О ДОКЛАДЕ «ЮРИДИЧЕСКИЕ ЛИЦА AD HOC ПРИ ПРЕДЪЯВЛЕНИИ ИСКА И НА СТАДИИ ИСПОЛНЕНИЯ СУДЕБНОГО АКТА»

(Анциперова А. И. Юридические лица ad hocпри предъявлении иска и на стадии исполнения судебного акта (доктрина «сбра­сывания корпоративной вуали» в исполнительном производст­ве) : науч.

В. Г. Несталий]; РПА Минюста России, Иркут, юрид. ин-т (фил.). Иркутск : Изд-во ИГУ, 2014. 51 с.)

Чеботарева Ирина Александровна, доцент кафедры международного права и сравнительного правоведения, Института истории и права

Хакасского государственного университета им. Н. Ф. Катанова, кандидат юридических наук, доцент

(г. Абакан)

Вниманию конференции, посвященной 150-летию института судебных приставов (Иркутск, 27 марта 2015 г.), доцентом И. А. Чеботарёвой представ­лен «доклад о научном докладе», подготовленном Анастасией Анциперовой в пе­риод обучения на 5-м курсе ИрЮИ (ф) РПА Минюста России (в 2013-2014 гг.). И. А. Чеботарёва подвергает доклад конструктивной критике и делает пред­ложения по дальнейшей разработке теоретического понятия «юридического лица αd hoc»,в том числе и для целей использования в исполнительном произ­водстве. Доцент И. А. Чеботарёва полагает, что выводы Анастасии Анциперовой заслуживают внимания, отличаются научной новизной и оригинальностью.

Ключевые слова-, юридическое лицо ad hoc, исполнительное производст­во, доктрина «сбрасывания корпоративной вуали».

Достаточно долго в юриспруденции бытовало мнение, что пост­советскую науку международного частного права «съели» учебники, что объяснялось отсутствием серьезных работ монографического ха­

рактера, «мелкотемьем» диссертаций. Однако библиография этой от­расли юриспруденции в последнее время существенно обогатилась серьезными и оригинальными исследованиями. Тем более, отрадно, что это коснулось и работ, представляемых на ведомственные кон­курсы, к числу которых относится и рецензируемый доклад.

В целом работа оставляет весьма благоприятное впечатление.

Во-первых, вызывает интерес оригинальность структуры работы и логики изложения материала. Автор отошел от традиционно приня­того в отечественной науке «древововидного» подхода, однако в сво­ей совокупности отмеченные в оглавлении моменты позволяют ясно представить краткое содержание доклада, его ключевые тезисы.

Во-вторых, широкой поддержки заслуживает довод о необходи­мости модернизации идеологии правоприменения (с. 6). Действитель­но, количество законов не дает их качество.

В-третьих, заслуживает одобрения юридическое обоснование конструкции юридического лица ad hocчерез необходимость обеспе­чения соблюдения равенства, права на судебную защиту и запрета дискриминации.

В-четвертых, весьма насыщена работа интересными примерами из практики российских и международных судов.

В-пятых, аргументированный характер носят оба предложения по совершенствованию норм Федерального закона от 2 октября 2007 г. «Об исполнительном производстве» ^[247](с. 39^40).

Вместе с тем, ряд моментов вызывает вопросы.

1. Не достаточно убедительным и бесспорным представляется обоснование актуальности работы (с. 4-5).

Отмеченное автором позволяет, скорее, говорить о практическом значении выполненного исследования, нежели об актуальности (акту­альность - это значительность, важность). Образно говоря, здесь дан ответ на вопрос «Для чего?», а не «Почему?».

Полагаю, не следует на первый план выдвигать ссылки на поло­жения документов спорной правовой природы, а именно Соглашение [о сотрудничестве с Международным союзом судебных исполните­лей], не являющееся международным договором, и Методические ре­комендации 2010 года, де-юре не имеющие характер нормативного правового акта.

Не вполне корректно говорить, что «непризнанное государство не может быть участником международного договора». В широком плане это суждение характерно для конститутивной теории призна­

ния, которая не является широко признанной в России. В контексте исследования следует уточнить, что государство, не признанное Рос­сией, не может быть участником международного договора, являюще­гося основанием для признания и приведения в исполнение судебного решения согласно ст.

