<<
>>

Глава 15. Судопроизводство и исполнение решений

Стадии судебного процесса

Как справедливо отмечал Н. Л. Дювернуа, в исторических исследованиях суда Древнерусского государства основное внимание уделяется анализу судебных доказательств, тогда как другая сторона судопроизводства — процессуальная деятельность — практически не изучается.

Односторонний подход в исследованиях начальных стадий истории суда он объяснял тем, что «вопрос о движении процесса один из самых трудных для рассматриваемых времен, ибо ближайший образец актов судопроизводства мы имеем лишь во второй половине XIV в. До этого времени все средства ограничиваются Русской Правдой. Все, что в ней относится к процессу, — это способы доказывания». Подобный подход, к сожалению, сохраняется и по настоящее время, в современной российской юридической литературе наблюдается безусловный приоритет работ, посвященных судебным доказательствам времен Русской Правды, над работами, содержащими анализ иных стадий судебного процесса того периода.

Безусловно, ограниченное число правовых источников по вопросам судебного процесса, равно как и отсутствие материалов судебной практики, не препятствуют обстоятельному и всестороннему изучению процессуальной деятельности суда по рассмотрению и разрешению конкретных дел. В то же время вряд ли правомерно предавать забвению эту важнейшую сторону судопроизводства. Имеющийся фактический материал все же позволяет раскрыть отдельные особенности судебного процесса Древней Руси, показать истоки длительной и во многом непростой истории российского процесса и закрепляющего его российского законодательства.

Воссоздание хотя и пробельной, но все же более или менее целостной картины о судебном процессе Древней Руси представляется возможным с помощью ретроспективного метода, широко применяемого в юридической науке и примененного в гл. 13 данного тома. Современное развитое состояние судебного

процесса позволяет определить логику аналогичного процесса Древней Руси, его членение на отдельные стадии и их органическую связь друг с другом.

Первые исторические письменные источники — Новгородская и Псковская судные грамоты, основанные на Русской Правде и конкретизирующих ее обычаях, — содержат ряд достоверных эмпирических свидетельств о формах и процедурах правосудия Древней Руси.

Согласно современным представлениям науки гражданского процессуального права судебный процесс состоит из семи стадий: 1) возбуждение гражданского дела; 2) подготовка гражданского дела к судебному разбирательству; 3) судебное разбирательство; 4) кассационное обжалование (опротестование) судебных решений или определений, не вступивших в законную силу; 5) пересмотр в порядке надзора решений, определений и постановлений, вступивших в законную силу; 6) пересмотр решений, определений и постановлений, вступивших в законную силу по вновь открывшимся обстоятельствам; 7) исполнительное производство.

На первый взгляд, скорый суд Древней Руси не знает подобных стадий и представляется единым и неделимым на отдельные компоненты. Однако в действительности «в скором» суде без особого труда удается увидеть значительную часть стадий, присущих современному суду, о чем, в частности, свидетельствует детально описанный в «Повести временных лет» суд воеводы Вышатича над волхвами.

В начале 70-х гг. XI столетия к Вышатичу, собиравшему дань у жителей Ростовской области (под Ярославлем), поступила жалоба на волхвов, которые якобы убили много женщин. Своих действий волхвы не отрицали, но мотивировали их тем, что убитые ими жены утаивали имеющиеся у них продовольственные запасы, тогда как значительная часть населения из-за неурожая вынуждена была голодать. По обычному праву люди, скрывающие от общины продовольственные запасы в условиях голода, подлежали смертной казни, а имеющиеся у них запасы — изъятию в пользу голодающих. Восстановлением социальной справедливости, основанным на

обычном праве, собственно, и занимались волхвы, и потому их действия считались правомерными.

Чтобы разрешить конфликт между населением и волхвами, Вышатич решил провести судебный процесс, полномочиями на проведение которого он как высокое должностное лицо при киевском князе обладал.

