§ 1. Перспективы диалогической онтологии права.
Онтология права: введение в проблему.
Право, по мнению большинства ученых, представляет собой социальное явление, поэтому представление о социальной реальности (социальная онтология) непосредственно сказывается на правопонимании и онтологии права.
В пользу тезиса о том, что право представляет собой социальное явление, момент общества, реально существующий как его элемент (сторона),362 обладающее лишь относительной обособленностью от других социальных феноменов, можно привести несколько аргументов.
Первая группа аргументов может быть названа онтологическими363 Большинство людей, по справедливому утверждению Е. Эрлиха?64 весьма слабо осведомлены о действующем законодательстве и, как правило, не подозревают, что в магазине, на рынке, в отношениях с начальником или подчиненным и иногда даже в семье они вступают в правоотношения, то есть попадают в сферу права. Hojнесмотря на отсутствие знании о позитивном праве, в обществе (пока оно существует) сохраняется правопорядок (в социологическом, по крайней мере, его смысле). Это и есть «живое право», о котором писал австрийский юрист. Следовательно, право вплетено в ткань [140][141][142][143][144][145][146][147][148]
жизненного мира простого среднего человека и является моментом, стороной этого Lebensweft - содержания общества (с точки зрения феноменологической социологии).
Попытки обособить право от других социальных явлений, например, построить «чистую систему права»,[149][150][151] противоречат второму закону термодинамики, в соответствии с которым в замкнутой системе {чего и добиваются некоторые теоретики права) самопроизвольно возрастает энтропия и она неизбежно (если не последует внешнего воздействия, то есть замкнутость будет ликвидирована) разрушается.
Следовательно, любая устойчивая система - в том числе и правовая - по определению является открытой, взаимодействующей со средой (обменивающейся с ней энергией и информацией) и поддерживающей, тем самым, необходимое разнообразие. Следует иметь в виду, что такая открытость является относительной, благодаря чему система реагирует на внешние воздействия избирательно?66Представление об обособленности трех основных сфер общества - экономической, политической и социокультурной (сюда вполне можно добавить и сферу права) - доставшееся нам в наследство от социальной науки
XIX в., критикует один из лидеров американской социологии И. Уоллерстайн?67 По его мнению, фактически мир существует как единое целое. Нет особых экономических ЯВЛСНИЙ, ОТЛИчаЮЩИХСЯ OT ПОЛИТИЧЄСКИХ И социокультурных, как нет субъективно обособленных друг от друга экономических, политических и социокультурных мотиваций. Нет и реальных
институтов, которые являются только экономическими и тд. На самом деле
> система производства, например, это совокупность социальных отношений,
регулируемых политически на основе соответствующей системы ценностей. «Святая троица» экономики, политики и культуры не имеет сегодня никакой эвристической ценности - таков общий вывод известного социолога?6®
В этой связи нельзя не затронуть и концепцию онтологической относительности одного из крупнейших сторонников аналитической философии У. Куайна, о которой уже упоминалось выше. Она была изложена им в работе «Слово и объект» (1960 г.)369 и во многом определила отношение к этой проблеме всей постпозитивистской философии. Суть этой идеи сводится к следующему. Наше знание о действительности, описываемое на языке определенной теории, может быть обосновано лишь на языке метатеории, а она (и ее язык) - лишь на языке следующей, и так далее до бесконечности. При этом исходным элементом языка является не слово - имя, обозначающее объект, а предложение, так как эмпирическое значение слова зависит от предложения как целого.
Отдельное же предложение, в свою очередь, связано с языком, а тот — с культурой. Таким образом, единичное с онтологической точки I зрения - элемент более широкой системы (целого) и может быть понято лишьисходя из контекста этого целого.
Смысл тезиса о том, что право — это социальное явление состоит в том, что оно подчиняется общесоциальным закономерностям и столь тесно переплетено с другими социальными феноменами (экономическими, нравственными, религиозными, с обыденным миром и т.д.) что может быть вычленено из потока жизнедеятельности человечества лишь аналитически.
Вторая группа аргументов относится к числу гносеологических. Среди них, прежде всего, необходимо привести ограничительные теоремы К, Геделя
⅛ 36sIbid P 203 - 207
См.: Quine W. Word and Object. Cambridge (Mass ), 1960.
(имеющие, s том числе, и онтологическое значение).370 Первая теорема о неполноте формальных систем была впервые изложена им в статье «О формально неразрешимых предложениях Principia Mathematica и родственных систем» в 1931 году, и формулируется следующим образом: существует такое суждение А в X, что ни А, ни - А (отрицание А) не могут быть доказаны посредством аксиом из X, если эта система непротиворечива. Другими словами, в содержательных формальных системах имеются неразрешимые предложения, (то есть, которые одновременно являются недоказуемыми и неопровержимыми).
Вторая теорема К. Геделя показывает невозможность доказать непротиворечивость формальной системы средствами самой системы и представляет собой следствие из первой теоремы. Чтобы доказать непротиворечивость формализованной системы, необходимо применить «более сильные» методы, чем те, которые используются в данной системе. Но привлечение методов метасистемы требует доказательство непротиворечивости ее самой, что, в соответствии с данной теоремой, этими методами сделать невозможно. А это - не что иное, как «регрессия в дурную бесконечность» (по выражению Гегеля).
Какие выводы можно сделать из этих теорем применительно К юриспруденции? Действительно, отношение к возможности экстраполяции положений геделевских теорем достаточно неодинаково — от слишком расширительного, на наш взгляд, - до полного игнорирования.
В этой связи представляется необходимым, прежде всего, подчеркнуть, что главный вывод из теоремы К. Геделя - невозможность полной формализации содержательной системы. Поэтому юридическая действительность не может быть полностьюСм/Гедель К. Об одном еще не использованном расширении финитной гонки зрения // Математическая теория логического вывода. M., 1967, Успенский BA Теорема Геделя о неполноте. M., 1982, Кондаков НИ Логический словарь - справочник M ?1975. Из последних публикаций по этой теме см/ Паршин АН. Размышления над теоремой Геделя // Вопросы философии. 2000. № 6 С. 92 - 110.
формализована. В связи с этим она неполна и не может быть доказана своими р собственными методами. Следовательно, доказать обособленность,
замкнутость юридической системы принципиально невозможно, а значит она и не является самодостаточной «фундаменталистской» системой. Но это не отрицает ее относительную самостоятельность.
