§ 1. Теоретические вопросы международной правосубъектности транснациональных корпораций

Рассмотрев в предыдущей главе вопросы юридической природы транснациональных корпораций, представляется необходимым перейти непосредственно к исследованию вопросов их правового статуса в аспекте международного права.

Правовой статус (правовое положение) — это понятие, выработанное и используемое общей теорией нрава. Международное право является частью права, и к нему' полностью применимы выработанные теорией права общезначимые понятия *, в число которых входит среди прочих и правовой статус. Поэтому данный термин получил широкое распространение в международно-правовой литературе. Однако, как отмечает Г.М. Вельяминов, исследуя проблемы международной правосубъектности, "правовой статус — понятие неоднозначное и наименее разработанное теоретически"^{[62] [63]. Действительно, в литературе имеется достаточно много точек зрения на проблему правового статуса. Ниже приводятся только некоторые из них, отражающие основные подходы к указанному явлению.}

Известный отечественный ученый С.В. Черниченко указывает, что "правовой статус в широком смысле можно определить как характеристику правоспособности лица в ее динамике в объекгивном праве, а также возможных позитивных и негативных аспектов влияния на его положение правовых предписаний, дозволений и запретов, непосредственно поведение данного лица не регулирующих"^[64].

Следовательно, согласно этой точке зрения, правовой статус — это прежде всего характеристика правоспособности субъекта.

В то же время Р.О. Халфина считает, что правовой статус — это ни что иное, как результат реализации норм права: "...нормы, определяющие положение субъекта права, реализуются в первую очередь, создавая правовой статус"^[65].

В свою очередь, Г.М. Вельяминов отмечает, что "в индивидуальном правовом статусе реализуется фактически правосубъектность (правоспособность) лица"^[66], понимая пол индивидуальным правовым статусом лица "...комплекс всех его субъективных прав и обязанностей, реализуемых в рамках ею общей правосубъектности (общий правовой статус лица) или его специальной правосубъектности (специальный правовой статус лица)³.

Представляется, что именно с последним утверждением следует согласиться. Действительно, наличие у лица правосубъектности является лишь предпосылкой осуществления его нрав и обязанностей, которые лицо приобретает только при вступлении в соответствующие правовые отношения. Приобретение каких-либо прав и обязанностей вне правоотношений (абсолютных либо относительных) невозможно. Это общетеоретическое положение. Все права и обязанности лица, которые оно приобретает, всту пая в различные правовые отношения, в совокупности образуют его общий правовой статус.

Итак, характеризуя понятие "правовой стазус лица", необходимо проанализировать три элемента, его определяющих:

1. правосубъектность как необходимая предпосылка приобретения и осуществления прав и обязанностей лица;

2. субъективные права;

3. юридические (также субъективные) обязанности.

Таким образом, для ответа на вопрос о наличии либо отсутствии у ТНК международно-правового статуса необходимо проанализировать каждый из лих элементов применительно к ТНК. Начать анализ необходимо с выяснения наличия либо отсутствия у них международной правосубъектности. Изучению данного вопроса будет посвящена настоящая глава, а вопрос о возможных правах и обязанностях ТНК в сфере регулирования международного права будет рассмотрен в третьей главе настоящего диссертационного исследования.

Вопрос о международной правосубъектности транснациональных корпораций является одним из наиболее дискуссионных в науке международного права и давно привлекает внимание отечественных и зарубежных ученых.

Если обобщить и проанализировать имеющиеся в литеразуре определения субъекта международного права, то можно сделать вывод, о том, что при их формировании используются два общефилософских метода научного познания: индуктивный и дедуктивный. При построении определения с помощью индуктивного метода с помощью анализа признаков существующих и уже признанных субъектов современного международного права выводятся признаки субъекта международного права как одной из правовых категорий. Дедуктивный же метод, наоборот, идет от общего к частному и выводит признаки субъекта международного права, преломляя уже выделенные ранее в теории признаки права применительно к международному праву. Таким образом, различные ученые в зависимости от используемого метода могут вкладывать в понятие субъекта международного права различное содержание, наделяя его разными признаками и. следовательно, включать в эту категорию различных лиц. Как справедливо отмечал Р.А. Мюллерсон, "фактически круг лиц и

образований, являющихся субъектом международного права, зависит от того, какое определение субъекта международного нрава дается"¹.

Представляется, что при определении рассматриваемого понятия необходимо использовать оба указанных метода одновременно. Действительно, нельзя отказываться от выработанного общей теорией определения субъекта права. Но в то же время нельзя не учитывать и специфику международного права как уникальной отрасли права.

Традиционно под субъектами права понимаются лица, обладающие правосубъектностью, то есть которые могут быть носителями прав и обязанностей, участвовать в правовых отношениях². Таким образом, для существования субъекта права достаточно наличия у него хотя бы одного права или одной обязанности. Для признания правосубъектности за тем или иным лицом не имеет значения количество принадлежащих указанному лицу прав и обязанностей. Объем правосубъектности не пропорционален количеству субъективных прав и обязанностей. "Достаточно наличия одного правоотношения, в котором участвует или может участвовать данное лицо, чтобы оно тем самым приобрело качество правосубъектности"³. При наличии хотя бы одного права или хотя бы одной обязанности правосубъектность возникнет в

полном объеме. Не существует "частичной" или "определенной" правосубъектности^[67]. Субъектом права можно либо быть, либо не быть. Иные варианты невозможны.

