§ 1. Проблема позитивной юридической ответственности

В современной правовой науке, наверное, нет более актуальной, многоаспектной и, одновременно, столь неоднозначной и дискуссионной теории, чем частно-научная (частная) теория юридической ответственности.

Но перед тем как перейти к классическим (ретроспективным) позициям, воспринимающим юридическую ответственность как ответственность за прошлое неправомерное поведение, остановимся на теории позитивной правовой ответственности.

Итак, по общему мнению, правовая ответственность (наравне с моральной, политической, организационной, общественной, партийной и др.^[9]) - это ответственность, прежде всего, социальная^[10].

В правовой науке практически не оспаривается точка зрения, согласно которой социальная ответственность предстает в двух основных формах: как ответственность перспективная (проспективная, позитивная, активная, интроспективная - за будущие действия) и ответственность ретроспективная, (негативная, пассивная - за действия уже совершенные)^{10 [11].}

Сторонники позитивной правовой ответственности исходят из того, что юридическая ответственность - не только средство, предотвращающее нарушение правовых норм, но и средство, стимулирующее активное поведение субъектов права, обеспечивающее развитие у него (права) сильных внутренних регуляторов, как наиболее эффективных гарантов общественного поведения^[12].

Так, заинтересованные идеей перспективного характера социальной ответственности, приблизительно с 60-х годов прошлого века, ученые стали отстаивать концепцию так называемой двухаспектной правовой ответственности^[13]. Согласно указанной теории, кроме юридической ответственности за правонарушение и в неразрывной связи с ней, существует позитивная правовая ответственность, заключающаяся в осознании долга, обязанности совершать действия, соответствующие природе общественного строя^[14].

В этой связи Р.Л. Хачатуров прямо заявлял, что в соответствии с понятием социальной ответственности правовая ответственность - это обязанность всех граждан, должностных лиц и организаций соблюдать предписания правовых норм^[16].

Б.Т. Базылев изначально определял позитивную ответственность как «способность человека предвидеть результаты своей деятельности и определять ее исходя из того, какую пользу или вред она принесет обществу», как «осознание своего долга перед обществом и государством»^[17]. Позднее Б.Т. Базылев немного изменил свою позицию, вследствие чего под позитивной ответственностью он предложил понимать уже обязанность соблюдать предписания правовых норм^[18].

П.Е. Недбайло, утверждал, что юридическая ответственность - это, прежде всего, обязанность действовать правомерно. Главное проявление ответственности, по его мнению, - позитивная ответственность, в состав

которой входит самостоятельная и инициативная деятельность в рамках

19

правовых норм и тех идеалов, для достижения которых нормы изданы^[19].

Оригинальной позиции придерживается Д.В. Чухвичев, рассматривающий юридическую ответственность как необходимый и закономерный результат стремления к свободе членов общества. Ученый полагает, что «юридическая ответственность представляет собой (в объективном плане) стимул к тому, чтобы осознанно придерживаться общественно полезного варианта поведения, предписываемого правовыми нормами»^[20], т.е. фактически говорит о позитивном аспекте правовой ответственности в объективном (нормативном) смысле.

Приверженцы немного иного взгляда по проблеме, выдвигают суждения о юридической ответственности как едином, целостном явлении, имеющим позитивные и негативные формы реализации^[21]. При этом позитивная или добровольная форма реализации ответственности включает в

себя ответственность за будущее поведение, тогда как негативная, (ретроспективная) или принудительная ответственность устремлена в прошлое (произошедшие акты противоправного поведения)^[22].

«Поскольку правовая ответственность является разновидностью социальной ответственности,- рассуждает А.П. Чирков,- и отличается от всех других видов социальной ответственности (политической, моральной и т.д.) лишь тем, что она основана на нормативных требованиях, обеспечиваемых в необходимых случаях государственным принуждением, то ей также присуще единство позитивных и ретроспективных аспектов»^[23].

С позицией А.П. Чиркова не согласен А.Б. Венгеров, считающий основным видовым отличием юридической ответственности от ответственности социальной ее нацеленность на прошлое действие (бездействие), которое уже имело место, произошло^[24]. «Растворение» юридической ответственности в других видах социальной ответственности, по мнению Ю.А. Денисова, является методологической ошибкой^[25].

Анализируя сложившуюся ситуацию, А.С. Агапов, обратил внимание, что позитивная юридическая ответственность изначально относится, скорее, к категории ответственности в философском и социологическом планах, однако некоторые ученые экстраполировали ее и на юридическую ответственность, чем и были вызваны путаница и острые дискуссии. Оценив позитивный аспект ответственности, исследователь посчитал довольно безосновательным говорить о позитивной ответственности как разновидности юридической ответственности, поскольку такая ответственность напрямую не увязывается с нормами права^[26].