Неуместным кажется пассаж: «Отсюда для субъекта из непри­знанного государства следует необходимость обращения в россий­ский суд с исковым заявлением, поскольку решение российского суда не требует в России процедуры экзекватуры (признания и приведения в исполнение) в том случае, если оно постановлено за границей». За­чем нужен акцент на российских судах, расположенных за границей? Место их нахождения - признанные государства, а поскольку это рос­сийские суды, то и проблемы статуса участников судопроизводства будут те же, что и в судах, расположенных на территории РФ.

2. Вводная часть работы нуждается в более четкой постановке проблемы, вынесенной в тему исследования. Лейтмотивом «звучат» две мысли: это не просто доклад, а научное исследование в контексте соглашения ФССП; адресат работы - лица из непризнанных госу­дарств (хотя выводы шире, а предлагаемая модернизация идеологии правоприменения касается, в первую очередь, субъектов правоприме­нительной деятельности в сфере гражданского судопроизводства и исполнительного производства, которыми частные лица не являются).

3. Через призму выявления состава участников исполнительного производства, в работе решается множество сложных вопросов. Од­нако не всегда они четко разведены, зачастую смешиваются, что по­рой придает докладу характер развернутого комментария ч.1 ст. 49 Федерального закона «Об исполнительном производстве».

Проблема статуса в российском правопорядке иностранной орга­низации, не являющейся юридическим лицом, юридического лица из непризнанного государства и неправосубъектного российского объе­динения и проблема субсидиарной ответственности группы участни­ков юридического лица - это вопросы, имеющие разные юридические предпосылки для своего решения. Следовательно, использование кон­струкции «юридическое лицо ad hoc»направлено на решение разных задач, а также выполняет разные функции (аналогия закона, правовая презумпция, правовая фикция).

Если сравнить первые три ситуации, то получается следующее.

Проблема субсидиарной ответственности участников юридиче­ских лиц в увязке с конструкцией юридического лица ad hocбольше относится не к субъекту права на защиту оспариваемого права, а к са­мой (принудительной) реализации права. В противном случае, возни­кает вопрос, а почему тогда в России не использовать доктрину «сбрасывания корпоративной вуали» наоборот, т. е., не отвечая, а вы­двигая требования вместо правосубъектного заинтересованного лица? Тем более, что зарубежная практика обратного и поперечного про­никновения в докладе затронута (стр. 28-29).

4. Заявляя о единстве материального права и процесса, автор по­рой выпускает из внимания существование кардинально иных подхо­дов к решению ряда заявленных проблем в отечественной науке меж­дународного частного права и международного гражданского процес­са, а также в науке международного публичного права.

Так, на декларативной теории признания базируется распростра­ненное отношение к праву непризнанного государства. «Поскольку отечественные коллизионные нормы... не содержат ограничений в отношении права непризнанного государства..., то применение ино­странных законов не должно ставиться в зависимость от признания

этого иностранного государства». ^[250]Этот вывод, полагаю, справед­лив (или, по крайней мере, требует оценки в рамках доклада) и в от­ношении личного статута участников процесса из непризнанных го­сударств. В этом ключе проблема правосубъектности юридических лиц из непризнанных государств весьма схожа с проблемой статуса организаций из иных стран, применение права которых иногда в ли­тературе подвергается сомнению из-за так называемой правовой не­совместимости ^[251][252].

Узкое толкование термина «организации» в ст. 49 Федерального закона «Об исполнительном производстве» (с. 8) противоречит ст. 1 того же закона, где в этот термин включены также субъекты РФ и му­ниципальные образования. Но даже в этом случае подход, отражен­ный в названном законе, не согласуется с широким подходом к опре­делению состава субъектов международного гражданского процесса, ²⁵²а также с признанием правосубъектности иностранных организа­ций, не являющихся юридическими лицами (ч. 2 ст. 400 1 IlK РФ, ст. 1203 ГК^[253], ст. 2 Федерального закона от 9 июля 1999 г. № 160-ФЗ «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации»^[254], ст. 1 Фе­дерального закона от 10 декабря 2003 г. № 173-ФЗ «О валютном регу­лировании и валютном контроле»^[255], ст. 2 Федерального закона от 8 декабря 2003 г. № 164-ФЗ «Об основах государственного регулирова­ния внешнеторговой деятельности» ^[256]).