Господствующая картина мира непосредственно сказывается на типе правопонимания, на представлении о месте и роли права в обществе. Теория естественного права античности утверждала его (права) космическую природу, тождество законов гармонии физического мира, полиса, души человека. Божественный закон в томизме с необходимостью трансформируется в естественный и человеческий законы. До XlX века господствующая доктрина естественного права Нового времени обосновывает его природой человека* В XlX веке эта концепция потеряла свою привилегированную позицию. Ее «отодвинул» юридический позитивизм. Не вдаваясь в детали его изложения, тем более, что эта доктрина подробно освещена в литературе, отметим, что позитивистское правопонимание господствует в юриспруденции не только в XlX веке, но и сегодня (по крайней мере, среди представителей отраслевых t юридических дисциплин). В XX веке (приблизительно до 70-80-х годов) в
теории права наметилось противостояние трех основных школ: юридического позитивизма, теории естественного права и социологии права.
Но, несмотря на видимый плюрализм, для большинства теоретиков права непоколебимой сохраняется уверенность в возможности существования единственно верного правопонимания* Да3 размышляют многие, есть иные точки зрения. Но новые исследования природы права обеспечат убедительность одной позиции, докажут, что есть лишь одна картина права.Между тем, с 60-х годов XX века начинает проникать в сознание философов, а затем и представителей других научных дисциплин, представление о том, что одна привилегированная точка зрения на * объективную реальность принципиально отсутствует* По всей видимости, этот
поворот (переворот) в картине мира был инициирован кризисом классической физики в начале XX века и становлением квантовой механики. Это (ведь физика долгое время, а может быть и сегодня, воспринималась как наука наук) поколебало прометеево сознание человека эпохи Просвещения, когда казалось, что еще немного - и мы познаем первоосновы всего существующего, сможем предсказать будущее и конструировать мир по своему (рациональному, конечно же) усмотрению. Однако, как оказалось, прав был Сократ, утверждавший, что новое знание рождает новое незнание, которое увеличивается одновременно с ростом первого. Одно (невозможность одним единственным образом описать траекторию электрона или охарактеризовать квант) наложилось на другое, и в результате в умы сперва отдельных представителей научного сообщества, а затем и в общественное сознание стал проникать разлагающий яд релятивизма. «Человек в силу своей биологической природы, - пишет Н.Н. Моисеев, - способен мыслить только упрошенными схемами природных явлений, экономической жизни, поведения людей И TtIK5 которые мы называем моделями. Если угодно, понимание приходит лишь через достаточно простые образы реальности. Они могут использовать самые разнообразные языки, в том числе языки математики, иероглифы, изображения и τjд. Нильс Бор говорил о том, что с помощью одного языка нельзя описать действительно сложные явления.
И я убежден, что это одно из основополагающих утверждении современного образа мышления. Поэтому для информационной полноты нужны разные модели, разные языки описания и разные интерпретации»?71 В связи с процитированным отрывком возникает вопрос: сколько необходимо моделей реальности и насколько они нас к ней (реальности) приближают? Убедительного ответа на этот и другие подобные вопросы на сегодняшний день просто не существует.К этому добавилась получившая второе рождение приблизительно в это же время концепция возможных миров. Семантика алетической модальности,
Моисеев Н.Н. Расставание с простотой. Ms 199S. С. 463,
использующая логический аппарат применительно к этой доктрине, позволяет по-новому взглянуть на многие, нерешенные в классической формальной логике проблемы?72 По мнению известного логика Я. Хинтикки идея возможных миров может быть реализована в ситуационной семантике, постулирующей многомерную структуру различных ситуаций, характеризующихся варьированием этих ситуации не только во временных и пространственных отношениях, но и параметром чистой возможности?73
Таким образом, в науковедении конца XX века утвердилась идея о вероятностной природе мира (как физического/74 так и социального)* Причем * это вероятность не «от незнания», а вероятность принципиальная, вытекающая,
судя ПО всему, ИЗ определенной меры свободы, коей отягощена ПрирОДД НЄ только человека или общества, но и Вселенной в целом* Размышления на эту тему привели одного из наиболее интересных философов Германии Б. Вальденфельса к выводу о «способности всякого порядка быть иньгм»?7:і
Подобные темы, хотя и не слишком широко и активно, обсуждаются в теоретической социологии. Однако отечественная юриспруденция пока остается в стороне от этой проблематики. Вообще онтология права сегодня - ( весьма редкая тема в правовых исследованиях?76 Там, где она затрагивается,
вопрос о новой картине мира и месте в ней права практически не исследуется.
Не лучше обстоит дело, насколько можно судить, и в западной юриспруденции. Ситуация здесь усугубляется тем, что в англоязычном мире практически не существует такой обшеюридической дисциплины, как теория права - она заменена философией. Основной проблематикой западной философии права последних лет является вопрос о соотношении права и морали. Так, немецкий теоретик Р. Драйер задается вопросом: насколько
mСм.: Hintikka J The logic of epistemology and epistemology of logic Dordrecht, 1989.
373 Ibid. P. 210-211,
374 См., например, работы школы И.P Пригожина
375 Waldenfels В. Der Stachel des Fremden. Frankfurt am Main. 1991* S. 15.
376 Из последних публикаций на эту тему см.: Поляков AB Общая теория права. С. 166 -
208
допустимо несоблюдение юридической обязанности в случае ее противоречия морали?[152] По его мнению, в условиях современного морального плюрализма, а также при наличии демократических институтов законотворчества соблюдение юридической обязанности, в принципе, обязательно всегда, хотя сама проблема неповиновения сегодня неактуальна. Приоритет морали возможен лишь при достаточной однородности моральных и правовых воззрений (например, в средневековье).[153]
Этот же вопрос - о соотношении морали и права - стал главной темой дискуссии, состоявшейся в середине 80-X годов в связи с выходом в свет книги «Империя права» наиболее известного сегодня западного юриста Р. Дворкина?79 Сквозь призму этой темы продолжают «скрещивать мечи» представители позитивизма и теории естественного права?80 Какие-либо другие вопросы, относящиеся к онтологии права, не рассматриваются.
