Правовые стратегии в сфере прав человека

В рамках диссертационного исследования актуальным представляется вопрос о том, какие именно стратегии определяют развитие современного права. Признание современными государствами человека, его прав и свобод высшей ценностью обусловливает необходимость обратиться, прежде всего, к стратегиям в сфере прав человека.

Актуальность вопроса о стратегиях в сфере прав человека для отечест­венной теории права связана с тем, что «для современной России нет более значимых проблем, чем права человека и их обеспечение. Острота и драма­тичность ситуации в стране порождена нашим тоталитарным прошлым, на­циональной политикой, игнорировавшей самобытность и своеобразие наро­дов. Продвижение России по пути формирования правового государственно­го строя в значительной мере зависит от степени гарантирования и обеспече­ния прав и свобод граждан»^[149].

Права человека - это одновременно и субъективные возможности, при­знаваемые государством, определяющие характер его взаимоотношений с личностью как субъектом права, и свойства человека как правового сущест­ва, выступающие неотъемлемыми и необходимыми условиями реализации им собственных притязаний. В.П. Малахов отмечает, что «определенность прав обнаруживается на стыке притязаний человека и признания их общест- вом»^[150]. Соглашаясь с этим, одновременно полагаем необходимым подчерк­нуть, что с формальной точки зрения общественное признание прав выража­ется в признании их государством. С учетом этого проблему правовых стра­тегий в сфере прав человека следует рассматривать, прежде всего, как про­

блему стратегий, которые реализуются в сфере прав человека государством, а, значит, стратегий, находящих отражение в государственном и межгосудар­ственном праве.

Если рассматривать вопрос о стратегиях в сфере прав человека с точки зрения государственного и межгосударственного права, то в нем в современ­ных условиях в наиболее явном виде находят свое выражение следующие стратегии: во-первых, стратегия создания таких условий, при которых чело­век потенциально может воспользоваться любым своим правом, признанным государством; во-вторых, стратегия стимулирования правовой активности граждан как носителей прав; в-третьих, стратегия ограничения прав человека для защиты основ конституционного строя, здоровья, прав и законных инте­ресов других лиц, обеспечения обороны и безопасности государства; в- четвертых, стратегия повышения уровня правовой защищенности отдельных категорий граждан.

Рассмотрим каждую из перечисленных стратегий более подробно.

Появление стратегии создания таких условий, при которых человек по­тенциально может воспользоваться любым своим правом, признанным госу­дарством, связано с актуализизацией в современных условиях проблемы по­иска оптимальной модели взаимоотношений государства и личности. Пред­полагается, что такая модель должна обеспечивать не только ответственность личности перед государством, подчинение исходящим от него общеобяза­тельным велениям, но и свободную реализацию каждым индивидом собст­венных интересов и притязаний в рамках, признаваемых государством.

Рассматриваемая стратегия находит отражение во Всеобщей деклара­ции прав человека, провозглашенной Генеральной Ассамблеей ООН 10 де­кабря 1948 г., Конвенции «О защите прав человека и основных свобод» от 4 ноября 1950 г. и целом ряде других международных документов. Кроме того, приверженность ей современных государств подтверждается содержанием конституций «третьего поколения», принятых в период после Второй миро­вой войны и вплоть до последнего десятилетия ХХ в., а также конституций

«современного поколения», которые датируются последним десятилетием XX - началом XXI в.^[151].

Рассматриваемая стратегия в полной мере характерна и для современ­ного российского государства. Закрепленное в ст. 2 Конституции Российской Федерации положение о том, что «признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства», предполагает обязанность государства создать правозащитные механизмы, гарантирующие пользование человеком и гражданином своими правами и свободами и за­ключенными в них социальными благами, а также обязанность государства обеспечить эффективное действие таких механизмов. Оно изначально имеет программное значение, а, как следствие, определяет стратегическую направ­ленность деятельности законодательной, исполнительной и судебной власти в сфере прав человека. В рамках реализации названной стратегии компетент­ными государственно-властными субъектами предпринимаются шаги, наце­ленные на создание специальных юридических механизмов и гарантий реа­лизации прав; ограничение полномочий органов власти и установления спе­циальных процедур их осуществления с целью повышения степени защи­щенности прав и свобод человека от нарушений со стороны государственно­властных субъектов; формирование и обеспечение эффективного функцио­нирования системы правоохранительных органов; обеспечение действенно­сти судебной системы и т.д.