Международное право — это. как уже было отмечено, часть права. Оно обладает всеми основными признаками права, и к нему применимы разработанные теорией правовые категории, в том числе и категория правосубъектности^{[68] [69] [70]. Таким образом, для признания существования субъекта международного права достаточно наличия у него хотя бы одного субъективного права или одной обязанности по международному праву.}

Более того, для обладания международной правосубъектностью достаточно даже наличия у липа только лишь возможности обладать хотя бы одним правом или одной обязанностью, ибо в понятии субъекта права сочетаются как возможность участвовать в различных правоотношениях, так и реальное участие в них’. Понятие субъекта права шире понятия субъекта правоотношения. Теоретически возможно быть субъектом права, но не участвовать ни в одном правоотношении. Однако нельзя, участвуя в правоотношении, нс быть субъектом права. Поэтому при определении субъекта международного права следует согласиться с определением, данным Н.А. Ушаковым: "Субъектами международного права являются лица, участвующие или могущие участвовать в международных правоотношениях"¹.

Международный Суд ООН в своем консультативном заключении по делу "Reparation for Injuries Suffered in the Service of the United Nations" исходил из предпосылки, что наличие международной правосубъектности влечет за собой способность обладать международными нравами и обязанностями и способность защищать эти нрава, предъявляя международные иски^[71]. Однако способность предъявления исков в международных органах является ни чем иным, как одним из субъективных прав, присущих субъекту' международного права. Таким образом.

позиция Международного Суда вполне согласуется с указанным определением субъекта международного права.

На протяжении многих лет в отечественной литературе преобладала точка зрения, согласно которой субъекты международного права обязательно должны обладать особым качеством — способностью к созданию международно-правовых норм. Однако способность к непосредственному участию в образовании таких норм нс присутствует в определении субъекга и не должна там присутствовать, так как не имеет никакого значения для возможности возникновения прав и обязанностей но международному праву. "Правомочия но созданию норм международного права — это уже конкретное субъекгивнос право, действительно свойственное не всем субъектам международного нрава"^[72].

Права и обязанности как юридические категории могут устанавливаться только в правовых нормах. Соответственно, международные права и обязанности субъектов моїут быть установлены только международно-правовыми нормами. Поэтому для ответа на вопрос о наличии у ТНК международных прав и обязанностей необходимо выяснить, в каких формах права содержатся международно-правовые нормы или. другими словами, каков круг источников международного права?

Среди ученых нет единства мнений по данному вопросу. Дело в том. что в международном праве не существует единого закрепленного в каком-либо акте определения его источников и унифицированного их перечня. Поэтому некоторые авторы при определении круга указанных источников ссылаются на ст. 38 Статута

Новые тенденции в международно-правовом

Международного Суда ООН^[74]. Другие же утверждают, что "попытки рассматривать в качестве такой (содержащей перечень источников международного права. — Д. Л.) нормы ст. 38 Статута Международного Суда ООН несостоятельны, поскольку в ней названы не только общепринятые формы закрепления .между народно-правовых норм (договоры и обычаи), но также юридические категории, которые призваны способствовать их толкованию и применению"^{[75] [76].}

Общепризнанно, что источниками международного публичного права являются международный договор и международный обычай. Однако что касается признания учеными в качестве таких источников иных форм права, то в этом вопросе подобного единства мнений не наблюдается.

В связи с изложенным представляется необходимым обратиться к рассмотрению вопроса о так называемом международном "мягком праве" ("soft law"f и его соотношении с международным публичным правом, ибо многие нормы "мягкого права” касаются регулирования нрав и обязанностей непосредственно ТНК. Данный термин получает все большее распространение в международно-правовой литературе, но, к сожалению, до сих пор нет четкого и единообразного его определения, и разные ученые вкладывают в него различное содержание.

Как указывает И.И. Лукашук, "анализ литературы и практики показывает, что термин "мягкое право” используется для обозначения двух различных нормативных явлений. В одном случае речь идет об особом виде норм международного права, в другом — о неправовых международных нормах"^[77]. При этом "в первом случае к этой

категории агносят нормы, которые в отличие от "твердою права" не создают четких, конкретных прав и обязанностей, а дают лишь общую установку... Для подобных норм типичны формулировки "добиваться", "стремиться", "принимать все необходимые меры" и т.п. Такою рода постановлений становится все больше, особенно в полигических договорах"^[78]. Во втором же случае "речь идет о положениях, содержащихся в неправовых актах, в резолюциях международных организаций, конференций, в совместных заявлениях и коммюнике"^[79].

По нашему мнению, в первом случае речь идет именно о нормах международного публичного права, так как они закреплены в общепризнанных источниках международного права, обращены к его субъектам и обладают для них обязательной юридической силой. Другое дело, что эти нормы декларативны по своей сути. Но ведь такое качество, как декларативность, не меняет юридическую природу нормы и нс может сделать международно-правовую норму неправовой. В теории права такие нормы называют исходными (отправными, учредительными), ибо они определяют основы правового регулирования общественных отношений, его цели, задачи, принципы, пределы, направления, закрепляют правовые категории и понятия^[80].