Вышеизложенное достаточно наглядно, как представляется, свидетельствует о том, что проблематика онтологии права остается актуальной и слабо разработанной темой юриспруденции, многие вопросы которой вообще не поднимаются научным сообществом. Ситуация усугубляется тем, что, во- первых, зачастую отсутствует сама постановка таких важных вопросов, как трансцендентное и имманентное в праве, как должное и сущее, рациональное и иррациональное, сознательное и спонтанное в его природе, проблема генезиса, модальностей права и многих других. Во-вторых, постановка этих вопросов отнюдь не предполагает нахождения быстрого и однозначного пути их решения. Это связано с тем, что эти же проблемы применительно к обществу и социальным институтам хотя и поднимаются, но очень далеки от какого-либо
удовлетворительного их решения (если они вообще могут быть удовлетворительно и однозначно решены) в социальной философии (социологии). А без решения онтологической проблематики социального (природы общества и социальных институтов) невозможно мало-мальски продвинуться в вопросах о месте, роли, генезисе и характеристике права по причине того, что онтология права - это, как следует из предыдущих рассуждений, ни что иное, как момент, «сторона» онтологии общества. Неизбежность «спотыкания» на этих общих вопросах вынуждает брать на себя ⅜ задачу попытки их посильного решения. Поэтому далее рассмотрим
трансформацию картины правовой действительности сквозь призму смены картины мира в конце XX века,
1.2, Смена «юридической картины мира» на исходе XX века.
Важной составной частью онтологии - учения о бытии (реальности) - является картина мира. Это связано с тем несомненным обстоятельством, что реальность, существующая сама по себе (объективно), тем не менее, дана нам t исключительно через ее восприятие. Мы можем совершать какие-либо
действия, воздействовать на реальность не иначе как, имея возможность ее себе представить. Тем более это касается социальной реальности, в которую субъект человек - входит непосредственно и которая формируется (конструируется) его активностью, хотя не всегда это происходит осознанно. В этой связи нельзя не вспомнить, что «принципиальный поворот в понимании онтологии был осуществлен Кантом, который подверг традиционную онтологию критике и предложил трактовать ее как «аналитику рассудка», выявляющую фундаментальные принципы пояагакия реальности человеком».381
Картина мира - это система представлений о реальности, окружающем * нас объективном бытии. В соответствии с уровнями общественного сознания
выделяются научная картина мира и обыденная, включающая как интуитивные, так и здравосмысловые представления. C другой CTOpOHbE5 каждой эпохе соответствует своя картина мира, как и каждому культурному типу (цивилизации). При этом научная картина мира представляет собой «систему общих представлений о мире, выработанных на соответствующих стадиях исторического развития научного познания»/82 и включает в себя не только знания о реальности, но и интегрирует их (преломляет) с «ценностями, мировоззренческими установками, отражающими явное или неявное присутствие конкретно-исторического субъекта в знании»?83 Тем самым постулируется сложная взаимосвязь уровней картины мира, к которой, несомненно, следует добавить не менее сложные взаимодействия прошлых знаний и ценностей и современных^ а также знаний и ценностей других культур.
Онтология права, как уже отмечалось, не может чем-либо принципиально отличаться от онтологии как таковой (социальной онтологии). Более того, право - это такое социальное явление, которое непосредственно включено в общественное бытие, представляя собой не обособленную часть общества, но его момент, «сторону», в некотором смысле - срез фактически существующих общественных отношений. Право, на наш взгляд, это и есть сами общественные отношения, как в форме институционализированных связей, так и непосредственных взаимодействии (но не все, а лишь общеобязательные, то есть такие, которые обеспечивают целостность социума).
Иногда утверждается, что право - это форма над неким содержанием - общественными отношениями. Такое утверждение представляется [154][155][156]
справедливым, если при этом не забывать, что без формы общественные отношения просто не могут существовать Поэтому опять можно прийти к заключению, что право (как форма) - необходимая сторона общественных отношений. Даже будучи объективированным в свои специфические формы - нормативно-правовые акты, судебные прецеденты и т.п. - и отчуждаясь от непосредственного субъекта, право остается моментом общества, так как эти формы - это тоже социальная реальность. Вряд ли кто-либо будет отрицать социальную природу объективированной в тексты культуры. Поэтому пытаться найти собственную природу, бытие, историю, логику’ права, ⅛ отличающихся от соответствующих атрибутов социальной реальности,
бесперспективно?84 Соотношение права и общества, правовой и социальной реальности - это соотношение особенного и общего, при котором общее включает в себя (скорее - обусловливает) существенные характеристики особенного. При этом особенное “ право следует отграничивать не от общего, а ОТ другого особенного - ОТ ПОЛИТИКИ, ЭКОНОМИКИ И Т.П.
Аналогичным образом обстоит дело с картиной мира. Попытаться выделить и обособить юридическую картину7 мира конечно можно. Но ничего, h кроме «чистой» системы права Г. Кельзена построить не удастся. А обосновать
ее существование пока никому, в том числе и самому метру юриспруденции XX века, не удалось, и после доказательства знаменитых финитных теорем К. Геделя это занятие обречено на неудачу (по крайней мере, в ближайшее время).
А теперь рассмотрим смену картины мира (а, следовательно, и юридическую ее сторону) свидетелями чего мы сегодня являемся.
Ilo справедливому утверждению К. Глой, в настоящее время мы переживаем один из глубочайших кризисов научной парадигмы - механистической картины мира Нового времени, которая с ХУІ-ХУ11 в.в, стала мировоззрением западной цивилизации и с тех пор продолжала свое
№ 384В пользу этого тезиса можно привести и другие аргументы. См : Честнов И. Л Общество и
юриспруденция на исходе второго тысячелетия. C∏6.1 1999. Глава 1.
