4.3. Государство как объект социологического анализа

Если социологическое направление в правоведении воспринималось традиционной догматической юриспруденцией как угрожающую ей разрушительную силу, то между госу-дарствоведением и социологией не было такого острого конфликта.

Коркунов как всякий последовательный позитивист отвергает эйдетическое, аксиоло-

364 Шершеневич Г.Ф. Наука гражданского права в России.

193

гическое, телеологическое, волевое и формально-юридическое представление о государст-венной власти, заменяя все эти подходы всеобъемлющим функционализмом. Рассматривать государство как суждение о должном, или через призму некоей всеобщей цели, или в качест-ве идеальной сущности, или как юридическую конструкцию означает, по логике юриста, от-ход от подлинно научного познания. Коркунов предпочитает видеть в государстве своего ро-да естественный феномен, где власть и подвластные объединены функциональными отноше-ниями эмоционально-психологической природы. Предлагаемая им психологическая трактов-ка власти имеет типично позитивистско-социологический характер, т.к. указание на связан-ность власти и подвластных (пусть даже на основе психологии) есть признание их функцио-нального взаимоотношения. Факт ощущения зависимости подвластных от власти представ-ляет собой функциональную, каузально обусловленную связь, осуществляемую на основе эмоций.

Бесспорным признаком государства, по Коркунову, является власть, но понятая с со-циологической, а не с формально-юридической точки зрения. Он считает утратившим свое безусловное значение такой признак государства, как суверенитет: «Власть каждого государ-ства в действительности ограничена и обусловлена извне – зависимостью от его междуна-родного общения, изнутри – от разнообразных общений, из которых оно само слагается»365. Подлинным признаком государства является самостоятельная принудительная власть. В об-ществе существуют разные виды властей, но только государственная власть задает рамки всем другим властям, только государство выступает монополистом принуждения: «Государ-ственный порядок тем, прежде всего, и отличается, что это мирный порядок, не допускаю-щий частного насилия, самоуправства»366. Самостоятельность государственной власти не предполагает неограниченности или полной независимости, поэтому теория суверенитета, полагает юрист, в полной мере не работает.

С позиции социологического функционализма Коркунов критикует распространен-ную в Европе и России волевую теории власти.

365 Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. С. 293. 366 Там же. 367 Там же. С. 296.

194

несостоятельны. История изобилует примерами, когда ничтожной личности подчиняются тысячи только потому, что она признается представителем государственной власти. «И на-оборот, выдающимся политическим деятелям приходится прикрываться, для обеспечения подчинения себе толпы, именем такого лица, лишенного всякого действительного значения и силы, но признаваемого представителем государственной власти»368. Подчинение конкрет-ным правителям, подчеркивает юрист, никогда не бывает безусловным. Им повинуются лишь настолько, насколько видят в них представителей чего-то стоящего выше их личной воли. Волевой теории власти противоречит и феномен законодательства. Поскольку в нор-мах закона действительно проявляется воля, логично было бы предположить, что основной функцией власти должно быть законотворчество. Однако, по Коркунову, такой взгляд опро-вергается историей: «на первичных стадиях своего развития государства живут обычным правом и потому обходятся вовсе без законодательства; напротив, без суда и исполнитель-ной власти государство никогда не обходится»369.

Главный вывод Коркунова сводится к тезису, что понятия власти и воли не тождест-венны: «Воля не есть сама по себе власть. Воля бывает и бессильная, и безвластная. Власть приходит к воле извне, придается ей чем-то другим, лежащим вне воли, в самой воле не за-ключающимся.

368 Там же. С. 297. 369 Там же. С. 298. 370 Там же. С. 299.

195

нием законных распоряжений»371. «Для властвования, – заключает Коркунов, – нет надобно-сти, чтобы это сознание зависимости было реально. Не требуется даже, чтобы существовало то, идея о чем властвует над человеком. Для властвования требуется только сознание зави-симости, а не реальность ее»372.

Функциональная связь власти и подвластных проявляется, по логике Коркунова, и в сфере взаимодействия власти и права. Право, с его точки зрения, возникает как следствие конфликта интересов, как средство их разграничения. Поскольку различные социальные группы борются за использование государственной власти в своих интересах, общество в целом заинтересовано в ее правовой регламентации.