Несмотря на то, что в статье 2 Конституции РФ речь идет не только о соблюдении и защите прав и свобод человека и гражданина, но и об их при­знании, что предполагает обязанность государства соблюдать и защищать права человека, вряд ли можно подвергнуть сомнению тот факт, что соблю­дению и защите прав человека государством предшествует их юридическое закрепление. Создание и обеспечение эффективного действия правозащит­ных механизмов возможно только там, где речь идет о правах, официально

признанных государством, так как в противном случае государство как субъ­ект, их гарантирующий, вряд ли способно обеспечить их действенную защи­ту. Сказанное предопределяет то, что стратегией государства становится соз­дание условий, благоприятствующих использованию человеком именно тех прав, которые признаны (а, значит, юридически закреплены) государством.

Что касается стратегии стимулирования правовой активности граждан как носителей прав, то ее актуальность определяется двумя обстоятельства­ми. Во-первых, реализация прав и свобод, признаваемых высшей ценностью, объективно невозможна в условиях пассивности носителей прав: гарантиро­вание, обеспечение и защита прав могут осуществляться лицами, не являю­щимися их носителями, но сама реализация прав не может осуществляться иначе как посредством активного пользования ими тех, кому они принадле­жат. Во-вторых, кроме того, важно понимать, что «отношения государства и личности - это проявление закона единства и борьбы противоположностей, общего и отдельного. Государство находится в постоянном и неустранимом противоречии с личностью, для которой оно одновременно является гаран­том и ограничителем ее свободы»^[152]. В этой связи тенденции и перспективы развития сферы прав человека во многом зависят от правовой активности граждан: именно их активность влияет на выбор любым современным госу­дарством приоритетных направлений правовой политики в сфере прав чело­века, способствует исполнению им принятых на себя обязательств по гаран­тированию и защите основных прав и свобод, «помогая» государству быть правовым, несмотря на неустранимость противоречия между его интересами и интересами личности.

Особая актуальность рассматриваемой стратегии для современного Российского государства во многом объясняется отказом государства от ха­рактерной для советского периода развития государства патерналистской модели взаимоотношений с личностью.

В сущности своей современное Российское государство по-прежнему остается патерналистским: «в современных условиях мы наблюдаем устой­чивые проявления патернализма, позволяющие говорить о нем как об архе­типичном элементе российской культуры»^[153]. Вместе с тем, в постсоветский период характер патерналистских отношений между государством и лично­стью меняется: «в качестве приоритетных направлений правовой политики России выделяются патерналистические модели государственно-правовой поддержки социального благополучия населения и гарантирования права на социально достойное существование, обеспеченное в соответствии с потреб­ностями личности на уровне возможностей культурного развития человека, защиту наиболее уязвимых слоев населения от жесткого воздействия форми­рующегося рынка, содействие экономической активизации различных слоев населения, гуманизацию бизнес-технологий, повышение социальной ответ­ственности предпринимательских кругов. Решение этих задач, в свою оче­редь, связано с созданием эффективно функционирующего «социального гу­манизма», при котором человек является активным и равноправным субъек­том социальных отношений»^[154]. Иными словами, предполагается, что «человек сам обязан создавать свое материальное благополучие, а государство должно способствовать этому и не только не возводить искусственных препятствий, но и обеспечивать благоприятный режим для самореализации личности и оговоренный минимум социальных благ»^[155]. Эту мысль емко выразил в своем Послании Федеральному Собранию в 2014 году Президент РФ В.В. Путин: «Главное сейчас - дать гражданам возможность раскрыть себя. Свобода для развития в экономике, социальной сфере, в гражданских инициативах - это лучший ответ как на внешние ограничения, так и на наши внутренние про­блемы.

более они самостоятельны, как экономически, так и политически, тем выше потенциал России»^[156].

Патерналистская деятельность государства с одной стороны, в массо­вом правосознании россиян во многом ассоциируется с осуществлением го­сударством конкретных мероприятий по реализации признанных им прав^[157], а, с другой стороны, реализация всякого права объективно требует активности его носителя. Поэтому успешная реализация стратегии стимулирования пра­вовой активности граждан оказывается необходимым условием достижения тех целей, которые преследует современное Российское государство, осуще­ствляя стратегию создания благоприятных условий для самореализации лич­ности и повышения уровня ее самостоятельности, активности и ответствен­ности. При этом, важно подчеркнуть, как и во всех других случаях, реали­зуемая государством правовая стратегия оказывается компонентом ком­плексной стратегии, политической по своей сущности.

Реализация стратегии стимулирования правовой активности граждан осуществляется, прежде всего, посредством мер идеологического характера. Это объясняется тем, что она требует в качестве первоочередной меры раз­рушения традиционно свойственных для российского правосознания пред­ставлений о характере взаимоотношений, существующих между личностью и государством.

Стратегия ограничения прав человека для защиты основ конституци­онного строя, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны и безопасности государства находит нормативное отражение в тех же международных и внутригосударственных нормативных документах, что и стратегия создания таких условий, при которых человек потенциально мо­жет воспользоваться любым своим правом, признанным государством.

