<<
>>

Глава 4. Гносеолого-методологическая функция юридических конструкций.

Термином гносеология обозначается теория научного познания (сино­ним - эпистемология), которая является одной из составных частей филосо­фии. Гносеология изучает закономерности и возможности познания, иссле­дует ступени, формы, методы и средства процесса познания, условия и кри­терии истинности научного знания.

Гносеология является частью более об­щей отрасли научного знания - науковедения, которое изучает еще вопросы организации и планирования научных исследований, социологию и логику науки.

В свою очередь в гносеологии выделяется как ее составная часть мето­дология. С одной стороны, методология рассматривается как учение о мето­дах познания в целом. С другой — методология выступает как совокупность методов в какой-либо конкретной области научного познания - тогда гово­рят, например, о методологии педагогики, методологии психологии.

Гносеология равно применима ко всем отраслям научного знания, рас­пространяет арсенал своих методов и приемов на процессы познания всех без исключения объектов творческих изысканий. Не является исключением и правовая сфера.

Юридические конструкции следует рассматривать не только как тех­нико-юридические модели, но и в контексте метода юридической науки. При этом представляется, что юридические конструкции должны быть отне­сены к специально-юридическим средствам исследования права.

98

Понимание юридической конструкции как средства познания права, метода юридического исследования имеет достаточно давнюю историю. Именно в данном контексте преимущественно использовался термин «юри­дическая конструкция» правоведами во второй половине XIX — начале XX веков . В современной литературе, пожалуй, наиболее основательные разра­ботки данного ракурса проблемы принадлежат А.Ф. Черданцеву2 и Н.Н. Тарасову3.

Как отмечалось ранее, юридические конструкции сами по себе не об­ладают регулятивной функцией.

Однако для различения тех технико-юридических конструкций, которые получили закрепление в нормах права, с теоретико-познавательными юридическими конструкциями вполне умест­но употреблять условный термин «нормативная юридическая конструкция», который был предложен А.Ф. Черданцевым.

По мнению Н.Н. Тарасова, если юридическая конструкция выражает­ся, например, в организации нормативного материала и, в силу этого, явля­ется фактором определенного регулятивного воздействия (то есть не сама по себе, а через нормы права), то ее можно расценивать как нормативную кон­струкцию (как элемент содержания права, но не непосредственный, как нормы права, а опосредованный), а если та же конструкция используется в гносеологическом отношении, то она должна интерпретироваться как теоре­тическая. С методологических позиций усматриваются и некоторые допол­нительные возможности такого подхода к проблеме. Прежде всего - в от­ношении различения нормативной юридической конструкции как элемента собственного содержания позитивного права и юридической конструкции

"См.: Иеринг Р. Юридическая техника. С. 3, 25-34, 79-99; Коркунов Н.М. Лекции по об­щей теории права. - СПб., 2003. С. 420-428.

2 См.: Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и прак­ тике. - Екатеринбург, 1993. - С. 126-137.

3 См.: Тарасов Н.Н. Методологические проблемы юридической науки. - Екатеринбург, 2001.-С. 248-258.

99

как единицы юридического мышления, метода юридического исследова­ния1.

В качестве опосредованного элемента содержания права юридические конструкции работают в пространстве правового регулирования независимо от их отражения теоретическим сознанием. Об этом, как уже говорилось, писал Р. Иеринг2. С общетеоретических позиций на такую возможность ука­зывает и А.Ф. Черданцев, оценивая такое положение дел, преимущественно, как принадлежащее истории: «Исторически, пожалуй, раньше возникла нормативная конструкция, выраженная в нормах права...».

И далее: «... кон­структивное выражение норм только что возникшего права не было созна­тельным, а складывалось стихийно»3.

Таким образом, фиксируется возможность существования в позитив­ном праве положений, юридических конструкций, не имеющих соответст­вующего научного осознания, складывающихся стихийно и «работающих» латентно4. В то же время, даже по чисто логическим основаниям сложно признать возможность стихийного складывания юридических конструкций, исключительно фактом истории. Разумеется, в современном праве данный процесс, скорее всего, уже не имеет такого значения, как в прошлом. Тем более что современное отношение к правовому регулированию характери­зуется все большим вниманием к его рационализации5. Однако и оснований совсем исключить его не удается. В противном случае пришлось бы отка­зать в признании конструктивности профессионального правового мышле­ния практикующего юриста. Думается, и сегодня в рамках юридической практики не исключается формирование определенных юридических конст-

1 См.: Тарасов Н.Н. Методологические проблемы юридической науки. — Екатеринбург, 2001. - С. 248.

2 См.: Иеринг Р. Дух римского права. СПб., 1875. С. 25.

3 Черданцев А. Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. С. 150-151.

4 См.: Тарасов Н.Н. Методологические проблемы юридической науки. - Екатеринбург, 2001.-С.250.

5 См., например: Сырых В.М. Законотворчество как вид социального проектирования // Проблемы юридической техники. Нижний Новгород, 2000. С. 45 и след.

100

рукций, правда, может быть, уже не как завершенных нормативных схем правового регулирования, но как конкретных «образцов» практических ре­шений ситуации в рамках применения действующего законодательства. При первом приближении возможность существования такого «дополняющего» («восполняющего») юридического конструирования видится, например, при определении правового интереса субъекта, морального ущерба, упущенной выгоды и т.д.

Еще в большей степени это можно предположить при приме­нении права по аналогии.

Гносеолого-методологическая функция юридических конструкций имеет не только доктринальную, но и неоспоримую прикладную ценность, что определяется совокупностью ряда подфункций и функциональных про­явлений.

Значимость юридических конструкций для процессов правового по­знания заключается в том, что данный феномен обладает весомыми органи­зационно-концептуальными началами. «Зарождение» и последующая пра­вовая фиксация крупных регулятивных механизмов начинаются с юридиче­ских конструкций, которые позволяют объединить в системные комплексы различные по своей природе правовые средства и приемы воздействия на юридически значимые сферы социальной деятельности.

Познавательное значение юридической конструкции состоит в том, что благодаря ей исследователь охватывает максимальное число предметов и явлений конкретной области. Это позволяет: 1) составить общее представ­ление об изучаемой сфере явлений во всем их многообразии; 2) охарактери­зовать какой-либо отдельный предмет из выбранного круга явлений; 3) ясно представить себе соотношение отдельных видов и рядов явлений и на этой основе вскрыть некоторые закономерности данного соотношения; 4) пред­видеть главные направления развития явлений, находящихся на стадии ста­новления.