Что же касается второго случая, то здесь дело обстоит несколько сложнее. Является ли такое международное "мягкое право" частью между народного публичного и, соответственно, являются ли его источники (решения международных организаций, декларации, "кодексы поведения" и т.п.) источниками международного публичного права? Ответ на этот вопрос имеет очень большое значение, так как действующие в настоящее время международные нормы, непосредственно реіулирующие деятельность ГНК, содержатся в документах, входящих в указанный круг источников международного "мягкого права": Трехсторонняя декларация принципов, касающихся многонациональных предприятий и социальной политики, принятая в рамках МОТ в 1977 г. (в редакции 2001 г.). Руководящие принципы для многонациональных предприятий, одобренные ОЭСР в 1976 г. (в редакции 2000 г.) и другие.

Как указывает английский правовед Д. Харрис, ученые, выступающие за необходимость выделения международного "мягкого права", считают, что "...существует значительная "серая область" "мягкого права” между белой территорией права и черным пространством неправа. Одновременно они (ученые — Д.Л.) доказывают, что эта "серая область" может в значительной степени влиять на белую территорию и объяснять, иногда очень подробно, каким образом "мягкое право" может иметь правовые последствия"^[81].

Единство мнений но вопросу о правовой природе источников международною "мягкого права" отсутствует. Г.М. Вельяминов, например, считает, что рекомендации могут рассматриваться в качестве рекомендательных международно-правовых норм, но не все, а только те, "которые удовлетворяют всем критериям, предъявляемым К любой норме международного права"^{[82] [83]. Таких критериев он выделяет девять’. В.М. Шуршалов, анализируя правовую природу решений международных организаций, создающих нормы рекомендательного характера, пишет, что "в международном праве могут существовать и практически имеются рекомендательные нормы. Они создаются решениями международных организаций, наделенных правом давать своим членам рекомендации по определенному кругу вопросов..."[84]. С ним согласен А.С. Гавсрдовский, который выделяет наряду с императивными и диспозитивными нормы международного нрава особого рода — рекомендательные. К ним он относит резолюции международных организаций и. в первую очередь, столь авторитетных, как ООН[85]. Подобная позиция разделяется и другими отечественными авторами[86]. В зарубежной литературе точка зрения о юридической природе международных, актов, содержащих рекомендательные нормы, встречается гораздо чаще, чем в отечественной[87].}

Некоторые ученые считают международные акты рекомендательного характера источниками одной из отраслей международного права, а именно международного

экономического нрава*. При этом, однако, следует иметь в вид)', что в литературе еще не сложилось единообразное понимание предмета международного экономического нрава^{[88] [89].}

Действительно, идея придать указанным актам характер ограслевого источника международного экономического права представляется весьма привлекательной. Никто не сіанез отрицать, что закрепленные в них нормы играют особенно важную роль в регуляции именно международных экономических отношений, которые складываются по поводу производства и обмена на международном уровне различными товарами, услугами, капиталом и рабочей силой. Такие акты (и прежде всего резолюции ООН, а также решения различных международных экономических организаций) вносят существенный вклад в регулирование указанных отношений, во многом способствуя ликвидации таких глобальных экономических проблем как экономическая отсталость развивающихся государств, неравноправное соотношение между ценами на сырьевые товары и готовую продукцию, мировые финансовые кризисы. Кроме того, они на международном уровне регулируют деятельность ГНК, которая имеет место главным образом в сфере экономики. Поэтому признание за рассматриваемыми актами качества источника международного права позволило бы говорить и о международно-правовом регулировании деятельности ГНК. Но так ли это на самом деле?

Международные отношения, в том числе экономические, по своей природе достаточно сложны. Они регулируются большим количеством социальных норм, где наряду с правовыми присутствуют и играют значительную роль политическое, моральные, организационные и другие виды норм. В совокупности они образуют международную нормативную систему. Однако отличительным признаком международно-правовых норм именно как правовых является их обязательная юридическая сила для субъектов. При се отсутствии юридическая норма не может

существовать. Нарушение предписаний правовой нормы всегда должно влечь юридическую ответственность нарушителя.

Необходимо отметить, что в общей теории нрава выделяются и рекомендательные нормы^[90]. Однако, по нашему мнению, они ни в коем случае не могут являться правовыми, так как не имеют указанного выше непременного признака правовой нормы — обязательной юридической силы. В связи с этим Г.К. Дмитриева и И.И. Лукашук указывают: "Право не может содержать инородных норм. Никак не обосновано понятие "необязательная правовая норма". Обязательная юридическая сила — необходимый признак нормы нрава, хотя она может проявляться по-разному"^[91].

Именно этот признак является основным показателем, отличающим правовую норму от всех иных видов норм: моральных, политических, религиозных и др. Такие признаки нормы права как нормативность и формальная определенность могут быть свойственны и другим видам социальных норм, а обязательная юридическая сила характерна исключительно для правовых норм. Тем более это справедливо для международного права, где нет верховной наднациональной власти, подобной власти государства в национальном нраве.