Первоначально воевода выяснил, подсудны ли волхвы его единоличному суду. Оказалось, что подсудны, поскольку являются смердами киевского князя. Судебный процесс начался с выяснения мотивов и обстоятельств совершения волхвами инкриминируемых им преступлений . После опроса свидетелей и оценки иных доказательств Вышатич признал волхвов виновными в совершении инкриминируемых убийств и приговорил «принять муку здесь... и по смерти на том свете». Однако волхвы с приговором были не согласны и настаивали на том, чтобы их судил князь лично, что явно не входило в планы Вы - шатича. Чтобы сломить сопротивление волхвов, он применил пытку, после которой осужденные запросили пощады и покорились решению суда. В строгом соответствии со ст. 1 Русской Правды волхвы были переданы родственникам убитых для осуществления кровной мести.

В судебном процессе, проведенном Вышатичем, можно выделить значительную часть стадий современного суда: 1) возбуждение дела посредством принятия искового заявления, жалобы; 2) подготовка дела к слушанию, выразившаяся в определении подсудности иска суду Вышатича; 3) судебное разбирательство; 4) юридическая квалификация содеянного ответчиками и принятие судебного решения; 5) исполнение принятого решения.

Сходство стадий судебного процесса Древней Руси со стадиями современного гражданского судопроизводства не является плодом формально-логической подгонки древнего судебного процесса к структуре процесса современного. Это сходство основывается на общей логике движения эмпирического познания и воплощения его результатов в практику, понимаемой материалистической гносеологией как переход от непосредственного созерцания к абстрактному мышлению, а от него — к практике . Применительно к судебному процессу всеобщее гносеологическое положение

проявляется следующим образом: от судебного разбирательства, связанного с познанием фактических обстоятельств дела, мысль переходит к абстрактному мышлению, осуществляющему юридическую квалификацию и наделяющему стороны конкретными правами и обязанностями.

Судебное решение воплощается в практике добровольно или с опорой на принудительную силу государства. Этим путем идет суд любой исторической эпохи, независимо от того, осознает ли он лежащий в основе его мыслительной деятельности всеобщий принцип гносеологии или нет.

Эмпирическое познание за последние два тысячелетия не претерпело сколько-нибудь существенных изменений, и логика Аристотеля, отражающая этот процесс, в своей основной части не утратила актуальности до настоящего времени. Следовательно, современные стадии гражданского процесса, опосредствующие логику эмпирического познания, должны быть присущи правосудию Древней Руси, хотя и в значительно измененном, модифицированном виде, применительно к конкретно - историческим условиям их действия.

На стадии становления российского правосудия, как и в наше время, судебный процесс начинался с обращения истца в суд. Для этого необходимы как минимум четыре фактора. Во-первых, совершение в отношении истца противоправного деяния, затрагивающего его жизненно важные интересы и потребности. Во-вторых, осознание истцом факта нарушения как грубейшего посягательства на его права, как значимой для него обиды. В-третьих, отказ ответчика возмещать вред, причиненный истцу. В-четвертых, формирование и выражение воли на подачу иска в суд. Лишь обстоятельно взвесив все «за» и «против», истец решается реализовать свою волю, обратившись с иском в суд.

Далеко не всякое нарушение права может порождать подобные последствия. Одну часть правовых конфликтов потерпевший может разрешать мировым соглашением с правонарушителем, другую — прощением обиды и обидчика. Вполне возможно, потерпевший может замышлять в отношении правонарушителя совершение ответных

вредоносных действий, полагая возможным расправиться с ним самостоятельно и без судебного решения.

Следует признать, что действия истца, связанные с обращением в суд за защитой нарушенного права, хотя и составляют итоговый результат данной стадии, но отнюдь не исчерпывают ее содержания.

Прежде чем подать заявление, истцу приходится проделать предварительную и порой объемную работу, помимо той, которую он уже провел на досудебной стадии процесса в целях сбора необходимых доказательств.