«победное шествие» также и в тех культурах, которые первоначально были далеки от этого способа мышления.’8"
Каковы характерные черты этой картины мира, обусловившие господствующее правопонимание? Швейцарская исследовательница выделяет ее раскол на субъект и объект, механистичность, эксперимент и отношение господства - подчинения.3s6
Раскол на субъект и объект, и это важно отметить, - это не только и не столько гносеологическая оппозиция познающего и познаваемого, но это в не меньшей степени отношение человека к природе и к другому человеку. Так, например, господствующим представлением в рамках данной картины мира является образ противостоящей человеку природы как нечто чуждого ему. Отсюда интенция на ее преобразование. Объективированное отношение к другому человеку выражается в возможности (и стремлении) подчинить его своей воле. Из этой же оппозиции, восходящей, судя по всему, к универсальному бинарному архетипу, свойственному человечеству как таковому (верх - низ), вытекает противопоставление «просвещенного» сознания «массовому», «высокой» культуры «низкой». При этом первое наделяется активистской, преобразовательной по отношению к «косному», «неразумному» большинству, отягощенному патриархальным
традиционализмом, позицией. В этом - смысл просвещения: преобразовать мир, направить «неразумных детей» (стадо) прямой дорогой к общему благу.
На этой логике основывается не только теория естественного права ХУ111 века, но и юридический позитивизм (в том числе в социологической версии) XlX и XX века. Так, крупнейший американский представитель юридической социологии середины XX века Р. Паунд рассматривает право как инструмент социальных преобразовании, используемый юристом -
38э Глой К. Холисгски-эко логическая или механистическая картина мира// Исторические
I типы рациональности. Т. 2. M., 1996. С. 331,
Зй6 Там же. С.332 и след.
социальным инженером?*7 Такой инструмент, то есть право, представляет собой средство социального контроля, призванного примирить социальную динамику (изменчивость в обществе)3*® и стабильность, общественную безопасность.3s9
Как видим, в противопоставлении субъекта и объекта находит выражение и механичность, и экспериментальность и отношение господства - подчинения картины мира Нового времени.
В основе такой картины мира лежит принцип детерминизма, который постулирует рациональность, то есть разумность, отождествляемую, как уже отмечалось, с законосообразностью (закономерностью), гармоничностью, а потому предсказуемостью объективной реальности. Эта идея господствует в западной цивилизации и проникает во все дисциплины, в том числе в юриспруденцию. Во всех общественных науках декларируется изучение закономерностей социальной действительности, подчиненной причинно- следственным зависимостям. Вскрытие этих причинно-следственных связей объявляется их главной задачей. В полном соответствии с вышеозначенным, предметом теории права объявляются закономерности юридической реальности, то есть закономерности возникновения, развития и функционирования права. При этом, опять-таки в полном соответствии с господствующими (фактически - до сих пор) представлениями о детерминизме, предполагается, что такая закономерность - это существенно повторяющаяся связь между явлениями окружающего мира. Наиболее последовательно такая pсвязь выражается причинно-следственной зависимостью. Отсюда бесконечный поиск (который, в принципе, никогда и не завершится) одной единственной, главной причины, порождающей право. В самом деле, ведь причина (в детерминистической картине мира, наиболее
3s7 Pound R. Ал LntToduction to the philosophy of law. New Haven, 1954.
3*sХотя ee1по мнению P. Паунда, в состоянии вызвать, в том числе, и юристы: законодатели, судьи и другие правоприменители.
^9См/ Pound R Social Control through Law. New Haven, 1942
ι полно представленной лапласовским детерминизмом) - это то, что всегда, в
любых условиях и с неизбежностью порождает определенное следствие, В качестве таких универсальных причин объявлялись, например, частная собственность, классовая борьба, общественный договор, природа человека и т.п.
Такое представление о мире и, одновременно, объяснительная методологическая процедура, может быть названа фундаментализмом абсолютизацией одной или нескольких типов социальной связи в качестве ⅛ основополагающей. При этом онтологическая «первичность» того или иного
типа социальной связи постулируется как самоочевидная или иллюстрируется на примерах без объяснения оснований выбора. Классический фундаментализм - это неявно выраженная позиция абсолютного наблюдателя?90
Однако в XX веке, как уже отмечалось, начинает складываться неоклассическая картина мира. По мнению К. Глой, размышления которой были положены в основу сравнения классической онтологии и неоклассической, последняя именуется органологически-экологической и k характеризуется идеей целостности, органичности, симпатии и равноценности
всех существ?91 «Основная черта всех антимеханических, холистически ориентированных концепций - будь то витализм, холизм или экология, составившие три главные темы этого столетия, - это настаивание на целостности, которая первичнее частей. Исходным пунктом является целостность, а части определяются целым и понимаются исходя из целого. Эта позиция противопоставляется атомистически-механистическому мышлению, которое, напротив, исходит из частей и от них идет к целому, утверждая при этом постоянство, инвариантность и неизменность частей, независимо от того, входят ли они в какое-либо соединение. Противоположные модели утверждают зависимость частей от целого, которое определяют их смысл и функцию....
» -----------------------------------------
390См.: Смирнова. Н М. Исторические типы рациональности в социальном познании//
Исторические типы рациональности. T I. M., 1995 C 197
Основная идея, которая сегодня объявляется общепризнанной, состоит в ll присутствии целого в частях, единства - в многообразии жизни. Жизненные
процессы не могут быть объяснены монокаузально, их нужно объяснять более объемлющей целостной каузальностью»?92
Этот очень важный момент - о соотношении части и целого (может быть, точнее, - особенного и общего) - имеет непосредственное отношение к правопониманию, например, к проблеме первичности субъекта права или системы права. Так, марксист Е.Б. Пяшуканис прямо утверждает: «Субъект - это атом юридической теории, простейший, неразложимый далее элемент».[157][158][159][160][161]⅛ Схожую, как не странно, позицию занимал один из лидеров евразийского
движения Н,Н, Алексеев. В 1923 году он писал, что главным элементом структуры права «является то, что можно назвать «субъектом» или носителем обнаруживающихся в праве ценностей»?94 Проблема соотношения механицизма и холизма применительно к праву будет подробно рассмотрена ниже. А сейчас вернемся к другим характеристикам современного видения мира.
«Если механистическая картина мира основана на прославлении рацио (рассудка, разума, свободного суждения, планирования, воления), то органицизм, - справедливо считает К. Гл ой, - подчеркивает всю полноту жизненного свершения, не отдавая одностроннего предпочтения той или иной компоненте»?95 Органицизм, то есть не просто метафора, но принципиально иная онтология социальной реальности, тесно связан с вероятностной природой мира.