Здесь «модернизация идеологии правоприменения» коллизию не снимает, и учет этого аспекта существенно повлиял бы на многие по­ложения доклада. Лишь частично этот аспект затронут применитель­но к организациям из непризнанных государств, и сделано это уже в заключительной части работы (с.

Признание либо непризнание иностранной организации юриди­ческим лицом автор предлагает осуществлять исходя из признаков юридического лица, известных российскому праву (с. 37). Однако ГК РФ решает эту проблему квалификации не на основании lex fori,а на

основании lex personalis(см. ππ. 1 π.2 ст. 1202 ГК РФ), что является исключением из общего правила п. 1 ст. 1187 ГК РФ.

В качестве общего правила автором принято расширительное толкование ч. 1 ст. 6 ЕКПЧ, включающее в механизм судебной защи­ты право на принудительное исполнение судебного постановления (с. 12-13), независимо от того, идет речь об исполнении своего или иностранного судебного акта. Распространение такого толкования на иностранные судебные акты противоречит не только принципу суве­ренного равенства государства и вытекающей из него территориаль­ности судебного постановления, но и ст. 31 Венской конвенции о пра­ве международных договоров (Вена, 23 мая 1969 г.)^[257], являющейся частью российской правовой системы.^[258]

Противоречит принципу суверенного равенства вывод об отсут­ствии правового значения для России Протокола между Приднест­ровьем и Молдовой о взаимном признании документов (с. 18, 41-42). Если Молдавия признает легитимность документов властей Придне­стровья, считая его своей территорией, то оснований для оспаривания воли Молдовы, как суверенного государства, у России нет. В против­ном случае, предполагать гипотетическую возможность участия Рос­сии в Протоколе значит считать его международным договором, а Приднестровье- государством. Если бы Молдова не подписала на­званный протокол, то правовые основания для признания правосубъ­ектности приднестровских организаций были бы, но другие (те же, что и в отношении организаций из Нагорного Карабаха, Турецкой Республики Северного Кипра и тому подобных).

Опыт Германии интересен для изучения, однако надо учитывать, что, в отличие от Германии, Россия при определении государственной принадлежности и личного закона юридических лиц исходит из кри­терия инкорпорации, а не оседлости. В то же время вызывает недо­умение, почему автор выпустил из внимания изменения, внесенные в ст. 1202 ГК РФ, поскольку ее новый последний абзац имеет непосред­ственное отношение к доктрине «сбрасывания корпоративной вуали». Аналогичные изменения в ГПК не вносились, хотя изначально колли­зионные подходы в определении личного закона юридического лица ГК и ГПК были тождественными.

5. Вызывает сомнение правильность подхода к определению тер­мина «объединение граждан».

Первоначально автор сводит объединение граждан к обществен­ному объединению, не являющемуся юридическим лицом, причем на­ходящемуся в процессе ликвидации (с. 10).

Сама логика доклада свидетельствует о необходимости более широкого подхода, в том числе, через сопоставление с категорией «группа лиц» (ст. 225.11 АЛК РФ), а также (возможно, например, в отношении юридических лиц, не признаваемых таковыми российским правопорядком) через рассмотрение органической теории юридиче­ского лица, получившей применение и в практике Европейского суда по правам человека, особенно при решении вопроса о компенсации морального вреда.

Из указанных вариантов автор называет позже только один - ор­ганизация, созданная по праву непризнанного государства, во-первых, вне связи с органической теорией юридического лица, во-вторых, лишь в отношении коммерческих объединений (с. 35).

6. Имеют место отдельные недочеты и нестыковки, которые в дальнейшем должны быть устранены.

Почему признание приднестровских организаций юридическими лицами Молдавии препятствует реализации режимов, установленных Договором о зоне свободной торговли (18.10.2011)? Молдова является участницей этого Договора без каких-либо оговорок в отношении территории Приднестровья. Россия ПМР государством не признает. В Соглашении об ассоциации между ЕС, Евратомом, их государствами- членами, с одной стороны, и Молдавской Республикой, с другой сто­роны, 2014 г. Приднестровье рассматривается как часть Молдовы, требующая особого внимания в аспекте обеспечения региональной безопасности и постконфликтного строительства (ст. 8).^[259] В ранее действовавшем Соглашении о партнерстве и сотрудничестве ЕС и Молдовы специальных положений о Приднестровье нет.^[260] Соглаше­ние об ассоциации - логичный шаг после Соглашения о сотрудниче­стве и партнерстве. Кроме того, не ясно, о каком Соглашении о сво­бодной торговле с ЕС идет речь в работе (с. 18).

