<<
>>

§1. Соотношение элитарных групп (групп интересов) и государства в механизме представительной демократии

Прогресс в области политической компетенции гражданского общества как партнера государства неразрывно связан и с повышением требований к качеству представляющих его элитарных групп, совершенствованием механизмов артикулирования и агрегирования.

Дополнительной нормативной целью на этом пути должна стать работа по укреплению структур общественной диагностики политики и улучшению их способности выносить компетентные оценки действий, планов и позиций властей.

Вопрос об элитарных группах не нов для науки, но до сих пор не решен и поэтому актуален. Под элитой в данном случае нами понимается «определенная группа лиц, действующая на политической арене и имеющая своей целью приобретение (различными способами, в том числе и не правовыми) властных полномочий и контроль над обществом»[139].

Применительно к теме настоящего исследования, этот вопрос трансформируется в следующую плоскость - представление интересов гражданского общества перед государством небольшими элитарными группами. Действительно, не вызывает сомнения положение о том, что прямая демократия невозможна в государствах с большой численностью населения, соответственно выходом является институт представительства.

Элитарная модель государственного устройства, отвергающая экономический детерминизм и концепцию классовой борьбы К. Маркса

как движущей силы исторического прогресса, исходит из наличия но всех обществах, даже в «демократиях», небольшой правящей элиты, более широкой по составу неправящей элиты (имеющей в своем распоряжении экономические ресурсы буржуазии и аристократии) и массовых слоев населения2. Один из творцов теории элиты Г. Моска считал, что существование и господство элиты в обществе необходимо для того, чтобы эффективно манипулировать обществом в его собственных интересах (for its own good); такой изначально нацеленный на «общее благо» подход позже привел Моска к признанию «представительного правительства как лучшего инструмента артикуляции интересов общества»3.

Немецкий теоретик Р. Михельс пошел дальше, сформулировав известный «железный закон олигархии»4, который исходил из того, что организация общества неизбежно порождает олигархию (правление избранных, ограниченного меньшинства), причем это правило применимо даже к партиям с демократической организационной основой, например, к социалистическим. Из этих рассуждений вытекал вывод о недостижимости «настоящей демократии». И. Шумпетер преодолел это видимое противоречие, определив демократию как «систему конкурирующих элит»5.

В рамках разработанного позже Дж. Бернхемом экономического подхода в развитых индустриальных обществах контроль над средствами производства осуществляет «новая элита», в которую входит упра­вленческая верхушка, в том числе из высшей бюрократии. Государство попадает в отношения зависимости от этой элиты и бюрократизируется. В этом смысле, как считал Бернхем, происходит сближение между

2 См. Pareto V. The Mind and Society. New York: Harcourt-Brace, 1935; См. также Fines S. Vilfredo Pareto. Sociological Writings. Oxford: Blackwell, 1966.

3 Cm. Atosca G. The Ruling Class, New York: McGraw-Hill, 1939; См. также Parry G. Political Elites. London: Alien and Unwin, 1969.

4 Michels R. Political Parties. A Sociological Study of the Oligarchical Tendencies of Modem Parties. New York: Free Press, 1962. P. 365.

5 См.: Шумпетер И. Капитализм, социализм и демократия. M., 1995. Гл. XXI: Классическая доктрина демократии. С. 332—353.

характером власти в развитых капиталистических странах и в СССР с его подчиненностью всех сфер жизни государственному контролю через доминирование технократической элиты[140].

Если теория элиты исходит из сосредоточения власти в руках ограниченного меньшинства, то получившая широкое распространение на Западе плюралистическая концепция власти и управления утверждает, что современные демократические общества открыты для борьбы за влияние разных интересов.

Именно в конкуренции разнообразных групп интересов, у которых неравные исходные возможности и, следовательно, неравные сферы влияния и рычаги оказания давления на принятие решений, лежит в основе функционирования политической системы, которую теоретик плюралистического подхода Р. Даль определил как «полиархию»[141] — правление многих, в рамках которого государство предоставляет ин­тересам арену для обсуждения и согласования мнений. Современная политическая теория, однако, считает государство не только ареной, но и активным участником борьбы за раздел и передел сфер влияния[142].

Первым концепцию групп интересов выдвинул еще в 1908 г. Л. Бентли, который считал взаимодействие групп и институтов государства определяющим фактором государственной политики, особенно в социально-экономической сфере, а влияние самих групп полагал прямо пропорциональным их численности[143].

В послевоенный период деятельность групп интересов в работах многих западных политологов рассматривалась как важнейший канал взаимодействия государства и общества, поэтому основное внимание

было сосредоточено на исследовании политических аспектов групповой активности, механизмов связей групп с институтами государства. Л. Труман[144] обосновал неизбежность увеличения числа ассоциаций но мере усложнения общественных процессов. Он считал этот процесс настолько важным, что связывал с ним вопрос о стабильности общества. Группы и ассоциации, которые вступают в те или иные отношения с институтами государства, Труман называл «политическими группами интересов» («political interest groups»). К числу последних он причислял и политические партии, хотя и выделял их в особую категорию.

В дальнейшем, однако, подобное чересчур общее представление не получило признания, и подавляющее большинство политологов стало справедливо подчеркивать принципиальную разницу между по­литическими партиями и группами интересов. В самом общем плане разница эта состоит, во-первых, в том, что партии, сколь бы малы и «узки» они ни были, претендуют на выражение интересов всего общества, в их программах и иных основополагающих документах присутствует, как правило, тот или иной вариант стратегии национального общественно-политического развития.

