3.1. Юристы-социологи: «догматика – искусство, а не наука»

Свою критику юристы-социологи обычно начинали с признания высокой практиче-ской ценности юридической догматики, которая, с их точки зрения, давала формальные, точные критерии права и правонарушения, создавала конструкции, позволявшие устанавли-вать и поддерживать твердый, эффективно функционирующий правопорядок.

Римское право и его следствие – рецепированная догматика – приобрели к XIX в. не-пререкаемый авторитет, стали теоретическим фундаментом прикладной юриспруденции. В Германии римское право и современная догматическая юриспруденция воспринимались как единое целое, как две стадии единого процесса формирования европейской юридико-догматической культуры. В России в среде юристов-догматиков понимание было примерно таким же: современная догматика есть естественное продолжение римского права, классиче-

274 Петражицкий Л.И. Введение в науку политики права. С. 29. 275 Гредескул Н.А. К учению об осуществлении права. Харьков, 1900. С. 192.

155

ские и непререкаемые формулы римского права обеспечивали догматической юриспруден-ции прочность и стабильность. Россия не переживала рецепции римского права, она приняла европейскую юридическую догматика уже в готовом виде, но от этого значимость римского права для русских юристов не снижалась. Юристы-социологи (прежде всего цивилисты), в полной мере осознавая роль римского права в деле формирования современной догматики, стремились дать этому процессу историческое и социологическое толкование. Следуя Р. Ие-рингу, С.А. Муромцев и Ю.С. Гамбаров пытались показать связь непререкаемых формул римских юристов с вполне обыденными житейскими отношениями. Таким способом они хо-тели не столько разрушить авторитет римского права, сколько противопоставить его рецепи-рованной догматике.

Римское право, по Ю.С. Гамбарову, меньше всего представляет собой теоретические исследования, оно суть набор казуистических решений. «Создание римских юристов, – пи-шет он, – было чисто практическое, исходившее из наблюдения жизни, строившее юридиче-ские понятия на элементах этой жизни и направленное на удовлетворение ее запросов сред-ствами существующего права. Это была техника права, не известная до римлян ни одному народу и стоявшая в тесной связи с их общественной и государственной организацией, осно-ванной на строгой законности и ранней специализации юридического мышления… Вот этот практический смысл, находивший свое выражение в самых разнообразных приемах юриди-ческой техники, вместе с живой юридической казуистикой, стремившейся обнять, не перехо-дя в схоластику, все богатство действительной жизни, и составляют настоящую силу рим-ской юриспруденции, достаточно объясняющую и производимое ею до наших дней обая-ние»276.

В отличие от римлян, продолжает Ю.С. Гамбаров, народы Западной Европы вместо живой юриспруденции создали юридическую схоластику, отрешенную от действительности и замкнутую в своих мертвых формулах. «Это – воскрешение средневекового реализма, на-деляющее отвлеченные понятия, по существу своему субъективные и не имеющие иного значения, кроме временного, объективной и постоянной реальностью. Все право сводится к известному числу предопределенных, непоколебимых и неизменных логических категорий, которые нельзя ни устранить, ни приспособить к постоянно изменяющимся потребностям жизни. С одной стороны — абсолютное объективирование логических понятий, с другой — априорное объединение их с ограниченным числом юридических категорий, оторванных от своего содержания и чуждых всякой жизненности»277. Юридическая догматика, по Гамбаро-ву, олицетворяет собой метафизическую стадию философии истории О. Конта, когда на ме-

276 Гамбаров Ю.С. Гражданское право. Общая часть. М., 2003. С. 113. 277 Там же. С. 6.

156

сто личного божества становятся абстрактные понятия, «метафизические сущности», пребы-вающие вне условий времени, пространства и причинности. Метафизическая стадия в юрис-пруденции враждебна научному познанию: вместо объективного изучения правовых явлений предлагается слепая вера в догмы права. В этом отношении юридическая догматика тесно связана со средневековой схоластикой. Во-первых, юридическую догматику и схоластику разрабатывал один и тот же слой людей – духовенство. Во-вторых, юристы и схоласты чер-пали свои знания из одного источника – канонического права, что прививало им веру в авто-ритет как главный способ доказывания. В-третьих, формальная логика Аристотеля, подчи-ненная авторитету Библии, привела к созданию в теологии и юриспруденции самозамкнуто-го понятийного аппарата, оторванного от действительности. В итоге, заключает Ю.С. Гамба-ров, Западная Европа получила крайне формализованную юриспруденцию, опирающуюся на авторитет римского права, но противостоящего ему по своему духу278.