Взгляды Г.Ф. Шершеневича на государство замечательны тем, что это взгляды циви-листа (по своей главной специальности), юриста-догматика, не допускавшего привнесения

371 Там же.

196

социологии в гражданское право. Если в отраслевой догматике он абсолютно не допускает применения социологического подхода, то в его общей теории права социология доминиру-ет; если при рассмотрении права догматический и социологический методы используются им равномерно, то анализируя государство, он исключает догматический метод почти пол-ностью. Определить государство в юридических категориях, решительно заявляет Шершене-вич, невозможно: «Государство не поддается юридической конструкции, навеянной приема-ми гражданского правоведения, имеющего дело с чисто юридическими отношениями, кото-рые имеют место в государстве. Государство есть источник права, и потому определение его в категории права логически недопустимо»374. И далее: «Юридическое определение не толь-ко не способно объяснить реального существа того, что мы называем государством, но оно кроет в себе опасность затемнить перед нами истинную сущность явлений, происходящих в государстве. Понятие о государстве только одно – социологическое»375.

В основе взглядов Шершеневича на государство (так же, как и на право) лежит соци-ал-дарвинизм: люди сплачиваются в государство вследствие действия закона борьбы за су-ществование, т.к. с помощью властной организации легче выжить. Здесь русский юрист фак-тически становится на позицию органической школы, для которой было характерно перено-сить свойства биологического организма на государство и общество. С точки зрения позити-вистской и органицистской методологии вопрос о цели применительно к социальному явле-нию не может ставиться, т.к. научный подход предполагает изучение механизма явления, а не его сущности и цели. Строго говоря, с позиции органицизма государство есть явление, имеющее структуру и функции, их и следует изучать. Примерно таким подходом и руково-дствовался Шершеневич. В основе возникновения и функционирования государства лежит, по его логике, не столько рационализм и целеполагающая деятельность, сколько инстинкты, и главный из них – инстинкт самосохранения. Государство осуществляет свою деятельность внутри страны и вовне, подчиняясь требованиям действительности, важнейшее их которых – умение приспособиться к условиям окружающей среды (природной и социальной). Адап-тивные свойства государства определяют степень его жизнеспособности, напрямую влияют на его возможности прогрессивно развиваться. «Невозможно сомневаться, что инстинкт по-литического самосохранения являлся в истории главным двигателем культурного развития. На наших глазах успехи техники, пути сообщения, пароходы, железные дороги, телеграфы, телефоны, дирижабли и аэропланы выдвигаются главным образом в целях стратегических, чтобы потом стать общим достоянием»376. Инстинкт политического самосохранения диктует власти и подвластным идти на взаимные уступки и согласовывать свои частные интересы с

374 Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. С. 212. 375 Там же. С. 213. 376 Там же. С. 244.

197

интересом общим. В случае внешней опасности инстинкт самосохранения требует от власти и подвластных сплотиться, в мирное время власть заинтересована обеспечивать гражданам личную и имущественную защиту, чтобы они были готовы идти на жертвы ради государства. Естественный отбор, во многом нейтрализованный внутри общества, все еще продолжает свое действие между государствами: слабые государства гибнут в борьбе с сильными. Толь-ко государства, делает вывод Шершеневич, усвоившие себе правила борьбы за существова-ние, оказываются способными обеспечить свое благополучие в будущем377.

В качестве социолога Шершеневич пытается выявить социальную природу государст-ва, установить прямые и обратные связи между государством и обществом. Со времен Гегеля и Штейна в общественной науке принято было проводить границу между обществом и госу-дарством. Вместе с тем в реальной жизни такая граница крайне условна, общество и госу-дарство, тысячами нитей связанные между собой, представляют собой единое целое, единый общественный организм. Сложность задачи Шершеневича как социолога состояла в том, чтобы признавая различие между обществом и государством, проследить их системные взаимосвязи. Так, он выдвигает верную идею о зависимости государства от разнообразия и территориального расположения социальных союзов. Последние, полагает юрист, террито-риально могут либо совпадать, либо не совпадать с границами государства. Чем в большей мере профессиональные, национальные, конфессиональные группы совпадают с границами государства, тем больше единства между государством и обществом. Согласно логике Шер-шеневича, дробление нации или религиозной организации между различными странами ос-лабляет государство, а при чрезвычайных ситуациях (например, в случае войны) способно привести к его разрушению. Если связи, существующие внутри нации или конфессии, ока-зываются крепче политических, государство может рухнуть под давлением центробежных сил378.