Особенно отчетливо эта нацеленность на выражение общенационального интереса стала вы­являться по мере того, как партии стали превращаться из «классовых» (буржуазных, крестьянских, рабочих и т. д.) в партии «для всех» (так называемые catch-all parties), объединяющие единомышленников. Со­храняя определенную привязку к той или иной социальной общности и акцентируя внимание на ее специфических требованиях, практически все современные партии претендуют в первую голову на представительство «всего народа» и, соответственно, представляют на суд избирателей комплексную социально-экономическую и политическую стратегию. Не менее характерным отличием партий от групп интересов является то, что

если первые видят свою главную цель в завоевании политической власти или участии в ней, то вторые пи формально, ни фактически не претендуют на обретение властных полномочий, ограничивая свои цели оказанием влияния на процесс выработки и принятия государственных решений и на непосредственных носителей государственной власти. По определению американского политолога Г. Вильсона, группы интересов — это «организации, обладающие определенной автономией от правительства и политических партий, с той разницей, что они не ищут пути прямого участия во власти». Те и другие являются «агентами политической мобилизации», но первые стремятся защищать или представлять более широкий спектр интересов, а вторые — ограниченные или «специфические интересы)»[145].

Строго говоря, безоговорочно относить партии и группы интересов к «агентам политической мобилизации» не совсем правомерно. Если партии и отвечают такому определению, то с группами интересов дело обстоит сложнее. Подавляющая их часть выполняет роль «агентов политической мобилизации» лишь частично и, что существенно, весьма отличным от партий способом. Как известно, для партий эта мобилизация реализуется преимущественно путем предвыборных кампаний и сопутствующих им действий, целью которых является непосредственное участие в формировании законодательной и исполнительной ветвей власти.

Что же до групп по интересам, то формы и методы их воздействия на власть и взаимодействия с ней столь разнообразны, что говорить о «политической мобилизации» можно лишь в самом широком смысле. Отличительной особенностью всех без исключения таких форм и способов является то, что в отличие от партий, которые реализуют свои политические амбиции опосредованно, через избирателя и выборы, группы интересов делают это, мобилизуя свои ресурсы для прямого воздействия на государственную власть и ее представителей. Иначе

говоря, в отличие от системы территориального представительства через политические партии, система представительства интересов имеет свою специфику, связанную как с характером самих организаций и групп, причисляемых к данной категории, так и с особенностями их взаимодействия с государством.

При всем разнообразии групп интересов, подавляющее большин­ство этих групп может быть отнесено к разряду функциональных объединений, т. е. таких, которые в отличие от партий выполняют либо одну, либо ограниченное число общественных (или групповых) функций[146].

Так, например, произошло развитие системы организаций, выступающих в защиту интересов военнослужащих и членов их семей. До августа 1991 г. несомненный приоритет принадлежал организациям, придерживающимся реформистской, демократической ориентации (Союз "Щит", движение "Военные за демократию", движение "Солдатские матери России"). Организации военнослужащих реформистской ориентации возникали и после августа 1991 г. (объединение "Ассамблея", Народно-патриотическая партия, Комитет солдатских матерей России и др.), однако теперь инициативу перехватили откровенно антиреформистские образования (Союз офицеров, Всероссийское офицерское собрание и др.).

В парламентских выборах 1995 г. большинство этих организаций участвовало в составе избирательных блоков и объединений соответствующей политической ориентации. Так, движение "Военные за демократию" вступило в избирательный блок "Демократический выбор России - Объединенные демократы", Комитет солдатских матерей России - в блок "Памфилова - Гуров - В.Лысепко (РПРФ)", Союз "Щит"

(Н.Московченко) - в блок "Демократическая Россия и Свободные профсоюзы", движение "Солдатские матери России" примкнуло к "Кедру", Народио-патриотическая партия вошла в блок "За Родину", Союз офицеров - в блок "Власть - народу", Всероссийское офицерское собрание - в блок "Союз патриотов".

Кроме того, в преддверии выборов 1999 года представителями Российского экономического общества военнослужащих запаса был создан избирательный блок "Служим России", который, однако, не смог собрать необходимые для регистрации 200 тыс. подписей.

Российский союз социальной защиты военнослужащих и членов их семей "Щит". Создай в марте 1989 г. радикально-демократически настроенными военнослужащими, уволенными из Вооруженных Сил. В начале 1990 г. "Щит" участвовал в создании предвыборного блока "Демократическая Россия". Лидер "Щита" Виталий Уражцев при поддержке блока стал народным депутатом РСФСР. Во время событий 19- 21 августа 1991 г. члены "Щита" приняли активное участие- в обороне "Белого дома". Из-за скандального и диктаторского поведения В.Уражцева "Щит" покинуло немало видных членов его руководства. Наконец, весной 1992 г. на III съезде В.Уражцев был смещен со своего поста, и вместо него были избраны три сопредседателя - Н.Московченко, В.Турчин, И.Бычков. Уражцев этого решения не признал, провел в октябре 1992 г. собственный съезд и на нем исключил из "Щита" своих оппонентов. Во время событий сентября-октября 1993 г. члены "Щита" В.Уражцева принимали активное участие в обороне Дома Советов, в связи с чем после 4 октября 1993 г. деятельность союза была временно приостановлена. "Щит" Н.Московчеико-В.Турчина, напротив, поддержал Б.Ельцина. На протяжении 1994-95 гг. "Щит" В.Уражцева практически ничем о себе не заявлял. "Щит" Н.Московченко-В.Турчина накануне выборов в Думу II созыва принял участие в создании избирательного блока "Демократическая Россия и Свободные профсоюзы".

