Глава 4. Гносеолого-методологическая функция юридических конструкций.
Термином гносеология обозначается теория научного познания (синоним - эпистемология), которая является одной из составных частей философии. Гносеология изучает закономерности и возможности познания, исследует ступени, формы, методы и средства процесса познания, условия и критерии истинности научного знания.
Гносеология является частью более общей отрасли научного знания - науковедения, которое изучает еще вопросы организации и планирования научных исследований, социологию и логику науки.В свою очередь в гносеологии выделяется как ее составная часть методология. С одной стороны, методология рассматривается как учение о методах познания в целом. С другой — методология выступает как совокупность методов в какой-либо конкретной области научного познания - тогда говорят, например, о методологии педагогики, методологии психологии.
Гносеология равно применима ко всем отраслям научного знания, распространяет арсенал своих методов и приемов на процессы познания всех без исключения объектов творческих изысканий. Не является исключением и правовая сфера.
Юридические конструкции следует рассматривать не только как технико-юридические модели, но и в контексте метода юридической науки. При этом представляется, что юридические конструкции должны быть отнесены к специально-юридическим средствам исследования права.
98
Понимание юридической конструкции как средства познания права, метода юридического исследования имеет достаточно давнюю историю. Именно в данном контексте преимущественно использовался термин «юридическая конструкция» правоведами во второй половине XIX — начале XX веков . В современной литературе, пожалуй, наиболее основательные разработки данного ракурса проблемы принадлежат А.Ф. Черданцеву2 и Н.Н. Тарасову3.
Как отмечалось ранее, юридические конструкции сами по себе не обладают регулятивной функцией.
Однако для различения тех технико-юридических конструкций, которые получили закрепление в нормах права, с теоретико-познавательными юридическими конструкциями вполне уместно употреблять условный термин «нормативная юридическая конструкция», который был предложен А.Ф. Черданцевым.По мнению Н.Н. Тарасова, если юридическая конструкция выражается, например, в организации нормативного материала и, в силу этого, является фактором определенного регулятивного воздействия (то есть не сама по себе, а через нормы права), то ее можно расценивать как нормативную конструкцию (как элемент содержания права, но не непосредственный, как нормы права, а опосредованный), а если та же конструкция используется в гносеологическом отношении, то она должна интерпретироваться как теоретическая. С методологических позиций усматриваются и некоторые дополнительные возможности такого подхода к проблеме. Прежде всего - в отношении различения нормативной юридической конструкции как элемента собственного содержания позитивного права и юридической конструкции
"См.: Иеринг Р. Юридическая техника. С. 3, 25-34, 79-99; Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. - СПб., 2003. С. 420-428.
2 См.: Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и прак тике. - Екатеринбург, 1993. - С. 126-137.
3 См.: Тарасов Н.Н. Методологические проблемы юридической науки. - Екатеринбург, 2001.-С. 248-258.
99
как единицы юридического мышления, метода юридического исследования1.
В качестве опосредованного элемента содержания права юридические конструкции работают в пространстве правового регулирования независимо от их отражения теоретическим сознанием. Об этом, как уже говорилось, писал Р. Иеринг2. С общетеоретических позиций на такую возможность указывает и А.Ф. Черданцев, оценивая такое положение дел, преимущественно, как принадлежащее истории: «Исторически, пожалуй, раньше возникла нормативная конструкция, выраженная в нормах права...».
И далее: «... конструктивное выражение норм только что возникшего права не было сознательным, а складывалось стихийно»3.Таким образом, фиксируется возможность существования в позитивном праве положений, юридических конструкций, не имеющих соответствующего научного осознания, складывающихся стихийно и «работающих» латентно4. В то же время, даже по чисто логическим основаниям сложно признать возможность стихийного складывания юридических конструкций, исключительно фактом истории. Разумеется, в современном праве данный процесс, скорее всего, уже не имеет такого значения, как в прошлом. Тем более что современное отношение к правовому регулированию характеризуется все большим вниманием к его рационализации5. Однако и оснований совсем исключить его не удается. В противном случае пришлось бы отказать в признании конструктивности профессионального правового мышления практикующего юриста. Думается, и сегодня в рамках юридической практики не исключается формирование определенных юридических конст-
1 См.: Тарасов Н.Н. Методологические проблемы юридической науки. — Екатеринбург, 2001. - С. 248.
2 См.: Иеринг Р. Дух римского права. СПб., 1875. С. 25.
3 Черданцев А. Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. С. 150-151.
4 См.: Тарасов Н.Н. Методологические проблемы юридической науки. - Екатеринбург, 2001.-С.250.
5 См., например: Сырых В.М. Законотворчество как вид социального проектирования // Проблемы юридической техники. Нижний Новгород, 2000. С. 45 и след.
100
рукций, правда, может быть, уже не как завершенных нормативных схем правового регулирования, но как конкретных «образцов» практических решений ситуации в рамках применения действующего законодательства. При первом приближении возможность существования такого «дополняющего» («восполняющего») юридического конструирования видится, например, при определении правового интереса субъекта, морального ущерба, упущенной выгоды и т.д.
Еще в большей степени это можно предположить при применении права по аналогии.Гносеолого-методологическая функция юридических конструкций имеет не только доктринальную, но и неоспоримую прикладную ценность, что определяется совокупностью ряда подфункций и функциональных проявлений.
Значимость юридических конструкций для процессов правового познания заключается в том, что данный феномен обладает весомыми организационно-концептуальными началами. «Зарождение» и последующая правовая фиксация крупных регулятивных механизмов начинаются с юридических конструкций, которые позволяют объединить в системные комплексы различные по своей природе правовые средства и приемы воздействия на юридически значимые сферы социальной деятельности.
Познавательное значение юридической конструкции состоит в том, что благодаря ей исследователь охватывает максимальное число предметов и явлений конкретной области. Это позволяет: 1) составить общее представление об изучаемой сфере явлений во всем их многообразии; 2) охарактеризовать какой-либо отдельный предмет из выбранного круга явлений; 3) ясно представить себе соотношение отдельных видов и рядов явлений и на этой основе вскрыть некоторые закономерности данного соотношения; 4) предвидеть главные направления развития явлений, находящихся на стадии становления.