Если говорить о современном российском праве, то в нем стратегия ог­раничения прав человека для защиты основ конституционного строя, здоро­вья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны и безопас­ности государства находит нормативное отражение, прежде всего, в ч.

Подчеркнем, что в соответствии с рассматриваемой стратегией ограни­чение прав человека предполагается не только для защиты прав других лиц (что предусмотрено Всеобщей декларацией прав человека), но и для защиты, в том числе и публично-правовых ценностей. Данное обстоятельство во мно­гом определяет содержание конкретно установленных действующим законо­дательством ограничений. Вместе с тем, оно вряд ли является «индикато­ром», свидетельствующим о том, что, несмотря на признание человека, его прав и свобод высшей ценностью, взаимоотношения между государством и человеком во многом строятся исходя из принципа приоритетности публич­ных интересов. Защищенность публичных интересов рассматривается в каче­стве необходимой предпосылки реализации не только интересов общества и государства, но и прав и свобод человека и гражданина. В этом плане показа­тельным является то, что «Стратегия национальной безопасности Российской Федерации», определяя основные направления обеспечения национальной

безопасности Российской Федерации, подчеркивает, что таковыми являются «стратегические национальные приоритеты, которыми определяются задачи важнейших социальных, политических и экономических преобразований для создания безопасных условий реализации конституционных прав и свобод граждан Российской Федерации, осуществления устойчивого развития стра­ны, сохранения территориальной целостности и суверенитета государства». В данном случае реализации конституционных прав и свобод граждан Рос­сийской Федерации придается первостепенное значение.

Стратегия повышения уровня правовой защищенности отдельных кате­горий граждан строится на идее о том, что отдельные категории людей в си­лу различных причин оказываются в «невыгодном» в сравнении с другими положении тогда, когда речь идет о реализации их прав. Речь идет о лицах, которые в силу своих индивидуальных особенностей не могут отстаивать и защищать свои права так же активно, как другие, а также о лицах, в отноше­нии которых возможна их дискриминация по любому признаку (половому, расовому, религиозному и др.). В силу правовой незащищенности рассматри­ваемых социальных групп современные государства полагают необходимым и целесообразным создавать дополнительные гарантии реализации и защиты их прав.

Современное межгосударственное право предусматривает принятие специальных мер для обеспечения и защиты прав инвалидов, детей, психиче­ски больных лиц, женщин и представителей целого ряда других социальных групп. Это находит свое отражение, прежде всего, в действующем межгосу­дарственном праве^[159].

Положения деклараций, межгосударственных договоров и соглашений находят свое отражение в законодательстве современных государств^[160]. Таким образом, провозглашенная на межгосударственном уровне стратегия повы­шения уровня правовой защищенности отдельных категорий граждан стано­вится стратегией государственного права. На уровне государственного права определяется и тактика реализации названной правовой стратегии.

Стратегия повышения уровня правовой защищенности отдельных кате­горий граждан актуальна и для права современного Российского государства. Так, в частности, компонентом реализуемой Российской Федерацией страте­гии обеспечения благополучного и защищенного детства выступает правовая стратегия создания системы защиты и обеспечения прав и интересов детей и дружественного к ребенку правосудия^[161]. Реализация данной стратегии среди прочего предполагает развитие законодательных основ системы защиты дет­ства, введение в действие существующих международных стандартов обес­печения и защиты прав и интересов детей; создание эффективной системы профилактики правонарушений, совершаемых в отношении детей, и право­нарушений самих детей, системы правосудия и системы исполнения наказа­ний, дружественных к ребенку; принятие на законодательном уровне мер по защите детей от информации, угрожающей их благополучию, безопасности и развитию. Другой пример. Компонентом реализуемой государством страте­гии создания доступной для инвалидов среды стала правовая стратегия соз­дания нормативной базы, позволяющей реализовать международные стан­дарты, провозглашенные ратифицированной Российской Федерацией в 2012 году Конвенцией о правах инвалидов^[162]. Реализация обозначенной правовой стратегии связана, прежде всего, с внесением изменений в большое количе­ство нормативных правовых актов, посвященных вопросам реабилитации и социальной интеграции инвалидов, строительства, культуры, образования, занятости, транспорта и связи^[163].

Базовые стратегии, характерные для сферы прав человека в целом, до­полняются частными стратегиями, конструируемыми на отраслевом уровне. При этом с изменением задач, решаемых государством посредством юриди­ческого регулирования, могут появляться новые стратегии, затрагивающие

сферу прав человека, или утрачивать актуальность стратегии, ранее сущест­вовавшие в той или иной сфере отраслевого регулирования. В этом плане по­казательным является пример, который приводит в своей статье, посвящен­ной стратегии, тактике и технике правовой регламентации рекламного бизне­са, М.В. Баранова: принятие в 1995 году первого Федерального закона «О рекламе» ознаменовало собой этап, для которого характерным было появле­ние правовой стратегии защиты потребителя рекламы. Содержание Феде­рального закона «О рекламе» 2006 года указывает на то, что стратегия по­строения нормативной правовой базы, предназначенной для регулирования отношений в соответствующей сфере, претерпела существенные изменения - во главу угла был поставлен контроль над рекламной деятельностью^[164].