Познавательная ценность юридической конструкции основывается на возможности объединения в единое целое объективных и субъектив-

101

ных компонентов подвергаемого правовому регулированию сегмента со­циальной действительности. Юридические конструкции способствуют правовому самопознанию. Речь идет о том, что при изучении и, тем бо­лее, применении юридических конструкций объективно любой субъект обогащает собственное правовое мировоззрение. Отсюда вполне логично вытекает вывод о том, что «пользователь» юридической конструкции юридически саморазвивается и самосовершенствуется.

Однако нередко стремление «механического» насыщения правового поля многообразными и многочисленными конструкциями ничего кроме путаницы не приносит.

Например, многие законодательно выдвигаемые классификационные конструкции остаются на уровне описания отдельного сегмента правовой материи и не выходят на уровень концептуального ос­мысления исследуемого явления.

Одной их ключевых категорий права является юридическая обязан­ность. Наряду с традиционными, общепринятыми в правовой теории и юри­дической практике видами юридических обязанностей, новейшее россий­ское законодательство насыщено неизвестными до недавнего времени фор­мулировками юридических обязанностей. Можно обнаружить указания на

1 *?

«обыкновенные гражданские обязанности» , «нравственные обязанности» , «установленные обязанности»3, «неотложные и непредвиденные обязанно­сти»4, «значимые для общества обязанности»5.

1 Ст. 4 Конвенции Содружества независимых.государств (Заключена в Минске 26 мая 1995 года) // Российская газета. -1995. - 23 июня.

2 Ст. 10 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации.

3 Ст. 24 Федерального закона от 15 апреля 1998 года «О садоводческих, огороднических и дачных некоммерческих объединениях граждан» // Собрание законодательства Россий­ ской Федерации. - 1998.-№ 16. - Ст. 1801.

4 См.: ст. 34 Федерального закона от 21 июля 1997 года «О службе в таможенных органах Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. - 1997. - №30.-Ст. 3586.

5 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 15 июня 1998 года «По делу о про­ верке конституционности положений статей 2, 5 и 6 Закона Российской Федерации от 2 июля 1993 года «О выплате пенсий граждан, выезжающим на постоянное жительство за пределы Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. - 1998.-№25.-Ст. 3003.

102

Вместе с тем, справедливо задаться вопросом - какую информацион­ную ценность заключают в себе подобного рода конструкционные построе­ния? Представляется, что такое «многообразие» терминологических по­строений не более чем подтверждение динамизма правового развития, но никак не отражение природы самого явления.

Точная и однозначная юридическая конструкция должна дать ответ на вопрос: являются ли подобные примеры общей тенденцией российского права, связанной с качественным изменением массива юридических обязан­ностей, увеличением их многообразия или это примеры единичного поряд­ка, требующие необходимой технико-юридической редакции.

Центральное звено юридической конструкции - выявление наиболее значимых, крупных признаков исследуемого правового объекта при одно­временном анализе проблем его формирования и развития. Одновременно ставится задача демонстрации дефектов и деформаций. Именно отсюда ста­новятся понятными и зримыми, как излишества и упущения (бесполезность, вредность), так выгоды и достоинства (ценность, значимость), которыми об­ладает тот или иной элемент правовой среды.

Будучи одним из инструментов внедрения в социальную жизнь раз­личных по характеру установок, юридическая конструкция способна вольно либо невольно нанести ущерб, а возможно и прямой, умышленный вред об­щественным отношениям. Но при этом сохраняется ее главная задача - про­вести акцентирование внимания на подобных гранях, представить в пер­спективном научно-практическом плане пути исправления «вывихов» и «перегибов» конкретного звена правового механизма, заложить новые при­оритетные линии его теоретического познания.

Сложность механизма обновления и модернизации правовой материи, внутренняя неоднородность многих правовых явлений вызывают необходи­мость проведения конструкционной работы, приведения в известную систе­му, позволяющую дать им как интегрированную, так и дифференцирован­ную характеристику в рамках единого системовыражения.

103

Юридическая конструкция есть отражение естественного стремления человека к единству и упорядочению проявлений окружающего его мира, и лежит в основе любой человеческой деятельности.

Немаловажным звеном исследуемой функции выступает способность юридической конструкции обратимо трансформировать модели и схемы су­губо научно-теоретического свойства в практические аналоги. Благодаря этому юридические конструкции как придают познавательно-целевой харак­тер теоретическим исследованиям, так и наполняют передовыми научными новациями процессы методического обеспечения правоприменительной сфе­ры.

Юридическая конструкция аккумулирует закономерные приемы дея­тельности как нормодателя, так и правоприменителя. Помимо общих мето­дов познания, на стадиях проектирования и реализации норм используются и частные методы правоведения (методы толкования, социально-правовых исследований, сравнительно-правовой метод).

Нельзя обойти вниманием информационный срез гносеолого-методологической функции юридических конструкций. Суть его в том, что юридические конструкции позволяют доступно передавать требования го­сударства и его органов, относящиеся к мерам возможного поведения, дово­дить до сведения каждого субъекта, какие имеются в обществе, одобряются или допускаются государством возможности, объекты, средства и методы достижения социально полезных целей и, напротив, какие противоречат ин­тересам общества, государства и граждан.

В условиях частого реформирования государственных структур и рез­ких «поворотов» текущего законодательства особую значимость приобрета­ет ориентационное воздействие юридических конструкций. Важны не толь­ко знания норм права, но и выработка у граждан позитивных правовых ус­тановок, которые образуют правовую ориентацию.

Одна из важных методологических задач, которая решается посредст­вом юридических конструкций, заключается в обеспечении композицион-

104

ной согласованности как внутри отдельного нормативного правового акта, так и в системном аспекте между несколькими правовыми актами.

Юридические конструкции способствуют стабилизации нормативной регламентации конкретной социально-экономической области. Достигается это благодаря тому, что в ряде направлений нормативно-правового регули­рования юридические конструкции выступают компонентом, на основе ко­торого осуществляется весь процесс нормативно-правовой регламентации.

С помощью юридической конструкции происходит стандартизация правовой информации. Иными словами, речь идет о наличии своеобраз­ной подфункции внутренней стабилизации (функции восстановления), позволяющей сохранять определенную структурную композицию. Этим во многом определяется то, что юридическая конструкция может быть не только средством, но и объектом познания, в том числе посредством иных юридических конструкций.

Юридические конструкции помогают глубже уяснить сущность кон­кретного правового явления как единого собирательного феномена, позво­ляют критически, наглядно и более точно оценивать характер и качество правотворческих новшеств.