Познавательная ценность юридической конструкции основывается на возможности объединения в единое целое объективных и субъектив-
101
ных компонентов подвергаемого правовому регулированию сегмента социальной действительности. Юридические конструкции способствуют правовому самопознанию. Речь идет о том, что при изучении и, тем более, применении юридических конструкций объективно любой субъект обогащает собственное правовое мировоззрение. Отсюда вполне логично вытекает вывод о том, что «пользователь» юридической конструкции юридически саморазвивается и самосовершенствуется.
Однако нередко стремление «механического» насыщения правового поля многообразными и многочисленными конструкциями ничего кроме путаницы не приносит.
Например, многие законодательно выдвигаемые классификационные конструкции остаются на уровне описания отдельного сегмента правовой материи и не выходят на уровень концептуального осмысления исследуемого явления.Одной их ключевых категорий права является юридическая обязанность. Наряду с традиционными, общепринятыми в правовой теории и юридической практике видами юридических обязанностей, новейшее российское законодательство насыщено неизвестными до недавнего времени формулировками юридических обязанностей. Можно обнаружить указания на
1 *?
«обыкновенные гражданские обязанности» , «нравственные обязанности» , «установленные обязанности»3, «неотложные и непредвиденные обязанности»4, «значимые для общества обязанности»5.
1 Ст. 4 Конвенции Содружества независимых.государств (Заключена в Минске 26 мая 1995 года) // Российская газета. -1995. - 23 июня.
2 Ст. 10 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации.
3 Ст. 24 Федерального закона от 15 апреля 1998 года «О садоводческих, огороднических и дачных некоммерческих объединениях граждан» // Собрание законодательства Россий ской Федерации. - 1998.-№ 16. - Ст. 1801.
4 См.: ст. 34 Федерального закона от 21 июля 1997 года «О службе в таможенных органах Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. - 1997. - №30.-Ст. 3586.
5 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 15 июня 1998 года «По делу о про верке конституционности положений статей 2, 5 и 6 Закона Российской Федерации от 2 июля 1993 года «О выплате пенсий граждан, выезжающим на постоянное жительство за пределы Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. - 1998.-№25.-Ст. 3003.
102
Вместе с тем, справедливо задаться вопросом - какую информационную ценность заключают в себе подобного рода конструкционные построения? Представляется, что такое «многообразие» терминологических построений не более чем подтверждение динамизма правового развития, но никак не отражение природы самого явления.
Точная и однозначная юридическая конструкция должна дать ответ на вопрос: являются ли подобные примеры общей тенденцией российского права, связанной с качественным изменением массива юридических обязанностей, увеличением их многообразия или это примеры единичного порядка, требующие необходимой технико-юридической редакции.
Центральное звено юридической конструкции - выявление наиболее значимых, крупных признаков исследуемого правового объекта при одновременном анализе проблем его формирования и развития. Одновременно ставится задача демонстрации дефектов и деформаций. Именно отсюда становятся понятными и зримыми, как излишества и упущения (бесполезность, вредность), так выгоды и достоинства (ценность, значимость), которыми обладает тот или иной элемент правовой среды.
Будучи одним из инструментов внедрения в социальную жизнь различных по характеру установок, юридическая конструкция способна вольно либо невольно нанести ущерб, а возможно и прямой, умышленный вред общественным отношениям. Но при этом сохраняется ее главная задача - провести акцентирование внимания на подобных гранях, представить в перспективном научно-практическом плане пути исправления «вывихов» и «перегибов» конкретного звена правового механизма, заложить новые приоритетные линии его теоретического познания.
Сложность механизма обновления и модернизации правовой материи, внутренняя неоднородность многих правовых явлений вызывают необходимость проведения конструкционной работы, приведения в известную систему, позволяющую дать им как интегрированную, так и дифференцированную характеристику в рамках единого системовыражения.
103
Юридическая конструкция есть отражение естественного стремления человека к единству и упорядочению проявлений окружающего его мира, и лежит в основе любой человеческой деятельности.
Немаловажным звеном исследуемой функции выступает способность юридической конструкции обратимо трансформировать модели и схемы сугубо научно-теоретического свойства в практические аналоги. Благодаря этому юридические конструкции как придают познавательно-целевой характер теоретическим исследованиям, так и наполняют передовыми научными новациями процессы методического обеспечения правоприменительной сферы.
Юридическая конструкция аккумулирует закономерные приемы деятельности как нормодателя, так и правоприменителя. Помимо общих методов познания, на стадиях проектирования и реализации норм используются и частные методы правоведения (методы толкования, социально-правовых исследований, сравнительно-правовой метод).
Нельзя обойти вниманием информационный срез гносеолого-методологической функции юридических конструкций. Суть его в том, что юридические конструкции позволяют доступно передавать требования государства и его органов, относящиеся к мерам возможного поведения, доводить до сведения каждого субъекта, какие имеются в обществе, одобряются или допускаются государством возможности, объекты, средства и методы достижения социально полезных целей и, напротив, какие противоречат интересам общества, государства и граждан.
В условиях частого реформирования государственных структур и резких «поворотов» текущего законодательства особую значимость приобретает ориентационное воздействие юридических конструкций. Важны не только знания норм права, но и выработка у граждан позитивных правовых установок, которые образуют правовую ориентацию.
Одна из важных методологических задач, которая решается посредством юридических конструкций, заключается в обеспечении композицион-
104
ной согласованности как внутри отдельного нормативного правового акта, так и в системном аспекте между несколькими правовыми актами.
Юридические конструкции способствуют стабилизации нормативной регламентации конкретной социально-экономической области. Достигается это благодаря тому, что в ряде направлений нормативно-правового регулирования юридические конструкции выступают компонентом, на основе которого осуществляется весь процесс нормативно-правовой регламентации.
С помощью юридической конструкции происходит стандартизация правовой информации. Иными словами, речь идет о наличии своеобразной подфункции внутренней стабилизации (функции восстановления), позволяющей сохранять определенную структурную композицию. Этим во многом определяется то, что юридическая конструкция может быть не только средством, но и объектом познания, в том числе посредством иных юридических конструкций.