Большинство специалистов но международному праву, как отечественных, так и зарубежных, нс признает рекомендательные нормы международно-правовыми в строгом смысле слова. Следует согласиться с Г.И. Тункиным, который указывал, что "юридическая обязательность — характерная черта правовых норм, в том числе и международно-правовых, которая отличает их от других правовых норм, функционирующих, в частности, в межгосударственной системе"^[92]. Он также писал, что "нормы международного права юридически обязательны. Они могут иметь императивный илм диспозитивный характер, но императивность и

рекомендательность — не одно и го же"'. Другой авторитетный ученый, Н.А. Ушаков под нормами международного права понимает юридически обязательные правила поведения предусмотренных этими нормами субъектов международных отношений, охраняемые в случае необходимости принуждением к их соблюдению^{[93] [94] [95]. Г.М. Мелков также говорит о принуждении как имманентно присущей характеристике международного права3. Известный западный правовед Г. Шварценбергер при исследовании международного права указывает, что право включает в себя любые нормы, "направленные на регулирование общественного поведения, которые при необходимости могут быть авторитетно определены на основе согласия или принуждения и обеспеченные применением внешних санкций"[96].}

Международный Суд ООН в своем консультативном заключении по делу' о правомерности угрозы применения или применения ядерного оружия указал. что "резолюции Генеральной Ассамблеи (ООН. — Д.Л.), даже если они не являются обязательными, могут иногда иметь нормативную ценность. Они могут при определенных обстоятельствах служить важным свидетельством для установления существования нормы или появления opinio juris. Для определения гою. что дело обстоит именно таким образом с резолюцией Генеральной Ассамблеи, необходимо ознакомиться с ее содержанием и обстоятельствами ее принятия; также необходимо установить, существует ли opinio juris относительно ее нормативного характера. Либо серия резолюций может показать постепенную эволюцию opinio juris, необходимую для утверждения новой нормы"^[97]. Таким образом, в своем заключении Международный Суд исходит из того, что само но себе закрепление какого-либо правила в резолюции Генеральной Ассамблеи — рекомендательном по своей природе акте — не превращает указанное правило в международно-правовую норму.

Основываясь на приведенных аргументах, можно сделать вывод о том, что международные нормативные документы, не обладающие обязательной юридической силой для субъектов, не являются источниками международного права, а содержащиеся в них рекомендательные нормы не являются международно­правовыми. Они, согласно концепциям некоторых авторов, входят в круг международного "мягкою права". Но "мягкое право — это не право"^[98], во всяком случае в части рекомендаций. Известный английский юрист М. Диксон в связи с этим указывает, что оно "...не является правом вовсе, мягким или каким-либо еще. а явлиегся другим наименованием принципов de lege ferenda. или принципов, которые могли бы стать нормативными в будущем"^[99].

В словосочетании "мягкое право" мы имеем дело с не совсем корректным употреблением термина "право". Однако данное словосочетание получило широкое распространение в научной юридической литературе, и поэтому мы считаем возможным его использование в настоящей работе.

Кроме того, следует иметь ввиду, чго в резолюциях международных организаций, а также в иных рекомендательных международных акгах моїут содержаться нормы, действующие в качестве международного обычая. Последний же, как известно, является общепризнанным источником международного права. Однако в этом случае рекомендательный акт содержит уже существующую обычную норму, которая не влияет и не может влиять на юридическую природу самого рекомендательного акга. По этому поводу профессор И. Дстгер указывает, что "...не рекомендации, которые являются обязательными в этих случаях, обладаю! собственной юридической силой: обязателен содержащийся в них источник договорных или обычных обязательств"^[100]. С ним согласен С. Дженис, который, характеризуя предпринимаемые Генеральной Ассамблеей ООН исследования и рекомендации, которые она вправе делать в соответствии со статьей 13 Устава, указывает, чго "такие исследования и рекомендации сами по себе не являются формой международного законодательства. Тем не менее резолюции Генеральной Ассамблей часто используются в качестве свидетельства существования обычного международною права"^[101].

Итак, вышеизложенное позволяет сделать вывод о том, что рекомендательные нормы международного "мягкого нрава" не создают для ТНК каких-либо прав и

обязанностей в строгом юридическом значении этих терминов и, следовательно, не могут определять их правовой статус и, как следствие, правосубъектность.

В то же время данное положение не позволяет говорить о том, что рекомендательные нормы не имеют никакого значения для регламентации деятельности ТНК. Соблюдение многих регулятивных норм при правомерном поведении не основывается исключительно на возможности применения принудительных мер в случае их нарушения, хотя такая возможность имеет большое значение для предотвращения неправомерного поведения. Правомерное же поведение в большинстве случаев обусловлено добровольным соблюдением социальных норм в силу культурных традиций, воспитания, влияния общества и других причин. Все это относится и к руководителям ТНК, определяющим деятельность транснациональных корпораций.

К тому же предприятия крупных ТНК. действуя во многих странах мира и отраслях экономики, нуждаются в такой системе управления, которая позволила бы им обрести конкурентные преимущества на рынке. Такие преимущества могут быть достигнуты в том числе и с помощью соблюдения этичных форм ведения бизнеса. Кроме того, на предприятиях многих ТНК занято очень большое количество работников, их продукция зачастую предназначена дія широкого круга потребителей, и сами предприятия моїут быть заинтересованы и в широкой социальной поддержке их деятельности в различных странах. Выработка же государствами и международными организациями адресованных ТНК международных норм, имеющих рекомендательный характер, способствуют выработке ожидаемых от ТНК стандартов поведения в самых различных сферах их деятельности.

