов на горючее и смазочные материалы, которые непосредственно дают право на получение имущества, а равно хищение абонементных книжек, проездных и единых билетов на право проезда в метро и на других видах городского транспорта, находящихся в обращении как документы, удостоверяющие оплату транспортных услуг, независимо от использования похищенных знаков по назначению или сбыта их другим лицам должны квалифицироваться как оконченное преступление.

Действия лиц, похитивших билеты для проезда на железнодорожном, воздушном, водном и автомобильном транспорте или другие знаки, которые могут быть использованы по назначению лишь после внесения в них дополнительных данных (заполнение текста, скрепление печатью, компостирование и т.п.) … должны квалифицироваться как приготовление к хищению государственного имущества»^[374] (курсив наш – авт.).

Таким образом, хищение ценных бумаг следует считать оконченным с момента получения виновным всех полномочий по похищенной ценной бумаге. В случае похищения предъявительских ценных бумаг этот момент наступает непосредственно при обращении ценной бумаги виновным в свою пользу, а при хищении именных ценных бумаг – только после легитимации виновного в качестве субъекта закрепленного в бумаге права. Фактическая реализация прав по ценной бумаге не влияет на момент окончания хищения и лежит за рамками состава хищения. Это объясняется тем, что также как и деньги, ценные бумаги – это знак, символ, содержащий определенное количество учетных единиц абстрактного труда, который определяет, сколько потенциально может их владелец приобрести, присвоить конкретных благ как товаров. Нельзя не согласиться с М.М. Ветошкиной в том, что «именно права имущественного характера составляют сущность ценной бумаги, на них, а не на сам документ, совершается преступное посягательство»^[375].

Особого внимания заслуживает вопрос о бездокументарных именных ценных бумагах как предмете преступления. Среди цивилистов нет единого мнения относительно того, чем являются бездокументарные ценные бумаги. Некоторые ученые полагают, что используемый ГК РФ термин «бездокументарные ценные бумаги» обозначает один из электронных способов расчетов, который не существует как объект вещного права – следовательно, он не относятся к категории ценных бумаг^[376]. Другие исследователи утверждают, что «бездокументарная ценная бумага – это тоже вещь, но только бестелесная, которая представляет собой обязательственное договорное право, регулируемое нормами вещного права… Бездокументарная ценная бумага, будучи вещью, … является объектом права собственности»^[377]. Третья позиция сводится к тому, что различия между обычными и бездокументарными ценными бумагами проводится лишь в способе фиксации «прав из бумаги». Для традиционных бумаг, выполненных на бумажном носителе, фиксация прав состоит в указании обязательных реквизитов. Для бездокументарных же бумаг закрепление прав заключается в соблюдении определенного «порядка официальной фиксации прав и правообладателей и документального подтверждения записей» (п.1 ст. 149 ГК РФ) в специальном реестре. Бездокументарные ценные бумаги как разновидность ценных бумаг – это и не вещи, и не имущественные права, но невещественные материальные объекты гражданского права, охватываемые понятием имущества^[378].

Для целей уголовного права наиболее приемлемой является последняя позиция. По тем же основаниям, которые были приведены выше при анализе безналичных денежных средств, бездокументарные ценные бумаги должны признаваться предметом преступления, поскольку обладают всеми необходимыми признаками последнего: представляют собой экономическую ценность, могут подвергаться преступному воздействию, указаны в уголовном законе. В ценной бумаге важна не форма (документарная или бездокументарная), а удостоверяемая ею совокупность имущественных прав. И в этом смысле бездокументарные ценные бумаги должны признаваться такими же ценными бумагами, как и классические ценные бумаги, имеющие форму документа. Особенности бумажного или электронного способа фиксации прав могут обусловливать лишь различия в способах посягательства на ценные бумаги. Данной позиции придерживаются М.М.Ветошкина, В.Плохова, А.В.Хабаров^[379]. В случае с бездокументарными ценными бумагами завладение имущественными правами происходит путем изменения информации о правообладателе в электронной системе ведения реестра того или иного эмитента.

С учетом приведенных в настоящем параграфе соображений, можно сделать вывод, что хищение с использованием компьютерной техники не может быть квалифицировано по ст.159 УК как мошенничество. Состав мошенничества охватывает только такие способы совершения преступления, как обман или злоупотребление доверием. Однако повсеместное развитие компьютерных технологий позволяет совершать противоправные действия с безналичными деньгами и бездокументарными ценными бумагами без использования обмана и злоупотребления доверием собственника. Нельзя не согласиться с утверждением Е.Ю. Сабитовой о том, что «если виновный с помощью поддельной карты получил из банкомата чужие деньги, то его действия подпадают под признаки кражи, а не мошенничества, так как машина – не человек и ее нельзя ввести в заблуждение»^[380]. Аналогичное решение вопроса должно даваться и в случае тайного перевода чужих денежных средств (ценных бумаг) со счета законного собственника на счета виновного или указанных им третьих лиц. Но такая квалификация будет бесспорной лишь при условии легального включения в объем понятия имущества невещественных экономических благ.

Данное предложение можно реализовать путем дополнения примечания к ст.158 УК РФ пунктом 5 следующего содержания: «5. Под имуществом в статьях настоящей главы понимаются вещи, наличные и безналичные денежные средства, документарные и бездокументарные ценные бумаги».