Противник теории позитивной юридической ответственности О.Э. Лейст при характеристике категории ответственности, вводит в научный

оборот новое понятие - «управленческая ответственность»^[27]. Обладая явно выраженной позитивной природой, управленческая ответственность принципиально отличается от ответственности за правонарушение и в самом общем смысле выступает как ответственность за порученное дело^[28].

Теория позитивной ответственности в управленческом контексте вызывает у Е.А. Агеевой принципиальные возражения в том плане, что применение государственного принуждения всегда сохраняет свою регулятивную сущность, поскольку при такой постановке вопроса это скорее

проблема социально-психологической детерминации личностных качеств

29

управленца^[29].

Заметим, что некоторыми правоведами даже были сделаны попытки связать позитивный и негативный (по сути разноликие) аспекты юридической ответственности в одном определении.

Так, по мнению Г.Н. Ветровой, правовая ответственность - это подотчетность гражданина перед государством по поводу возложенных на него обязанностей, выражающаяся через систему двухсторонних связей государства и личности, которыми охватываются отношение обязанного субъекта к предъявляемым к нему требованиям и мерам воздействия, и реакция со стороны государства на его поведение в соответствии с выполнением или невыполнением правовых обязанностей^[30].

Близкие по смыслу и содержанию трактовки юридической ответственности были предложены Г.А. Прокопович^[31], В.А. Тарховым^[32].

Однако, практическая и теоретическая значимость названных «единых» определений юридической ответственности представляется весьма сомнительной, а содержание дефиниций - внутренне не согласованным и противоречивым, что, в принципе, не должно иметь места. Так, по мнению А.И. Петелина, общую теорию юридической ответственности в ретроспективном и проспективном планах создать невозможно, так как в

одном понятии смешиваются объективная и субъективная категории,

33

лежащие в совершенно разных плоскостях^[33].

В своих рассуждениях о многоаспектности правовой ответственности, некоторые исследователи заходят очень далеко. Например, А.А. Мусаткина в статье, посвященной позитивной финансово-правовой ответственности фактически утверждает, что юридическая ответственность наступает и в случае ответственного и в случае безответственного поведения^[34]. Обозначенный тезис представляется более чем спорным не только с позиции юридической терминологии, но и с точки зрения логики и здравого смысла. Мы полагаем, что излишне вольное оперирование терминами недопустимо, так как юридической ответственности противостоят лишь акты

противоправного поведения. Это в очередной раз свидетельствует о

35

ретроспективной направленности института юридической ответственности^[35].

Оправдывая начинания приверженцев теории единого понятия юридической ответственности, Т.Н. Радько высказался так: «Нельзя не видеть, что между ответственностью в позитивном и негативном плане существует диалектическое единство противоположностей»^[36]. Но, как правильно отмечает Н.С. Малеин, при таком подходе смешиваются два качественно различных явления, это приводит к такому положению, когда

позитивная ответственность утрачивает конкретность и, по существу, 37

сливается с самим понятием права^[37].

«Содержанием и позитивной и негативной ответственности,-

рассуждают В.М. Лазарев и В.Г. Федорова,- является правомерное поведение

сторон отношения юридической ответственности. Это поведение и

рассматривается в качестве единой и общей сущности ответственности

позитивной и негативной»^[38]. Но при широком (многоаспектном) понимании

юридической ответственности «теряется специфика юридического

понимания ответственности и возникает потребность в новом термине,

обозначающем то, что сегодня включается в понятие ответственности в

юридическом смысле»^[39],- подчеркивает Р.О Халфина. Недаром, в своем

диссертационном исследовании А.С. Булатов подметил: «Подобно тому, как

невозможно дать единого понятия права и антиправа, невозможно и отразить

в одном понятии своеобразие различных вариантов поведения и различную 40

реакцию на них ввиду взаимоисключаемости данных явлений»^[40]. Руководствуясь стремлением объединить позитивную и негативную

стороны юридической ответственности, Д.А. Липинский предлагает

собственную определение ответственности. Согласно данному определению,

юридическая ответственность - это юридическая обязанность соблюдения и исполнения требований, предусмотренных нормой права, реализующаяся в правомерном поведении субъектов, одобряемом или поощряемом государством, а в случае ее нарушения - обязанность правонарушителя

претерпеть осуждение, ограничение прав материального, правового или

41

личного характера и их реализация^[41].

Из предложенного Д.А.