Юридические конструкции помогают глубже уяснить сущность конкретного правового явления как единого собирательного феномена, позволяют критически, наглядно и более точно оценивать характер и качество правотворческих новшеств.
Немаловажное значение имеет комплекс дидактико-методологических возможностей юридических конструкций, заключающихся в демонстрации обучающимся сложности, иерархичности, противоречивости и динамизма освоения и усвоения правовых норм. Познавательный простор в дидактике имеет обучающе-демонстрационная направленность юридических конструкций. Она позволяет достичь наибольшей конкретизации правовых норм, обеспечить их максимальную доходчивость, быстрее привить правоприменителям прочные практические навыки. В этом разрезе не следует отвергать возможность формирования юридических конструкций в рамках юридической практики. А.Ф. Черданцев подчеркивает по этому поводу: «Конструктивное выражение норм только что возникшего права не было сознательным, а складывалось стихийно. Первый законодатель если и мыслил образ-
105
ами юридических конструкций, то не осознавал того, что мыслит конструкциями»1. И далее он продолжает: «Лишь с возникновением профессии юристов, правовой науки постепенно осмысливается характер системного изложения норм права, осознается их конструктивная связь, и наука вырабатывает юридические конструкции, которые становятся важным ориентиром, методом познания права. Вместе с тем, законодатель, опираясь на достижения науки, начинает сознательно использовать юридические конструкции, созданные наукой, как средство построения нормативного материала. В дальнейшем нормативные конструкции юридической науки взаимодейст-
/у
вуют, влияют друг на друга, обогащая друг друга» .
Функциональная ценность юридической конструкции в законодательстве обусловлена следующим. Во-первых, данный феномен позволяет глубже уяснить сущность не только традиционных, устоявшихся правовых форм и представлений, но и обеспечивает методологическую базу освоения, восприятия правотворческих и правоприменительных новелл, включения их в единую систему.
Отсюда открываются возможности для выработки собирательного доктринально-прикладного образа (картины) отдельно взятого юридического явления, определения его понятийно-категориального статуса.
Юридическая конструкция позволяет выделить не только позитивные, но и негативнее проявления объектов правовой сферы, способствует разумному, обоснованному обособлению правовых компонентов, определению форм и конкретных мер их дифференциации.
Во-вторых, юридическая конструкция позволяет субъектам правотворческой деятельности, как на федеральном, так и региональном, муниципальном и локальном уровнях проникнуть в сущность сложных, порой неоднозначных, переплетений в структуре права, выделить основания и обо-
Черданцев А.Ф. Указ. соч. С. 151. 2 Там же.
106
значить процедуру применения юридических средств, создать действенный механизм обеспечения реализации правоположений.
В-третьих, юридическая конструкция может иметь ярко выраженный утилитарный характер. Она помогает правоприменительным органам правильно выбирать необходимые юридические средства и инструменты с учетом конкретно складывающихся обстоятельств, отказываться от устоявшихся шаблонов и стереотипов.
В—четвертых, юридическая конструкция позволяет более эффективно вести теоретическое изыскание по самым различным проблемам, как теории права, так и отраслевых юридических наук.
К числу значимых функциональных проявлений юридических конструкций в законодательстве относится рационализация взаимосвязей субъектов правовых отношений. Достигается подобное посредством оптимизации средств юридического языка, техники его нормативного воплощения.
Потребности взаимной регуляции и общения индивидов в условиях социальной жизни предполагают наличие наименее затратных (в материальном, психофизиологическом, образовательном, культурном и других планах) способов функционирования правового общежития. Цель юридической конструкции заключается в предоставлении обобщенной, наиболее доступной «схемы» установления правового взаимодействия между участниками социального целого. Юридические конструкции облегчают применение определенных норм, позволяют выявить черты сходства и различия правового регулирования тех или иных общественных отношений.
107
Глава 5. Технико-юридическая функция юридических конструкций.
Рассмотрение вопроса о функциях юридических конструкций позволяет уяснить их значение среди средств юридической техники, в механизме правового регулирования и юридической науке.
Во-первых, являясь структурной моделью однородных общественных отношений, они представляют собой такую комбинацию элементов, которую законодатель наполняет юридически значимой информацией, регламентируя тем самым в законодательстве соответствующую группу однородных отношений. При этом элементы технико-юридической конструкции как средства законодательной техники сами по себе пусты, поскольку не заключают в себе никакого конкретно определенного информационного заряда (они играют роль ярлыков); Юридическая конструкция как общая структурная модель однородных отношений, фактов, явлений - это, по сути, бессодержательная форма, содержательное наполнение которой осуществляется субъектом правотворчества применительно к конкретному случаю. В этом и состоит особенность применения схемы «отношение-конструкция-норма» законодателем1. Конструкция включает в себя группы (классы) признаков, образующих ее элементы. В связи с этим применительно к конструкции состава преступления В.Н. Кудрявцев писал: «... перечисление категорий признаков, входящих в состав, еще не раскрывает его содержания, но зато указывает на его конструкцию»2.
Особенность применения этой схемы правоприменителем будет показана в следующем подпункте настоящего параграфа. 2 Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. 2-е изд. М., 2001. С 74.
108
Во-вторых, технико-юридическая конструкция, будучи идеальной моделью, тем не менее призвана отразить объективные свойства отношения.
Для подкрепления наших выводов о названных признаках законодательной конструкции рассмотрим в качестве примера конструирование условий так называемой безвиновной ответственности в гражданском праве.
В данном случае более общей конструкцией является конструкция общих условий гражданско-правовой ответственности, которыми являются вред, противоправное поведение, причинная связь между первым и вторым, вина делинквента1. Как мы уже подчеркивали, юридическая конструкция служит установлению достаточных оснований для юридического признания факта существования того или иного отношения или его элемента. Названная общая конструкция условий гражданско-правовой ответственности отражает те нормативные требования, «которым в каждом конкретном случае должно отвечать основание (юридический факт) и при отсутствии которых не могут возникнуть или подвергнуться изменению соответствующие правоотношения, поскольку соответствующий факт не приобретает юри-
Л
дического значения (не становиться юридическим фактом) (курсив мой)» . Однако применительно, например, к ответственности за причинение вреда источником повышенной опасности вина, по общему правилу, не является необходимым условием (часть 1 статьи 1079 ПС РФ). При закреплении данной нормы законодателем учтено, что, с одной стороны, умышленное причинение лицом вреда вредоносным объектом, обладающим признаками повышенной опасности, не подпадает под норму, закрепленную в части 1 статьи 1079 ГК РФ. С другой стороны, при неосторожном (даже грубо
Данную конструкцию условий гражданско-правовой ответственности впервые предложил Г.К. Матвеев, подытоживая результаты цивилистических исследований, а также учения о составе преступления (см.: Матвеев Г.К. Основания гражданско-правовой ответственности. М., 1970. С. 6-1).