Движение "Солдатские матери России" и Комитет солдатских матерей России. Движение "Солдатские матери России" создано в сентябре 1990 г. на базе местных комитетов солдатских матерей под названием "Движение солдатских матерей против беспредела в армии и на флоте". Находилось под влиянием Союза "Щит" В.Уражцева. В начале 1991 г. движение возглавила Любовь Лымарь, чей сын погиб во время прохождения срочной службы. На Всесоюзном слете родителей военнослужащих (март 1991 г.) организация раскололась на сторонников В.Уражцева и Л.Лымарь, с одной стороны, и сторонников председателя Всесоюзного Совета родителей военнослужащих, народного депутата СССР А.Алексеева - с другой. В июне 1991 г. сторонники Л.Лымарь зарегистрировали свою организацию под названием "Движение "Солдатские матери России". Сторонники А.Алексеева в апреле 1991 г. образовали Всесоюзный комитет солдатских матерей, летом 1992 г. переименованный в Комитет солдатских матерей России (председатель - Мария Кирбасова). Обе организации проводили митинги и пикеты у здания Министерства обороны, Генерального штаба и т.п. После августа 1991 г. деятельность объединений солдатских матерей несколько приостановилась, активизировавшись в конце 1994 - начале 1995 г. - после ввода в Чечню федеральных войск и внесения Думой в закон о воинской службе поправок, согласно которым увеличивался срок службы для призывников и отменялись отсрочки от призыва. (Практически все акции проводились Комитетом солдатских матерей России, CMP к этому времени ничем себя не проявляло.) Лидер CMP Л.Лымарь баллотировалась в 1993 и 1995 гг. в Госдуму по списку избирательного объединения "Кедр".

Наконец, есть и еще одно немаловажное отличие заинтересованных групп и групп давления от политических партий. Хотя некоторые из этих групп также можно отнести целиком к категории политических организаций (антивоенные, некоторые экологические, этнические и др.

объединения), подавляющее их число не является, в отличие от партий политическими организациями как таковыми, т. е. по своей основной функции. Наиболее типичный пример здесь — профсоюзы и предпринимательские организации. Как известно, и те, и другие создаются преимущественно для решения задач, связанных либо с за­щитой чисто экономических интересов своих членов на предприятии или в отрасли (профсоюзы и организации работодателей), либо для установления информационного, чисто организационного и иного сотрудничества для решения хозяйственных вопросов (предпринима­тельские ассоциации). И в том, и в другом случаях они действуют как неполитические организации, и не случайно, что даже некоторые политологи называют их, в отличие от партий, «неполитическими». В действительности это, конечно же, не так, ибо наряду с упомянутыми экономическими и социальными функциями, они имеют и функции чисто политического плана. Это прежде всего относится к тому направлению их деятельности, которое связано с задачами в сфере социально- экономического законодательства, взаимодействием с правительством при разработке тех или иных касающихся интересов их членов постановлений, а также в случаях организации ими широких массовых акций, имеющих политическое значение. В подавляющем большинстве случаев это действия, которые выводят их (это относится и к большинству других влиятельных заинтересованных групп) па отношения с государством. Несмотря на отчетливо политический характер такого рода деятельности, было бы неправильно даже наиболее политизированные организации такого рода квалифицировать как «политические». По мнению авторов, наиболее адекватный термин здесь — «непартийные» организации. Они имеют политическое измерение и политическую функцию, не более того. При этом следует иметь в виду, что некоторые из заинтересованных групп вообще не выходят на уровень политики и функционируют действительно как неполитические организации и

объединения (некоторые местные спортивные организации, общества «любителей пива» и т.д.).

Особый случай представляют партии «зеленых», образованные на основе экологических организаций и отстаивающие прежде всего цели охраны окружающей среды. В некоторых случаях они действуют одновременно и как партии (особенно когда они представлены в пар­ламенте), и как группы интересов (когда их члены и сторонники осу­ществляют прямое давление на власти или предпринимателей для того, чтобы добиться тех или иных конкретных решений). Однако такого рода совмещение является скорее исключением из правила, а когда орга­низации тех же «зеленых» обретают в партийно-парламентской сфере достаточно прочное место, они фактически вынуждены отдавать при­оритет соответствующим партийным формам активности. Не удиви­тельно, что на этой почве в таких партиях обычно возникают серьезные разногласия и даже расколы, что лишний раз свидетельствует о прин­ципиальных различиях между партийной и групповой активностью.