Появление позитивистской философии и социологии резко оттенило специфику тра-диционного догматического исследования права, что создавало условия для его массирован-ной критики со стороны юристов-социологов. Различия между догматическим и социологи-ческим подходами к изучению права были настолько очевидными, что появление темы о якобы псевдонаучном характере догматической юриспруденции выглядело вполне естест-венным. Дискуссия приняла форму противопоставления фундаментальной науки и приклад-ной («искусства», по терминологии юристов-социологов). Как верно заметил Н.А. Греде-скул, различие между наукой и искусством (прикладной наукой) установил еще О. Конт: ис-кусство направлено на изменение действительности и оперирует категорией должного, наука бесстрастно изучает действительность279. В отечественной литературе данную проблему первым поднял В.И. Сергеевич, поддержав разделение науки на чистую (собственно науку) и прикладную. Такое деление в общественной науке, с его точки зрения, стало возможным благодаря появлению позитивизма и социологии, цель которой – выявление законов общест-ва, в том числе в сфере государства и права. Только став частью социологии, утверждал он, юриспруденция может превратиться в подлинную науку. При этом Сергеевич не умалял зна-чение догмы права, он лишь утверждал, что юриспруденция, приняв социологический харак-тер, естественным образом распадется на теоретическую и прикладную части, которые будут взаимно дополнять друг друга280.

Если В.И. Сергеевич в своем обосновании контовской классификации только наметил слабые стороны классической догмы права, то С.А. Муромцев и Ю.С. Гамбаров, разделив

278 См.: там же. С. 112 - 114, 124, 125, 131, 132. 279 См.: Гредескул Н.А. Указ. соч. С. 182. 280 См.: Сергеевич В.И. Задача и метода государственных наук. М.: URSS: Либроком, 2010. С. 43 - 46, 190.

157

юриспруденцию на теоретическую и прикладную, ставили целью коренную ломку юридиче-ской догматики. Они намеренно сталкивали теоретическую и прикладную юриспруденцию, стремясь представить их различия как можно острее и резче, как острый конфликт между новым и старым правоведением, требующим своего разрешения на почве социологии.

Гамбаров так обобщил претензии к современной догме права: «Ее характеризуют сле-дующие черты: 1) ―самоограничение‖ рамками действующего законодательства или, вместе с ним, и других только формально признанных источников права; 2) применение априорной методы и злоупотребление логическими категориями; 3) оторванность от всего, кроме фор-мы права и ее состояний в прошлом; 4) стремление удержать во что бы ни стало то, что су-ществует, как бы это существующее ни дисгармонировало с новыми отношениями и запро-сами жизни; и, наконец, 5) полное безразличие к своему собственному содержанию и преоб-разованию в будущем»282.

Юристы-социологи точно установили различия в предмете социологии права и догмы права. Социология, утверждали они, изучает право и государство как социальные явления,

281 Гамбаров Ю.С. Указ. соч. С. 177, 178. 282 Там же. С. 20.

158

возникающие и существующие в силу естественного хода вещей. Государство и право воз-никают и развиваются как следствие объективных факторов, влияющих на общество. Объек-тивные условия среды, где функционируют политико-правовые институты, рождают некие закономерности, которые призвана выявлять и изучать социология права. Совсем другое де-ло, рассуждали юристы-социологи, – нормы позитивного права. Они также представляют собой некую эмпирическую реальность, доступную для опытного исследования, но природа этой реальности принципиально иная. Если право как социальное явление отличается есте-ственностью и спонтанностью происхождения и функционирования, то право как совокуп-ность позитивных норм рукотворно, искусственно. Позитивное право – это мир искусствен-но созданных юридических конструкций, относящихся не к жизни, не к действительности, а к сфере мысли, к логике. Позитивное право есть мир долженствования, где власть волевым образом устанавливает нормы должного поведения. «Данность норм положительного права и юридических институтов – разъясняет позицию социологов Н.Н. Алексеев, – есть данность известного человеческого установления, принятого при одних условиях и могущего быть измененным и отмененным при других. Данность эта гораздо менее ―естественна‖, менее не-обходима и потому гораздо более лежит в области действия человеческой воли. Поэтому и все наблюдения этой данности имеют всегда очень условный характер… Сообразно одним установлениям, источниками права могут быть обычай, закон, прецедент; другие установле-ния могут считать источником права судебную практику, мнения юристов и проч. Одни ис-точники устанавливают, что субъектом права являются все люди, другие – считают субъек-тами права только некоторых людей»283. Осознание такой особенности юридической догма-тики, делает вывод юрист, не может не привести к сомнениям относительности ценности этой науки: «Не является ли она наукой о ―юридическом словоупотреблении‖, наукой, сле-довательно, номинальной, словесной?»284.