Не вполне корректно выглядит фраза: «...[С]огласно германским законам полное товарищество, коммандитное товарищество и неглас­ное товарищество являются неправоспособными союзами и, следова­тельно, не обладают статусом юридического лица (в отличие от зако­нов Российской Федерации)». Она верна только в отношении полного и коммандитного товарищества, что касается негласного товарищест­ва, то оно, будучи разновидностью простого товарищества (ст. 1054 ГК РФ), также не является юридическим лицом согласно российскому праву.

Более осторожного подхода требует проведение аналогии между иностранными концепциями и предписаниями российского законода­тельства (с. 28, ссылка 56). Обращение взыскания на долю в уставном капитале юридического лица - это все-таки, в первую очередь, обра­щение взыскания на имущество должника, а не имущество юридиче­ского лица, в котором должник участвует, тем более, что доля - по своей юридической сути, это обязательственное, а не вещное право.^[261]Попутно заметим, что ОДО с 1 сентября 2014 года в ГК нет.

Вне ссылки на Соглашение между Российской Федерацией и Республикой Беларусь о порядке взаимного исполнения судебных ак­тов арбитражных судов Российской Федерации и хозяйственных су­дов Республики Беларусь (заключено в г. Москве 17 января 2001 г.) упоминание хозяйственного суда РБ в определении объединения гра­ждан по смыслу ч. 1 ст. 49 Федерального закона «Об исполнительного производстве» выглядит неожиданным (стр. 35). Тем более, что во­прос о последствиях использования судами РБ доктрин и конструк­ций, рассмотренных в докладе, для российской правовой системы требует отдельного исследования.

7. Квалификация решения Арбитражного суда Томской области по делу ЮКОС - Томскнефть как косвенное применение доктрины «сбрасывания корпоративной вуали» небезыинтересна, но требует всесторонней оценки.

Суды первой (Арбитражный суд Томской области) и второй ин­станции (ВАС РФ), отказывая в приведении в исполнение решения международного коммерческого арбитража (МКА), основывались на факте ненадлежащего извещения и на противоречии решения публич­ному порядку.

Что касается ненадлежащего извещения, то суды признали про­цессуальную автономность должника и обосновали наличие этого ос­

нования к отказу в приведении иностранного третейского решения, параллельно указав на подконтрольность (то есть несамостоятель­ность) в период обращения заявителя с иском в МКА.

Нарушение публичного порядка Арбитражный суд Томской об­ласти свел, по сути, к нарушению интересов бюджета РФ, а также к злоупотреблению правом на защиту путем имитации процесса.

В резолютивной части постановления ВАС РФ указано, что оп­ределение нижестоящего суда оставлено без изменения. Однако ВАС РФ продемонстрировал иное применение нормы о противоречии пуб­личному порядку.

Во-первых, в постановлении дано развернутое определение пуб­личного порядка: «Под публичным порядком Российской Федерации понимаются основы общественного строя Российского государства, нарушение которых, в том числе и при приведении в исполнение ре­шений иностранных судов или арбитражей, могло бы породить ре­зультат, недопустимый с точки зрения российского правосознания». Конечно, такой подход не отличается новизной, эта дефиниция было зафиксирована еще в Определении Судебной коллегия по граждан­ским делам Верховного Суда РФ от 25 сентября 1998 г.

Но на момент принятия этого определения широкий подход Вер­ховного суда ограничивался (сдерживался) предписаниями прежнего позитивного права. В действовавшем тогда советском праве процес­суальный публичный порядок понимался уже, чем материально­правовой. Можно сравнить пп. 6 п. 5 Указа Президиума BC СССР от 21 июня 1988 г. №9131-XI «О признании и исполнении в СССР ре­шений иностранных судов и арбитражей» ^[262]и ст. 158 Основ граждан­ского законодательства Союза CCP и республик от 31 мая 1991 г. № 2211-І.^[263]В настоящее время материальный закон существенно ог­раничивает возможность использования оговорки о публичном по­рядке (ст. 1193 ГК РФ), в то время как процессуальное законодатель­ство таких ограничений не содержит, что вряд ли оправданно.