Немаловажное значение имеет комплекс дидактико-методологических возможностей юридических конструкций, заключающихся в демонстрации обучающимся сложности, иерархичности, противоречивости и динамизма освоения и усвоения правовых норм. Познавательный простор в дидактике имеет обучающе-демонстрационная направленность юридических конст­рукций. Она позволяет достичь наибольшей конкретизации правовых норм, обеспечить их максимальную доходчивость, быстрее привить правоприме­нителям прочные практические навыки. В этом разрезе не следует отвергать возможность формирования юридических конструкций в рамках юридиче­ской практики. А.Ф. Черданцев подчеркивает по этому поводу: «Конструк­тивное выражение норм только что возникшего права не было сознатель­ным, а складывалось стихийно. Первый законодатель если и мыслил образ-

105

ами юридических конструкций, то не осознавал того, что мыслит конструк­циями»1. И далее он продолжает: «Лишь с возникновением профессии юри­стов, правовой науки постепенно осмысливается характер системного изло­жения норм права, осознается их конструктивная связь, и наука вырабаты­вает юридические конструкции, которые становятся важным ориентиром, методом познания права. Вместе с тем, законодатель, опираясь на достиже­ния науки, начинает сознательно использовать юридические конструкции, созданные наукой, как средство построения нормативного материала. В дальнейшем нормативные конструкции юридической науки взаимодейст-

вуют, влияют друг на друга, обогащая друг друга» .

Функциональная ценность юридической конструкции в законодатель­стве обусловлена следующим. Во-первых, данный феномен позволяет глубже уяснить сущность не только традиционных, устоявшихся правовых форм и представлений, но и обеспечивает методологическую базу освоения, восприятия правотворческих и правоприменительных новелл, включения их в единую систему.

Отсюда открываются возможности для выработки собирательного доктринально-прикладного образа (картины) отдельно взятого юридическо­го явления, определения его понятийно-категориального статуса.

Юридическая конструкция позволяет выделить не только позитивные, но и негативнее проявления объектов правовой сферы, способствует разум­ному, обоснованному обособлению правовых компонентов, определению форм и конкретных мер их дифференциации.

Во-вторых, юридическая конструкция позволяет субъектам право­творческой деятельности, как на федеральном, так и региональном, муници­пальном и локальном уровнях проникнуть в сущность сложных, порой не­однозначных, переплетений в структуре права, выделить основания и обо-

Черданцев А.Ф. Указ. соч. С. 151. 2 Там же.

106

значить процедуру применения юридических средств, создать действенный механизм обеспечения реализации правоположений.

В-третьих, юридическая конструкция может иметь ярко выраженный утилитарный характер. Она помогает правоприменительным органам пра­вильно выбирать необходимые юридические средства и инструменты с уче­том конкретно складывающихся обстоятельств, отказываться от устоявших­ся шаблонов и стереотипов.

В—четвертых, юридическая конструкция позволяет более эффективно вести теоретическое изыскание по самым различным проблемам, как тео­рии права, так и отраслевых юридических наук.

К числу значимых функциональных проявлений юридических конст­рукций в законодательстве относится рационализация взаимосвязей субъек­тов правовых отношений. Достигается подобное посредством оптимизации средств юридического языка, техники его нормативного воплощения.

Потребности взаимной регуляции и общения индивидов в условиях социальной жизни предполагают наличие наименее затратных (в матери­альном, психофизиологическом, образовательном, культурном и других планах) способов функционирования правового общежития. Цель юридиче­ской конструкции заключается в предоставлении обобщенной, наиболее доступной «схемы» установления правового взаимодействия между участ­никами социального целого. Юридические конструкции облегчают приме­нение определенных норм, позволяют выявить черты сходства и различия правового регулирования тех или иных общественных отношений.

107

Глава 5. Технико-юридическая функция юридических конструкций.

Рассмотрение вопроса о функциях юридических конструкций позво­ляет уяснить их значение среди средств юридической техники, в механизме правового регулирования и юридической науке.

Во-первых, являясь структурной моделью однородных общественных отношений, они представляют собой такую комбинацию элементов, кото­рую законодатель наполняет юридически значимой информацией, регла­ментируя тем самым в законодательстве соответствующую группу однород­ных отношений. При этом элементы технико-юридической конструкции как средства законодательной техники сами по себе пусты, поскольку не заклю­чают в себе никакого конкретно определенного информационного заряда (они играют роль ярлыков); Юридическая конструкция как общая структур­ная модель однородных отношений, фактов, явлений - это, по сути, бессо­держательная форма, содержательное наполнение которой осуществляется субъектом правотворчества применительно к конкретному случаю. В этом и состоит особенность применения схемы «отношение-конструкция-норма» законодателем1. Конструкция включает в себя группы (классы) признаков, образующих ее элементы. В связи с этим применительно к конструкции со­става преступления В.Н. Кудрявцев писал: «... перечисление категорий при­знаков, входящих в состав, еще не раскрывает его содержания, но зато ука­зывает на его конструкцию»2.

Особенность применения этой схемы правоприменителем будет показана в следующем подпункте настоящего параграфа. 2 Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. 2-е изд. М., 2001. С 74.

108

Во-вторых, технико-юридическая конструкция, будучи идеальной мо­делью, тем не менее призвана отразить объективные свойства отношения.

Для подкрепления наших выводов о названных признаках законода­тельной конструкции рассмотрим в качестве примера конструирование ус­ловий так называемой безвиновной ответственности в гражданском праве.

В данном случае более общей конструкцией является конструкция общих условий гражданско-правовой ответственности, которыми являются вред, противоправное поведение, причинная связь между первым и вторым, вина делинквента1. Как мы уже подчеркивали, юридическая конструкция служит установлению достаточных оснований для юридического признания факта существования того или иного отношения или его элемента. Назван­ная общая конструкция условий гражданско-правовой ответственности от­ражает те нормативные требования, «которым в каждом конкретном случае должно отвечать основание (юридический факт) и при отсутствии кото­рых не могут возникнуть или подвергнуться изменению соответствующие правоотношения, поскольку соответствующий факт не приобретает юри-

Л

дического значения (не становиться юридическим фактом) (курсив мой)» . Однако применительно, например, к ответственности за причинение вреда источником повышенной опасности вина, по общему правилу, не яв­ляется необходимым условием (часть 1 статьи 1079 ПС РФ). При закрепле­нии данной нормы законодателем учтено, что, с одной стороны, умышлен­ное причинение лицом вреда вредоносным объектом, обладающим призна­ками повышенной опасности, не подпадает под норму, закрепленную в час­ти 1 статьи 1079 ГК РФ. С другой стороны, при неосторожном (даже грубо

Данную конструкцию условий гражданско-правовой ответственности впервые предло­жил Г.К. Матвеев, подытоживая результаты цивилистических исследований, а также учения о составе преступления (см.: Матвеев Г.К. Основания гражданско-правовой от­ветственности. М., 1970. С. 6-1).