Достаточно активно идеи о вероятностной природе социальной реальности, о ее сложности, нелинейности, а потому непредсказуемости,
-.-V
рассматриваются в социологии. Tax5юрист по образованию, ученик Л.И, и Петражицкого, эмигрировавший в 1920 году из России во Францию Г. Гурвич
- один из влиятельнейших социологов Запада - описывает социальную реальность в своей концепции диалектического гиперэмпиризма как изменяющееся непреднамеренное равновесие социальной целостности, как процесс структуризации, деструктуризапии и реструктуризации. Социальная реальность, по его мнению, многофакторна и состоит из малых групп, классов и глобальных обществ, включая в себя как состояния организованности, так и спонтанности/96 Поэтому каузальность в социологии, по его мнению, крайне • редка. В социальной реальности имеется слишком много
непоследовательностей, очень большая ненадежность и отсутствие повторения, чтобы возможны были слишком широкие обобщения. Даже одна единственная каузальность, связанная с одной единственной социальной структурой, очень подозрительна. Скорее, считает Г, Гурвич, существует три процесса детерминации: функциональная корреляция, тенденция к регулярности и
397
непосредственная интеграция отдельного в целое.
Проблему социокультурной флуктуации, то есть уникальности и повторяемости процессов В СОЦИДПЬНОЙ И КуЛЬТурНОЙ ЖИЗНИ И человеческой истории исследует в 4 главе своей главной книги ∏tСорокин.™ Вывод крупнейшего американского социолога состоит в том, что каждому явлению присущи свои уникальные аспекты, но одновременно у него имеются также повторяющиеся черты или характеристики, которые обнаруживаются и у других явлении. В определенном смысле социокультурная жизнь и история никогда не повторяет себя; и все же, в других отношениях, ни всегда в некоторой степени повторяются/'99 Такая концепция «переменчивой повторяемости» утверждает примат внутренней обусловленности или саморегулирования социо культурных процессов над вмешательством внешних
i сил. Единственной оговоркой при этом является целостная интегрированность
данной «единицы», В таком случае, ее изменение обусловлено не внешним влиянием, а внутренними силами самого по себе процесса и природой самой 400
«единицы».
Г, Гурвич, в соответствии с идеей многослойности социальной реальности, описывает структуру права как совокупность собственно правовых институтов, традиционных и новых отношений, обычаев, правовых идеалов и ценностей, коллективных актов признания. Источником правовой реальности * выступает общество в целом. Несомненной заслугой Г. Гурвича является
попытка представить механизм формирования права. Правовая реальность, по его мнению, интерпретируется юридическим опытом. По сути, речь идет о том, что субъекты права — конкретные индивиды — попадают в юридически значимые ситуации, в результате чего и приобретают этот опыт. Он же, в свою очередь, интегрируется (объективируется) в «коллективные акты признания». В результате переноса этих актов признания на новые ситуации, последние приобретают характер нормативных фактов и являются основание
> действительности правовых норм.401 Заметим, что перспективность данных идей ограничена тем, что речь тут скорее идет не о формировании права, а об адаптации существующего права к жизненному опыту индивида. Другими словами, принципиальнейший вопрос онтологии права - его генезиса, воспроизводства - в концепции Г. Гурвича не получил.должного разрешения.
Очевидно, что одно лишь описание структуры права никогда не даст более или менее удовлетворительного прояснения его природы. C одной стороны, такое описание никогда не будет полным, а с другой стороны, описание не может заменить объяснение. Поэтому задача должна быть переформулирована: не описать структуру права, а выяснить его содержание
> 400 Ibid. Р. 64.
4θl Gurvitch G. Grundzuge der Soziologie des Recht Neuwied, I960.
(это как раз то, что можно назвать «природой» права) и назначение,
) Содержание права, тесно связанное с его назначением, представляет собой
собственное его бытие, то есть правовую реальность. Охарактеризовать последнюю можно опять-таки лишь после социологического анализа данного конкретного социума, памятуя о том, что право - это момент, сторона общества. Анализ общества (и права), исходящий из признания его многомерности и противоречивости, возможен лишь при условии выявления его основных антиномий, характеризующих его структуру и механизма их разрешения.
* Соглашаясь с выводом многих авторитетных философов и культурологов
о том, что универсальной чертой любой культуры является ее бинарность (антиномичность),402 хотя содержание бинарной оппозиции определяется конкретным типом культуры, изложим основные антиномии социальной (они же - и правовой) реальности. Таковыми, на наш взгляд, являются: материальное и идеальное, сознательное (планомерное, рациональное) - спонтанное, статичное - динамичное, традиционное - инновационное, сущее - должное, внутреннее (имманентное, эндогенное) ” внешнее (экзогенное), > единичное - общее (коллективное), а также трансцендентное
(трансцендентальное в гносеологическом аспекте) - имманентное. Этот перечень, безусловно, может быть продолжен. Но, как представляется, здесь выявлены наиболее существенные оппозиции, которые и составляют содержание общества в целом и любого его института. Для их группировки в определенной последовательности в качестве классификационного критерия примем диахронное (историческое) измерение общества и синхронное. Это разграничение, конечно, достаточно условно, поскольку история, как известно, [162]
кончается сегодня. Все бинарные оппозиции можно отнести и к тому, и другому измерениям. В одном случае нас будет интересовать преимущественно процесс исторической преемственности, а во втором — механизм воспроизводства социальных (в том числе правовых) институтов. Наиболее эффективным механизмом разрешения этих антиномий является диалог, присутствующий («встроенный») в самой социальности (в культуре), к рассмотрению которого мы и переходим,
1,3, Диалогичность правовой реальности
Вышеизложенное достаточно наглядно, как представляется, свидетельствует о многогранности, изменчивости, нетождественное™ себе в пространстве и времени, противоречивости окружающей нас объективной реальности. Так, немецкий философ Н, Гартман, представивший одну из наиболее глобальных (тотальных) онтологических систем в XX веке, выделял в ней четыре взаимопроникающих «слоя»: материю, жизнь, психику и дух (имеется в виду общественное сознание)/03 Такая многослойность характерна, в принципе, и для социальной (а, следовательно, - и правовой) реальности. Напомним, что Г. Гурвич, например, структурирует ее через малые группы, классы и целостные глобальные общества. Приблизительно так же поступает сегодня и Н.С. Розов/04 который представляет четыре сферы бытия социальноисторической реальности: биотехносфера, психосфера, кулътуросфера (пространство образцов) и соцйосфера. При этом способ бытия социальных отношений состоит во взаимосвязи следующих бытийных форм: а) культурные образцы отношений между людьми; б) индивиды (как биологические тела) с в) психикой, структурированной этими образцами; г) элементы биотехносферы
403 HarLmann N. Zur Grundlegung der Ontologie. Berlin, Leipzig, 1935. S, 180 und and.
404 См.: РозовH.H. Структура социальной онтологии: по пути к синтезу макроисторических парадигм// Вопросы философии. 1999. №2.