Истец должен найти свидетелей, готовых подтвердить нарушение его прав ответчиком, и послухов, способных убедить судью, что иск является обоснованным и полностью лежит в сфере права, основывается на действующем законодательстве или правовых обычаях. Кроме того, истцу нужно оценить причиненный нарушением вред таким образом, чтобы самому не остаться «в накладе», но и не слишком завышать реальные размеры вреда и выбрать суд, способный разрешить конфликт на сугубо правовых началах, а то, что послухи на стороне истца, он в этом не сомневается.

Еще одной важной задачей истца на стадии подачи искового заявления является приглашение ответчика на суд. Вопрос о том, каким образом решалась эта задача и в чем была ее сложность, рассмотрим несколько позднее.

После получения искового заявления судья осуществлял подготовку дела к слушанию, которая в условиях Древней Руси сводилась к выяснению двух обстоятельств: подсудности дела и правовой природы иска. Хотя между различными светскими судами не было строго определенной подсудности, каждый суд мог принимать любое поступившее к нему дело, за исключением дел, подведомственных церковному и смесному судам.

Как говорилось выше, уставами Владимира Мономаха и Ярослава Мудрого строго запрещалось светским судам вторгаться в компетенцию суда церковного под страхом наказания на земле и ответственности перед Богом на Страшном Суде. Суду князя и светским судам подлежали только жители соответствующего княжества. Для

рассмотрения конфликта между жителями разных земель и вотчин создавался специальный смесный суд, в состав которого входили на правах судей должностные лица из княжеств, где проживали стороны рассматриваемого дела. Поэтому всякий начинающий дело судья должен был, подобно воеводе Вышатичу, предварительно выяснить, в каком княжестве проживают истец и ответчик.

И лишь удостоверившись в их проживании на территории княжества, от имени которого вершится суд, судья мог принимать дело к непосредственному рассмотрению. Однако ему предстояло решить еще одну предварительную задачу — определить принадлежность к праву конфликта, положенного в основу дела.

В отличие от современного судьи, который располагает развитым законодательством, позволяющим ему достаточно легко определить правовую природу иска, его соответствие предмету правового регулирования, судья Древней Руси должен был самостоятельно и творчески решать вопрос о том, насколько заявленный иск подпадает под действие права и подлежит судебному рассмотрению. Как признает Н. Л. Дювернуа, «суд должен допустить, что та или другая сторона ищет того, что с правом согласно, что с правом вообще, взятым отвлеченно от конкретного случая». С этой целью он использовал положения Русской Правды, нормы обычного права, свой опыт судейской работы и ранее рассмотренные им дела. Суд должен был отказать истцу, если содержание иска составляли отношения, не подпадающие под действие права, например регулируемые нормами морали.

Судебный процесс переходил на стадию судебного разбирательства после того, как судья удостоверился, что рассматриваемое дело ему подсудно и имеет правовой характер. Скорый суд Древней Руси, лишенный бюрократии и волокиты, представал единым и единовременно осуществляемым актом непосредственного судопроизводства, в ходе которого судья, заслушав истца и ответчика, исследовав представленные ему доказательства, тут же принимал и объявлял свое решение. Рассмотрение дела откладывалось в связи с решением суда или сторон использовать ордалии. Назначив поединок, суд должен был дать время на подготовку к поединку сторон, а также принять меры к обеспечению порядка при проведении поединка.

Процесс откладывался в случаях испытания железом, поскольку для «установления воли Божьей» нужно было время, необходимое для заживления раны, вызванной ожогом.

Однако «быстрота» проведения судебного процесса не отменяет необходимости осуществления всех стадий вынесения правомерного и обоснованного решения. Помимо исследования и оценки представленных сторонами доказательств, суд должен был осуществить их юридическую квалификацию, т.е. признать, под какую конкретно норму законодательства или правового обычая подпадает рассматриваемый конфликт, а также определить конкретные права и обязанности сторон, вытекающие из результатов квалификации.