2 Смирнов В.Т., Собчак А.А. Общее учение о деликтных обязательствах в советском гражданском праве. Л., 1983. С. 56.

109

неосторожном) деликте поведение непосредственного причинителя вреда не

обусловлено противоправной целью .

Возникает правомерный вопрос: является ли в описанном случае изъ­ятие из состава деликта вины чисто юридико-техническим приемом, связан­ным, в частности, с целесообразностью возложения во всех случаях ответст­венности на владельца источника повышенной опасности, а не на непосред­ственного причинителя вреда, или все же в основе данной конструкции ле­жат объективные причины?

Представляется, что вопрос о безвиновной ответственности вызвал острые дискуссии преимущественно из-за определенной порочности общей конструкции условий гражданско-правовой конструкции, где одним из эле­ментов данной конструкции выступает не субъективные основания деликта, а лишь вина.

Дело в том, что субъективным основанием гражданско-правовой от­ветственности может быть не только вина (как это имеет место в уголовном праве), но и риск как допущение вероятностных, случайных обстоятельств, влекущих отрицательные последствия. Разумеется, если речь идет о дея­тельности, связанной с источником повышенной опасности, его владелец отнюдь не испытывает каждый раз мучительных сомнений в принятии ре­шения, эксплуатировать этот источник или нет. Имеются в виду не выбор поведения для каждой отдельной акции, связанной с действием источника повышенной опасности, а учтенные законом возможности и последствия данного вида деятельности. Закон возлагает ответственность за неблагопри­ятные последствия на невиновное лицо, допускающее наступление вероят­ностных обстоятельств, за поведение, влекущее такие последствия для дру­гих лиц. Такое лицо, хочет оно этого или нет, если оно оперирует источни-

См.: Болдинов В.М. Ответственность за причинение вреда источником повышенной опасности. СПб, 2002. С. 104-105.

110

ком повышенной опасности, принимает на себя в соответствии с законом ответственность за эти последствия1.

Таким образом, если в качестве условия гражданско-правовой ответ­ственности рассматривать не просто вину, а субъективную сторону, вклю­чающую как вину, так и риск, то вопрос об объективности конструкции без­виновной ответственности снимается, поскольку она в таком случае отража­ет объективно присущие гражданско-правовому деликту свойства, а не яв­ляется искусственным технико-юридическим приемом, который противоре­чит общеправовому принципу: если нет вины, то нет и ответственности.

Следует заметить, что в отечественном правоведении уже имела место дискуссия относительного того, является ли безвиновная ответственность порождением юридической техники или отражает объективные признаки явления. Ее инициатором стал известный цивилист М.М. Агарков, который, рассматривал проблему не на примере ответственности за вред, причинен­ный источником повышенной опасности, а на примере ответственности за неисполнении должником обязательства вследствие нарушения своих обя­занностей третьими лицами-контрагентами должника при так называемой «договорной цепочке»2. В этом случае принято считать, что устанавливается ответственность за «чужую вину» при отсутствии вины самого должника.

М.М. Агарков отвергает идею риска как основания такой безвиновной ответственности, потому что риск, трактуемый им как невыгодные послед­ствия, при «договорной цепочке» распространяется не только на должника, но и на кредитора. Общий же вывод М.М. Агаркова звучит так: «Ответст­венность должника за вину исполнителя является юридико-техническим приемом (курсив мой) осуществления принципа, по которому вина должна,

См. более подробно о риске как субъективном основании безвиновной ответственности в гражданском праве: Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность (очерк теории). М., 2001. С. 154-186. 2 М.М. Агарков рассматривал в этой связи норму ч. 2 ст. 119 ГК РСФСР 1922 года.

111

хотя бы, в конечном счете, привести к возмещению виновным причинения им ущерба»1.

Верно, что в итоге в порядке регресса ответственность понесет винов­ное лицо, но это уже ответственность, вытекающая из другого обязательст­ва. Если же руководствоваться логикой М.М. Агаркова, то почему бы тогда сразу в законе не указать, что ответственность несет третье лицо?

Представляется, что юридическая техника здесь не причем, а конст­рукции все же не должны выражать свойства, противные объективной при­роде явления, в противном случае они являются ложными. Данная конст­рукция, как и любая другая конструкция безвиновной ответственности, в своей основе имеет риск, а не вину. Разногласия ученых здесь в немалой степени вызваны тем, что советское гражданское законодательство не при­знавало предпринимательство как основу гражданского оборота. Из понятия же предпринимательской деятельности, которое впервые было закреплено в абзаце 3 части 1 статьи 2 ГК РФ, с неизбежностью следует, что она осуще­ствляется каждым субъектом на свой риск. При этом, как известно, безви­новная ответственность при так называемой «договорной цепочке» возника­ет лишь в отношении субъектов предпринимательской деятельности (часть 3 статьи 401 ГК РФ). В отношении же других субъектов гражданских право­отношений в силу части 1 статьи 401 ГК РФ действует принцип ответствен­ности за вину (умысел или неосторожность).

Итак, конструкция безвиновной ответственности имеет в своей основе не произвольно сформулированные (умозрительные), а объективно прису­щие деликту признаки. Его субъективную сторону образуют вина или риск. В гражданском праве риск как субъективное основание гражданско-правовой ответственности имеет место в случаях, когда деятельность требу­ет от субъекта повышенного к ней внимания. Это предпринимательская дея­тельность, деятельность, связанная с повышенной опасностью для окру-

1 См.: Агарков М.М. К вопросу о договорной ответственности // Вопросы советского гражданского права. М.; Л., 1945. С. 125-130.

112

жающих, отдельные виды профессиональной деятельности. Например, дея­тельность профессионального хранителя - абзац 2 части 1 статьи 901 ПС РФ.

Теперь вернемся к вопросу об отсутствии содержания у элементов технико-юридической конструкции.

Как видно из приведенного примера, субъективная сторона граждан­ского деликта как конструкции может в зависимости от разных ситуаций иметь в качестве признака вину (умысел или неосторожность) или риск. Все зависит от ее применения к конкретному отношению, регулируемому пра­вом.