Поэтому рекомендации могут иметь очень большую моральную и политическую ценность в регулировании международных отношений вообще и деятельности ТНК в частности. Этим, в частности, объясняются оживленнейшие дискуссии при обсуждении в ООН проекта Кодекса поведения ТНК, который мог быть принят в форме резолюции Генеральной Ассамблеи и носить, таким образом, рекомендательный характер.

Кроме того, рекомендательные нормы могут играть значительную роль в процессе формирования как договорных, так и обычных международно-правовых норм. Видимо, именно эти свойсгва рекомендательных норм позволили С.В.

Черниченко отнести их к "правовым явлениям", признавая, однако, что они "никого не обязывают в юридическом смысле и отличны от норм международного права”¹. Такую точку зрения разделяет и Г.И. Тункин². С этой же точкой зрения считаег необходимым согласиться и автор настоящей работы.

Дж. Клайн, характеризуя адресованные ТНК кодексы поведения, содержащие нормы международного "мягкого нрава", пишет следующее: "Новые межправительственные кодексы. адресованные МНК (многонациональным корпорациям. •— Д.Л.), не являются правом, также вряд ли они станут нравом в обозримом будущем. Эти документы действительно имеют причастность к праву, но данные аспекты должны быть надлежаще определены в более широком контексте, в котором признается непосредственное действие этих кодексов как необязательных политических средств воздействия'⁰.

В связи с изложенным хагелось бы подробнее охаракгеризовать содержащие нормы "мягкого права" международные кодексы поведения (которые также могут иметь различные названия: руководящие принципы, декларации, руководства и τ.π.), ибо именно ими регулируется деятельность ТНК как специфических субъектов.

Известный профессор Дженкинс выделяет пять основных типов кодексов поведения: "кодексы компаний”, то есть кодексы, принятые компаниями в одностороннем порядке; "кодексы торговых ассоциаций" — кодексы, принятые іруппой фирм в определенной отрасли промышленности; "мультиакционерные кодексы", то есть кодексы, принятые в результате переговоров между несколькими акционерами, включая фирмы и их представителей, неправительственные организации и/или профсоюзы; "модельные кодексы", — кодексы, призванные установить критерии, в соответствии с которыми конкретная организация рассматривается как добросовестная для целей этого кодекса (то есть устанавливающие модель, которой могли бы следовать компании и торговые ассоциации); и, наконец, "межправительственные кодексы", под которыми

' Черниченко С.В. Нормы международного права, нх создание и особенности их структуры Советский ежегодник международного права, 1979.— М . 1980. С 52.

^гСм. Тункин Г.И. XXV съезд КПСС и основные проблемы советской науки международного права С. 16.

’ Kline J.M International codex and multinational business — Westport-London. 1985. P. 76.

понимаются кодексы, разработанные на международном уровне и одобренные национальными правительствами"¹.

В настоящей работе будут рассмотрены только "межправительственные кодексы", ибо только они из всех вышеперечисленных типов кодексов могут иметь значение для характеристики правового статуса ТНК в аспекте международного права, поскольку они приняты на официальном уровне в рамках международных межправительственных организаций и одобрены государствами. Все остальные из перечисленных видов такими признаками нс обладают. Поэтому именно "межправительственные кодексы" будут иметься в виду, когда речь будет идти о кодексах поведения.

В числе указанных кодексов, непосредственно посвященных регулированию деятельности ТНК, следует назвать уже упоминавшиеся Трехстороннюю Декларацию принципов, касающихся многонациональных предприятий и социальной политики МОТ, а также Руководящие принципы для многонациональных предприятий ОЭСР. К этой же категории должен был относиться и оставшийся проектом Кодекс поведения ТНК, разрабатывавшийся в рамках ООН. Кроме того, существуют также международные кодексы поведения, регулирующие отдельные аспекты деятельности ТНК (такие, например, как Международный кодекс маркетинга заменителей грудного молока, принятый в рамках Всемирной оріднизации здравоохранения).

Впервые кодексы поведения ТНК стали приниматься в 70-х годах XX века в рамках международных организаций. Инициаторами их создания выступали развивающиеся страны, которые больше всего страдали от деятельности ГНК. Популярность таких кодексов была связана прежде всего с провозглашением Генеральной Ассамблеей ООН в 1974 г. нового международного экономического порядка, реализация которого предполагала регулирование деятельности ТНК.

Согласно определению известною ученого А. Фатуроса, кодекс поведения представляет собой "совокупность принципов и норм, относящихся к поведению определенных международных агентов и воплощенных в едином международно-

‘ Jenkins R Corporate Codes of Conduct: Self-Regulation in a Global Economy. Technology. Business and Society Programme Paper Number 2. -- United Nations Research Institute for Social Development. 2001. P. 20

правовом акте, принятом государствами"^[102]. Следует, однако, отметить, что он может иметь и форму' международного акта, не являющегося правовым.