Признание относительности права как социального явления (в отличие от догматиче-ского подхода), по Н.М. Коркунову, существенно расширяет предмет юридической науки: «Будучи явлением, право изменчиво, зависимо от условий времени и места. Самое различие правого и неправого, подобно различию положительной и отрицательной квалификации вся-кого явления, подобно различию тепла и холода, тяжелого и легкого и т.п., обусловлено на-шим субъективным отношением. Одно и то же разграничение интересов в зависимости от субъективного отношения может быть признаваемо то правым, справедливым, то неправым, несправедливым. Если так, то и круг явлений, составляющих предмет науки права, опреде-ляется не противоположением правого неправому, а противоположением всех явлений, до-

283 Алексеев Н.Н. Основы философии права. СПб., 1999. С. 21, 22. 284 Там же. С. 23.

159

пускающих юридическую квалификацию, положительную или отрицательную, все равно, тем явлениям, к которым она вовсе неприложима, которые вовсе не могут быть определены ни как правые, ни как неправые»285. То есть наряду с правом должно изучаться и неправо, которое вполне может стать или было правом. Иначе говоря, Н.М. Коркунов здесь косвен-ным образом формулирует один из базовых тезисов социологической школы права: правом следует признать те нормы, которые способны фактически регулировать общественные от-ношения, а не только установленные государством и официально считающиеся правом.

Русские юристы-социологи, указав на рукотворный, искусственный характер пози-тивного права, одними из первых дали системную критику так называемой аналитической юриспруденции, «юриспруденции понятий» (по определению Р. Иеринга). Аналитическая юриспруденция достигает своего расцвета в XX в., когда юристы получают в свои руки бо-гатый и разнообразный инструментарий неопозитивистской философии. Но уже на рубеже XIX – XX вв. благодаря работам Дж. Остина, К. Гербера, П. Лабанда, К. Бергбома, Г. Елли-нека достаточно определенно проявила себя логика применения формально-догматического метода, на что и обратили внимание русские юристы-социологи. Так, Б.А. Кистяковский критиковал Г. Еллинека за крайний формализм в понимании права: право, с точки зрения немецкого юриста, есть мир юридических абстракций, совокупность фикций, имеющих от-ношение не к жизни, а к сфере логики. Но в основании юридических конструкций, спорил с ним Б.А. Кистяковский, лежат реальные общественные отношения, которые благодаря мыш-лению проходят логическую обработку и превращаются в юридические понятия. Первичную основу права, делал вывод русский юрист, надо искать не в юридических фикциях, а в самой жизни286.

Ту же мысль развивает и Н.А. Гредескул. Юридическая действительность, рассуждает он, разлагается на два вида элементов: объективные (лицо, действие и волеизъявление) и субъективные (субъективное право, обязанность, власть). Объективные элементы – основ-ные, субъективные – производные, вторичные, возникающие как результат преобразования объективных элементов с целью практического удобства. Поскольку догматическая юрис-пруденция преследует исключительно практические цели, в основу логической обработки права она кладет элементы служебные, вторичные. В результате получается юридическая фикция, выдающая себя за первичную реальность. Проблема понимания юридической дог-матики, по Гредескулу, здесь искажается, встает с ног на голову. Показательный пример – правоотношение, которое предстает как первичная реальность, на самом деле являющаяся лишь отражением фактических обстоятельств. «Прием отнесения к юридическому отноше-

285 Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. С. 76, 77. 286 См.: Кистяковский Б.А. Указ. соч. С. 320.

160

нию изменений, происходящих в предписаниях права, когда изменяются фактические об-стоятельства, есть прием искусственный, к которому следует прибегать, или не прибегать, смотря по тому, дает ли он нашему уму желаемый выгоды и желаемое господство над изу-чаемым материалом или не дает. В частном или гражданском праве к этому приему прибе-гают и он здесь сделался настолько привычным, что, с одной стороны, утратилось даже соз-нание об его искусственном характере, а, с другой стороны, в нем стали видеть самую сущ-ность догматического изучения права»287. Если в гражданском праве, подчеркивает юрист, можно терпеть разрыв между юридической формой и фактическим содержанием, то в других отраслях (например, гражданский и уголовный процесс) данный разрыв недопустим288.