2 Смирнов В.Т., Собчак А.А. Общее учение о деликтных обязательствах в советском гражданском праве. Л., 1983. С. 56.
109
неосторожном) деликте поведение непосредственного причинителя вреда не
обусловлено противоправной целью .
Возникает правомерный вопрос: является ли в описанном случае изъятие из состава деликта вины чисто юридико-техническим приемом, связанным, в частности, с целесообразностью возложения во всех случаях ответственности на владельца источника повышенной опасности, а не на непосредственного причинителя вреда, или все же в основе данной конструкции лежат объективные причины?
Представляется, что вопрос о безвиновной ответственности вызвал острые дискуссии преимущественно из-за определенной порочности общей конструкции условий гражданско-правовой конструкции, где одним из элементов данной конструкции выступает не субъективные основания деликта, а лишь вина.
Дело в том, что субъективным основанием гражданско-правовой ответственности может быть не только вина (как это имеет место в уголовном праве), но и риск как допущение вероятностных, случайных обстоятельств, влекущих отрицательные последствия. Разумеется, если речь идет о деятельности, связанной с источником повышенной опасности, его владелец отнюдь не испытывает каждый раз мучительных сомнений в принятии решения, эксплуатировать этот источник или нет. Имеются в виду не выбор поведения для каждой отдельной акции, связанной с действием источника повышенной опасности, а учтенные законом возможности и последствия данного вида деятельности. Закон возлагает ответственность за неблагоприятные последствия на невиновное лицо, допускающее наступление вероятностных обстоятельств, за поведение, влекущее такие последствия для других лиц. Такое лицо, хочет оно этого или нет, если оно оперирует источни-
См.: Болдинов В.М. Ответственность за причинение вреда источником повышенной опасности. СПб, 2002. С. 104-105.
110
ком повышенной опасности, принимает на себя в соответствии с законом ответственность за эти последствия1.
Таким образом, если в качестве условия гражданско-правовой ответственности рассматривать не просто вину, а субъективную сторону, включающую как вину, так и риск, то вопрос об объективности конструкции безвиновной ответственности снимается, поскольку она в таком случае отражает объективно присущие гражданско-правовому деликту свойства, а не является искусственным технико-юридическим приемом, который противоречит общеправовому принципу: если нет вины, то нет и ответственности.
Следует заметить, что в отечественном правоведении уже имела место дискуссия относительного того, является ли безвиновная ответственность порождением юридической техники или отражает объективные признаки явления. Ее инициатором стал известный цивилист М.М. Агарков, который, рассматривал проблему не на примере ответственности за вред, причиненный источником повышенной опасности, а на примере ответственности за неисполнении должником обязательства вследствие нарушения своих обязанностей третьими лицами-контрагентами должника при так называемой «договорной цепочке»2. В этом случае принято считать, что устанавливается ответственность за «чужую вину» при отсутствии вины самого должника.
М.М. Агарков отвергает идею риска как основания такой безвиновной ответственности, потому что риск, трактуемый им как невыгодные последствия, при «договорной цепочке» распространяется не только на должника, но и на кредитора. Общий же вывод М.М. Агаркова звучит так: «Ответственность должника за вину исполнителя является юридико-техническим приемом (курсив мой) осуществления принципа, по которому вина должна,
См. более подробно о риске как субъективном основании безвиновной ответственности в гражданском праве: Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность (очерк теории). М., 2001. С. 154-186. 2 М.М. Агарков рассматривал в этой связи норму ч. 2 ст. 119 ГК РСФСР 1922 года.
111
хотя бы, в конечном счете, привести к возмещению виновным причинения им ущерба»1.
Верно, что в итоге в порядке регресса ответственность понесет виновное лицо, но это уже ответственность, вытекающая из другого обязательства. Если же руководствоваться логикой М.М. Агаркова, то почему бы тогда сразу в законе не указать, что ответственность несет третье лицо?
Представляется, что юридическая техника здесь не причем, а конструкции все же не должны выражать свойства, противные объективной природе явления, в противном случае они являются ложными. Данная конструкция, как и любая другая конструкция безвиновной ответственности, в своей основе имеет риск, а не вину. Разногласия ученых здесь в немалой степени вызваны тем, что советское гражданское законодательство не признавало предпринимательство как основу гражданского оборота. Из понятия же предпринимательской деятельности, которое впервые было закреплено в абзаце 3 части 1 статьи 2 ГК РФ, с неизбежностью следует, что она осуществляется каждым субъектом на свой риск. При этом, как известно, безвиновная ответственность при так называемой «договорной цепочке» возникает лишь в отношении субъектов предпринимательской деятельности (часть 3 статьи 401 ГК РФ). В отношении же других субъектов гражданских правоотношений в силу части 1 статьи 401 ГК РФ действует принцип ответственности за вину (умысел или неосторожность).
Итак, конструкция безвиновной ответственности имеет в своей основе не произвольно сформулированные (умозрительные), а объективно присущие деликту признаки. Его субъективную сторону образуют вина или риск. В гражданском праве риск как субъективное основание гражданско-правовой ответственности имеет место в случаях, когда деятельность требует от субъекта повышенного к ней внимания. Это предпринимательская деятельность, деятельность, связанная с повышенной опасностью для окру-
1 См.: Агарков М.М. К вопросу о договорной ответственности // Вопросы советского гражданского права. М.; Л., 1945. С. 125-130.
112
жающих, отдельные виды профессиональной деятельности. Например, деятельность профессионального хранителя - абзац 2 части 1 статьи 901 ПС РФ.