Причина, по которой экологические партии следует считать нетрадиционными политическими организациями, заключается в том, что проблемы, выдвигаемые ими на первый план, не могут рассматриваться как предмет политической борьбы. Это подтверждается и тем, что даже в странах, где экологисты имеют более или менее серьезное представительство во властных структурах, они не играют самостоятельной роли, а вынуждены примыкать к какой-либо из политических сил (как правило, к "левым"). В еще большей степени это характерно для российских экологических партий. Появившись в результате политизации экологического движения, они очень быстро затерялись среди прочих политических организаций, утратив свое специфическое лицо. Часть экологических партий, в основном регионального масштаба, примкнула к демократическому движению: Московская экологическая федерация, Партия зеленых Новокузнецка,

Демократическая партия зеленых Челябинска, Партия зеленых Прикамья и др. Другие, также действовавшие на уровне отдельных регионов, заняли национал-патриотические позиции: Общественный комитет спасения Волги, Национальный союз "Нева-Ладога-Онега", Гуманистическая партия зеленых Челябинска и др. Что касается партий, функционировавших на общефедеральном (общесоюзном) уровне (Российская партия зеленых, Лига зеленых партий), то в них доминирующие позиции занимали, как правило, представители "демлевых".

Участие экологистов в политической борьбе фактически предопределило их растворение в общей массе политических организаций и, как следствие, упадок и уход с политической сцены. Большая часть экологических партий исчезла сразу же после коренного изменения политической ситуации в стране после августа 1991 г. Те, что остались, существовали скорее номинально. Появление в 1993 г. новой экологической партии - Конструктивно-экологического движения России "Кедр" (осенью 1994 г. переименовано в Экологическую партию России "Кедр") - было обусловлено не столько общественной потребностью, сколько амбициями ее создателей, весьма далеких от собственно экологических проблем.

Из наиболее заметных экологических партий и движений России следует назвать следующие.

Социально-экологический союз. Учрежден в декабре 1988 г. в качестве всесоюзной организации. В апреле 1991 г. зарегистрирован Минюстом СССР, в январе 1992 г. - Минюстом РСФСР. Основатель и лидер - Святослав Забелин. В отличие от созданного в то же время Экологического союза СССР, СоЭС объединил неправительственные организации, в том числе неформальные группы экологистов. СоЭС являлся слабо политизированной организацией, однако большинство его коллективных членов придерживалось демократической ориентации.

После августа 1991 г. численность СоЭС значительно уменьшилась, а сам он окончательно отошел от политической деятельности (если не считать принятого в начале 1995 г. заявления по событиям в Чечне - руководство Союза заняло четкую антивоенную позицию).

Партия зеленых. Образована в марте 1990 г. В ее создании активно участвовали представители различных анархистских и прочих "демлевых" организаций - В.Дамье, А.Шубин и др. В частности, в качестве временного программного документа был принят проект В.Дамье "Цели и задачи Партии Зеленых", определявший партию как "экосоциалистическую, базисно-демократическую, антиавторитарную и принципиально альтернативную по отношению к существующим политическим партиям". Очень скоро, однако, между представителями различных течений анархизма - анархо-коммунистами (В.Дамье, С.Фомичев) и анархо-синдикалистами (А.Шубин) - возникли трения, что в конечном счете (май 1991 г.) привело к расколу ПЗ на Лигу зеленых партий (В.Дамье, С.Фомичев) и Российскую партию зеленых (А.Шубин). Деятельность ЛЗП после августа 1991 г. практически сошла на нет (хотя ее активисты участвовали в ряде экологических акций вплоть до 1994 г.). РПЗ предпринимала попытки активного участия в политической жизни страны и в послеавгустовское время. В частности, в 1993 г. она заявила об участии в выборах в Государственную Думу, однако не успела представить в Центризбирком необходимые 100 тыс. подписей. Осенью 1994 г. РПЗ выступила одним из соучредителей Социал-демократического союза.

Экологическая партия России "Кедр". Создана в начале 1993 г. под названием "Конструктивно-экологическое движение России "Кедр" по инициативе предпринимателя Анатолия Панфилова. Костяк движения составили функционеры Госсанэпидемнадзора. На проходившем 11 июня 1993 г. съезде были приняты Программные принципы КЭДР "Кедр", председателем движения избран А.Панфилов. Осенью 1993 г. движение

приняло участие в выборах в Госдуму I созыва (первая тройка - председатель движения "Солдатские матери России" Л.Лымарь, функционер Госэпидемнадзора В.Чибураев, директор завода С.Баранов; А.Панфилов занимал в списке "Кедра" седьмую позицию), однако не преодолело 5%-ный барьер, получив 0,76% голосов. В ноябре 1994 г. движение было переименовано в Экологическую партию России "Кедр". На момент регистрации (23 декабря 1994 г.) в партии состояло 1300 членов. На выборах в Госдуму II созыва ЭПР "Кедр" вновь выступила с собственным общефедеральным списком, который возглавили А.Панфилов, популярный телеведущий Леонид Якубович и предприниматель Артем Тарасов. На этот раз "Кедр" набрал вдвое больше голосов - 1,39%.