Система права, развивает свою мысль Н.А. Гредескул, носит идеальный, производный характер по отношению даже не к жизни, а к позитивному праву. Система права, созданная в результате догматической обработки, «отнюдь не тождественна с тем правом, какое непо-средственно исходит от законодателя. Система заключает в себе, если она хорошо построена, все внутреннее содержание положительного права, но это содержание сплочено здесь в со-вершенно особые фигуры, приспособленные и удовлетворяющие требованиям ума, требова-ниям его господства над содержанием права. В том виде, в каком это содержание дано в са-мом положительном нраве, оно обременяет и загромождает ум, плохо поддается его господ-ству, и для того, чтобы подчинить себе это содержание, ум сперва, приводит его в расплав-ленное состояние, чтобы затем путем синтеза вылить из этой расплавленной массы такие творческие фигуры, в которые это содержание все целиком вместилось бы и где оно, подчи-ненное требованиям ума, всегда готово было бы к его услугам»289. Система права, заключает юрист, слагается не только из позитивного права, но также из практики толкования, воспол-нения пробелов, формулирования принципов. Таким образом, между юридической догмати-кой и действительностью стоит позитивное право, что делает догму права еще более далекой от жизни, искусственной, создает искаженное представление о подлинной природе права.

Формально-догматический метод, согласно юристам-социологам, ведет к искаженно-му пониманию природы не только права, но и государства. Специалист по государственному праву В.В. Ивановский критикует Г. Еллинека за гипертрофию юридического подхода при анализе государства. Наделение государства, рассуждает русский юрист, свойствами юриди-ческого лица вызвано исключительно практической потребностью связать государство рам-ками права, встроить его в существующие правоотношения. «Для представителей юридиче-ской школы важно не то, какова природа государства сама по себе; они думают, что в этом смысле ее и определить нельзя; для них важно то, какова должна быть юридическая природа

287 Гредескул Н.А. Указ. соч. С. 190. 288 Там же. С. 207, 208. 289 Там же. С. 191.

161

государства, т.е. говоря другими словами, каково должно быть государство, чтобы юридиче-ская нормы возможно лучше достигали практической цели,— регулирования отношений между людьми. Для этой цели, по их мнению, государство и должно быть юридическим ли-цом, правоспособным и волеспособным. Таким образом, государство рассматривается и изу-чается не само по себе, а только как орудие для достижения практических целей, рассматри-вается притом же не действительное государство, но мнимое, юридически конструирован-ное»290. Государство как юридическая конструкция, как юридическое лицо есть «самая без-надежная фикция», созданная для практических целей и никакого отношения к науке не имеющая. Юридический образ государства, заключает В.В. Ивановский, вуалирует подлин-ную природу государства, а не приближает к ней: «Ошибка юридической школы заключает-ся, очевидно, в свойствах того метода, при помощи которого она хочет определить природу государства. В область науки вносят совершенно ей чуждый и приложимый лишь в области искусства метод – именно юридический. Юриспруденция – это искусство, при помощи кото-рого стремятся приспособить право к возможно лучшему регулированию человеческих от-ношений. Раз имеются в виду чисто практические цели, то дозволительны все разумные средства; чтобы обеспечить праву должное внимание и значение в той или другой области отношений, можно прибегать к презумпциям, вымыслам и всякого рода юридическим по-строениям»291.

Различия по предмету, указывали юристы-социологи, проявляются также в разном понимании категории закона. В природе, развивает данную мысль Н.М. Коркунов, однооб-разный порядок устанавливается сам собой, в силу необходимой закономерности явлений, в человеческом обществе порядок устанавливается искусственно, посредством осуществляе-мых человеческою волей юридических норм. При том что в человеческом обществе дейст-вуют законы, соответствующие природе общества (в известном смысле – это природные за-коны), юридические законы, отличны от законов социальных. Закон как правило поведения есть долженствование, закон в научном смысле есть обобщенное выражение действительно-сти. Нормы, установленные человеком, могут быть нарушены, законы природы нарушить невозможно. Человеческие законы, указывая людям пути достижения их целей, причинным образом обусловливают поступки людей, служат причиной явлений. Законы природы не объясняют, почему явления совершаются, они лишь объясняют их механизм. Юридические нормы не выражают того, что есть, а указывают только, что должно быть292.