Теперь вернемся к вопросу об отсутствии содержания у элементов технико-юридической конструкции.
Как видно из приведенного примера, субъективная сторона гражданского деликта как конструкции может в зависимости от разных ситуаций иметь в качестве признака вину (умысел или неосторожность) или риск. Все зависит от ее применения к конкретному отношению, регулируемому правом.
Еще более яркий пример, подтверждающий, что элемент законодательной конструкции изначально пуст и приобретает в зависимости от конкретных ситуаций разное содержание: когда вина, как исключение из общего правила, включена в конструкцию условий ответственности за причинение вреда источником повышенной опасности. Это, например, случаи возмещения вреда, причиненного владельцам источников повышенной опасности при взаимодействии последних (абз. 2 ч. 3 ст. 1079 ГК РФ) и ряд других (ст. 1100, ч. 2 ст. 1079 ГК РФ). Данное обстоятельство свидетельствует, что в одних случаях при причинении вреда источником повышенной опасности элемент вины не имеет юридического значения для возложения на лицо ответственности (вина может быть учтена лишь при определении размера ответственности, часть 1 статьи 1079 ГК РФ). В других же случаях элемент вины подлежит установлению на общих основаниях, то есть применяется общая конструкция условий обязательств вследствие причинения вреда (абз. 2 ч. Зет. 1079ГКРФ).
Итак, элемент конструкции (в рассмотренном случае -элемент конструкции условий гражданско-правовой ответственности) сам по себе не имеет содержания и лишь ограничивается определенной группой признаков Для субъективного основания ответственности — это вина в форме умысла или неосторожности или несение риска причинения вреда. Закрепляя в юриди-
113
ческой норме определенное правило поведения, законодатель лишь конкретизирует элемент конструкции, связывая его с тем или иным признаком (-ами), наличием или отсутствием последнего (-их). В этом смысле юридическая конструкция как прием законодательной техники — это законодательная (но все такая же идеальная) модель регулируемого правом отношения, его элементов или факта, явления, способная оптимально выразить государственную волю и механизм ее осуществления.
Рассматривая вопрос об объективных основаниях технико-юридических конструкций, не следует забывать слова К. Маркса о том, что законодатель «не делает законов, он не изобретает их, а только формулирует, он выражает в сознательных положительных законах внутренние законы духовных отношений». И здесь же: закон «является всеобщим и подлинным выразителем правовой природы вещей. Правовая природа вещей не может поэтому приспособиться к закону - закон, напротив, должен приспособляться к ней»1.
К сожалению, в российском законодательстве существует немало «мертвых», фактически не работающих юридических конструкций. Такая ситуация зачастую вызвана тем, что законодатель при определении элементов конструкции не учитывает объективные свойства того или иного явления.
Примером «мертвого» элемента правовой конструкции может считаться «вина» юридического лица в совершении административного правонарушения. Как справедливо отмечает В.Д. Сорокин, «это, без сомнений, один из наиболее значимых по своим последствиям парадоксов, и ему, есте-
Л
ственно, придется уделить большое внимание» .
Проблема ответственности юридических лиц возникла в начале 1990-х годов. Сказался фактор новых нарождающихся экономических отношений,
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. I. С. 162, 122.
2 Сорокин В.Д. Парадоксы Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях // Правоведение. 2004. № 3. С. 10.
114
вызванных возвращением частной собственности, признанием в качестве основы гражданского оборота предпринимательства.
Непреложен принцип: виновных нарушителей закона следует неотвратимо привлекать к ответственности. При этом административная ответственность — это, пожалуй, единственно возможный вид ответственности для юридических лиц, так как только она позволяет, во-первых, охватить всю сферу государственного управления, в том числе и экономическую, во-вторых, не требует длительных процедур реализации, в-третьих, имеет в своем арсенале действенную меру принуждения - штраф. Безусловно, эти аргументы говорят за административную, а не иную, ответственность для юридических лиц. Но здесь законодатель столкнулся со сложнейшей проблемой: применима ли для юридических лиц основополагающая для административной ответственности категория вины? Как оказалось впоследствии, законодатель не смог ее разрешить.
Российский парламент, предложив на подписание Президенту РФ проект КоАП РФ, с одной стороны, не решился пойти на включение в него принципа объективного вменения. С другой стороны, закрепив в нем, что юридическое лицо подлежит, как и физическое лицо, административной ответственности за виновное противоправное деяние, ничего не указал относительно форм вины.
28 декабря 2000 года в «Российской газете» было опубликовано сообщение о президентском вето на проект КоАП РФ. «Как отметил Президент, — писалось в газете, — в Кодексе не дается определения понятия вины - одного из обязательных признаков административного правонарушения... При этом толкование вины в форме умысла или неосторожности в классическом ее понимании, т.е. как психического отношения лица и к совершаемому им действию (бездействию), и к его последствиям... вряд ли применимо к юридическим лицам (курсив мой) как к субъектам административных правонарушений. Полагаю, что в Кодексе должно быть дано соответствующее оп-
115
ределение, в том числе установлены критерии виновности юридических лиц...»1.
Законодатель отреагировал включением в проект Кодекса нормы, которая впоследствии, как оказалось, стала нормой закона. Звучит она следующим образом: «Юридическое лицо признается виновным в совершении административного правонарушения, если будет установлено, что у него имелась возможность для соблюдения правил и норм, за нарушение которых настоящим Кодексом или законами субъекта Российской Федерации предусмотрена административная ответственность, но данным лицом не были приняты все зависящие от него меры по их соблюдению» (часть 2 статьи 2.1 КоАПРФ).
Однако уже после первого прочтения данного законоположения очевидно, что в нем не содержится никакого определения вины юридического лица как коллективного субъекта. Что же касается форм вины, определенных в статье 2.2 КоАП РФ, то есть умысла и неосторожности, то из текста закона вытекает, что к юридическим лицам они также применимы, хотя вполне очевидно, что такое положение, и это было отмечено Президентом РФ при наложении вето на первоначальный проект, является правовым артефактом.