Сам же термин "кодекс" как систематизированный свод правовых норм в определенной отрасли права был, как указывает М.М. Богуславский, заимствован из терминологии внутреннего права, но на международной арене он был применен для обозначения свода правил именно поведения либо определенных субъектов (линейных конференций, транснациональных корпораций), либо в определенной сфере экономической деятельности (передача технологии, контроль за оіраничительной деловой практикой)^[103]. При этом такие кодексы не обладали обязательной юридической силой, хотя социалистические и развивающиеся страны выступали за принятие их в форме международных договоров. Однако последняя форма, в свою очередь, не устраивала промышленно развитые страны.

Следует тем не менее отметить, что такая форма кодексов, при которой они не обладают обязательной юридической силой, не позволяет говорить об отсутствии эффективности регулирования деятельности ТНК такими актами. Она имеет ряд своих преимуществ. Во-первых, рассматриваемые кодексы обладают преимуществами, характерными для всех норм международного "мягкого права”, о которых было сказано выше. Во-вторых, имей такие кодексы поведения форму международных договоров, содержащиеся в них нормы действовали бы только на территории участвующих в этих договорах стран, в число которых, по всей вероятности, не вошло бы большинство развитых стран, в которых базируется основное количество ТНК. Рекомендательные же нормы кодексов, как правило, адресованы неоіраниченному числу стран и действующим на их территории ТНК. В- трстьих, в случае изменения объекта регулирования таких норм модификация последних должна происходить легче и быстрее по сравнению с обязательными по своей природе нормами международного права.

Строго говоря, главное для всех этих кодексов поведения — неукоснительное соблюдение содержащихся в них предписаний всеми, кому они адресованы, и для достижения этой цели должна быть избрана соответствующая форма.

Профессор Дж. Берман, характеризуя существующие кодексы поведения, отмечает, что с момента начала работы над Кодексом поведения ТНК ООН в 1972 г. влияние ТНК существенно увеличилось, а значимость международных кодексов поведения снизилась. Он видит четыре возможные причины для этого: во-первых, указанные кодексы быстро и эффективно достигли своих целей; во-вторых, цели, ради которых принимались эти кодексы, были достигнуты с помощью иных средств: в-трегьих, проблемы, регулируемые их нормами, в значительной степени потеряли свою актуальность; в-четвертых, основные культурные различия сделали их применение невозможным и внимание к ним уменьшилось. Он считает, что все чегыре указанные причины имели место'.

По нашему мнению, определенный спад интереса к международным кодексам поведения ТНК действительно произошел в 80-х годов XX века, однако начиная с 90- х годов интерес к указанной проблеме вновь стал возрастать. Об этом свидетельствуют, в частности, внесение в 2000 г. изменений и дополнений в Трехстороннюю декларацию принципов, касающихся многонациональных предприятий и социальной политики, принятую в рамках МОТ в 1977 г., утверждение в том же году новой редакции Декларации ОЭСР о международных инвестициях и многонациональных предприятиях 1976 г. и ряд других фактов.

Кроме того, следуег иметь в виду, что в настоящее время отсутствуют какие- либо международно-правовые акты, содержащие международно-правовые нормы (которые, как уже было указано, должны быть обязательны для исполнения), непосредственно посвященные реіулированию деятельности ГНК, и такое регулирование осуществляется с помощью рекомендательных норм, содержащихся в различных кодексах поведения. Поэтому далее в настоящей работе будут проанализированы нормы, содержащиеся в источниках международного "мягкого права", непосредственно посвященные регулированию деятельности ТНК.

В то же время следуег согласиться с мнением профессора Л.И. Воловой, которая подчеркивает, что "...необходимо ускорить решение важнейшей проблемы, т.е. установить четкое международно-правовое регулирование деятельности ТНК"². ^[104]

Итак, мы выяснили, что рекомендательные нормы, содержащиеся в резолюциях и решениях международных организаций, а также в других источниках "мягкого права", не являются правовыми и не могут влечь каких-либо прав и обязанностей ТНК в строгом юридическом значении этих терминов. Они, таким образом, не могут определять правовой статус и правосубъектность этих образований.

Однако в целях настоящего исследования следует рассмотреть вопрос о правовом статусе ТНК в том случае, когда деятельность ТНК регулировалась бы также и международно-правовыми актами, являющимися источниками международного нрава и содержащими обязательные для исполнения международно­правовые нормы.

Как было указано в предыдущей главе, транснациональная корпорация представляет собой совокупность юридических лиц (в редких случаях одно юридическое лицо). Юридические лица же, согласно устоявшейся точке зрения, являются субъектами национального, но не международного права; нормы международного права рсіулируют прежде всего межгосударственные отношения, а нормы национального права такие отношения регулировать не могут. Соответственно, исходя из данной концепции, нормы международного права, призванные реіулнровать межгосударственные отношения, не могут регулировать отношения с участием физических и юридических лиц на частно-правовом уровне. Как отмечал австрийский юрисг-международник А. Фердросс. "субъектами международного права являются лица, поведение которых реіулируется непосредственно международным правопорядком"^[105].