Еще более яркий пример, подтверждающий, что элемент законода­тельной конструкции изначально пуст и приобретает в зависимости от кон­кретных ситуаций разное содержание: когда вина, как исключение из обще­го правила, включена в конструкцию условий ответственности за причине­ние вреда источником повышенной опасности. Это, например, случаи воз­мещения вреда, причиненного владельцам источников повышенной опасно­сти при взаимодействии последних (абз. 2 ч. 3 ст. 1079 ГК РФ) и ряд других (ст. 1100, ч. 2 ст. 1079 ГК РФ). Данное обстоятельство свидетельствует, что в одних случаях при причинении вреда источником повышенной опасности элемент вины не имеет юридического значения для возложения на лицо от­ветственности (вина может быть учтена лишь при определении размера от­ветственности, часть 1 статьи 1079 ГК РФ). В других же случаях элемент вины подлежит установлению на общих основаниях, то есть применяется общая конструкция условий обязательств вследствие причинения вреда (абз. 2 ч. Зет. 1079ГКРФ).

Итак, элемент конструкции (в рассмотренном случае -элемент конст­рукции условий гражданско-правовой ответственности) сам по себе не име­ет содержания и лишь ограничивается определенной группой признаков Для субъективного основания ответственности — это вина в форме умысла или неосторожности или несение риска причинения вреда. Закрепляя в юриди-

113

ческой норме определенное правило поведения, законодатель лишь конкре­тизирует элемент конструкции, связывая его с тем или иным признаком (-ами), наличием или отсутствием последнего (-их). В этом смысле юридиче­ская конструкция как прием законодательной техники — это законодатель­ная (но все такая же идеальная) модель регулируемого правом отношения, его элементов или факта, явления, способная оптимально выразить госу­дарственную волю и механизм ее осуществления.

Рассматривая вопрос об объективных основаниях технико-юридических конструкций, не следует забывать слова К. Маркса о том, что законодатель «не делает законов, он не изобретает их, а только формулиру­ет, он выражает в сознательных положительных законах внутренние законы духовных отношений». И здесь же: закон «является всеобщим и подлинным выразителем правовой природы вещей. Правовая природа вещей не может поэтому приспособиться к закону - закон, напротив, должен приспособ­ляться к ней»1.

К сожалению, в российском законодательстве существует немало «мертвых», фактически не работающих юридических конструкций. Такая ситуация зачастую вызвана тем, что законодатель при определении элемен­тов конструкции не учитывает объективные свойства того или иного явле­ния.

Примером «мертвого» элемента правовой конструкции может счи­таться «вина» юридического лица в совершении административного право­нарушения. Как справедливо отмечает В.Д. Сорокин, «это, без сомнений, один из наиболее значимых по своим последствиям парадоксов, и ему, есте-

Л

ственно, придется уделить большое внимание» .

Проблема ответственности юридических лиц возникла в начале 1990-х годов. Сказался фактор новых нарождающихся экономических отношений,

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. I. С. 162, 122.

2 Сорокин В.Д. Парадоксы Кодекса Российской Федерации об административных право­нарушениях // Правоведение. 2004. № 3. С. 10.

114

вызванных возвращением частной собственности, признанием в качестве основы гражданского оборота предпринимательства.

Непреложен принцип: виновных нарушителей закона следует неот­вратимо привлекать к ответственности. При этом административная ответ­ственность — это, пожалуй, единственно возможный вид ответственности для юридических лиц, так как только она позволяет, во-первых, охватить всю сферу государственного управления, в том числе и экономическую, во-вторых, не требует длительных процедур реализации, в-третьих, имеет в своем арсенале действенную меру принуждения - штраф. Безусловно, эти аргументы говорят за административную, а не иную, ответственность для юридических лиц. Но здесь законодатель столкнулся со сложнейшей про­блемой: применима ли для юридических лиц основополагающая для админи­стративной ответственности категория вины? Как оказалось впоследст­вии, законодатель не смог ее разрешить.

Российский парламент, предложив на подписание Президенту РФ проект КоАП РФ, с одной стороны, не решился пойти на включение в него принципа объективного вменения. С другой стороны, закрепив в нем, что юридическое лицо подлежит, как и физическое лицо, административной от­ветственности за виновное противоправное деяние, ничего не указал относи­тельно форм вины.

28 декабря 2000 года в «Российской газете» было опубликовано сооб­щение о президентском вето на проект КоАП РФ. «Как отметил Президент, — писалось в газете, — в Кодексе не дается определения понятия вины - од­ного из обязательных признаков административного правонарушения... При этом толкование вины в форме умысла или неосторожности в классическом ее понимании, т.е. как психического отношения лица и к совершаемому им действию (бездействию), и к его последствиям... вряд ли применимо к юри­дическим лицам (курсив мой) как к субъектам административных правона­рушений. Полагаю, что в Кодексе должно быть дано соответствующее оп-

115

ределение, в том числе установлены критерии виновности юридических лиц...»1.

Законодатель отреагировал включением в проект Кодекса нормы, ко­торая впоследствии, как оказалось, стала нормой закона. Звучит она сле­дующим образом: «Юридическое лицо признается виновным в совершении административного правонарушения, если будет установлено, что у него имелась возможность для соблюдения правил и норм, за нарушение которых настоящим Кодексом или законами субъекта Российской Федерации преду­смотрена административная ответственность, но данным лицом не были приняты все зависящие от него меры по их соблюдению» (часть 2 статьи 2.1 КоАПРФ).

Однако уже после первого прочтения данного законоположения оче­видно, что в нем не содержится никакого определения вины юридического лица как коллективного субъекта. Что же касается форм вины, определен­ных в статье 2.2 КоАП РФ, то есть умысла и неосторожности, то из текста закона вытекает, что к юридическим лицам они также применимы, хотя вполне очевидно, что такое положение, и это было отмечено Президентом РФ при наложении вето на первоначальный проект, является правовым ар­тефактом.

Кроме того, ложность законоположения о вине юридического лица как элемента общей конструкции состава административного правонаруше­ния частично заключается также и в самой формулировке, содержащейся в части 2 статьи 2.1 КоАП РФ. Из содержания рассматриваемой нормы следу­ет, что юридическое лицо привлекается к административной ответственно­сти за несоблюдение установленных правил и норм. Из теории права хоро­шо известно, что соблюдение является способом реализации запрещающих правовых норм. Однако более распространенным способом реализации ад­министративно-правовых норм является все же не соблюдение, а исполне-

Российская газета. 2000. 28 декабря.

116

ние, так как в них преимущественно содержатся предписания совершения активных действий. В связи с этим В.Д. Сорокин отмечает: «... предусмот­ренная ч. 2 ст. 2.1 Ко АЛ РФ ответственность «за несоблюдение» составляет 17,4 % всех составов, тогда как ответственность «за нарушения» — 82,6 %>Л

В результате законодательного закрепления «мертвого» по сути эле­мента юридической конструкции состава административного правонаруше­ния юридического лица, практика привлечения юридических лиц к админи­стративной ответственности вынуждена идти по пути объективного вмене­ния2. Это является ненормальной ситуацией, так как не соответствует обще­правовому принципу ответственности только за виновное деяние и при этом иного основания ответственности в публичном праве наука и практика еще не выработала.