Кроме того, ложность законоположения о вине юридического лица как элемента общей конструкции состава административного правонарушения частично заключается также и в самой формулировке, содержащейся в части 2 статьи 2.1 КоАП РФ. Из содержания рассматриваемой нормы следует, что юридическое лицо привлекается к административной ответственности за несоблюдение установленных правил и норм. Из теории права хорошо известно, что соблюдение является способом реализации запрещающих правовых норм. Однако более распространенным способом реализации административно-правовых норм является все же не соблюдение, а исполне-
Российская газета. 2000. 28 декабря.
116
ние, так как в них преимущественно содержатся предписания совершения активных действий. В связи с этим В.Д. Сорокин отмечает: «... предусмотренная ч. 2 ст. 2.1 Ко АЛ РФ ответственность «за несоблюдение» составляет 17,4 % всех составов, тогда как ответственность «за нарушения» — 82,6 %>Л
В результате законодательного закрепления «мертвого» по сути элемента юридической конструкции состава административного правонарушения юридического лица, практика привлечения юридических лиц к административной ответственности вынуждена идти по пути объективного вменения2. Это является ненормальной ситуацией, так как не соответствует общеправовому принципу ответственности только за виновное деяние и при этом иного основания ответственности в публичном праве наука и практика еще не выработала.
Проблема субъективного основания правонарушений юридических лиц до сих пор остается открытой для юридической науки и практики. Для своего разрешения она требует значительных интеллектуальных усилий,
Сорокин В. Д. Указ. соч. С. 14.
2 Постановления административных органов или решения арбитражных судов, в которых бы обосновывалась субъективная сторона правонарушения юридического лица с позиций содержания названных законоположений, закрепленных в КоАП РФ, встретить крайне сложно. Те, которые были приняты, как правило, отменены вышестоящими инстанциями по тому основанию, что классические формы вины не применимы к юридическим лицам. Можно лишь встретить ссылку на ч. 2 ст. 2.1 КоАП РФ, в которой объективная сторона правонарушения выражается в несоблюдении установленных законодательством норм. Так, например, в Постановлении Федерального арбитражного суда Северо-Западного округа от 31.08.2004 г. по делу № А56-576/04: «Суд кассационной инстанции не может согласиться с выводами апелляционной инстанции о наличии вины общества в совершении административного правонарушения. Как указано в обжалуемом постановлении апелляционной инстанции, «общество осознавало возможность нарушения законодательства из-за большой задолженности иностранного партнера за поставленную продукцию, предвидело наступление вредных последствий в виде несвоевременной оплаты товара, но без достаточных оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение таких последствий, то есть в действиях общества имеется вина в форме неосторожности». Предусмотренные статьей 2.2 КоАП РФ формы вины (умысел и неосторожность) отражают психическое отношение правонарушителя к своему деянию и его последствиям. Указанные формы вины не применимы к юридическим лицам, представляющим собой субъект права, лишенный психики. Такие категории, как «осознание», «предвидение», «желание», «расчет», могут быть соотнесены лишь с поведением физических лиц-правонарушителей» (См.: Постановлении ФАС Северо-Западного округа от 31.08.2004 по делу № А56-576/04 // Арбитражная налоговая практика. 2004. № 12. С. 43-45).
117
дискуссий, результатом которых возможно станет пересмотр принципа виновности как единственно возможного основания публично-правовой ответственности. Поскольку тема данной работы не предполагает ее детального рассмотрения, остановимся на указанной ложности элемента «вины» юридических лиц.
От вопроса об объективности элементов технико-юридической конструкции следует отличать вопрос об обоснованности включения того или иного свойства отношения в качестве элемента (или признака) конструкции или, наоборот, его исключения. Каждая модель заключает в себе оптимальный с точки зрения ее создателя набор элементов. Оптимальность структуры юридической конструкции проверяется в ходе практики применения норм, ее выражающих. Результатами .ошибок при этом являются, если так можно сказать, «переборы» и «недоборы» элементов в создаваемых нормативных построениях.
«Недобор» означает, что законодатель не принял во внимание такой элемент технико-юридической конструкции, который необходим для регламентации соответствующего нормативного построения. Примером «недобора» может служить законодательная конструкция исправительных работ как уголовного наказания. Общая конструкция наказания включает в себя, среди прочих, элемент, указывающий на субъект исполнения наказания. Данный элемент и выпал из конструкции названного наказания. По сути, законодатель создал все условия для назначения данного наказания тогда, когда это а рпоп не может достичь стоящих перед данной мерой государственного принуждения целей. Назначение исправительных работ, к примеру, инвалиду равносильно его безнаказанности, однако уголовный закон этого, к сожалению, не запрещает1.
1 На необходимость устранения этого недостатка закона обращалось внимание в литературе (см.: Крутиков Л.Л. Содержание общих начал назначения наказания в Уголовном кодексе 1996 г. // Юридические записки ЯрГУ им. П. Г. Демидова. Ярославль, 1998. Вып. 2. С. 195).
118
О «недоборе» элементов в законодательной конструкции правового статуса работника говорит С.П. Маврин, называя ее порочной в том смысле, что абзац 1 части 2 статьи 21 ТК РФ предусматривает, что работник обязан добросовестно исполнять свои трудовые обязанности, возложенные на него трудовым договором. Соответственно все другие обязанности работника, которые не нашли фиксации в тексте заключенного с ним трудового договора (например, обязанность соблюдать правила внутреннего трудового распорядка, выполнять установленные нормы труда, бережно относиться к имуществу работодателя и др.), автоматически приобретают статус «нетрудовых» и могут стать трудовыми обязанностями лишь в том случае, если будут упомянуты в тексте трудового договора. Ситуация разрешилась лишь с принятием постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17.03.2004 г. № 2 .«О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации»1, в котором предусмотрено, что трудовые обязанности возлагаются на работника не только трудовым договором, но и правилами внутреннего трудового распорядка, должностными инструкциями, положениями, приказами работодателя, техническими правилами и т. п.