И еще ’ одно замечание в этой связи. Некоторые исследователи полагают, что так называемые малые партии, не имеющие практически шансов пробиться в коридоры власти, в своей практической деятельности . выступают не столько в качестве партий, сколько заинтересованных групп[147]. C точки зрения «неполноты» их партийных функций или, точнее, неэффективности их реализации такое мнение имеет свой резон, тем более, что в попытках оказывать то или иное влияние они могут прибегать к методам, используемым группами интересов. Однако при всем том, по мнению авторов, следует иметь в виду два обстоятельства, которые все же не позволяют однозначно причислить эти партии к категории заинтересованных групп. Во-первых, к методам, характерным для последних, прибегают (нередко совместно с теми же группами) и крупные политические партии, что однако, не мешает им оставаться партиями, и только партиями. Во-вторых, помимо отдельных партий существуют и партийные системы, органической частью которых являются все партии

без исключения и роль которых отнюдь не сводится просто к арифметической сумме отдельных ее составляющих.

Все сказанное в отношении малых партий и их роли относится и к России, хотя именно здесь порой достаточно трудно провести четкую грань между двумя видами структур, поскольку и те и другие до сих пор переживают период становления и на этом пути нередко возникают «гибридные» формы организации. При всем том уже имеющийся российский опыт скорее подтверждает, нежели опровергает сказанное, особенно учитывая тот факт, что подавляющее большинство российских партий относится к категории «малых».

Многие из них таковыми и останутся. Но даже самые «мелкие» партии видят свою главную цель в том, чтобы пробиться в предста­вительные органы власти, и именно там они и их лидеры пытаются реализовать свои политические амбиции. Если же какая-то часть ны­нешних партий потеряет надежду даже на минимальный успех, они либо прекратят свое существование, либо вынуждены будут преобразоваться в иной тип организации.

Мы столь подробно остановились на проблеме типологии общест­венных организаций и групп не только потому, что в данном вопросе порой отсутствует достаточная ясность, но и потому, что вопрос этот, по крайней мере, в какой-то его части, остается в политико-правовой науке дискуссионным. А одна из задач данного исследования, как это уже было

X

отмечено во введении, как раз и состоит в том, чтобы отразить суще­ствующий плюрализм мнений, особенно мнений аргументированных.

Однако вернемся непосредственно к теории групп, от которой мы несколько отошли в сторону. Своего рода черту под традиционной концепцией групп интересов подвел известный американский политолог М. Ольсон, опубликовавший в 1965 г. книгу «Логика коллективного

действия»[148]. В этой работе он подверг серьезной критике один из главных постулатов «традиционалистов», в соответствии с которым общий интерес является по сути дела единственным мотивом, объединяющим людей в группы и ассоциации. На основании теоретических выкладок, и эмпирических изысканий Ольсон пришел к выводу, что общего интереса для такого объединения часто бывает недостаточно, особенно когда речь идет о больших группах типа профсоюзов, предпринимательских ассоциациях и им подобных организациях. Тем более что «отвоеванные» этими широкими объединениями права и блага чаще всего распространяются не только непосредственно на их членов, но и на всех заинтересованных в пользовании ими членов соответствующей социальной общности. Только так называемые «привилегированные» группы со сравнительно небольшим числом членов, получающие от своего участия больше того, что они дают группе, объединяются на этом основании. Что же касается более многочисленных, «латентных» групп, то для их формирования и сохранения требуются дополнительные стимулы и факторы. В качестве таковых Ольсон называет различного рода ‘услуги, привилегии и т. п., именуемые им «селективными инициативами». В числе последних иногда немалую роль играет и прямое или косвенное принуждение, которое он, в частности, считает одним из необходимейших условий формирования и сохранения американских профсоюзов.

Другой важнейшей новацией Ольсона явился его тезис о «не­равномерности» политического влияния групп и об особо весомых потенциях «привилегированных групп», к которым он относил прежде всего узкие группировки, создаваемые большим бизнесом.

Крупной работой «нетрадиционалистов» явилась книга известного французского политолога М. Дюверже, озаглавленная «Партийная по­литика и группы давления»[149]. В противовес Труману, который считал термин «группы давления» неадекватным и предпочитал не пользоваться им, Дюверже сознательно ввел его в оборот фактически как синоним «политических» групп по интересам. Он впервые установил также более четкую градацию внутри этих последних, подразделяя их на те, для которых взаимодействие с институтами государства является единственной функцией («exclusive» pressure groups), и те, для которых такое взаимодействие является лишь частью их активности («partial» pressure groups). Тем самым Дюверже более точно определил отношение групп по интересам к политике, и оно полностью корреспондируется C тем разъяснением на сей счет, которое было дано выше. Он также более четко, чем его предшественники, разводит политические партии и группы давления, уделив одновременно особое внимание отношениям между ними.

Развивая аргументацию Ольсона применительно к нынешнему социально-политическому и психологическому состоянию западного общества, Г. Джордан и У. Малоуни, исследователи из Абердинско-го университета (Великобритания), разрабатывающие специальный проект по изучению групп интересов, убедительно доказывают, что сегодня чисто экономическая мотивация, связанная с получением от участия в различного рода добровольных инициативах конкретных выгод или льгот, не является более единственным, а иногда даже и главным мотивом, побуждающим граждан присоединяться к организациям, созданным в защиту конкретных требований. Они считают, что беспрецедентный количественный рост групп, защищающих общественные интересы (public interest groups), свидетельствуют о том, что для весьма . существенной части активистов побудительным мотивом участия

становится не просто экономически рациональный выбор, а «взаимная склонность плюс стимулируемый группой широкий спектр новых открываемых участием возможностей (в том числе культурой самоидентификации для самореализации) плюс экономический и неэкономический расчет»[150]. Так, около трех четвертей членов организации «Друзья земли» (Friends of the Earth) и почти столько же из «Эмнести интернэшнл» (Amnesty International) считают, что их поддержка дает ощутимые результаты и является существенным вкладом в обеспечении коллективного общественно значимого блага.