Проблема субъективного основания правонарушений юридических лиц до сих пор остается открытой для юридической науки и практики. Для своего разрешения она требует значительных интеллектуальных усилий,

Сорокин В. Д. Указ. соч. С. 14.

2 Постановления административных органов или решения арбитражных судов, в которых бы обосновывалась субъективная сторона правонарушения юридического лица с пози­ций содержания названных законоположений, закрепленных в КоАП РФ, встретить крайне сложно. Те, которые были приняты, как правило, отменены вышестоящими ин­станциями по тому основанию, что классические формы вины не применимы к юридиче­ским лицам. Можно лишь встретить ссылку на ч. 2 ст. 2.1 КоАП РФ, в которой объек­тивная сторона правонарушения выражается в несоблюдении установленных законода­тельством норм. Так, например, в Постановлении Федерального арбитражного суда Се­веро-Западного округа от 31.08.2004 г. по делу № А56-576/04: «Суд кассационной ин­станции не может согласиться с выводами апелляционной инстанции о наличии вины общества в совершении административного правонарушения. Как указано в обжалуемом постановлении апелляционной инстанции, «общество осознавало возможность наруше­ния законодательства из-за большой задолженности иностранного партнера за постав­ленную продукцию, предвидело наступление вредных последствий в виде несвоевремен­ной оплаты товара, но без достаточных оснований самонадеянно рассчитывало на пре­дотвращение таких последствий, то есть в действиях общества имеется вина в форме не­осторожности». Предусмотренные статьей 2.2 КоАП РФ формы вины (умысел и неосто­рожность) отражают психическое отношение правонарушителя к своему деянию и его последствиям. Указанные формы вины не применимы к юридическим лицам, представ­ляющим собой субъект права, лишенный психики. Такие категории, как «осознание», «предвидение», «желание», «расчет», могут быть соотнесены лишь с поведением физи­ческих лиц-правонарушителей» (См.: Постановлении ФАС Северо-Западного округа от 31.08.2004 по делу № А56-576/04 // Арбитражная налоговая практика. 2004. № 12. С. 43-45).

117

дискуссий, результатом которых возможно станет пересмотр принципа ви­новности как единственно возможного основания публично-правовой ответ­ственности. Поскольку тема данной работы не предполагает ее детального рассмотрения, остановимся на указанной ложности элемента «вины» юри­дических лиц.

От вопроса об объективности элементов технико-юридической конст­рукции следует отличать вопрос об обоснованности включения того или иного свойства отношения в качестве элемента (или признака) конструкции или, наоборот, его исключения. Каждая модель заключает в себе оптималь­ный с точки зрения ее создателя набор элементов. Оптимальность структу­ры юридической конструкции проверяется в ходе практики применения норм, ее выражающих. Результатами .ошибок при этом являются, если так можно сказать, «переборы» и «недоборы» элементов в создаваемых норма­тивных построениях.

«Недобор» означает, что законодатель не принял во внимание такой элемент технико-юридической конструкции, который необходим для регла­ментации соответствующего нормативного построения. Примером «недобо­ра» может служить законодательная конструкция исправительных работ как уголовного наказания. Общая конструкция наказания включает в себя, среди прочих, элемент, указывающий на субъект исполнения наказания. Данный элемент и выпал из конструкции названного наказания. По сути, законода­тель создал все условия для назначения данного наказания тогда, когда это а рпоп не может достичь стоящих перед данной мерой государственного при­нуждения целей. Назначение исправительных работ, к примеру, инвалиду равносильно его безнаказанности, однако уголовный закон этого, к сожале­нию, не запрещает1.

1 На необходимость устранения этого недостатка закона обращалось внимание в литера­туре (см.: Крутиков Л.Л. Содержание общих начал назначения наказания в Уголовном кодексе 1996 г. // Юридические записки ЯрГУ им. П. Г. Демидова. Ярославль, 1998. Вып. 2. С. 195).

118

О «недоборе» элементов в законодательной конструкции правового статуса работника говорит С.П. Маврин, называя ее порочной в том смысле, что абзац 1 части 2 статьи 21 ТК РФ предусматривает, что работник обязан добросовестно исполнять свои трудовые обязанности, возложенные на него трудовым договором. Соответственно все другие обязанности работника, которые не нашли фиксации в тексте заключенного с ним трудового догово­ра (например, обязанность соблюдать правила внутреннего трудового рас­порядка, выполнять установленные нормы труда, бережно относиться к имуществу работодателя и др.), автоматически приобретают статус «нетру­довых» и могут стать трудовыми обязанностями лишь в том случае, если будут упомянуты в тексте трудового договора. Ситуация разрешилась лишь с принятием постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17.03.2004 г. № 2 .«О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Рос­сийской Федерации»1, в котором предусмотрено, что трудовые обязанности возлагаются на работника не только трудовым договором, но и правилами внутреннего трудового распорядка, должностными инструкциями, положе­ниями, приказами работодателя, техническими правилами и т. п.

«Перебор» элементов юридической конструкции также проиллюстри­руем из уголовного законодательства. В частности, оказалось абсолютно бесполезным включение в составы налоговых преступлений элемента «спо­соб» в статьи 198, 199 УК РФ, в период их действия в редакции до 08.12.2003. В то время данный элемент в указанных составах не выполняет криминообразующей функции. Тогда уголовно наказуемыми были любые способы уклонения от уплаты налогов (при наличии всех других признаков данных составов). В итоге способ совершения налоговых преступлений ни в коей мере не влиял на степень общественной опасности этих преступлений. Такое положение в принципе неприемлемо в уголовном законодательстве, поскольку каждый признак преступления, подлежащий включению в состав,

1 См.: Российская газета. 2004. 8 апреля.

2 Маврин С.П. Указ. соч. С. 19-20.

119

должен нести в себе своего рода «заряд», оказывающий влияние на степень общественной опасности преступления.

Содержательные дефекты законодательных актов вызваны недоста­точно продуманным использованием законодателем правовых конструкций.

Использование юридических конструкций позволяет в определенной мере структурировать нормы права по институтам и отраслям. Данное свой­ство конструкций уже отмечалось в литературе, но не получило должного теоретического анализа1.