Далее следует сказать о стратегиях в сфере прав человека, возникаю­щих на уровне групповой правовой жизни.

Проблема обеспечения и защиты прав человека актуальна и для непра­вительственных правозащитных организаций, и именно в отношении них можно вести речь о существовании в их праве специфических стратегий в сфере прав человека. Характерными для указанных организаций правовыми стратегиями в рассматриваемой сфере являются стратегия непосредственной защиты прав человека от нарушений со стороны государства; стратегия по­стоянного контроля над исполнением государством взятых им на себя обяза­тельств по обеспечению и защите прав человека. Меньшее распространение имеет стратегия формирования идеологии непримиримости к несоблюдению прав.

Указанные первые две стратегии, являющиеся свойственными для не­правительственных правозащитных организаций, превращают их в магист­ральные направления воздействия, с которыми ассоциируется правозащитное функционирование гражданского общества. Однако, того же самого нельзя сказать о третьей из названных стратегий: не получая повсеместного распро­

странения, она не воспринимается в качестве стратегии гражданского обще­ства.

В целом характер стратегий, реализуемых современными государства­ми и негосударственными организациями в сфере прав человека, свидетель­ствует о том, что они формируются в контексте идей, установок и ценностей, которые характерны для западной правовой культуры. Это вполне объясни­мо, так как сама идея прав человека - это идея именно западной правовой культуры; для незападных правовых культур в силу лежащих в их основе со- циоцентристских и коммунитарных установок идея прав человека не акту­альна - по крайней мере, не актуальна до тех пор, пока эти культуры в ре­зультате взаимодействия с западной правовой культурой не начинают усваи­вать идеалы и ценности последней.

Связь правовых стратегий, реализуемых современным Российским го­сударством и неправительственными организациями в сфере прав человека, с идеями, установками и ценностями западной правовой культуры объясняется следующим. Избрав путь демократических преобразований и гуманизации права, Российское государство оказалось перед необходимостью реализации тех стратегий, которые характерны для современного межгосударственного права. Таким образом, стратегические ориентиры государства в сфере прав человека стали определять те же идеи и ценности, которые определяют от­ношение к правам человека в современном межгосударственном праве. В идейно-ценностном плане стратегии межгосударственного права - это стра­тегии, в основе которых лежат идеалы, ценности и установки западной пра­вовой культуры. На эти же идеалы, ценности, установки ориентируются и неправительственные правозащитные организации.

Встав на путь демократических преобразований, Российское государ­ство с неизбежностью оказалось перед необходимостью признания прав че­ловека высшей ценности, а также принятию на себя функций, связанных с гарантированием и защитой прав и свобод человека, созданием таких соци­ально-экономических, политических, духовно-культурных и юридических

условий, при которых люди беспрепятственно могут использовать свои права для реализации собственных интересов. На протяжении всей современной истории Российского государства именно изложенным определялся характер провозглашаемых и реализуемых в государственно-правовой практике стра­тегий в сфере прав человека.

Успешная реализация стратегий в сфере прав человека, характерных для современного права - причем как государственного права, так и негосу­дарственного права, формирующегося в связи с деятельностью неправитель­ственных правозащитных организаций - во многом зависит от тех линий по­ведения (ориентированных на достижение определенной цели устойчивых моделей поведения), которых придерживаются сами носители прав.

Для человека, стремящегося реализовать свои интересы посредством права, важным становится, во-первых, «завоевание» права (т.е. превращение реально существующего притязания в право) и, во-вторых, использование имеющегося права для реализации собственных интересов. С одной стороны, «в основе любого права всегда лежит притязание человека как его стремле­ние получить что-либо для себя, и в том случае, когда притязание отсутству­ет, его право не возникает только в силу признания справедливости, разум­ности, полезности или целесообразности соответствующей модели поведе­ния»^[165]. С другой стороны, наличие права как абстрактной возможности само по себе еще не позволяет человеку достигнуть поставленных им самим це­лей. Для того чтобы существующие у человека интересы были реализованы, права должны претвориться в действительность. «Если та возможность, ко­торая рассматривается в качестве права человека, не реализуется, это указы­вает на то, что она, в сущности, правом не является, либо в силу того, что че­ловеку не нужна, либо в силу того, что в действительности является только гипотетической, но не реальной»^[166].