Появившиеся в последние годы многочисленные теоретические и эмпирические исследования о группах интересов и формах их ор­ганизации и представительства[151] свидетельствуют в пользу сочетания экономической и неэкономической мотиваций с преобладанием в до­бровольческих массовых организациях вторых, а в традиционных ассоциациях бизнеса, профсоюзах — первых.

Главная трудность для нынешних исследователей групп интересов, сама по себе породившая целый «вал» литературы — точное вычленение предмета исследования, ответ на вопрос о признаках групп интересов и круге акторов, относимых к группам интересов. Даже сами понятия «групп интересов» или «по интересам» (interests groups), «заинтере­сованных групп», «организованных интересов» (organised interests), организованных групп (organised groups), чаще употребляемые как синонимы, не всегда на деле описывают одни и те же объединения и структуры. Как справедливо отмечает Г. Джордан, «у тех, кто изучает

заинтересованные группы, нет инструмента, эквивалентного критерию "крупных игроков", который столь эффективно очерчивает область исследования политических партий. Заинтересованные группы существенно более многообразны, и здесь отсутствует приемлемый способ отсечь маргинальные образования. Поэтому использование одного критерия при определении групп интересов удовлетворительного результата не дает»[152].

В качестве обобщенных признаков групп давления Джордан пе­речисляет такие, как наличие определенной политической цели, фор­мализованного добровольного индивидуального членства, демокра­тических принципов функционирования, та или иная форма суб­сидирования организации и ряд других. Однако, как признает автор, у большого числа относимых к группам давления объединений многие из этих признаков отсутствуют: для многих политическая активность — не приоритетная задача, другие не стремятся рекрутировать членов, а внутригрупповая демократия может быть чисто номинальной, что соответствует упоминавшемуся нами «железному закону олигархии» МихеЛса, они могут субсидироваться спонсорами и представлять объединения институтов-компаний, местных властей, а не членов.

В современной политико-правовой науке в выявлении групп интересов преобладает широкий функциональный подход, в рамках которого включенность группы в политический процесс позволяет причислять ее к группе интересов.

Р. Солсбери определяет группу интересов как «организованную ассоциацию, занятую деятельностью, связанной с принятием прави­тельственных решений, т. е. с целью повлиять на результат, но только в том случае, если ее участники выступают как "организованная

ассоциация"»[153]. К. Линдблом[154] понимает под деятельностью заинте­ресованных групп все виды взаимодействия индивидов и частных групп, не имеющие государственных полномочий, с теми влияющими на политику действиями государственных чиновников, которые выходят за рамки прямо предписанного им использования власти.

К. Шлозман и Дж. Твери[155] считают в рамках такой логики более приемлемым термин «организованные интересы», А. Поттер[156] говорит об «организованных группах» — группах, создаваемых главным образом в политических целях, но не включающих в свое число участвующие в политике государственные органы и партийные группы. Ясно, что сюда же могут быть причислены и группы, занимающиеся неполитической деятельностью (если только не толковать эту деятельность максимально расширительно).

Таким образом, большинство авторов (но не все) исходят из того, что группы интересов ищут пути влияния на политику и должны быть организованными. Однако и группы с неформализованным членством могут также подпадать под определение групп интересов. Джордан считает, что «попытки повлиять на государственную политику еще не делают всех, кто этим занимается, группами давления», и выделяет как важнейшую их черту «артикуляцию коллективных целей». Он предлагает объединить под термином «субъекты давления» и «группы интересов», такие как обладающие членством политически ориентированные образования, и «субъектов политики»/ как например компании, участвующие * в политическом процессе, по действующие и как самостоятельные акторы, на свой страх и риск, и преследующие в первую

голову цели получения максимально высоких дивидендов от экономической деятельности.

Однако фактическая разница между «стереотипными» группами интересов, т. е. такими, которые обладают членской базой, формальной структурой, выдвигают четко выраженные цели и добиваются их путем участия в политическом процессе, и «нестереотипными», такими, как бюрократия, этнические и территориальные образования, фирмы и корпорации, не столь велика, как может показаться на первый взгляд, когда речь идет о характере, круге представляемых интересов и каналах их защиты. Как считает, например, британский исследователь А. Косон, «фирмы выступают как группы интересов, если они являются потенциальными партнерами в системе корпоративистских отношений (типа социального партнерства) или когда они ищут пути влияния па политические процессы, но достаточно сильны для того, чтобы быть необходимым звеном в ходе осуществления принятых решений»23. Нынешний российский опыт деятельности крупных корпораций, акционерных обществ свидетельствует в пользу расширительного толкования «корпоративного интереса» — и менеджмента, и акционеров, и наемного персонала, отчасти — в силу советской патерналистской традиции, отчасти — в силу слабости профсоюзов, но в значительной мере — в силу рационального выбора.