Системность как признак права выражается в такой связи правовых норм, при которой одни нормы определяют условия осуществления других правовых норм, нарушение которых, в свою очередь, должно влечь приме­нение норм, определяющих соответствующие меры принуждения. Крите­риями выделения отрасли позитивного права, как известно, являются пред­мет и отраслевой метод правового регулирования. Образующие отраслевой метод правового регулирования дозволения, запреты и позитивные обязы-вания в сочетании определяют особенности: правового статуса субъектов; оснований возникновения правоотношений; способов определения субъек­тивных прав и обязанностей; системы отраслевых санкций. Сами юридиче­ские конструкции не влияют на выделение отраслей права, так как являются лишь мысленными моделями правоотношений, их элементов и не опреде­ляют способ регулирования поведения людей, но они могут влиять на структуру отраслей и институтов права и законодательства. Так, например, конструкция конституционно-правового статуса может использоваться для обозначения самых различных правовых образований: конституционного статуса Российской Федерации, ее субъектов, Президента, Федерального

_ Л

Собрания, Правительства и пр. соответственно этой конструкции выделя­ются соответствующие институты конституционного права.

1 См.: Нашиц А. Указ. соч. С. 213-216.

2 Воеводин Л. Д. Юридическая техника в конституционном праве // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11 «Право». 1997. № 3. С. 24.

120

Кроме того, та или иная юридическая конструкция может лежать и в основе выделения в структуре отрасли общей и особенной частей. При этом в общей части закрепляются нормы, касающиеся всей группы однородных общественных отношений, выражаемых при помощи конструкции, в осо­бенной - конкретизируются элементы общей конструкции.

Так, в диспозициях статей Особенной части УК РФ закрепляются при­знаки, специфичные для тех или иных составов преступных деяний, а при­знаки составов, общие для всех преступлений (например, наличие опреде­ленного возраста, вменяемость, внешняя'форма общественно- опасного дея­ния, признаки неоконченного преступления, формы вины и др.), вынесены законодателем в Общую часть. Особенная часть гражданского законода­тельства посвящена отдельным видам сделок (договорам, завещанию) и внедоговорных обязательств. Особенная часть налогового законодательства - конкретизации элементов закона отдельных видов налогов. В целом мож­но сказать, что по степени совершенства конструкций, содержащихся в от­расли права или в целом системе права, можно судить об уровне их разви­тия.

Особенность использования правоприменителем схемы «отношение-конструкция-норма» заключается в том, что он должен установить соответ­ствие между элементами (признаками) общественного отношения и элемен­тами (признаками) конструкции, закрепленной в норме права, то есть осу­ществить квалификацию.

Однако в силу высокой степени абстрактности нормы права (обще­обязательность), ее сложных системообразующих связей (структура) и осо­бенностей, вытекающих из технико-юридических моментов (формальная определенность), правоприменительная практика нередко сталкивается с проблемой неопределенности существующего правового регулирования конкретного случая, которая бывает двух видов: пробельность и неясность (неточность) права! Как справедливо отмечала Г.В. Демченко,

121

«...законодатель дает только остов или скелет, который судья облекает в плоть и кровь живой действительности»1.

В свете сказанного важное значение приобретает конструктивное тол­кование норм права, которое является одним из способов технико-юридического толкования.

Для иллюстрации толкования правовых норм при помощи юридиче­ских конструкций обратимся к судебной практике.

В качестве примера можно привести толкование положений ГК РФ о последствиях признания сделки недействительной (реституции) в сопостав­лении с истребованием вещи из чужого незаконного владения (виндикаци­ей), имея ввиду весьма существенные отличия в условиях применения ука­занных способов защиты права собственности.

Необходимо отметить, что до определенного времени не было единой судебной практики в случае, когда требование о применении последствий ничтожной сделки заявлялось лицом, не являющейся стороной в сделке.

Первым ситуацию прояснил Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ. В пункте 25 своего постановления от 25.02.1998 г. № 8 «О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собст­венности и других вещных прав»2 Пленум указал, что если по возмездному договору имущество приобретено у лица, которое не имело право его отчу­ждать, собственник вправе обратиться с иском об истребовании имущества из незаконного владения лица, приобретшего это имущество.

Если в такой ситуации собственником заявлен иск о признании недей­ствительной сделки купли-продажи и возврате имущества, переданного по­купателю, и при разрешении данного спора будет установлено, что покупа­тель отвечает требованиям, предъявляемым к добросовестному приобрета-

Демченко Г.В. Неясность, неполнота и недостаток уголовного закона // Журнал мини­стерства юстиции. 1904. № 8. С. 345. 2 См.: Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1998. № 10.

122

телю (статья 302 ПС РФ), в удовлетворении исковых требований о возврате имущества должно быть отказано.

Указанная позиция была поддержана и развита Конституционным Су­дом Российской Федерации в постановлении от 21 апреля 2003 г. № 6-П1.

Как указал Конституционный Суд РФ, из статьи 168 ГК Российской Федерации, согласно которой сделка, не соответствующая требованиям за­кона, ничтожна, если закон не устанавливает, что такая сделка оспорима, или не предусматривает иных последствий нарушения, следует, что на сдел­ку, совершенную с нарушением закона, не распространяются общие поло­жения о последствиях недействительности сделки, если сам закон преду­сматривает «иные последствия» такого нарушения.

Поскольку добросовестное приобретение в смысле статьи 302 ГК Рос­сийской Федерации возможно только тогда, когда имущество приобретается не непосредственно у. собственника, а у лица, которое не имело права отчу­ждать это имущество, последствием сделки, совершенной с таким наруше­нием, является не двусторонняя реституция, а возврат имущества из неза­конного владения (виндикация).

Иное истолкование положений пунктов 1 и 2 статьи 167 ГК Россий­ской Федерации означало бы, что собственник имеет возможность прибег­нуть к такому способу защиты, как признание всех совершенных сделок по отчуждению его имущества недействительными, т.е. требовать возврата по­лученного в натуре не только когда речь идет об одной (первой) сделке, со­вершенной с нарушением закона, но и когда спорное имущество было при­обретено добросовестным приобретателем на основании последующих (второй, третьей, четвертой и т.д.) сделок. Тем самым нарушались бы выте­кающие из Конституции Российской Федерации установленные законодате­лем гарантии защиты прав и законных интересов добросовестного приобре­тателя.

1 См.: Российская газета. 2003. 26 апреля.

123

В данном случае, по сути, было осуществлено конструктивное толко­вание статьи 167 ПС РФ. Речь идет об узловом моменте нормы, закреплен­ной в данной статье — сфере действия способы защиты. Высший Арбитраж­ный Суд Российской Федерации неоднократно, при рассмотрении отдель­ных экономических споров указывал, что на лицо, не являющейся стороной по сделке, не могут быть возложены последствия недействительности сдел­ки1.