Во-вторых, ключевым доводом в обосновании нарушения пуб­личного порядка стала передача денежных средств внутри взаимосвя­занной группы лиц и, как следствие, безденежность договоров займа (см. ст. 812 ГК РФ),^[264] т. е. недействительность сделок, лежащих в ос­нове арбитражного разбирательства в МКА.

На мой взгляд, ВАС РФ в этой части взял на себя функцию по пересмотру решения МКА, а не выдачи экзекватуры, что не соответ­ствует законодательству. Производство по отмене решения третей­ского органа возможно только в отношении решений, вынесенных на территории РФ (ст. 418 АПК РФ). Именно нарушение «основопола­гающих принципов российского права» (но не публичного порядка) может стать основанием для отмены третейских решений (ст. 421 АПК РФ). Доктрина «сбрасывания корпоративной вуали» применена де-юре на стадии исполнения иностранного акта, а де-факто - процес­се разбирательства по существу. Попутно отметим, что «сама по себе аффилированность участников третейских соглашений и договоров не свидетельствует ни о наличии пороков указанных сделок, ни о зло­употреблении правом» ^[265].

Даже не принимая во внимание выход суда за пределы своих полномочий, само по себе нарушение российского права не есть на­рушение публичного порядка, совершение оспоримой сделки не мо­жет квалифицироваться как нарушение публичного порядка. На это может «претендовать» разве что совершение ничтожной сделки.

В-третьих, странно обоснован и довод ВАС РФ о нарушении ос­нов конституционного строя. Статья 11 Конституции - это единст­венная статья главы Конституции «Основы конституционного строя», на которую ссылается ВАС. При этом не ясно, как она в данном слу­чае нарушена или может быть нарушена, поскольку третейские орга­ны и не претендуют на осуществление государственной власти, сле­довательно, приведение в исполнение их решений не нарушает прин­ципа верховенства государственной власти. Связь статьи 11 с прин­ципом обязательности судебных актов, вступивших в законную силу, как принципом судопроизводства, в контексте вышесказанного, также не усматривается. Конечно, приведение в исполнение третейского решения может привести к невозможности исполнения судебного ре­шения о взыскании налоговых сумм и санкций (окончательный су­дебный акт об этом был принят 4 октября 2005 г., т. е. почти за полто­ра года до вынесения решения арбитражем), и касалось это решение ОАО «НК «“ЮКОС”». Однако эта логическая «цепочка» ВАС РФ не выстроена.

На мой взгляд, из-за обилия дополнительных обстоятельств более наглядным для рассмотрения доктрины «сбрасывания корпоративной вуали» в исполнительном производстве могло бы стать другое дело,

связанное с ОАО «НК «“ЮКОС”», - дело с участием компании «Мо- равел Инвестментс Лимитед» (Постановление Президиума ВАС РФ от 19.06.2007 № 15954/06 по делу № А40-28164/06-60-257). В нем ВАС, отменяя предыдущие судебные акты и передавая дело на новое рассмотрение, указал на необходимость «исследовать сведения об аффилированности компании и основных акционеров общества «НК «Юкос» и с учетом этого обстоятельства оценить последствия испол­нения решения Лондонского международного арбитражного суда от 16.09.2005 в данный период времени при проведении конкурсного производства с целью соблюдения публичного порядка Российской Федерации, выраженного в поддержании баланса интересов должни­ка, его акционеров и аффилированных с ним лиц, с одной стороны, и его кредиторов, с другой стороны, в условиях проведения процедур банкротства общества «НК «Юкос» в Российской Федерации».

8. Складывается впечатление, что, увлекшись рассмотрением во­проса о возможности использования доктрины «сбрасывания корпо- ративой вуали» в исполнительном производстве, автор порой забыва­ет о теме исследования.

Предпосылки доктрины автор видит и в институте аффилирован­ных лиц, и в институте субсидиарной ответственности отдельных участников юридических лиц по долгам этих юридических лиц, и в теории контроля, использовавшейся для определения государствен­ной принадлежности юридических лиц (и используемой в инвестици­онном законодательстве ныне), затрагивается и возможность исполь­зования конструкции ответственности владельца источника повы­шенной опасности.

Вместе с тем, провозглашенная тема исследования уже, а, следо­вательно, рассмотрение данной доктрины уместно лишь в связи с ис­пользованием конструкцией юридического лица, но никак не отказом от нее (стр. 30-32).