«Перебор» элементов юридической конструкции также проиллюстрируем из уголовного законодательства. В частности, оказалось абсолютно бесполезным включение в составы налоговых преступлений элемента «способ» в статьи 198, 199 УК РФ, в период их действия в редакции до 08.12.2003. В то время данный элемент в указанных составах не выполняет криминообразующей функции. Тогда уголовно наказуемыми были любые способы уклонения от уплаты налогов (при наличии всех других признаков данных составов). В итоге способ совершения налоговых преступлений ни в коей мере не влиял на степень общественной опасности этих преступлений. Такое положение в принципе неприемлемо в уголовном законодательстве, поскольку каждый признак преступления, подлежащий включению в состав,
1 См.: Российская газета. 2004. 8 апреля.
2 Маврин С.П. Указ. соч. С. 19-20.
119
должен нести в себе своего рода «заряд», оказывающий влияние на степень общественной опасности преступления.
Содержательные дефекты законодательных актов вызваны недостаточно продуманным использованием законодателем правовых конструкций.
Использование юридических конструкций позволяет в определенной мере структурировать нормы права по институтам и отраслям. Данное свойство конструкций уже отмечалось в литературе, но не получило должного теоретического анализа1.
Системность как признак права выражается в такой связи правовых норм, при которой одни нормы определяют условия осуществления других правовых норм, нарушение которых, в свою очередь, должно влечь применение норм, определяющих соответствующие меры принуждения. Критериями выделения отрасли позитивного права, как известно, являются предмет и отраслевой метод правового регулирования. Образующие отраслевой метод правового регулирования дозволения, запреты и позитивные обязы-вания в сочетании определяют особенности: правового статуса субъектов; оснований возникновения правоотношений; способов определения субъективных прав и обязанностей; системы отраслевых санкций. Сами юридические конструкции не влияют на выделение отраслей права, так как являются лишь мысленными моделями правоотношений, их элементов и не определяют способ регулирования поведения людей, но они могут влиять на структуру отраслей и институтов права и законодательства. Так, например, конструкция конституционно-правового статуса может использоваться для обозначения самых различных правовых образований: конституционного статуса Российской Федерации, ее субъектов, Президента, Федерального
_ Л
Собрания, Правительства и пр. соответственно этой конструкции выделяются соответствующие институты конституционного права.
1 См.: Нашиц А. Указ. соч. С. 213-216.
2 Воеводин Л. Д. Юридическая техника в конституционном праве // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11 «Право». 1997. № 3. С. 24.
120
Кроме того, та или иная юридическая конструкция может лежать и в основе выделения в структуре отрасли общей и особенной частей. При этом в общей части закрепляются нормы, касающиеся всей группы однородных общественных отношений, выражаемых при помощи конструкции, в особенной - конкретизируются элементы общей конструкции.
Так, в диспозициях статей Особенной части УК РФ закрепляются признаки, специфичные для тех или иных составов преступных деяний, а признаки составов, общие для всех преступлений (например, наличие определенного возраста, вменяемость, внешняя'форма общественно- опасного деяния, признаки неоконченного преступления, формы вины и др.), вынесены законодателем в Общую часть. Особенная часть гражданского законодательства посвящена отдельным видам сделок (договорам, завещанию) и внедоговорных обязательств. Особенная часть налогового законодательства - конкретизации элементов закона отдельных видов налогов. В целом можно сказать, что по степени совершенства конструкций, содержащихся в отрасли права или в целом системе права, можно судить об уровне их развития.
Особенность использования правоприменителем схемы «отношение-конструкция-норма» заключается в том, что он должен установить соответствие между элементами (признаками) общественного отношения и элементами (признаками) конструкции, закрепленной в норме права, то есть осуществить квалификацию.
Однако в силу высокой степени абстрактности нормы права (общеобязательность), ее сложных системообразующих связей (структура) и особенностей, вытекающих из технико-юридических моментов (формальная определенность), правоприменительная практика нередко сталкивается с проблемой неопределенности существующего правового регулирования конкретного случая, которая бывает двух видов: пробельность и неясность (неточность) права! Как справедливо отмечала Г.В. Демченко,
121
«...законодатель дает только остов или скелет, который судья облекает в плоть и кровь живой действительности»1.
В свете сказанного важное значение приобретает конструктивное толкование норм права, которое является одним из способов технико-юридического толкования.
Для иллюстрации толкования правовых норм при помощи юридических конструкций обратимся к судебной практике.
В качестве примера можно привести толкование положений ГК РФ о последствиях признания сделки недействительной (реституции) в сопоставлении с истребованием вещи из чужого незаконного владения (виндикацией), имея ввиду весьма существенные отличия в условиях применения указанных способов защиты права собственности.
Необходимо отметить, что до определенного времени не было единой судебной практики в случае, когда требование о применении последствий ничтожной сделки заявлялось лицом, не являющейся стороной в сделке.
Первым ситуацию прояснил Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ. В пункте 25 своего постановления от 25.02.1998 г. № 8 «О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав»2 Пленум указал, что если по возмездному договору имущество приобретено у лица, которое не имело право его отчуждать, собственник вправе обратиться с иском об истребовании имущества из незаконного владения лица, приобретшего это имущество.
Если в такой ситуации собственником заявлен иск о признании недействительной сделки купли-продажи и возврате имущества, переданного покупателю, и при разрешении данного спора будет установлено, что покупатель отвечает требованиям, предъявляемым к добросовестному приобрета-
Демченко Г.В. Неясность, неполнота и недостаток уголовного закона // Журнал министерства юстиции. 1904. № 8. С. 345. 2 См.: Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1998. № 10.
122
телю (статья 302 ПС РФ), в удовлетворении исковых требований о возврате имущества должно быть отказано.
Указанная позиция была поддержана и развита Конституционным Судом Российской Федерации в постановлении от 21 апреля 2003 г. № 6-П1.
Как указал Конституционный Суд РФ, из статьи 168 ГК Российской Федерации, согласно которой сделка, не соответствующая требованиям закона, ничтожна, если закон не устанавливает, что такая сделка оспорима, или не предусматривает иных последствий нарушения, следует, что на сделку, совершенную с нарушением закона, не распространяются общие положения о последствиях недействительности сделки, если сам закон предусматривает «иные последствия» такого нарушения.
Поскольку добросовестное приобретение в смысле статьи 302 ГК Российской Федерации возможно только тогда, когда имущество приобретается не непосредственно у. собственника, а у лица, которое не имело права отчуждать это имущество, последствием сделки, совершенной с таким нарушением, является не двусторонняя реституция, а возврат имущества из незаконного владения (виндикация).