Смешение понятия закона в юридическом и научном смысле, разъясняет С.А. Муром-цев, произошло в эпоху европейского рационализма, когда в праве пытались обнаружить не-

290 Ивановский В.В. Указ. соч. С. 48. 291 Там же. 292 См.: там же. С. 71 - 74.

162

кие высшие принципы, законы жизни. «На историческое развитие человечества, общества и права смотрели, как на процесс откровения объективно абсолютного разума, – процесс по-степенного осуществления высших принципов жизни. Между прочим развитие права пред-ставлялось как постепенное осуществление высших принципов (начал) справедливости. За-кономерность исторических явлений усматривалась в необходимости их, как результата ло-гически-исторического развития принципов, которые таились в высшем разуме, в высшей справедливости. При таком взгляде закон сливался с принципом; и это смешение царит в юриспруденции по сию пору. Когда говорят о законах развития права, тогда понимают под ними обыкновенно некоторые общие юридические принципы. Но такое отождествление двух названных предметов содержит глубокую ошибку»293.

Закон в юридическом смысле отличается от научного закона еще в одном отношении: он не обладает универсализмом. Догма права, замечает Ю.С. Гамбаров, изучает позитивное право конкретного народа в исторически конкретный период его жизни. Нормы и принципы, выводимые догмой из данного нормативного массива, не могут быть распространены на дру-гие народы или даже другие исторические периоды одного и того же народа. Отсюда следо-вал вывод: «Право, действующее только в данном месте и в данное время и рассматриваемое вне непрерывно продолжающегося процесса развития, не может быть предметом ни особой дисциплины знания, ни вообще научного рассмотрения»294. Юриспруденция только тогда станет подлинной наукой, утверждал Ю.С. Гамбаров, когда право будут рассматривать в его историческом развитии, как развивающееся социальное явление и в связи с другими соци-альными явлениями.

Дискуссия между юристами-социологами и юристами-догматиками о методах науч-ного исследования велась в основном на позитивистской платформе. И те и другие понимали науку в духе О. Конта и Дж. Ст. Милля, отталкивались их классификации наук и теории ло-гики. Вместе с тем обе группы противников, увлеченные стремлением подтвердить свою по-зицию классиками позитивизма, не просто давали их сочинениям слишком вольное толкова-ние, но и просто их искажали. В этом отношении самую слабую (и самую радикальную) по-зицию занимал С.А. Муромцев, полностью отрицавший за юридической догматикой науч-ный характер. Догматическое исследование права (его принципов, норм, институтов и отрас-лей), с его точки зрения, включает в себя четыре этапа: описание, обобщение, определение и классификация. В результате нормы права складываются в логически стройную, непротиво-речивую систему права. При этом, подчеркивает юрист, догматика права не пользуется ме-тодами индукции и дедукции, т.к. данные методы применяются только при анализе фактов

293 Муромцев С.А. Что такое догма права? М., 1885. С. 24. 294 Гамбаров Ю.С. Указ. соч. С. 176.

163

реальности. Поскольку нормы и принципы права отнесены к сфере должного и тесно не свя-заны с фактами жизни, создание юридических конструкций не имеет прямого отношения ни к индукции, ни к дедукции. Догматика права, убежден С.А. Муромцев, пользуется не индук-тивной логикой (речь идет о логике Милля), а диалектикой, под которой он, видимо, пони-мал схоластическое оперирование понятиями295.

Ближайший к С.А. Муромцеву единомышленник Ю.С. Гамбаров стоит ближе к ис-ходным посылкам позитивизма и полностью не отрицает научный характер юридической догматики. Поскольку последняя, полагает он, оперирует средствами логики, «соединяя свя-занное и разъединяя различное», вырабатывая юридические понятия на почве существую-щих социальных отношений, догматическое правоведение исполняет чисто научные функ-ции. Догма права не только содействует усвоению изучаемого материала, но и облегчает по-нимание существа как всего права, так и его отдельных институтов. Вместе с тем, подлинно научный характер догматика права, по Гамбарову, получит только после использования ею методов истории и социологии права296.