Согласно этой же точке зрения в отношении физических и юридических лиц нормы международного права не моїуг действовать непосредственно, ибо на территории государства может действовать только его собственное право. "Нормы обычного нрава и соглашения, которые по видимости возлагают обязанности на отдельных лиц, на самом деле возлагают обязанность воспрещать и наказывать определенные действия индивидов или же уполномочивают его к этому, когда в противном случае это было бы запрещено... И нормы, когорые но видимости предоставляют права индивидам, на самом деле обязывают или уполномочивают

государство предоставлять данные нрава..."¹. В этим и заключается сущность трансформации, под которой понимается "принятие государством норм внутригосударственного права (или приспособление существующих) в целях выполнения им международных обязательств и реализации международных прав, предусмотренных в нормах между народного права, распространяющих свое действие на данное государство"^{[106] [107].}

Другие ученые считают, что правильнее говорить не о трансформации, а об имплементации норм международного права. Последняя отличается от трансформации и представляет собой "целенаправленную организационно-правовую деятельность государств, предпринимаемую индивидуально, коллективно или в рамках международных организаций в целях своевременной, всесторонней и полной реализации принятых ими в соответствии с международным правом обязательств"^[108].

В отечественной международно-правовой литературе существуют различные мнения но поводу соотношения норм международного и внутригосударственного права. Так. С.В. Черниченко выделяет две формы трансформации: фактическую (ad hoc) и юридическую (официальную). К последней он относит автоматическую и индивидуальную инкорпорацию, отсылку, адаптацию и легитимацию^[109]. Е.Т. Усенко, в свою очередь, все виды трансформации сводит к двум: генеральной и специальной^[110]. В то же время А.С. Гавсрдовский относит к формам имплементации норм международного права рецепцию, инкорпорацию и отсылку^[111], a JI.X. Мингазов — отсылку, рецепцию и трансформацию^[112].

Представляется, что следует согласиться с точкой зрения Р.А. Мюллерсона, который пишет следующее: "Когда государство принимает на себя международно- правовые обязательства, и нормы, содержащиеся в них, предполагается использовать при регулировании внутригосударственных отношений, то возможны два основных варианта помощи национального права... Государство может включить в свое

национальное законодательство норму, которая отсылает субъектов внугригосударственного права к правовым моделям, сформулированным в нормах международного права. Этот способ согласования принято называть отсылкой. Второй возможностью является принятие норм национального законодательства. Гак как в этой ситуации вводятся нормы внутригосударственного права, то этот способ именуют инкорпорацией"^[113]. Таким образом, им выделяется две основные формы согласования международного и внутригосударственного права: инкорпорация и

отсылка.

По нашему мнению, только в случае инкорпорации можно говорить о том, иго деятельность юридических (а также физических) лиц нс регулируется непосредственно нормами международного нрава. В этом случае государство в соответствии с международно-правовыми нормами издает внутригосударственный акт. в котором определяются права и обязанности указанных лиц, и таким образом именно внутригосударственным актом регулируются правоотношения с их участием.

В случае же с отсылкой дело обстоит по-иному. Здесь национальное право допускает применение на территории государства норм международного права. При этом содержащий их международно-правовой акг не меняет ни своей формы, ни своего содержания. Данные обстоягельстна позволяют многим ученым справедливо утверждать, что при отсылке трансформации международно-правовой нормы нс происходит^[114]. Б.Л. Зименко в связи с этим пишет: "О какой трансформации может идти речь, если во внутригосударственной нормативной системе не появляется новых правовых норм... Отсылка не создает нового внутригосударственного нормативного акта и новой нормы национального права, а наделяет положения, предусмотренные в источнике международного права, юридическим свойством реіулнровать отношения с участием субъектов национального πpaβa"^j.

Кроме того, как отмечал И.П. Блищепко, "международно-правовая норма, действующая на территории государства, по своему происхождению, по кругу субъектов, по характеру прекращения своего действия является нормой международного права. Простое опубликование нормы международного права, издание специального закона, распространявшего действие договора на территорию государства, вотум законодательной власти на заключение договора, действие национальноправового обычая, обусловливающего действие обычной нормы международного права все эго не изменяет характера нормы как нормы

международного права, но обусловливает действие этой нормы во внутригосударственной сфере, то есть обязывает национальные суды применять ее. а физических и юридических лиц исполнять данную норму"^[115]. Совершенно прав А.И. Минаков, когда утверждает, что "норма международного договора (а также и международного обычая. — ДЛ.) сама по себе не является нормой внутригосударственного права, однако это не означает, что она нс может регулировать внутригосударственных отношений. Точно так же норма иностранного права, не являясь частью отечественного права... и выражая волю иностранного суверена... в определенных случаях, предусмотренных отечественным государством, регулирует такие отношения"^[116].

Действительно, в теории права не существует причин, в соответствии с которыми на территории государства не могли бы действовать юридические нормы, не являющиеся по своей природе национально-правовыми. Существование государственного суверенитета указывает на необходимость санкционирования применения этих норм со стороны государства, но никак не на невозможность такого действия. Данный вывод подтверждается, в частности, приведенной возможностью применения на территории государства иностранного права в случаях, предусмотренных законодательством этого государства.

В пользу такого понимания проблемы свидетельствует также и вывод Постоянной Палаты Международного Правосудия, содержащийся в ее консультативном заключении, касающемся почтовой службы в Данциге. Там указано, что "в международном праве не существует ничего, чтобы препятствовать получению индивидами непосредственно (выделено мною. — Д.Л.) прав по международному договору при условии, что это является намерением договаривающихся сторон"[117] [118].