Западная доктрина социальной ответственности менеджмента в условиях падения влияния профсоюзов и размывания социальной со­ставляющей конфликта интересов постепенно расширяется до концепции защиты «интересов всех заинтересованных в деятельности фирмы групп» (stakeholders interests)24, в числе которых — менеджмент, акционеры, занятые на фирме, поставщики, потребители, население территории, где работает фирма, местные власти. Руководство фирмы часто выступает от

23 Cawson A. Big Firms as Political Actors H Participation and Policy-mating in the EuropeanUnion. Oxford, 1997, P. 189.

24 Об этом см., например: Management Today. 1996. September.

имени этих групп и ведет активную деятельность по созданию «дружественной среды» с тем, чтобы получить оптимальные дивиденды и добиться процветания фирмы, т. е. обеспечить групповой интерес. Выступая в таком качестве, они важнейшей стороной своей деятельности представляют групповые интересы. В отличие от групп, подпадающих под приводимую нами ниже классификацию, каждая из фирм действует одновременно как индивидуальный хозяйствующий субъект, и представительство корпоративных интересов па политическом уровне является лишь одной из сторон ее деятельности, но пи в коей мере не исчерпывает ее.

Таким образом, даже представляя более широкий, нежели чисто «фирменный» интерес, крупная корпорация, имеющая выход па политику, функционирует прежде всего как заинтересованная группа «в себе», хотя, и в этом мы должны согласиться с Джорданом, это группа весьма специфического характера. Отнесение крупной корпорации к разряду заинтересованных групп убедительно подтверждается и российским опытом, ибо именно крупные корпорации являются в настоящее время наиболее активными и влиятельными «политическими акторами» и именно они определяют характер и особенности специфически российской системы функционального представительства. Что же до других, чисто общественных организаций, то несмотря на их явно недостаточное развитие у нас, к ним в большинстве случаев полностью применимы общие положения и выводы западных политологов, сформулированные выше. Специфика их не требует, на наш взгляд, какой-то иной классификации, а должна прежде всего выявляться при изучении их структуры, форм и методов их активности.

Это же рассуждение в значительной мере применимо к территориальным образованиям (регионы, местные территориальные образования), для которых защита интересов региона перед центральной властью (в получении и перераспределении ресурсов, расширении по­

литической самостоятельности, предоставлении благоприятных условий экономической деятельности «своему» бизнесу и льгот «своему» населению) является важным направлением деятельности и позволяет говорить о регионах как группах интересов, что подробно рассмотрено нами в главе о региональных группах интересов в России, а также на примере укрепления «третьего уровня власти» в рамках Европейского Союза.

Социальные движения и группировки также не являются группами интересов в строгом смысле, их отличает от компактных групп интересов степень организации, способы действий и характер целей, однако очевидно, что их активность носит черты групповой, а сами они осуществляют взаимодействие общества и власти, часто институционализируются для лоббирования своих требований и органически вписываются в систему функционального представительства.

Как отмечается в фундаментальном труде «Политическая паука: новые направления», представляющем обзор концепций и система­тизированное изложение проблем современной политологии, такие движения особенно «важны для первых этапов политического процесса — определения основных проблем и выработки политического курса». Но «процесс принятия решений, их реализации и оценки осуществляется преимущественно традиционными институтами и организованными политическими силами», к которым в этой работе причислены группы интересов и политические партии. Сама терминология, применяемая при описании групп интересов в современных обществах и их отношений с правительством, подчеркивает, как отмечено в этой работе, «их институциональный характер»[157].

Исходя из сказанного выше, «широкое» толкование групп инте­ресов, которое разделяет автор данного исследования, позволяет определить их как объединения и организации, которые «сводят» граждан на основе тех или иных специфических целей или функций. Группы интересов в демократическом обществе представляют собой независимые от государства структуры (часто, по не всегда опирающиеся па массу членов), артикулируют коллективные требования и ищут оптимальные пути их продвижения, в первую очередь (но не исключительно) путем воздействия на политический процесс. Мы полагаем, что только такой широкий подход является плодотворным для анализа современной российской действительности. Складывающийся в современной России пестрый микрокосм групп интересов, различных по целям, функциям, уровню организации и характеру членской базы, включает, по нашему мнению, и политизированные группировки элиты бизнеса, и добровольческие организации (и выросшие на их основе формализованные структуры), и региональные элиты и создаваемые ими структуры представительства интересов, и, как уже отмечалось, крупные корпорации и фирмы, выступающие в той или иной мере от имени акционеров и наемного персонала. Всех их объединяет артикуляция коллективных по охвату целей и осознанное стремление к их продвижению с использованием для этого самого широкого набора средств.

Классификация групп интересов, действующих в странах разного уровня политического развития и в условиях разных политических систем, может брать за основу различные принципы: цели, характер поддержки или функций, общественный политический статус, социальный состав, крут пользователей плодами деятельности и т. п. Обобщенная классификация групп интересов, разработанная в западной политологии, в первую очередь ориентируется па характер укорененности групп в обществе и круг преследуемых ими целей. На одном конце 106

спектра оказываются группы, традиционные для общества с неразвитой системой представительной демократии, на другом — добровольные организации, созданные для целенаправленной защиты общественных интересов.