(например, ресурсы и материальные блага), воспринимаемые этими индивидами согласно образцам отношений 4СЬ
Наиболее гфинципиальньїм в этой связи представляется не способ выделения тех или иных элементов социальной реальности и даже сами эти элементы, а механизм взаимодействия между этими слоями. Именно тут возникает наиболее серьезная проблема современной науки (в том числе - обоснования права), которую можно обозначить как «основной вопрос философии общества» и, соответственно, «основной вопрос философии права». Его суть - способ включения индивида в общество, способ формирования, »
воспроизводства общества (всех социальных и правовых в том числе институтов). При этом общество, с нашей точки зрения, - это мир значении, символов, представлений о сущем и должном и одновременно мир фактических взаимодействий. Эти два «мира» взаимодействуют, взаимодополняют друг друга: на стадии генезиса социального института взаимодействия превалируют над структурой; после формирования института имеет место обратная зависимость - институт принуждает индивидов воспроизводить типизированные действия. Тем самым имеет место напряжение (диалог) ' объединения и разъединения (обособления) индивидов, противоречивый
процесс самореализации и отчуждения человека. Наиболее перспективный путь решения этой антиномии (в онтологическом смысле слова) социальной реальности (с которой, безусловно, связаны все остальные) предлагает, на наш взгляд, именно диалогическая методология, так как диалог, по справедливому утверждению А.С, Ахиезера, представляет собой субстанцию, воспроизводящую сущность личности и общества,[163][164] выступает мерой личностно"Коллективного, средством соединения всеобщего и единичного
(лячного)/107 По мнению II. Элиаса главным содержанием общества (основной его характеристикой) является изменчивый баланс «Я - Мы идентичностей».[165][166]
Действительно, от ответа на вопрос: что первично - индивид или общество, как уже отмечалось выше, зависит и понимание социальной реальности, и тип правопонимания. В основе последнего всегда присутствует (явно или имплицитно) то или иное представление о соотношении личного и коллективного. В истории человечества (вплоть до сегодняшнего дня) можно выделить (как уже отмечалось) два основных подхода: механистический и холистский. C точки зрения механицистов — от Демокрита, софистов и до современных интеракционистов и экзистенциалистов - общество представляет собой совокупность самодостаточных, самоволящих индивидов - атомов, которые по своему усмогрению создают его и при желании преобразовывают. Это же касается и политико-правовых институтов. Отсюда с неизбежностью вытекает и субъективистское представление о праве. Последнее либо изначально присуще индивиду в виде неотчуждаемых, правомочий (теория естественного права), либо создается в результате взаимодействия (волеизъявления) свободных и разумных индивидов (юридический f позитивизм). Теоретическая несостоятельность подобных концепций была
аргументирована выше.
Другой подход представлен холистами (органицистами) - от Платона до Спенсера и структуралистов. По их мнению, общество - живой организм, развивающийся естественным путем. Такой организм - отнюдь не сумма индивидов - атомов, которые определяют его структуру, а напротив, оперативно замкнутая (по терминологии H Лумана), устойчивая система, обусловливающая характеристики элементов, из которых она состоит. Право в таком случае - организм в организме, или жизненно важный орган,
обеспечивающий его воспроизводство, функционирующий объективно. в соответствии с программой, заложенной в генотипе — зародыше права.
При всей привлекательности этого подхода, как уже отмечалось, его сторонникам весьма затруднительно объяснить как возникло и изменяется право. Приходится, например, прибегать к идее космоса (мирового порядка), духу нации или естественной потребности людей в координации совместной деятельности, C другой стороны, тут право предстает в виде полностью отчужденного от индивида трансцендентного феномена, на который невозможно оказать какое-либо воздействие,
«Третий путь» между методологическим (и онтологическим) атомизмом и холизмом, как отмечалось выше, пытались найти сторонники феноменологии, герменевтики, антропологии и синергетики. Однако предлагаемое ими решение этой проблемы не может быть безоговорочно принято вследствие односторонности как трансцендентальных соответствующих концепций, так и имманентных (аргументация этого вывода приведена в конце 2 главы).
Именно в этой дилемме трансцендентное - имманентное, а также субъективное - объективное (а, следовательно, и единичное - общее, динамичное — статичное и ттд,) состоит основная проблематика современного обществознания и содержание его кризиса[167]Поэтому многие философы и социологи пытаются сегодня найти третий путь, соединить трудно соединимое - общее основание социального бытия и его фактическую явленость, субъекта (во всей полноте его индивидуальности) и объект. К наиболее перспективным попыткам такого рода следует отнести теорию структурации Э. Гидденса, теорию хабитуса П.Бурдье, концепцию социальной феноменологии А. ІТТютія. П. Бергера и Т. Лукмана. Мы, как уже было заявлено, намерены предложить свой вариант решения этой дилеммы, опираясь на методологию диалога. При
этом под диалогом будет пониматься не только и не столько метод познания, то есть гносеологический прием, сколько своеобразное представление о реальности. В самом деле, и у Н. Гартмана, и у Г. Гурвича слои социальной реальности взаимодействуют, взаимообусловливают и взаимопроникают друг в друга, то есть находятся в диалогическом отношении.
Переходя к характеристике диалога, отметим, что эта тема стала чрезвычайно популярной как на Западе, так и в нашей стране с середины 80-х годов. В,Л. Махлин пишет, что «индустрия Бахтшіа» за рубежом последнее десятилетие выросла приблизительно в 20 раз и продолжает расти, «Вестник №
высшего образования США» в 1986 году утверждал, что «русский мыслитель Михаил Бахтин оказывает возрастающее влияние на различные гуманитарные дисциплины».410 Не меньшую популярность переживают и идеи М. Бубера, Ф. Розенцвейга, О. Розеншток-Хюсси.