Названная дефиниция вызывает множество нареканий и возражений хотя бы потому, что не всякое правомерное поведение субъектов права является желательным и одобряемым со стороны государства. Так, проведение гражданами санкционированных публичных митингов и протестов, равно как и массовые забастовки рабочих и служащих тоже относятся к актам правомерного (социально допустимого) поведения, не нарушающего правопорядок. Но относятся ли приведенные примеры к действиям, одобряемым и поощряемым государством? По нашему мнению на этот вопрос необходимо дать отрицательный ответ.

Далее мы отмечаем, что поведенческие акты в виде реализации запрещающих правовых предписаний (воздержания от каких-либо действий) имеют свое воплощение постоянно и непрерывно, в связи с чем отследить, оценить (а тем более упорядочить) реализацию перспективной правовой ответственности элементарно не представляется возможным. Причем, указываемые сторонниками позитивной теории ответственности поощрительные меры перспективной правовой ответственности^[43] (аналогия с мерами государственного принуждения ретроспективной ответственности) носят нечастый, ситуативный характер. Это проявляется в том, что т.н. стимулирование возможно лишь в определенных видах деятельности (трудовой, общественной и др.) за определенные заслуги («безупречный

труд», благотворительность, активное участие в некоторых общественных объединениях, спасение утопающих и т.д.). Заслужить поощрение от государства за соблюдение запрещающих правовых предписаний до настоящего времени никому не удавалось, так как эта форма права «происходит в большинстве случаев естественно, обычно, незаметно, никак не фиксируется»^[44].

С момента своего возникновения юридическая ответственность, всегда была ответственностью за прошлое, совершенное противоправное деяние.

Иное убеждение может привести нас к выводу, что лицо, не совершающее

45

правонарушения, уже несет правовую ответственность^[45].

«Ни научные соображения, ни тем более интересы практики не дают основания для пересмотра взгляда на юридическую ответственность как последствие правонарушения»,- категорично заявляют И.С. Самощенко и М.Х. Фарукшин^[46]. Развернутую критику двухаспектной ответственности предлагает Н.Н. Черногор^[47].

Кроме того, использование словосочетания «добровольная форма реализации» для характеристики позитивной ответственности представляется не совсем корректным ввиду наличия в цивилистике (и некоторых иных отраслях права) возможности добровольного претерпевания мер негативной ответственности без участия уполномоченных органов (§2 гл. 3).

Пагубным последствием восприятия позитивной юридической ответственности мы считаем появление подхода, при котором юридическая ответственность мыслится исключительно в позитивном качестве, отрицается ее негативный аспект. В частности, такие положения последовательно прослеживаются в работах А.С. Бондарева^[48].

После краткого обзора проблематики позитивной ответственности, мы имеем полное право утверждать, что, несмотря на множественность и разнообразность проспективных воззрений на понимание юридической ответственности, все они, так или иначе, сводятся к следующему:

- позитивная правовая ответственность имеет место лишь в отношении будущего поведения субъектов права;

- позитивная ответственность в целом основывается на ответственном (сознательном) отношении лиц к праву и закону, долженствовании правомерного поведения (своего рода внутренний императив);

- внешнее проявление позитивной правовой ответственности находит себя в правомерном поведении субъектов права.

Сторонник позитивной теории ответственности Е.В. Родионова говорит об этом социальном явлении как предметно-выраженном, имеющем ощутимые

49

юридические признаки и свойства^[49].

В соответствии с доктриной любое предметное явление действительности должно, так или иначе, находить свое отражение в теоретической модели, системе знаний, относящейся к данному феномену. Следовательно, мы должны учитывать и воплощение правовой категории ответственности в системе правового регулирования общественных отношений.

Если предпринять попытки к установлению места и роли позитивной юридической ответственности в правовом регулировании, то мы неизбежно столкнемся с предметом правового регулирования - теми группами общественных отношений, которые могут и должны быть урегулированы правом^[50].

С.С. Алексеев при характеристике предмета правового регулирования существенную особенность регулируемых правом общественных отношений видит в том, что они могут быть предметом правового воздействия лишь

постольку, поскольку выступают в качестве волевых отношений (выражаются в волевом поведении людей)^[51].

Ф.М. Раянов особо оговаривает, что предмет правового регулирования

- общественные отношения, поддающиеся внешнему контролю^[52]. Такого же

53

мнения придерживается целый ряд ученых-правоведов^[53].

В этой связи возникает вопрос - входят ли отношения позитивной правовой ответственности в предмет правового регулирования?

При углубленном изучении явления позитивной правовой ответственности для нас становится очевидным, что эмоционально­психологическое осмысление и рациональное осознание своего гражданского долга, в перспективном аспекте, никак не может быть ни обнаружено, ни проверено, а уж тем более урегулировано с помощью правовых средств.

