2.5. Вербальный характер модели системы права

В предыдущей разделе мы выбрали способ формализации права, язык логики предикатов, установили, что норма права является модальным высказыванием с неопределенным числом модальных операторов, главным из которых является деонтический.

Представляется очевидным, что для практического использования формализованная языком логики предикатов модель права должна учитывать еще и деонтическую логику. На самом деле это далеко не столь бесспорно хотя бы потому, что в настоящее время существует уже нескольких десятков деонтических логик. Кроме этого обстоятельства есть и другие, которые дают основания для некоторых исследователей скептически относиться к возможностям деонтической логики.

Еще Г.Кельзен подробно обосновал различие между нормой как таковой, актом того или иного поведения людей и актом, предписывающим то или иное поведение^[274]. Внешнее действие, протекающее в пространстве и времени, чувственно воспринимаемое событие, по своему объективному значению к области права никакого отношения не имеет. Специфически юридический смысл это действие приобретает в силу существования некоторой нормы, которая по содержанию соотносится с этим действием. Однако норма это и не суждение, согласно которому то или иное деяние является правовым или противоправным. Не является нормой и тот акт, в котором содержится это суждение или предписание определенного поведения. «Норма - это смысл акта, который предписывает или позволяет и, в особенности, уполномочивает определенное поведение»^[275] и тем самым интенционально направлен на поведение других.

Еще следует иметь в виду, что норма устанавливается далеко не каждым волевым актом, интенционально направленным на поведение других людей. Требование рэкетира поделиться частью легально полученной прибыли по своему содержанию отличается от аналогичного требования налогового инспектора только одним – обоснованием этого требования.

Что из этого следует? Прежде всего, выбор пути установления должного поведения (нормы) – непосредственно из волевого акта компетентного органа или из содержания предписываемого им деяния.

Так, В.О.Лобовиков, создавая модель естественного права, и на ее основе формальную юриспруденцию, т.е. «особое научное направление исследования оценок, норм, предпочтений и действий»^[277], специально подчеркивает отличие своего метода от формальной логики деонтических и аксиологических модальностей. Специфику своего подхода он видит в том, что «…предметом содержательного рассмотрения и математического моделирования [используемых в формальной юриспруденции – В.К.] является не логическая форма оценок и норм как суждений (мыслей), а морально-правовая форма оценок и норм как поступков. Исследовательская активность при этом заметно перемещается с анализа логической структуры мысли о морально-правовых действиях на непосредственный анализ морально-правовой структуры самих действий»^[278]. При этом он исходит из того, что человеческую деятельность вполне можно представить в виде знаковой системы и, следовательно, формализовать.

Вероятно (и даже наверное), В.О.Лобовиков прав.

Отсюда, как нам представляется, исходит и обоснованность нормативистского подхода к праву как специфическому методу обоснования формально-юридической общеобязательности норм позитивного права. Для этих целей анализу подлежат не собственно акты человеческой деятельности (поступки), а их языковые модели (описания) в соотношении с действующими нормами права. В конце концов, система позитивного права по своей форме является вербальной. Вербальный характер носят и акты применения права. Следовательно, вербальной (в конечном счете) должна быть и модель права. То есть эта модель должна допускать чисто механический перевод полученных выражений на естественный язык и наоборот – любое рассуждение правового характера на естественном языке при его формализации должно давать возможность соотнести его с моделью права. Такой выбор обусловлен прежде всего практической направленностью нормативистского подхода, тогда как метода В.О.Лобовикова имеет общетеоретическое (и, добавим, немалое) значение. Возможность формализации естественноязыковых рассуждений установлена во многих исследованиях^[281].

Нам этот путь представляется наиболее приемлемым, но при этом придется специально озаботиться устранением из модели, которую предстоит получить, тех связей и отношений, которые обусловлены естественноязыковым происхождением права, и выявлением тех связей и отношений, которые имманентно свойственны этой системе, но затемнены ее естественноязыковыми формулировками.

Поскольку целью нашей работы является исследование возможностей формализации не форм поведения в их чистом виде (как у В.О.Лобовикова), а содержание конкретных поступков, нам, вероятно, следует выбрать и иную форму исчисления полученных в результате этой формализации выражений. Такой формой мы считаем исчисление предикатов, расширенное присоединением к нему аксиом, правил построения формул и правил вывода деонтической логики.

Современную логику норм обычно делят на две части: логику императивную (команд, предписаний) и деонтическую. Высказывания императивной логики кажутся по строению намного проще, а высказывания деонтической логики могут быть сведены к первым: следует делать так-то, не следует делать то-то. Исследования нормативной логики начались именно с анализа императивов. Однако, как оказалось, высказывания императивной логики содержат не только предписания, да и сами ее предписания имеют достаточно сложную структуру. Поэтому все существующие нормативные кодексы (правовые, моральные и им подобные) исследуются обычно в рамках логики деонтической, а не императивов.

Различия между ветвями нормативной логики станут очевидными, если отметить, что в деонтической логике различают не только содержание нормы (действие, которое может, должно или не должно быть выполнено), но и условия ее приложения (указания на ситуации, с наступлением которых следует или допустимо реализовать предусмотренное данной нормой действие), ее субъект (лицо или группа лиц, которым адресована норма ) и ее характер (указание на то, обязывает она, разрешает или запрещает выполнить некоторое действие).