Такая мотивация, основанном на конструктивном толковании, опи­рающемся на выяснении роли и значении в правовом инструментарии кон­струкции «последствия недействительности сделки», оказалась допустимой.

Содержание статьи 167 ПС РФ свидетельствует, что двусторонняя реституция применяется лишь относительно сторон недействительной сделки, поскольку узловым моментом этой статьи является положение, со­гласно которому при недействительной сделки каждая из сторон обязана

1

возвратить другой все полученное по сделке .

Вместе с тем, согласно пункту 2 статьи 166 ГК Российской Федерации требование о применении последствий недействительности ничтожной сделки может быть предъявлено любым заинтересованным лицом.

Кажущееся противоречие между указанными статьями можно устра­нить следующим образом. Все, что касается регулирования отношений по двусторонней реституции, предусмотрено статьей 167 ГК Российской Феде­рации. В этом смысле данное положение статьи, применительно к двусто­ронней реституции, является специальной нормой.

См., например: Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 26 ян­варя 1998 г. № 2800/98 // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1999. № 5; от 06 февраля 2002 г. № 7009/01 // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2002. № 6. 2 См.: Кресс В.В., Тузов Д.О. Некоторые проблемы практики применения статьи 168 Гражданского кодекса Российской Федерации арбитражными судами // Вестник Высше­го Арбитражного Суда РФ. 2001. № 11. С. 99 и след.; Тузов Д.О. Реституция и виндика­ция: проблемы соотношения // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2002. № 3. С. 129; Скловский К. Некоторые проблемы реституции // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2002. № 8.

124

С другой стороны, правило, содержащееся в пункте 2 статьи 166 ГК Российской Федерации, сформулировано общим образом — о применении последствий недействительной сделки.

Руководствуясь правилом о соотношении общих и специальных норм, можно сделать вывод о том, что на двустороннюю реституцию правило, предусмотренное пунктом 2 статьи 166 ГК Российской Федерации, не рас­пространяется. Иначе говоря, если требование об изъятии вещи заявлено не участником сделки, его удовлетворение возможно лишь по правилам статей 301-302 ГК Российской Федерации, в том числе и с учетом добросовестно­сти приобретателя.

Конструктивное толкование — весьма распространенный способ спе­циально-юридического (технико-юридического) толкования норм права. Сфера его применения связана, например, с использованием для устранения юридической неопределенности таких конструкций как денежное обяза­тельство,1 пари2 и других.

«Юридическая конструкция, - пишет О.С. Иоффе, - представляет со­бой предельно концентрированное выражение, наряду с самим юридиче­ским правилом, тех из числа абстрактных возможных условий его примене­ния, которые признаны законодателем наиболее целесообразными для раз­решения различных конкретных вопросов, могущих возникнуть в процессе практической реализации данной правовой нормы»3. Это концентрирован­ное выражение условий реализации нормы права в юридической конструк­ции предопределяет и значение последней при толковании норм права.

В данном случае судебная практика исходит из того, что ответственность за нарушение денежного обязательства (статья 395 ГК РФ) является особой санкцией, не относящейся ни к убыткам, ни к неустойке (см.: Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 15 апреля 1997 г. по делу № 5249/96 // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. №7).

2 См.: Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 8 июня 1999 г. по делу № 5347/98 // Вестник Высшего Арбитражного суда РФ: 1999. № 9.

3 Иоффе О.С., Грибанов В.П. Пределы осуществления субъективных гражданских прав // Советское государство и право. 1964. № 1. С. 31.

125

Наибольшее практическое значение конструкции имеют при выясне­нии той части содержания правовой нормы, которая описывает фактические обстоятельства, ситуации, на которые распространяется действие толкуемой нормы права. Это объясняется тем, что большинство более или менее де­тально разработанных юридических конструкций относятся к конструкциям юридических фактов. Выяснение смысла указанной части правовой нормы является обычно наиболее затрудненным, ибо фактические ситуации, охва­тываемые нормой права, могут быть самыми разнообразными и довольно сложными, в то время как часть нормы, указывающая на юридические по­следствия, обычно не представляет затруднений при ее толковании.

Естественно, что в процессе толкования интерпретатор использует лишь те юридические конструкции, которые были использованы и законо­дателем при создании норм права.

Юридическая конструкция при толковании норм права дает направле­ние мыслительного процесса интерпретатора, организует его мысли, она служит как бы каркасом, который «обрастает» мыслями, полученными в процессе уяснения норм права. Использование юридической конструкции неизбежно требует, чтобы интерпретатор ответил на вопрос: как регламен­тированы элементы юридической конструкции? Например, использование при толковании такой юридической конструкции, как состав правонаруше­ния, требует путем уяснения смысла соответствующих норм ответить на во­просы: кто может быть субъектом правонарушения? Какова его объективная сторона? Каков характер вины и что является объектом посягательства дан­ного деяния? Ответы на них предопределят и полноту выяснения содержа­ния толкуемой нормы.

Следовательно, юридическая конструкция способствует всесторонне­му выяснению смысла норм права. Она помогает избежать пробела в знании содержания правовой нормы, а, следовательно, помогает юридически пра­вильному разрешению конкретного дела.

126

<< | >>
Источник: ЧЕВЫЧЕЛОВ Владимир Владимирович. ЮРИДИЧЕСКАЯ КОНСТРУКЦИЯ (ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИЙ И ПРАКТИКИ). ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Нижний Новгород - 2005. 2005

Еще по теме Глава 4. Гносеолого-методологическая функция юридических конструкций.:

  1. Глава 4. Гносеолого-методологическая функция юридических конструкций.
- Авторское право РФ - Аграрное право РФ - Адвокатура России - Административное право РФ - Административный процесс РФ - Арбитражный процесс РФ - Банковское право РФ - Вещное право РФ - Гражданский процесс России - Гражданское право РФ - Договорное право РФ - Жилищное право РФ - Земельное право РФ - Избирательное право РФ - Инвестиционное право РФ - Информационное право РФ - Исполнительное производство РФ - История государства и права РФ - Конкурсное право РФ - Конституционное право РФ - Муниципальное право РФ - Оперативно-розыскная деятельность в РФ - Право социального обеспечения РФ - Правоохранительные органы РФ - Предпринимательское право России - Природоресурсное право РФ - Семейное право РФ - Таможенное право России - Теория и история государства и права - Трудовое право РФ - Уголовно-исполнительное право РФ - Уголовное право РФ - Уголовный процесс России - Финансовое право России - Экологическое право России -