Иное истолкование положений пунктов 1 и 2 статьи 167 ГК Российской Федерации означало бы, что собственник имеет возможность прибегнуть к такому способу защиты, как признание всех совершенных сделок по отчуждению его имущества недействительными, т.е. требовать возврата полученного в натуре не только когда речь идет об одной (первой) сделке, совершенной с нарушением закона, но и когда спорное имущество было приобретено добросовестным приобретателем на основании последующих (второй, третьей, четвертой и т.д.) сделок. Тем самым нарушались бы вытекающие из Конституции Российской Федерации установленные законодателем гарантии защиты прав и законных интересов добросовестного приобретателя.
1 См.: Российская газета. 2003. 26 апреля.
123
В данном случае, по сути, было осуществлено конструктивное толкование статьи 167 ПС РФ. Речь идет об узловом моменте нормы, закрепленной в данной статье — сфере действия способы защиты. Высший Арбитражный Суд Российской Федерации неоднократно, при рассмотрении отдельных экономических споров указывал, что на лицо, не являющейся стороной по сделке, не могут быть возложены последствия недействительности сделки1.
Такая мотивация, основанном на конструктивном толковании, опирающемся на выяснении роли и значении в правовом инструментарии конструкции «последствия недействительности сделки», оказалась допустимой.
Содержание статьи 167 ПС РФ свидетельствует, что двусторонняя реституция применяется лишь относительно сторон недействительной сделки, поскольку узловым моментом этой статьи является положение, согласно которому при недействительной сделки каждая из сторон обязана
1
возвратить другой все полученное по сделке .
Вместе с тем, согласно пункту 2 статьи 166 ГК Российской Федерации требование о применении последствий недействительности ничтожной сделки может быть предъявлено любым заинтересованным лицом.
Кажущееся противоречие между указанными статьями можно устранить следующим образом. Все, что касается регулирования отношений по двусторонней реституции, предусмотрено статьей 167 ГК Российской Федерации. В этом смысле данное положение статьи, применительно к двусторонней реституции, является специальной нормой.
См., например: Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 26 января 1998 г. № 2800/98 // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1999. № 5; от 06 февраля 2002 г. № 7009/01 // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2002. № 6. 2 См.: Кресс В.В., Тузов Д.О. Некоторые проблемы практики применения статьи 168 Гражданского кодекса Российской Федерации арбитражными судами // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2001. № 11. С. 99 и след.; Тузов Д.О. Реституция и виндикация: проблемы соотношения // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2002. № 3. С. 129; Скловский К. Некоторые проблемы реституции // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2002. № 8.
124
С другой стороны, правило, содержащееся в пункте 2 статьи 166 ГК Российской Федерации, сформулировано общим образом — о применении последствий недействительной сделки.
Руководствуясь правилом о соотношении общих и специальных норм, можно сделать вывод о том, что на двустороннюю реституцию правило, предусмотренное пунктом 2 статьи 166 ГК Российской Федерации, не распространяется. Иначе говоря, если требование об изъятии вещи заявлено не участником сделки, его удовлетворение возможно лишь по правилам статей 301-302 ГК Российской Федерации, в том числе и с учетом добросовестности приобретателя.
Конструктивное толкование — весьма распространенный способ специально-юридического (технико-юридического) толкования норм права. Сфера его применения связана, например, с использованием для устранения юридической неопределенности таких конструкций как денежное обязательство,1 пари2 и других.
«Юридическая конструкция, - пишет О.С. Иоффе, - представляет собой предельно концентрированное выражение, наряду с самим юридическим правилом, тех из числа абстрактных возможных условий его применения, которые признаны законодателем наиболее целесообразными для разрешения различных конкретных вопросов, могущих возникнуть в процессе практической реализации данной правовой нормы»3. Это концентрированное выражение условий реализации нормы права в юридической конструкции предопределяет и значение последней при толковании норм права.
В данном случае судебная практика исходит из того, что ответственность за нарушение денежного обязательства (статья 395 ГК РФ) является особой санкцией, не относящейся ни к убыткам, ни к неустойке (см.: Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 15 апреля 1997 г. по делу № 5249/96 // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. №7).
2 См.: Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 8 июня 1999 г. по делу № 5347/98 // Вестник Высшего Арбитражного суда РФ: 1999. № 9.
3 Иоффе О.С., Грибанов В.П. Пределы осуществления субъективных гражданских прав // Советское государство и право. 1964. № 1. С. 31.
125
Наибольшее практическое значение конструкции имеют при выяснении той части содержания правовой нормы, которая описывает фактические обстоятельства, ситуации, на которые распространяется действие толкуемой нормы права. Это объясняется тем, что большинство более или менее детально разработанных юридических конструкций относятся к конструкциям юридических фактов. Выяснение смысла указанной части правовой нормы является обычно наиболее затрудненным, ибо фактические ситуации, охватываемые нормой права, могут быть самыми разнообразными и довольно сложными, в то время как часть нормы, указывающая на юридические последствия, обычно не представляет затруднений при ее толковании.
Естественно, что в процессе толкования интерпретатор использует лишь те юридические конструкции, которые были использованы и законодателем при создании норм права.
Юридическая конструкция при толковании норм права дает направление мыслительного процесса интерпретатора, организует его мысли, она служит как бы каркасом, который «обрастает» мыслями, полученными в процессе уяснения норм права. Использование юридической конструкции неизбежно требует, чтобы интерпретатор ответил на вопрос: как регламентированы элементы юридической конструкции? Например, использование при толковании такой юридической конструкции, как состав правонарушения, требует путем уяснения смысла соответствующих норм ответить на вопросы: кто может быть субъектом правонарушения? Какова его объективная сторона? Каков характер вины и что является объектом посягательства данного деяния? Ответы на них предопределят и полноту выяснения содержания толкуемой нормы.
Следовательно, юридическая конструкция способствует всестороннему выяснению смысла норм права. Она помогает избежать пробела в знании содержания правовой нормы, а, следовательно, помогает юридически правильному разрешению конкретного дела.
126