Говоря о «завоевании» прав как о специфической деятельности, осуще­ствляемой человеком как субъектом права, можно выделить три типичные линии поведения человека: во-первых, отстаивание прав для себя как приви­легий; во-вторых, отстаивание прав вместе с другими; в-третьих, отказ от борьбы за права.

Государство должно отвечать требованиям не только современного общества, но и в условиях гуманизации общественной жизни, прежде всего, индивида. Таким образом, необходимо приближение государства к идеаль­ному состоянию, необходимо его усовершенствование, примат его правового начала перед политическим. Распространение подобных представлений дела­ет отстаивание прав актуальным для правовой жизни любого современного общества.

Отстаивание прав для себя предполагает, во-первых, индивидуали- стичность правового сознания и, во-вторых, высокую правовую активность человека, поэтому данная линия поведения в наибольшей мере характерна для человека в тех обществах, для которых установки и ценности западной правовой культуры являются традиционными. Если говорить непосредствен­но о правовой жизни современного российского общества, то для нее инди- видуалистичность правового сознания и высокая правовая активность чело­века не вполне характерны, так как они не вполне согласуются с традицион­ными установками, идеями и ценностями отечественной правовой культуры^[167].

Для российской правовой культуры характерны общинность и комму- нальность, предполагающие рассмотрение человека как части целого. В ней, в отличие от западной правовой культуры, индивидуализм и высокая право­вая активность являются не типичными характеристиками человека как субъекта права, а свойствами, присущими лишь отдельным индивидам. Ин­

дивидуализм и правовая активность предусматривают идентификацию чело­веком самого себя в качестве субъекта, «выделенного» из социума, стоящего над ним, выступающего источником права и в силу этого имеющего право претендовать на то, что им самим рассматривается в качестве своего права. В российских условиях описанная «выделенность» традиционно ассоциирует­ся, прежде всего, с обладанием властными полномочиями. Обладание вла­стью оказывается необходимым условием, с которым российским сознанием связывается право на легальные и легитимные привилегии. Обретение власти равнозначно обретению личной свободы, и, в том числе, свободы приобре­тать права, которых лишены другие. Для всех остальных борьба за права и обретение личной свободы остаются в понимании общества и государства недопустимым произволом, превозношением одного человека над другим, противоречащим идеалам равенства и справедливости.

Несмотря на то, что в последние годы российское общественное право­сознание претерпело определенные изменения^[168], на ментальном уровне в нем по-прежнему просматриваются традиционные установки, идеи и ценности. Переход к рыночной экономике привел «к своего рода атомизации общества, когда каждый человек думает, прежде всего, о собственном выживании и выживании своей семьи»^[169]. Как следствие, в постсоветский период «оформи­лась основанная на индивидуализме и капиталистических формах активности 3

альтернативная адаптационная стратегия»^[170], предполагающая, что «мотива­ционная («достиженческая») активность выступает предпосылкой стратегии жизненного успеха, которая рассчитана на общественное признание и полу­

чение какой-либо выгоды»^[171]. Вместе с тем, обусловленное ментальными чер­тами отечественного правосознания специфическое отношение россиянина к праву предопределяет то, что атомизация общества не сопровождалась эман­сипацией человека как субъекта права, его индивидуализацией и активизаци­ей. Активность человека в основном носит внеправовой характер, не связана со стремлением к обретению новых прав и интенсивным использованием существующих у него правовых возможностей. Таким образом, реализация адаптационной стратегии происходит вне рамок правовой жизни. Если у че­ловека существует возможность добиться реализации собственных интере­сов, не прибегая к праву, то он использует ее, следуя избранной им страте­гии. Вместе с тем, указанной стратегией не предполагается реализация соб­ственных притязаний посредством «превращения» их в права.

В силу изложенных обстоятельств в реальности оказывается, что в со­временных российских условиях линия поведения, связанная с отстаиванием прав, пока все еще не получает массового распространения, а следование ей не становится явлением, которое определяет характер повсеместно склады­вающейся практики взаимодействия человека и государства. Названная стра­тегия в российских условиях в первую очередь оказывается линией поведе­ния, связанной с борьбой за привилегии. При этом успешной она является лишь тогда, когда связана с «завоеванием» для себя правовых возможностей реализации собственных притязаний субъектами, которые уже обладают по­литическими (властными) возможностями такой реализации, либо тогда, ко­гда признание притязания на обладание привилегией предопределяется ис­ключительностью личности и ее поведения (например, совершением подви­га).

Актуализация линии поведения, предполагающей коллективную борь­бу за права, связана с формированием институтов гражданского общества.