Еще в середине XVIII в. Ш.Л. Монтескье в своем произведении «О духе законов» отмечал, что законы обязаны карать только внешние действия (гл. XI). «Помимо своих действий, - подчеркивал еще К. Маркс, - я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом»^[54]. «Наказанию подлежит только противоправное деяние. но не идеи, желания или намерения»^[55],- презюмирует Р.Г. Степанов.

Иными словами, право реагирует лишь на деятельность человека, выраженную вовне^[56], и не регулирует мысли, чувства, рефлекторные

действия человека, инстинктивные проявления, так как не в состоянии

57

предопределить и контролировать их направленность^[57].

Что касается распространения действия позитивной правовой ответственности на будущие действия субъектов права, то это

обстоятельство дублирует фундаментальную общенормативную обязанность правомерного поведения и, следовательно, не имеет какой-либо эвристической ценности^[58]. «При нормальном поведении вопрос об ответственности не ставится», - замечает О. С. Иоффе^[59].

Ряд авторов указывает на невозможность четкого отграничения категорий «законность», «общеобязательность права» и «правомерное поведение» от позитивной юридической ответственности^[60].

Как справедливо высказался О.Е. Кутафин, от термина «позитивная ответственность» следовало бы отказаться, поскольку его использование приводит к тому, что одно и то же явление именуется и обязанностью, и ответственностью, а также ведет к размыванию предназначения ответственности как одного из эффективных регуляторов поведения»^[61]. В обозначенном аспекте позицию ученого разделяет А.С. Агапов^[62].

Сказанное наводит на мысль о необходимости вынесения перспективной правовой ответственности за рамки позитивного правового регулирования. Ведь юриспруденция, «как и все общественные науки, не может просто использовать "в готовом виде" философские понятия и категории без учета специфики предмета своей науки»^[63].

Возможные утверждения о вхождении позитивной правовой ответственности в предмет общей теории государства и права (на том основании, что последний включает связь государства и права с иными социальными явлениями и личностью) выглядят необоснованными, поскольку частные теории правосознания и правового поведения охватывают собой основные проблемные вопросы самой позитивной ответственности.

«Играя важную роль в механизме правового регулирования, оказывая определенное влияние на его функционирование и элементы, социальная ответственность испытывает в свою очередь обратное воздействие с их стороны, не становясь, тем не менее, феноменом юридическим»,- замечает

А.С. Шабуров^[64].

Удачным резюме для вышеизложенного представляется высказывание, приведенное в учебнике под редакцией В.В. Лазарева. В соответствии с ним разделение юридической ответственности на ретроспективную и проспективную в определенной степени отражает реальную правовую действительность. Однако юридической ответственностью в специальном, правовом смысле можно называть только ответственность за совершенные противоправные деяния. Для того чтобы исследовать явление, называемое проспективной (позитивной) юридической ответственностью, большее значение имеет исследование правомерного поведения, а не правонарушения^[65].

И все-таки, полностью сбрасывать позитивную ответственность со счетов, по-видимому, не следует, так как последняя, даже будучи категорией неправовой, может быть использована в процессе правового воздействия на общественные отношения.

В качестве такого примера, можно привести исследование А.В. Ильина, посвященное обоснованию Концепции справедливого распределения налоговой нагрузки в России. Ученым предлагается позитивная альтернатива существующему порядку в виде конструкции «ответственности налогоплательщика за свободный выбор», мотивирующей не безразличное, а ответственное отношение налогоплательщика - участника сделки к свободному выбору контрагента^[66].

По мнению Н.В. Витрука, позитивная сторона негативной конституционной ответственности даже превалирует в ее содержании^[67].

Выступая пограничной по отношению к наукам психологии, философии и социологии, категория позитивной правовой ответственности может оказаться полезной как для конкретных правовых исследований, так и для совершенствования системы права и системы законодательства.

Заканчивая характеристику позитивного подхода на понимание юридической ответственности, мы не можем обойти стороной несколько нетипичное представление о позитивной правовой ответственности, которое можно встретить в работах некоторых ученых-конституционалистов (Ж.И. Овсепян, А.А. Кондрашов, Г.А. Василевич и др.).