Изначально, рассуждает Шершеневич, когда в результате действия инстинкта самосо-хранения государство возникает из общества, между ними формируются фундаментальные единые интересы, определяющие в дальнейшем стабильность власти. Однако по мере диф-ференциации общества возникают союзы со своими интересами, либо не совпадающими, либо противостоящими интересам государства. Таким образом, несмотря на солидарность государства и общества, рожденную инстинктом политического самосохранения, между ни-ми рано или поздно возникает дистанция, конфликт той или иной степени остроты. Совмест-ное существование государства и общества приобретает форму борьбы различных политиче-ских сил, а государственная власть оказывается в зависимости от верно найденного компро-

377 См.: там же. С. 243, 244, 249; Шершеневич Г.Ф. Социология. Лекции. С. 47, 48. 378 См.: Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. С. 231, 232.

198

мисса интересов. Признание власти со стороны общества, подчеркивает Шершеневич, нельзя понимать в смысле сознательного согласия на существующий государственный строй, все гораздо сложней: «Общество в преобладающей своей части может не сочувствовать старому строю, но оно не оказывает ему противодействия. Наоборот, общество может сочувствовать утвердившемуся новому строю, но оно не оказывает ему поддержки против разрушительных внешних и внутренних сил. Нужно возбудить инстинкт личного самосохранения в чрезвы-чайно высокой степени, чтобы человек решился поставить на карту жизнь, свободу, имуще-ство для противодействия политическому строю или для защиты его»379.

Взаимное влияние государства и общества происходит, по Шершеневичу, по несколь-ким направлениям. Государство воздействует на формирование официального государствен-ного языка (с его помощью объединяется нация), добивается установления необходимой ему общественной морали, консолидирует общество путем различной мотивации (экономиче-ской, политической), при необходимости разделяет общество на враждебные группы с целью ослабить его сопротивление. «Государственное устройство, – справедливо замечает юрист, – поддерживается именно равновесием общественных сил. Если бы мы гипотетически предпо-ложили полную солидарность в общественном мнении, сопротивление государственной вла-сти было бы невозможно при всей организованности ее сил. Чем ближе мы к этому предпо-ложению единства, тем очевиднее необходимость для государственной власти подчиниться обществу и, наоборот, чем далее мы от него отходим, тем слабее влияние общественного мнения, тем самостоятельнее власть. Государственная власть должна быть сильнее всякой другой в обществе. Но когда она становится сильнее самого общества - это опасная гипер-трофия»380.

Общество на государство также влияет. Даже самая деспотическая власть, указывает Шершеневич, заинтересована в опоре на общество, самые «горькие политические меры» власть старается преподнести как народное благо. В условиях демократии общество имеет в своем арсенале печать и собрания, парламентские выборы и референдум. Народ может ока-зывать пассивное (отказ платить налоги) и активное (вооруженная борьба) сопротивление власти. При этом юрист категорично заявляет, что нет никакого права на восстание (хотя оно и записано в отдельных конституциях), восстание есть факт силы, а не право: «Восстание есть борьба двух сил, а не силы против права или права против права. Если победа останется на стороне прежней власти, то побежденные в ее глазах будут преступниками против право-вого порядка; если победит восставшая сила, эти же преступники окажутся органами госу-дарственной власти. По мере того, как государственный организм становится все более

379 Там же. С. 233. 380 Там же. С. 237.

199

сложным, прямое, революционное противодействие со стороны неорганизованных общест-венных сил делается все менее осуществимым»381. Социологический подход потребовал от Шершеневича доказать тезис об отсутствии связанности государства правом. Казалось бы, ему, либералу и кадету, должна быть ближе позиция естественно-правовой школы, но здесь его научные взгляды не были напрямую свя-заны с политическими. Его убежденность в ценности правового государства и режима за-конности не мешала ему доказывать производность права от государства. Как отмечалось выше, право, по Шершеневичу, есть приказ государства, вызванный к жизни не врожденны-ми идеальными ценностями, а потребностями жизни, инстинктом самосохранения. Государ-ство и право, имея один источник своего возникновения (инстинкт самосохранения), были вызваны, с его точки зрения, не высшими нравственными целями, а грубыми материальными интересами масс (власти и подвластных). В контексте такого подхода право следовало рас-сматривать как средство, помогающее государству выполнять свои функции. Если государ-ство на каком-то этапе своего развития и начинало регламентировать свою деятельность и свои полномочия, то только потому, что в этом была заинтересована сама власть. Юридиче-ская процедура и твердый правопорядок нужен был власти, чтобы эффективнее утверждать свой суверенитет на территории всей страны. Воля государства, записанная в нормах права, всегда приобретает большую силу, чем устные приказы.