Следует подчеркнуть, что становление гражданского общества в Рос­сии в историческом и культурном плане представляет собой гораздо более сложный и неоднозначный процесс, чем в Западной Европе. Здесь четко про­слеживается зависимость процессов становления гражданского общества от линии предшествующего развития общества, и общинный характер россий­ской ментальности, абсолютизирование смиренности и покорности в качест­ве христианских ценностей отнюдь не способствовали выделению личности как независимого в экономическом плане субъекта, стремящегося участво­вать в политической жизни. В то же время именно наличие таких субъектов в реальности выступает необходимым условием существования гражданского общества. Все сказанное в полной мере объясняет то, почему рассматривае­мая линия поведения человека в целом не приобретает столь широкого рас­пространения, какое она имеет на Западе.

Россиянин не до конца понимает, каким образом, борясь за права, мож­но добиться усовершенствования государства, когда общество не желает жить по-старому, а власть не желает жить по-новому, каким образом можно заставить государство уважать индивида, сбалансировать интересы государ­ства с интересами личности. Российская история ориентирует на революци­онный характер разрешения существующих проблем. Анархически настро­енные революционные массы выражают недовольство существующему по­ложению. Благодаря революции на смену старым приходят новые ценност­ные установки. Революция вторгается в жизнь отдельного человека и застав­ляет, навязывает ему новую систему координат бытия, формы взаимодейст­вия с властью, которые чаще всего оказываются насильственными, подав­ляющими внутреннюю свободу тех, у кого она есть^[172]. При этом речь идет не столько о революции в классическом европейском ее понимании, сколько о бунте, т.е. не столько о попытке коренного преобразования общественной жизни, сколько об уничтожении существующего порядка, вызывающего мас­

совое несогласие и неприятие. Если революция есть акт коллективной борь­бы за права, то бунт - это коллективная борьба за освобождение от возло­женных обязанностей.

В обществах, для которых традиционными являются установки и цен­ности западной правовой культуры, линия поведения, предполагающая отказ от борьбы за права, оказывается менее распространенной, чем ранее рас­смотренные модели поведения человека. В России наиболее широкая распро­страненность именно этой линии поведения во многом обусловлена истори­ческими предпосылками. Н.Н. Алексеев указывал, что «особенностью наше­го государства было то, что вокруг него на юге и на востоке простирались бесконечные земли, где укрыться было действительно легко и удобно. В этом наше отличие от Запада, где мир был узок и укрыться было некуда, разве только в бесконечных морских пространствах. Потому проблема Запада была проблемой, решаемой на конечной территории, а наша проблема разрешалась на территории неопределенной. Потому на Западе стремились к усовершен­ствованию внутренней стороны общественной жизни, а у нас стремились к внешнему расширению в пространстве. Поэтому западная история следовала принципу социальной интенсификации, мы же шли путем экстенсивным. На Западе если государство давило, можно было придумать только один исход: усовершенствовать государство и ослабить давление. У нас государство да­вило по необходимости, но мы не стремились усовершенствовать государст­во, а уходили от него в степь и леса. Государство настигало ушедших - они опять уходили дальше. Так и протекал процесс колонизации»^[173]. Здесь пред­ставлена идея обособления российского народа от государства, и сам факт ее существования свидетельствует о том, что стратегия отказа от борьбы за пра­ва не связана с безусловным подчинением государству.

Издревле сложилось, что россиянином свобода воспринимается не как возможность претворять свои притязания в права, а как духовный атрибут, и это также во многом объясняет распространенность линии поведения, свя­

занной с отказом от борьбы за права. Ощущая себя несвободным вследствие собственной бесправности, человек довольствуется тем, что остается духовно свободным. Б.Н. Чичерин писал, что «правом определяются не внутренние побуждения, а внешние действия. Но, так как внешние действия зависят от внутренних побуждений, то и право не может не принять в соображение внутренней свободы человека. Пока лицо действует в пределах предостав­ленной ему юридическим законом внешней свободы, праву нет дела до со­кровенных его помыслов; но как скоро оно переступает эти границы и нару­шает этот закон, так является необходимость определить его вину, а это не­возможно сделать не проникнув в область внутренней свободы»^[174]. Поэтому у человека и остается возможность, не будучи свободным в правовом смысле, сохранять более важную для него духовную свободу, а, следовательно, у него не появляется внутреннего дискомфорта, заставляющего его стремиться к за­воеванию для себя прав.

Нежелание противиться произволу государства объективно сопровож­дается его стремлением ко все большему и большему расширению границ своего регулирования, вместо того, чтобы направить свои усилия на интен­сивность (углубление) регулирования и установить, каким образом внешний регулятор сможет вписаться во внутреннюю самоорганизующуюся структу­ру. И в этих условиях человек, отказываясь от борьбы за права, тем не менее, стремится избежать усиления «гнета» государства. Для того чтобы достиг­нуть обозначенной цели, он стремится «уйти» от контактов с государством, обходиться по возможности без него, а, значит, жить по возможности вне права. Таким образом, для российского человека отказ борьбы за права - это отказ от того, чтобы быть субъектом права, такой отказ сопровождается по­пытками найти возможности осуществления собственных интересов вне пра­вовой жизни и не правовыми способами и средствами.