Диалог, как и социальная реальность вообще, - явление многогранное, сложное и противоречивое, а потому не поддающееся однозначному описанию и объяснению. Следствием такой комплексности (термин Н. Лумана) явилось формирование двух основных подходов к характеристике диалога. » Исторически первой является философия (или культурология) диалога,
разрабатывавшаяся основоположниками этого учения - М.М. Бахтиным, М. Бубером, Ф. Розенцвейгом и др, В данном аспекте диалог выступает в некотором смысле разновидностью экзистенциальной философии. Интересно, что существенное влияние на мировоззрение и основные работы участников кружка «Патмос» организованного в Берлине в 1919 году, в который входили М. Бубер, К. Барт, В, фон Вайцзеккер, Ф. Розенцвейг, братья Эренберги и др.5 оказал Н.Н. Бердяев?11
Диалогическая философия, хотя и находится в «русле» диалектической «парадигмы», тем не менее, отличается от нее. «Диалектика, - писал М.М.
I 410Махлин В.Л. Наследие М.М. Бахтина в контексте западного постмодернизма// M M
Бахтин как философ. M., 1992 C 206
Бахтин, - абстрактный продукт диалога».[168][169][170][171] Диалектика квалифицируется М.М. Бахтиным как предрассудок монологического рационализма, как «роковой теоретизм» Нового времени, «измысливший» реально недействительного субъекта — сознание вообще, научное сознание, гносеологический субъект.41' Приблизительно аналогичные аргументы в пользу монологичности диалектики Гегеля приводит М.С. Библер. Последняя, по его мнению, исходит абсолютное начало, тождественное абсолютному концу. Поэтому «ничего радикально нового (логически нового, не заложенного имплицитно в данной логике) появиться в мышлении не может.., такая концепция способна только обнаружить неявную логику развития одной, бесконечно «длительной» теории, логика существует только как изнанка (и бесконечная экстраполяция) данного, наличного теоретического движения... Она работает только на условиях абсолютного тождества мышления и бытия»/114 Очевидно, что такого тождества быть не может никогда; между бытием и мышлением всегда имеет место антиномичное напряжение, диалог. C другой стороны, ориентация Гегеля на «снятие», преодоление противоречий — не более чем «идиосинкразия» (Р. Рорти) мыслителя. Акцент же на то, что главным судьей выступает история (как всемирная история), ведет, с одной стороны, к беспринципности (на это обращает внимание К. Поппер), а, с другой стороны, к отрицанию свободной воли (и ответственного поведения) человечества. Это напоминает доктрину Страшного суда, не «смягченную» чистилищем: если все люди будут нести ответ за первородный свой грех, который не может быть искуплен поведением отдельного индивида, то как можно обосновать субъекта ответственного поведения, в том числе субъекта права? При этом отрицается история как однонаправленное, однолинейное развитие, но не вероятностное,
многогранное, проявляющееся по-разному в различных социокультурных контекстах изменение.
Диалектике, как проницательно заметил М,М, Бахтин, не достает полноты жизни, воплощенности в бытии. «Единственно адекватной формой... выражения подлинной человеческой жизни является незавершимый диалог. Жизнь по природе своей диалогична. Жить - значит участвовать в диалоге - вопрошать, внимать, ответствовать, соглашаться и т.п.».[172]
Основная идея этой философии («диалогического экзистенциализма»)[173][174], как представляется, состоит в том, чтобы через другое (инаковость) понять себя.41 ξ,По мнению Ф. Розенцвейга, новое мышление - это речевое мышление, то есть диалогическое. А речь сама по себе живет благодаря другому. Поэтому, например, традиционная философская истина допускает лишь познание самой себя, а истина «диалогическая» должна быть таковой для всякого другого.41Й Более того, другим является не обязательно фактически существующий другой человек, но и сам «я», находящийся в постоянном движении, самоизменении (нетождественность «я» самому себе), а также другой как «обобщенный другой», то есть всякий, каждый (П. Рикер). Такое внутреннее «многоголосие» > представляет основное содержание личности по мнению MτM, Бахтина. В
отличие от идей постструктуралистов (прежде всего P Барта и М. Фуко) о «смерти автора», М.М. Бахтин постулирует диалогичность индивидуального голоса автора и историко-социокультурного контекста, именуемого им «речевым жанром».
Для М.М Бахтина диалог - не просто сообщение, но бытие, обращенное к «ты». Эта обращенность всегда индивидуальна, субъективна. В этом, утверждал MM Бахтин, отличи тельная черта объекта гуманитарных наук - его невыразимость номотетическими методами. Последние не просто огрубляют, но отчуждают, омертвляют 419Поэтому субъект не может изучаться, как вещь, то есть стать безгласным, его можно понять только диалогически,420 Отсюда вытекает парадоксальность термина «гуманитарная наука». Сами диалогисты, судя по всему, претендовали на «занятие наукой». Но наука по определению не может изучать уникальное как обособленное, единичное, в противном случае это будет не наука, а нарратив, рассказ, может быть, искусство.[175]
Итак, наука об уникальном невозможна. И это действительно так. Что изучает юридическая наука, например, теория уголовного права? Она описывает и разъясняет существующие нормы, то есть правила поведения, являющиеся эталоном, обобщенные и усредненные по своей природе. Она же описывает и интерпретирует индивидуальное поведение (может быть точнее - этим занимается юридическая практика, а теория приводит в качестве примеров квалификации деяний). Индивидуальное присутствует лишь для і «подведения» под обшее - норму. В этом, собственно говоря, - смысл науки, ее
социальная функция. Ко всему прочему, уникальное как таковое существует лишь при его различении с типичным, и наоборот; поэтому уникальное невозможно без общего, типового, как и типичное немыслимо без уникального, особенного. Описание единичного через другое единичное (уникальное, неповторимое) невозможно. Ведь для того, чтобы утверждать, что это - единичное, его необходимо сравнить с общим. Поэтому без представления об общем (нормативном, усредненном) невозможно помыслить и единичное. Даже при Сравнении двух единичных объектов («я» и «ты» в диалоге) предполагается оценка и обобщение общих их свойств.
I 439Bsxtwh MM Эстетика словесного творчества. M., 1979. С. 355.