Шершеневич подчеркивает, что государственная власть, изначально представляющую собой силу и рожденную из стихии произвола, при определенных условиях способна снова вернуться к открытому произволу. Право как отживший инструмент господства отбрасыва-ется за ненужностью, если новая историческая ситуация требует возврата власти к первона-чальной своей природе. В этой связи Шершеневич высказывает сомнения в собственно юри-дических свойствах публичного права. Если в сфере частного права, рассуждает он, есть чет-кий механизм наложения санкций за правонарушения, то в публичном праве такой механизм отсутствует. За нарушение властью конституции санкций, скорее всего, не последует, т.к. нарушитель – сама власть. Единственно возможная санкция – угроза возмущения или откры-тая вооруженная борьба со стороны народа. Таким образом, пределом власти государства, согласно Шершеневичу, является отнюдь не право, а сила со стороны общества. В этой связи он отвергает теорию самоограничения государства правом Г. Еллинека, считая ее не только ошибочной, но и вредной. Она опасна, с его точки зрения, своим внушением иллюзорных представлений о добрых намерениях власти, парализуя стремления граждан бороться за свои права. Вместе с тем конституция может иметь некоторое сдерживающее значение в случае, если она в какой-то мере стала элементом общественного правосознания. Русский юрист

381 Там же. С. 241.

200

здесь критикует Ф. Лассаля за тезис, что конституция, не отражающая реальное соотношение сил, есть «клочок бумаги»: конституция, даже слабо отражающая политическую реальность, но укорененная в сознании масс, представляет собой силу, с которой государству приходится считаться382.

Как уже отмечалось, при рассмотрении государства Шершеневич сочетает оба подхо-да – социологический и юридический, но при доминировании первого. Пример такой ком-плексной методологии он демонстрирует, анализируя, например, государственный суверени-тет и формы государства. Говоря о проблеме суверенитета, он сразу же указывает на несов-падение юридического и социологического понимания государства: «Самостоятельность ха-рактеризует государственную власть, как независимую, высшую, неограниченную и недели-мую. Ни одно из этих свойств в отдельности не покрывает собой понятие о государственной власти»383. Однако классические признаки суверенитета, данные еще Ж. Боденом, являются одновременно и юридическими, и социологическими. Теория государственного суверените-та, нацеленная формализовать свойства государственной власти и в этом смысле их юриди-зировать, изначально включала в себя юридический и социологический компоненты. Такие признаки, как независимость, верховенство, неограниченность, неделимость точно и объек-тивно фиксировали свойства полноценной государственной власти, юридический и социоло-гический ее аспекты здесь во многом совпадали. На словах Шершеневич такое совпадение не признает, но фактически на него опирается. Так, с формальной точки зрения, неограничен-ность государственной власти означает ее всемогущество в деле регулирования обществен-ных отношений: «Гипотетически государственная власть может установить законом социа-листический строй или восстановить крепостное право: издать акт о национализации всей земли; взять половину всех имеющихся у граждан средств; обратить всех живущих в стране иудеев в христианство; закрыть все церкви; отказаться от своих долговых обязательств; вве-сти всеобщее обязательное обучение или запретить всякое обучение, уничтожить брак и т.п.»384. Однако практически, продолжает рассуждать юрист, власть, конечно, имеет свои границы, проявляющиеся в благоразумии властвующих и возможном сопротивлении под-властных. Здесь, как видим, социологический анализ суверенитета дополняет юридический, полного совпадения нет, но взаимная дополняемость налицо.

382 См.: там же. С. 219, 220, 237, 238, 313, 314. 383 Там же. С. 214. 384 Там же. С. 217.

201