Если вести речь о реализации прав человека, то в данной сфере на уровне индивидуальной правовой жизни типичными могут быть признаны

следующие линии поведения современного человека: активное использова­ние существующих прав вне зависимости от того, имеются ли для этого бла­гоприятные условия; использование имеющихся прав лишь при условии, что отсутствуют препятствия для их реализации либо существующие препятст­вия устраняются другими субъектами; отказ от использования существую­щих механизмов реализации прав.

Линия поведения, связанная с активным использованием существую­щих прав, коррелирует с жизненной стратегией, предполагающей борьбу за права как за привилегии. В силу изложенных выше причин названная линия поведения в современных российских условиях оказывается наименее рас­пространенной, а следование ей приносит наибольший успех в условиях, ко­гда в руках у субъекта находятся не только правовые возможности, но и вла­стные ресурсы, либо тогда, когда обладание правом как привилегией связано с исключительностью личности и ее поведения.

Достаточно широко распространена линия поведения, связанная с ис­пользованием имеющихся прав лишь при условии, что отсутствуют препят­ствия для их реализации либо такие препятствия устраняются другими субъ­ектами. Эта линия поведения предполагает использование существующих прав постольку, поскольку это не требует от человека особых усилий. Чело­век, ее выбирающий, например, подаст в соответствующий государственный орган заявление и необходимые документы, однако, если в удовлетворении его требований ему будет отказано, не будет отстаивать правомерность своих притязаний в вышестоящей инстанции или в суде.

Широко распространена в современных российских условиях и линия поведения, связанная с отказом от использования существующих механизмов реализации прав, предполагающая, что человек ищет для себя пути реализа­ции собственных интересов и потребностей вне права.

Распространенность второй и третьей из рассмотренных линий поведе­ния связана с особенностями российской правовой культуры и правосозна­ния.

Государство в настоящее время часто ассоциируется у человека с Ле­виафаном, с системой принуждения и подавления, где право выступает в ро­ли карательного инструмента. Оно воспринимается как автономное самораз- вивающееся образование, в поле зрения которого попадают только интересы и проблемы государства. Отсюда и возникает представление о том, что с го­сударством бесполезно бороться. Если реализация прав не требует от челове­ка сверхусилий, то, в принципе, она рассматривается им в качестве возмож­ного способа реализации собственных интересов - но, как правило, лишь то­гда, когда неправовые способы их осуществления отсутствуют или недос­тупны. Если существуют иные, помимо реализации прав, способы удовле­творения собственных интересов, то человек, привыкший жить вне права, использует их. Если таких способов не существует, но и реализация прав требует сверхусилий, то человек чаще всего отказывается их прилагать, по­лагая, что добиться желаемого результата все равно не получится.

Проведенный анализ свидетельствует о том, что в рассматриваемой сфере типичные линии поведения россиянина не вполне коррелируют со стратегиями, характерными для государственного права, а также со страте­гиями, определяющими правовую активность неправительственных право­защитных организаций. Это во многом объясняется генетической связью первых с ментальными установками и традиционными ценностями россий­ской культуры, а вторых и третьих - с идеалами и ценностями западной пра­вовой культуры. Возникающая нескоординированность, рассогласованность, энтропия негативно отражается на состоянии рассматриваемой сферы в це­лом, тормозит ее развитие.

Приведем конкретный пример. Государство предпринимает серьезные шаги для создания таких условий, при которых человек потенциально может воспользоваться любым своим правом, признанным государством. Однако, реализация данной стратегии оказывается не вполне эффективной в силу ши­рокой распространенности отказа носителей прав от использования сущест­вующих механизмов их реализации. Отсутствие у человека заинтересованно­

сти в активном использовании существующих у него прав приводит к тому, что государство для достижения поставленной им стратегической цели берет процесс реализации прав под свой контроль. Следствием становится интен­сивное развитие государственного права. Вместе с тем, чрезмерная опека го­сударства и его вмешательство в индивидуальную сферу бытия человека ока­зывается не вполне эффективным средством решения существующих задач. Суть проблемы хорошо иллюстрирует следующее высказывание Н.И. Мату- зова: «Зачем власть, если она не опекает и не защищает гражданина, то есть не выполняет своей первейшей функции? Однако все дело - в целях, мето­дах, конкретных условиях. Плохо, когда власть дистанцируется от личности, снимая с себя всякую ответственность за ее существование и выживание. Но еще хуже, когда «забота» власти о своих «подданных» простирается так да­леко, что это кураторство превращается в тотальный контроль над ними. В этом случае суверенитет народа - тем более фикция. Выход - в поисках ра­зумных форм сочетания указанных подходов в пользу личности»^[175].