Для Н.Н. Алексеева научный статус юридической догматики также не выглядит в полной мере убедительным. С одной стороны, рассуждает он, юридическая догматика есть опытная наука, строящая свое знание на основе фактов и исключающая беспочвенное умо-зрение и метафизику. Она является опытной наукой потому, что имеет дело с определенным, конкретным материалом — с положительным, действующим или действовавшим правом. Главные методы здесь – описание и классификация (как в ботанике или анатомии). Однако проблема в том, что догма права не дает никакого ручательства в истине: «Подлежащее на-учному определению понятие является уже определенным в положительном праве, и дело идет о познании этого последнего определения, независимо от того, истинно оно или лож-но»297. Нормы позитивного права могут быть нелепы, бессмысленны, безнравственны, бес-полезны, что никак не связано с истинным и ложным. Подобной проблемы нет у естествоис-пытателя, который изучает не термины, а подлинную природу явления. Социология в этом отношении, заключает Н.Н. Алексеев, много ближе к подлинной науке, поскольку исследует жизнь, а не установленную законодателем условность.

В отличие от Н.Н. Алексеева, который усматривает слабость догматической юриспру-денции в ее недостаточной схожести с естествознанием, Б.А. Кистяковский, напротив, гово-рит, что полная их аналогия вредит научному статусу догматики. В естествознании и догма-тике, разъясняет юрист, господствуют методы описания и классификации, ограниченные в своих познавательных возможностях: они перестают действовать там, где объект следует не

295 См.: Муромцев С.А. Что такое догма права? С. 12 - 18, 15 - 23. 296 См.: Гамбаров Ю.С. Указ. соч. С. 179. 297 Алексеев Н.Н. Указ. соч. С. 23.

164

описать, а объяснить. Метод классификации неприменим в тех случаях, когда возникают во-просы относительно существа явлений. Так, классификация растений и животных не в со-стоянии дать признак, отличающий мир растений от мира животных. Чтобы такой признак установить, необходимо переходить от формы вопроса к его существу. То же самое наблю-дается и в догматической юриспруденции: «Каждый из теоретиков, вырабатывающих по-добные классификационные системы, настаивает на том, что его выводам относительно при-числения к праву той или иной совокупности явлений присуще объективное и общеобяза-тельное значение. На самом деле, однако, все рубрики и классы, устанавливаемые классифи-кационным методом, т.е. посредством формально-логических обобщений и подразделений, имеют лишь условное и относительное значение. Поэтому и выводы из них не заключают в себе ничего безусловного. Значение их чисто терминологическое: они предписывают в слу-чае принятия тех или иных предпосылок употреблять термин ―право‖ только в соответствен-ном смысле. Так, если мы примем классификацию Г.Ф. Шершеневича, то мы должны при-менять термин ‖право‖ только к тем явлениям, которые признаются правовыми с точки зре-ния гражданско-правовой и уголовно-правовой догматики. Напротив, если мы примем клас-сификацию Л.И. Петражицкого, то мы должны применять термин ―право‖ ко всей обширной области правовой психики»298.

Признавая ценность формально-догматического метода, Б.А. Кистяковский считает необходимым ограничить его применение в общей теории права, которая, чтобы стать под-линной наукой, должна прежде всего быть нацелена на изучение социальной, государствен-но-организационной, психической и нормативно-идеологической природы права. Догмати-ческая юриспруденция, делает вывод Б.А. Кистяковский, – наука описательно-классификационная, общая теория права – объяснительно-теоретическая299.

И, наконец, юристы-социологи обвиняют юридическую догматику в апологетике вла-сти. Догматическая юриспруденция, заявляет Ю.С. Гамбаров, слепо служит власти, прини-мая в качестве должного любые ее веления в виде закона и конституции. Кант, полагает он, верно формулировал суть юриспруденции: «Дело юристов не рассуждать о законодательст-ве, а исполнять приказы действующих законов, и лучшая конституция для них должна быть всегда та, которая законно существует в данный момент»300. Догматика, усиливает эту мысль Н.А. Гредескул, возникла и существует как служанка правосудия301. С юридико-догматической точки зрения, разъясняет данное положение дел Б.А. Кистяковский, все право представляется произвольным созданием государства. Это происходит от того, что юрист-

298 Кистяковский Б.А. Указ. соч. С. 225. 299 См.: там же. С. 254, 257. 300 Гамбаров Ю.С. Указ. соч. С. 9. 301 Гредескул Н.А. Современные вопросы права. Харьков, 1906. С. 6.

165

догматик работает только с реально функционирующим правом, а такое право всегда уста-новлено государством302. В силу признания своей производности от государства, своей вто-ричности, делает вывод Н.Н. Алексеев, юридическая догматика может вести к юридической беспринципности, к крайнему релятивизму303. Зависимость догматической юриспруденции от велений власти ставит под сомнение ее научный характер, ведь истина в подлинной науке (например, в естествознании или социологии), полагали юристы-социологи, не связана ре-шениями государства.