Логика императивов исследует только содержание предписания. Деонтическая логика тоже игнорирует некоторые элементы нормативных высказываний, чаще всего указания на свой субъект и условия своего приложения, но зато в обязательном порядке содержит в себе указания как на содержание, так и на характер нормы. Этот минимум, характерный для деонтической логики, конечно же, превосходит возможности логики императивов, но, как нетрудно заметить, такого рода логическая теория устанавливает логические связи только между нормами, относящимися к одному и тому же субъекту и, сверх того, такими его нормами, которые совпадают по условиями своего приложения, т.е.

Такого рода деонтическая логика именуется абсолютной или монадической. Она может быть приемлемой для каких-то целей исследования, или для начального его этапа. Менее абстрактная деонтическая логика содержат символические средства, дающие возможность выражать не только различия предметов норм и их характеров, но и различия условий приложения норм. Обычно ее называют относительной или дуадической.

Понятно, что логика права (или, если угодно, правовая логика) не может ограничиться рамками только своих предписаний. То есть она не может остаться только в рамках императивной логики, она может быть только деонтической. Причем, ей явно узки рамки и монадической деонтической логики: правовая логика может быть только дуадической, относительной, причем, должна позволять операции со всеми элементами своей структуры. Однако, повторим, в определенных условиях могут быть полезными и выводы, получаемые из абсолютной деонтической логики.

Однако абсолютные и относительные деонтические логики, при всех их достоинствах, в силу чрезмерной их абстрактности все-таки мало приспособлены к практическому использованию. Для последнего необходимо намного больше факторов, определяющих структуру нормативного (правового) рассуждения. Вероятно, прав один из основоположников деонтической логики Э.Леммон, когда писал: "Я думаю, что для того, чтобы деонтическая логика стала полезной, в нее надо ввести по меньшей мере переменные, представляющие субъектов норм, переменные, представляющие действия этих субъектов, временные переменные и кванторы, связывающие переменные каждого из этих типов"^[282].

Попытки решения этой задачи содержатся в теории человеческого взаимодействия А.А.Ивина^[283], алгебре деяний Ю.В.Ивлева^[284], логической теории гипотетических норм В.Е.Ермолаевой^[285], логической системе Н.Х.Зенковой^[286], модели нормативной системы права М.И.Земляного^[287], работах В.И.Курбатова^[288], В.О.Лобовикова^[289], некоторых других исследователей.

Наиболее основательной нам представляется теория человеческого взаимодействия А.А.Ивина. Его идеи, являющиеся развитием теории фон Вригта^[290], содержали в себе претензию на практическое воплощение, но не получили такового, как нам кажется, по двум главным причинам: 1) из-за невозможности распространить принципы деонтической полноты и непротиворечивости на действующую систему советского права и 2) из-за весьма скромных в то время (начало 70-х годов) результатов компьютерных технологий. Возможно, не все разработанные А.Ивиным слагаемые символического аппарата деонтической логики пригодятся для адекватной реконструкции актуальных в наше время нормативных рассуждений, однако игнорировать их при формализации правовых норм, особенно на начальном этапе осмысления этой проблемы, едва ли разумно.

Автор диссертации не ставит задачу разрешить все обозначенные в ней проблемы. Одному человеку это, вероятно, невозможно. Характер их таков, что решать их можно только силами коллектива, состоящего из специалистов в области многих научных дисциплин: права, системологии, логики, математики, информатики, кибернетики, некоторых других. Причем, и этот коллектив должен иметь системный характер: т.е. сумма потенциальных возможностей этого коллектива должна быть заведомо больше суммы потенциалов его членов. Дальнейшее осмысление свойств этого творческого коллектива приводит к выводу о том, что это должен быть научный институт, выполняющий государственный заказ.

Ожидаемый результат деятельности этого творческого коллектива лучше проиллюстрировать аналогией. Автор диссертации, к сожалению, не знает ни английского, ни французского языков. До самого последнего времени из этой ситуации мог быть один выход: обращение к профессиональным переводчикам. Сейчас, с развитием компьютерных технологий, есть возможность сканировать какой-то текст на любом языке и с помощью специальных программ (напр., Promt, Lingvo, Socrat, Stylus и др.) в считанные секунды перевести его на русский язык. Конечно, этот перевод будет очень корявым, однако общий смысл содержания уловить можно. Разумеется, эта возможность не отменяет работу профессиональных переводчиков: тексты Дж.Джойса, М.Пруста или М.Хайдеггера едва ли можно перевести таким вот образом, но текст научной статьи, работы юридического характера – достаточно адекватно. Кроме того, эти программы год от года совершенствуются, и переводы становятся все лучше. Точно таким же образом можно будет получить информацию о юридических последствиях того или иного деяния, о соответствии действующему законодательству того или иного текста (искового заявления, договора, приказа, документа делового характера). Государство, претендующее на роль правового, как представляется, обязано обеспечить для своих граждан такую возможность.

Во многих отношениях выиграют и юристы-профессионалы. У них появятся дополнительные источники информации для адекватного осмысления регулируемых правом ситуаций. Конечно, это не значит, что вся работа по принятию решений будет автоматизирована, но поиск основанных на праве аргументов, полного перечня правовых норм, регулирующих то или иное правоотношение вполне возможен. Возможной (и полезной) станет и «болванка» акта правоприменения, как возможен и полезен подстрочник для профессионального переводчика.