420 Там же. C 363,
2U6
Но в то же самое время необходимо иметь в виду, что «уникальное» ” понимается М.М. Бахтиным не в качестве обособленности «я» от всего и всех.
Как раз наоборот, уникальность состоит в самореализации «я» в чем-то большем, в воплощении в другом, так как непричастное присутствие (бытие) в принципе невозможно 421 [176]
Таким образом, уникальное само по себе, к науке (одно лишь уникальное) отношение не имеет, но его воплощение в другом (в другой противоположности собственного бытия или другом целом) может и должно стать предметом научного исследования (для которого, необходимо
*
оговориться, нужны специальные гуманитарные методы, отличные от естественнонаучных).
Несколько иную позиция занимают по этому вопросу представители семиотики, относящиеся (по своим философским предпочтениям) преимущественно к структуралистам и постструктуралистам. В семиотике диалог рассматривается как разновидность коммуникационного процесса. При этом предполагается наличие единого кода (устройства перевода информации, например/знание одного языка) у субъектов этого процесса, их (субъектов) 1 асимметричность (по крайней мере, нетожлественность), поперсменность
направления информации, а также желание поддерживать этот пронесе[177]’ Очевидно, что в данном случае основное внимание уделяется структуре диалога и игнорируется его содержание. Последнее является объектом критики диалогистов-экзистенциалистов (известна, в частности, негативная оценка М.M. Бахтиным работ Ю.М. Лотмана[178]). Согласиться с такой критикой, как представляется, можно лишь отчасти: с водой не следует выплескивать ребенка. Дело в том. что выводы семиотики относительно структуры диалога,
во-первых, представляют несомненный интерес и являются отнюдь нетривиальными и, во-вторых, именно структура определяет границы содержания; изменение же структуры самым непосредственным образом изменяет содержание - ту самую уникальность «я» и «ты», на сохранении которой настаивают сторонники экзистенциализма.
Так, например, чрезвычайно интересны выводы семиотики об асимметричности диалога. Сама асимметрия вытекает из того несомненного факта, что субъекты коммуникации различны. Поэтому «чтобы достаточно сложное сообщение было воспринято с абсолютной идентичностью, нужны условия, в естественной ситуации практически недостижимые: для этого требуется, чтобы адресант и адресат пользовались полностью идентичными кодами, то есть фактически чтобы они в семиотическом отношении представляли как бы удвоенную одну и ту же личность... Даже утверждение, что оба участника коммуникации пользуются одним и тем же естественным языком... не обеспечат тождественности кода, так как требуется еще единство языкового опыта, тождественность объема памяти. А к этому следует присоединить единство представлений о норме, языковой референции и прагматике. Если добавить влияние культурной традиции (семиотической памяти культуры) и неизбежную индивидуальность, с которой эта традиция раскрывается тому или иному члену коллектива, то станет очевидно, что совпадение кодов передающего и принимающего в реальности возможно лишь в некоторой весьма относительной степени»Отсюда можно сделать весьма важный вывод, касающийся юриспруденции: одного-единственного типа правопонимания (тождественного как единая общая воля Ж.-Ж. Руссо или воля господствующего класса) в принципе быть не может. Однако при этом следует иметь в виду, что если без семиотического различия договор, например, бессмыслен, то при исключительном и абсолютном различии он невозможен.
425
Лотман Ю.М Три функции текста// Там же С. 13-14.
2US
Поэтому асимметрия подразумевает уровень инвариантности426 Следовательно, достижение некого единообразия в общественной жизни (которая по определению коммуникативна, то есть потенциально диалогична) все же возможно.
Итак, существование двух альтернативных онтологий в социологии проецируется на соответствующие две картины диалога. Поэтому чрезвычайно плодотворны попытки снять эту антиномию. И такие попытки предпринимаются. Так, последние работы Ю.М. Лотмана, посвященные «взрыву в культуре», то есть резким изменениям структуры/27 затрагивают именно эту проблематику. Достаточно перспективны в этом плане, на наш взгляд, работы О. Розеншток-Хюсси, особенно его «Речь и действительность»428Это именно такой подход социальной реальности, который позволяет (может быть, лишь в определенной степени) связать психологию и социологию, мотивацию отдельного человека (то есть содержательный аспект диалога) и структуру социальной реальности, которая у него представлена языком/29 Исходя из этой предпосылки он проводит аналогию между модусами бытия и формами (наклонениями) речи и
- -430
выстраивает свои знаменитый крест реальности, структурирующий диалог.
Первую оппозицию этого креста составляют I) прошлое время, создаваемое повествовательной речью, тождественной реальности «мы» и 2) будущее время, создаваемое повелительной (императивной) речью - реальность «ты». Вторая оппозиция представлена 3) внутренним пространством, созданным субъективной речью - реальность «я» и 4) внешним пространством, создаваемым объективной речью - реальность «он, она, оно, они». Прошлое -
4:6Лотман Ю.М Механизмы диалога. C 193.
421См.: Лотман Ю М Культура и взрыв. M., 1992.
4isРозеншток-Хюсси О. Речь и действительность. M., 1994.
429Следует иметь в виду, что речь, которой живет общество, включает язык - структуру и содержание - его наполнение конкретикой смысла говорящим в данное время и в данном месте. - Там же С. 18 и след.
4 JQ гр /“b J- J-
1ам же C ээ и след.
будущее, внутреннее - внешнее являются основными антиномиями социальной жизни, с которыми коррелируют все остальные. Сама же социальная реальность (и юридическая, в том числе) включает все эти оппозиции и находится в середине этого креста (может быть, поэтому справедливо утверждение о том, что бытие все время ускользает от научного анализа, находясь в постоянном движении от прошлого к будущему и от внутреннего к внешнему; а настоящее — лишь миг в этом беспрерывном становлении).
Вышеизложенное и будет основой дальнейшего изложения. Юридическая реальность диалогична и включает в себя две основные оппозиции: прошлое - настоящее - будущее (диахронный аспект диалога) и трансцендентное - имманентное или общее - единичное (синхронный аспект диалога). Конкретный анализ позволит, надеемся, показать механизм их взаимообусловленности, взаимопереходов, который и представляет собой диалог. При этом критерием диалога является признание (легитимность) как ментального представления, так и межличностного взаимодействия (и единичного, и типизированного, воспроизводящего ментальный образ),