Дюверже ввел понятие «традиционных» и «массовых» заинтере­сованных групп, причислив к последним прежде всего те, которые получили название «новые социальные движения». В работах других политологов классификация заинтересованных групп предстает значительно более дробной. В частности, Ж. Блондель[158] подразделяет их на коммунальные (этнические, по месту жительства и т. д.), институциональные (военные, бюрократия, церкви), протекционистские (профсоюзы, предпринимательские организации), инициативные (экологические, потребителей, выступающие против абортов, порно­графии и т.д). К числу институциональных заинтересованных групп большинство ученых относят также крупные корпорации, банки и различные объединения корпоративного характера — финансово­промышленные группы, конгломераты и т. п. В условиях, когда упра­вление экономикой или отдельными отраслями находится в руках госу­дарства, институциональными группами интересов. становятся также отдельные министерства и ведомства, а также так называемые комплексы типа военно-промышленного, аграрно-промышленного и т. п.

Многие исследователи подразделяют группы интересов па «соци­альные», т. е. создаваемые на основе принадлежности членов к той или иной социальной или профессиональной категории, и «целевые», т.е. объединяющие людей в соответствии с конкретной задачей, которую они решают или пытаются решать. Хотя, как уже отмечалось, большинство политологов не видит существенной разницы между такими понятиями,

как «группы интересов» и «группы давления», из названных выше категорий термин «группа давления» в западной политологии чаще всего отождествляется с «протекционистскими» группами. Отстаивая прежде всего материальные интересы своих членов, они имеют возможность применять санкции, т.е. осуществлять прямое давление (в виде забастовок, локаутов и т. д.) для того, чтобы добиться своих целей. Однако такого рода однозначное толкование действий «протекционистских» групп явно переоценивает значение силовых методов воздействия на власти и, наоборот, недооценивает роли компромисса и нацеленных на сотрудничество с правительством форм согласования интересов.

C точки зрения автора, понятие «группа давления», если его не употреблять • просто как синоним понятия «группы интересов», а как своего рода их «подвид», относится к тем группировкам и организациям, которые добиваются своего, опираясь главным образом на собственную силу и на зависимость властей от этой силы. Причем главное здесь не методы, не демонстрация грубой силы, а способность реализовать свои цели. Давление же может быть самым «деликатным» и даже незаметным для постороннего глаза. Впрочем, это лишь одна из версий, которая не противоречит тому главному постулату, что группы давления — это те же группы интересов и в принципе формируются и функционируют на тех же самых основах.

Таким образом, необходимо сделать вывод о том, что гражданское общество делегирует определенные полномочия своим всенародно избираемым представителям. Анализ практики выборов показывает, что выбор граждан происходит, в основном, среди курса различных элитарных группировок[159]. В целом это не противоречит принципам гражданского общества и правового государства. Но лишь тогда, когда

борьба за власть различных элит, протекает в духе здорового соперничества и уважения прав друг друга. Можно отметить следующие условия, необходимые для демократического существования элитарных групп:

- «полная гласность, свобода слова, отсутствие монополии любой социальной группы па средства массовой информации, наличие альтернативных органов печати, телевидения, радио, с помощью которых возможна постоянная и открытая критика недостатков, ошибок, а возможно, и преступлений представителей власти, обнародование каждого факта нарушения ими демократических норм и процедур; должно быть исключено всякое преследование инакомыслящих;

- сильная оппозиция, политический плюрализм, свободная конкуренция потенциальных элит, их взаимная критика и соперничество, судьями которых являются народные массы избирателей, тем самым контролирующие элиту;

- последовательное поведение разделения властей — законодательной, исполнительной и судебной, - которое может обеспечить определенное равновесие, баланс различных социальных сил, препятствуя опасному для общества, бесконтрольному сосредоточению политической власти;

- открытость элит для: а) социальной мобильности, вхождения в ее ряды наиболее способных представителей самых широких слоев населения; б) постоянного обратного влияния масс на элиту, проявляющегося, в частности, в избирательных компаниях;

- и, наконец, «condition sine qua поп» - строгое соблюдение законности, демократических процедур, что обязательно для нормального функционирования гражданского общества п правового государства»[160].

<< | >>
Источник: ЯЛАЛОВ ИРЕК ИШМУХАМЕТОВИЧ. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО И СОВРЕМЕННОЕ РОССИЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО (политико-правовое исследование). Диссертация па соискание ученой степени кандидата юридических наук. Уфа - 2002. 2002

Еще по теме §1. Соотношение элитарных групп (групп интересов) и государства в механизме представительной демократии:

  1. Религиозно-философские теории государства
  2. СОДЕРЖАНИЕ
  3. §1. Соотношение элитарных групп (групп интересов) и государства в механизме представительной демократии
- Авторское право РФ - Аграрное право РФ - Адвокатура России - Административное право РФ - Административный процесс РФ - Арбитражный процесс РФ - Банковское право РФ - Вещное право РФ - Гражданский процесс России - Гражданское право РФ - Договорное право РФ - Жилищное право РФ - Земельное право РФ - Избирательное право РФ - Инвестиционное право РФ - Информационное право РФ - Исполнительное производство РФ - История государства и права РФ - Конкурсное право РФ - Конституционное право РФ - Муниципальное право РФ - Оперативно-розыскная деятельность в РФ - Право социального обеспечения РФ - Правоохранительные органы РФ - Предпринимательское право России - Природоресурсное право РФ - Семейное право РФ - Таможенное право России - Теория и история государства и права - Трудовое право РФ - Уголовно-исполнительное право РФ - Уголовное право РФ - Уголовный процесс России - Финансовое право России - Экологическое право России -