В связи с этим следует привести точку зрения В.В. Гаврилова, которую автор настоящей работы полностью разделяет: "Принцип верховенства государственной власти не означает, что в рамках государственных границ соответствующей страны может действовать только один правовой регулятор — внутригосударственное право. Суть проблемы, поэтому, заключается не в том, что международно-правовая норма в силу своей природы и предназначения не в состоянии выступать в качестве регулятора отношений на внутригосударственном уровне... а в том, допускает или не допускает соответствующее государство ее действие в таком качестве... Международные договоры и обычаи способны выступать в качестве источников норм, непосредственно регулирующих отношения между национально-правовыми субъектами различных государств или даже одной етраны в тех случаях, когда это санкционировано соответствующим государством"².

Таким образом, необходимо сделать вывод о том. что права и обязанности физических и юридических лиц могут возникать непосредственно из норм международного права.

Следует, однако, еще раз подчеркнуть, что данное положение ни в коей мере не противоречит одному из основных принципов международного права — принципу суверенного равенства и уважения прав, присущих суверенитету. Государсгво, реализуя свои суверенные права, добровольно допускает на своей территории действие норм международного права, исполнение которых обеспечивается принудительной силой данного государства. Таким образом, при прямом действии на территории государства международно-правовых норм следует говорить о

добровольном ограничении государством сферы реализации своего суверенитета, но не самого суверенитета¹.

Кроме того, указанное положение также не противоречит никаким иным принципам и нормам международного права. Дело в том, что международное право не содержит каких-либо ограничений применения его норм непосредственно к индивидам, что неоднократно отмечалось в отечественной и зарубежной литерату ре². Это правило в равной степени относится и к юридическим лицам.

В подгверждение сделанного вывода о возможности наделения физических и юридических лиц правами и обязанностями непосредственно международно­правовыми нормами хотелось бы привести точку зрения известного зарубежного профессора П. Маланчука, который пишет следующее: "...Когда некоторые государства указывают, что индивиды являются субъектами международного права и когда другие не соглашаются с этим, обе стороны могут быть правы. Если государства первой іруппьі предоставляют международные права индивидам, го индивиды являются субъектами международного права, поскольку затронуты эти государства. Государства второй группы могут, исходя из конкретных целей, могут не допускать приобретение индивидами международной правосубъектности путем непрсдоставлсния им каких-либо прав, имеющих силу в соответствии с международным правом"³. Однако в дальнейшем он делает вывод, с которым согласиться нс представляется возможным: "То же самое верно и в отношении многонациональных предприятий"⁴.

На основе приведенных нами выше аргументов необходимо сделать вывод об отсутствии международной правосубъектности у современных ТНК. Они в настоящее время не имеют каких-либо прав и обязанностей по международному праву, поскольку их деятельность как особых образований регулируется на международном

уровне исключительно нормами международного "мягкого права", которое, как было показано, не является нравом в строгом смысле слова. В источниках международного права, которые непременно должны иметь обязательную юридическую силу, их статус не определен.

Не все исследователи, однако, согласны со справедливостью приведенных положений. В частности, II. Джагере считает, что факт недостижения международным сообщссгвом согласия касательно имеющих обязательную юридическую силу международных актов, адресованных непосредственно ТНК. не означает отсутствия у последних международной правосубъектности. Международная правосубъектность, по ее мнению, — это теоретическое понятие, созданное для практических целей, а современная ситуация требует, чтобы ТНК рассматривались в качестве субъектов международного права. Кроме того, согласно концепции указанного исследователя, не существует правовых препятствий для того, чтобы указанные образования имели права, обязанности и процессуальную правоспособность по международному праву^[119].

Отмечая справедливость последнего утверждения, следует тем не менее указать, что для доказательства наличия международной правосубъектности у ТНК в данном случае используется аргумент целесообразности, что, как уже отмечалось выше, недопустимо. Поэтому сделанный нами выше вывод об отсутствии международной правосубъектности у ГНК представляется верным.

В то же время необходимо иметь в виду, «ио существуют различные образования, которые в соответствии с между народны ми договорами могут наделяться различными правами и обязанностями и которые могут одновременно являться ТНК. Это, в частности, относится к региональным предприятиям, а также к юридическим лицам, имеющим за рубежом свои филиалы и отвечающим признакам ТНК. В этом случае может показаться, что ТНК обладают правами и обязанностями по международному праву. Однако данный вывод неверен. Такими правами и обязанностями наделяются именно названные образования, но не ТНК как лаковые. Тот факт, что зги образования могут одновременно являться транснациональными корпорациями, ни коим образом не влияет на их юридическую природу' и

принадлежность прав и обязанностей. Поэтому и в такой ситуации необходимо говорить об отсутствии международной правосубъектности у ТНК. Вместе с тем необходимо отметить, что ТНК могли бы обладать такой правосубъектностью в случае наделения их правами и обязанностями по международному праву, и в теории международного права не существует никаких препятствий для этого. Более того, учитывая тот реальный вклад, который ТНК вносят в развитие мировой экономики, можно предположить, что в будущем они получат статус субъектов международного права.