В частности Ж.И. Овсепян полагает, что применительно к конституционному праву, классификация ответственности на позитивную и негативную не совпадает с делением конституционной юридической ответственности на проспективную и ретроспективную (обращенную в прошлое). Позитивная ответственность в конституционном праве является и проспективной, и, в то же время, может быть ретроспективной. Данная форма ответственности:

- выступает способом внешнего воздействия на носителя обязанностей со стороны субъектов, уполномоченных применять меры ответственности;

- может быть не только моральной или партийно-политической, но и юридической категорией, причем, не только сопутствующей негативной, но и самостоятельной формой юридической ответственности, также имеющей ретроспективный потенциал;

- возникает в конкретных правоотношениях на основе необходимого юридического факта в виде политической оценки;

- имеет юридический характер, поскольку осуществляется в рамках конституционной процедуры и связана с применением конституционных санкций^[68].

А.А. Кондрашов, в целом поддерживая воззрения Ж.И. Овсепян, особо оговаривает, что позитивная ответственность понимается в смысле наличия правовой связи между властвующим субъектом и подвластным. Такая связь реализуется в дискреционном праве властвующего субъекта применять государственно-принудительные средства воздействия, ориентируясь, прежде всего, на собственное субъективное усмотрение, но в интересах избегания негативных последствий конфликта между органами власти. Названные средства применяются в отсутствие деликта, и при этом также не принимается во внимание критерий вины. Основанием применения мер принуждения выступает некомпетентность, политическая ошибка, невозможность нахождения компромисса в работе между соответствующими

органами, а также зачастую необходимость избежать возникновения

69

политического кризиса в отношениях между ветвями власти^[69].

Не вступая в полемику о специфике позитивной юридической ответственности в конституционном праве, кратко сформулируем свое мнение по вопросу.

Несомненно, что своеобразие конституционно-правовых отношений подразумевает существование и специального вида ответственности для их принудительного обеспечения. И если в конце XX в. данное положение вызывало множество сомнений, то сейчас - практически не оспаривается.

Любая юридическая ответственность (в т.ч. и конституционно­правовая), имеющая в своей основе акты прошлого (будь-то преступление, проступок или деликт), суть - ответственность ретроспективная, негативная.

Усилия исследователей отнести отдельные виды конституционно­правовой (негативной) ответственности к ответственности позитивной не должны приниматься во внимание ввиду неправильности употребления сложившегося в социологии понимания позитивной ответственности.

Отчасти это признает и сам А.А. Кондрашов^[70].

Е.И. Козлова и О.Е. Кутафин прямо заявляют, что ситуацию и без того спорной теории позитивной ответственности особенно осложнили попытки закрепления в источниках права конституционной ответственности, которую предлагается осуществлять на практике с учетом того, что наличие оснований для принятия мер конституционно-правовой ответственности может быть определено с помощью нравственных (моральных) критериев^[71].

Фредерик Бастиа, рассуждая об ответственности правительства еще в середине XIX в. вкладывал в это понятие откровенно социологическое, перспективное содержание, говорил о последней как об ответственности за эффективное выполнение государством своих задач^[72].

Применительно к сказанному М.С. Басиев резюмирует, что использование понятия «позитивная юридическая ответственность» не совсем корректно. Если под нею понимать осознание субъектом ответственности за свое поведение, ответственность за судьбу дела, подотчетность, то, очевидно, дефиниция позитивной ответственности будет оставаться за рамками права, имея в общем случае моральный оттенок, а в сфере властеотношений, соответственно, политический характер. Более того, использование этого понятия в контексте правовой материи неизбежно

порождает путаницу в определении базовых вопросов концепции

73

конституционной ответственности^[73].

Исходя их вышесказанного, мы можем заключить, что воззрения Ж.И. Овсепян, А.А. Кондрашова и некоторых других ученых о так называемой особой позитивной ответственности в конституционном праве, характеризуют не столько позитивный, сколько ретроспективный, а в отдельных случаях - политический и моральный аспекты конституционно­правовой ответственности. Несомненно, что указанные проблемы на сегодняшний день являются актуальными, но требуют более глубокого доктринального изучения и осмысления категории конституционной ответственности в рамках специального межпредметного исследования.

Подведем краткие выводы по итогам рассмотренной проблематики позитивной юридической ответственности:

1. теория позитивной юридической ответственности является слабо аргументированной в том плане, что перспективный смысл ответственности не имеет собственно-юридического, самостоятельного содержания;

2. исследование перспективных аспектов правовой ответственности может оказаться полезным для междисциплинарных исследований на стыке наук философии, социологии, психологии и юриспруденции;

3. взгляды отдельных ученых, рассматривающих позитивную конституционно-правовую ответственность как особую категорию, отличную от общепринятого содержания перспективной ответственности фактически отражают иные («непозитивные») аспекты ответственности.

С учетом изложенного, при раскрытии последующих вопросов понимания и реализации юридической ответственности мы будем исходить исключительно из ретроспективного понимания последней.