Нескоординированность с типичными линиями поведения, избираемы­ми носителями прав, стратегий, реализуемых в сфере прав человека совре­менным Российским государством, также в определенной мере обусловлива­ется тем, что последние в современных российских условиях выступают средствами решения, прежде всего, политических, а не правовых задач. Это объясняется и спецификой, присущей любым правовым стратегиям в госу­дарственном праве, и тем, что гуманизация и демократизация не являются процессами, нацеленными непосредственно на изменение действующего права, связаны с внедрением специфических по своему содержанию принци­пов организации и осуществления власти в политическую жизнь общества и его политическую культуру. Целью, ради которой государством формируют­ся правовые стратегии в сфере прав человека, не является преодоление кри­зисных ситуаций, препятствующих гармоничному развитию человека как но­

сителя права, удовлетворению им существующих у него притязаний. Соот­ветственно, реализация таких стратегий не способствует преодолению отчу­ждения личности от государства, негативного отношения к нему. Вместе с тем, только после того, как процесс отчуждения личности со стороны госу­дарства будет преодолен, и само государство не будет восприниматься в ка­честве иерархичной системы чиновнического аппарата, можно говорить о ре­ально действующей конструктивной правовой стратегии в рамках государст­венного права, когда нормы и ценности, заложенные в Конституции РФ, бу­дут отвечать реалиям общественной жизни. Одновременно только при ука­занных условиях можно рассчитывать на то, что стратегии, существующие в государственном праве, будут обеспечивать принципиальную непротиворе­чивость сферы прав человека, ее гармоничное развитие, отвечающее интере­сам, прежде всего, самого человека, конституционно признаваемого высшей ценностью.

Представляется важным, что в современных условиях с учетом специ­фики той ситуации, которая складывается в сфере прав человека, правовые стратегии государства в обозначенной сфере могут быть успешными только при условии, что они будут содержать аспекты, касающиеся изменения су­ществующего состояния отношений человек - государство с учетом специ­фики российского правового менталитета, и прежде всего - социоцентризма российского массового правосознания. Содержательное наполнение право­вых стратегий должно в определенной степени отвечать тем требованиям, которые в современных условиях предъявляет праву человек. Вместе с тем, должны быть предприняты усилия для того, чтобы идея приоритетности прав и свобод человека стала не только конституционно декларируемым принци­пом, но и неотъемлемым духовным ориентиром современного человека. А.И. Ковлер указывает на то, что утверждение приоритета прав и свобод человека перед правами коллективными, будь то нация, государство, международное сообщество, - явление универсальное и необратимое^[176]. Как ни парадоксально,

но для Российского государства реализация избранных стратегических ори­ентиров в сфере прав человека в контексте тех идеалов и ценностей, которые характерны для массового правосознания, пока что есть бесконечный про­цесс преодоления негативного состояния последнего.

В завершение сформулируем следующие выводы:

1. Состояние сферы прав человека в любом современном государстве определяется не только характером правовых стратегий, реализуемых госу­дарством как субъектом юридического регулирования и неправительствен­ными правозащитными организациями как носителями специфического группового права, но и теми линиями правового поведения, которые оказы­ваются наиболее типичными для индивидов как носителей субъективных прав.

2. Правовые стратегии в сфере прав человека, реализуемые в современ­ном межгосударственном, государственном и групповом праве, в идейно­ценностном плане неизменно связаны с идеалами, установками и ценностями западной правовой культуры.

3. Типичные модели поведения носителей прав, связанные с отстаива­нием и реализацией последних, определяются, прежде всего, характерными для массового правосознания установками, идеями и ценностями.

4. Сфера прав человека в тех современных обществах, для которых ус­тановки и ценности западной правовой культуры являются традиционными, характеризуется скоординированностью стратегий, реализуемых государст­вом и неправительственными правозащитными организациями, с типичными моделями правового поведения носителей прав.

5. В России в современных условиях в сфере прав человека складыва­ется ситуация, когда, с одной стороны, стратегии, формируемые и реализуе­мые государством и неправительственными правозащитными организациями и, с другой стороны, типичные модели поведения носителей прав, связанные с отстаиванием и реализацией последних, в силу различия в своих идейно­

ценностных основаниях не вполне коррелируют между собой. Это негативно сказывается на развитии сферы прав человека в России.

6. Следствием усилий государства, предпринимаемых для гармониза­ции сферы прав человека в современных условиях, становится бурное разви­тие государственного права.

7. Гармоничное развитие сферы прав человека в современных россий­ских условиях возможно только при условии формирования такой модели отношений «человек - государство», которая, с одной стороны, обеспечивает различение личностно-значимых потребностей на уровне социально­значимых интересов, с другой стороны, учитывает социоцентризм россий­ского массового правосознания.

3.2