Если все-таки развивать мысль об отказе от конструкции юриди­ческого лица, то следует делать это с акцентом на отказе ad hocпри­знавать юридическое лицо таковым. Тогда логичным будет и возло­жение ответственности за вред, причиненный источником повышен­ной опасности, на лиц, контролирующих деятельность формальных владельцев, и субсидиарная ответственность участников юридическо­го лица, контролирующих его деятельность, и тому подобные случаи.

9. Для продолжения разработки темы, думается, следует расши­рить источниковую базу исследования, в частности, по таким аспек­там, как юридические предположения (фикции и презумпции), док­трина «сбрасывания корпоративной вуали» (за счет иностранной ли­

тературы), признание и приведение в исполнение иностранных судеб­ных решений (учебной литературы по исполнительному производству не достаточно для теоретических выводов), взаимность и доктрина международной вежливости, применение права непризнанного госу­дарства (в аспекте такой проблемы МЧП, как применение иностран­ного права). В частности, небезынтересным представляется исследо­вание цивилистических и процессуальных последствий призна- ния/непризнания, выполненное А. Л. Рогачевским.^[266]Весьма вскользь затронута в работе проблема приведения в исполнение решений ино­странных третейских органов (в том числе, международных коммер­ческих арбитражей).

Тем не менее, обозначенные спорные моменты - авторское суж­дение рецензента, имеющее характер научной дискуссии либо реко­мендации, что не умаляет научного вклада, сделанного А. И. Анципе- ровой в разработку заявленной проблемы. Рецензируемая работа но­сит актуальный и практико-ориентированный характер. Выводы, со­держащиеся в докладе, обладают несомненной научной новизной и оригинальностью, имеют не только научное значение, но и требуют широкого внедрения в юридическую практику.

Использованная литература

1. Анциперова А. И. Юридические лица ad hocпри предъявлении иска и на стадии исполнения судебного акта (доктрина «сбрасывания корпоративной вуали» в исполнительном производстве) : науч. докл. / А. И. Анциперова ; [науч. рук. и отв. ред. В. Г. Нестолий] ; РПА Минюста России, Иркут, юрид. ин-т (фил.). - Иркутск : Изд-во ИГУ, 2014. - 51 с.

2. Богуславский М. М. Международное частное право : Учебник / М. М. Богуславский. - 6-е изд., перераб. и доп. - M.: Норма: Инфра-М, 2010. - 703 с.

3. Зимненко Б Л. К вопросу об исполнении и признании иностранных судебных и арбитражных решений при условии взаимности / Б. Л. Зимненко И Журнал российского права. - 2006. - № 8. - С. 58-64.

4. Литвинский Д. В «Исполнить нельзя отказать»: еще раз к вопросу о возможности приведения в исполнение решений иностранных судов на терри­тории Российской Федерации в отсутствие международного договора» / Д. В. Литвинский // Вести. Высшего Арбитражного Суда РФ. - 2006. - № 5. - С. 140-153.

5. Международное частное право: учеб. / Л. П. Ануфриева, К. А. Бекя­шев, Г. К. Дмитриева [и др.) ; Отв. ред. Г. К. Дмитриева. - 2-ое изд. - M.: TK Велби, Изд-во Проспект, 2008. - 688 с.

6. Рогачевский А. Л. Договорные отношения российских организаций с партнерами из непризнанных и частично признанных государств / А. Л. Рога­чевский И Известия вузов. Правоведение. - 2011. -№ 3. - С. 153- 169.

7. Толстых В. Л. Публичный порядок и правовая несовместимость/

B. Л. Толстых // Журн. междунар. частного права. - 2003. - № 1-2 (39-40). -

C. 3-17.

8. Фатхутдинов P. С. Уступка доли в уставном капитале ООО: теория и практика : монография ∕ P. С. Фатхутдинов. - M.: Волтере Клувер, 2009. -VII, 170, [2] с.

^³Об исполнительном производстве федер закон от 2 окт 2007 г № 229-ФЗ (ред 22 дек 2014r)∕∕Co6p законодательства РФ 2007 №41 Ст 4849

'⁴Семейный кодекс Российской Федерации федер закон от 29 дек 1995 г № 223-ФЗ (ред

4 нояб 2014r)∕∕Co6p законодательства РФ 1996 № 1 Ст 16