Суд Древней Руси не знал присущих современному суду апелляционных, кассационных и надзорных инстанций, призванных исключить судебную ошибку, случаи вынесения незаконного или несправедливого решения или приговора. Решение суда являлось одновременно первой и последней инстанцией, решающей окончательно, что есть право и какие правовые последствия для сторон оно закрепляет.

Завершает судебный процесс стадия исполнения принятого решения. Стороне, проигравшей иск, нужно было, как правило, возместить вред другой стороне процесса, штраф князю и судебные издержки. Всякие проволочки ответчика с исполнением судебного решения сурово пресекались такими должностными лицами суда, как вирник, мечник, метельник, отрок и др. Ответчик, не способный оплатить предписанные судебным решением суммы, признавался несостоятельным и подлежал обращению в холопы.

Таким образом, логика судебного процесса Древней Руси в целом соответствует логике современного правосудия, поскольку в основе того и другого процесса лежит одна и та же гносеологическая закономерность развития, движения эмпирического знания к абстрактному мышлению, воплощаемому в непосредственной действительности, практике. Наличие изложенных стадий, присущих суду Древней Руси, показывает те сложности, с которыми он сталкивался, пытаясь установить

истину по делу и принять соответствующее правовой норме решение, действуя в условиях, характеризуемых пробельностью законодательства, а также недостаточностью рациональных источников доказательств для установления действительности фактов, положенных в основу дела.

Недостаток рациональных источников и отсутствие научно обоснованных методов сбора вещественных и иных доказательств, которыми располагает современное правосудие, древний суд восполнял весьма своеобразно. Он признавал волю Бога, «проявлявшуюся» через ордалии, в качестве основного свидетельства правоты истца или ответчика. Стадию применения ордалий и оценки полученных с их помощью доказательств, по нашему мнению, можно выделить в качестве самостоятельной стадии судебного процесса Древней Руси, не практикуемой современным правосудием.

Как недоразумение следует признать представление о судебном процессе как единстве трех стадий: заклича, свода и гонения следа. Подобный взгляд на структуру судебного процесса предполагает, что первой стадией судебного процесса был заклич, т.е. объявление о совершении преступления в людном месте, второй стадией — свод, осуществляемый в срок до истечения трех дней после заклича, и гонение следа, заключавшееся в поиске доказательств и преступника. В данном случае автор судебный процесс как деятельность суда по разрешению конкретного дела смешивает с досудебной деятельностью потерпевшего по установлению виновного лица, т.е. действиями, составляющими досудебную стадию процесса. Такая подмена возможна для историка, далекого от проблем организации правосудия и практики его действия. Выделенные стадии имеют важное методологическое значение. Они позволяют систематизировать имеющиеся эмпирические факты истории правосудия Древней Руси по отдельным, качественно отличным компонентам судебного процесса, а также выявить закономерную связь между стадиями этого процесса, которая из-за отсутствия необходимого исторического материала проявляется недостаточно полно и очевидно.

Стороны и участники судебного процесса

Не все стороны и участники современного судебного процесса были присущи правосудию Древней Руси. В нем были задействованы судья, а также истец и ответчик, которые обозначались единым термином сутяжники. Однако древнерусскому суду не были известны такие действенные участники современного судопроизводства, призванные обеспечивать торжество основополагающего принципа правосудия — состязательности сторон, как прокурор и адвокат. Однако их отсутствие с лихвой компенсировалось такими должностными лицами, как тиун, вирник, отрок, детский, мечник, метельник.

В юридической литературе отмечается, что множественность государственных должностей в суде, скорее всего, была источником путаницы и беспорядка, поскольку в Краткой Правде, равно как и в Пространной, отсутствовало четкое определение слуг князя, выполнявших судебные функции.

Помимо судьи, правовой статус которого обстоятельно изложен в предшествующих главах, в судебном процессе Древней Руси основополагающую роль играл истец, т. е. лицо, дающее начало судебному процессу. Без поданного им иска, согласно обычному праву, суд не мог по своей инициативе либо инициативе исполнительных органов начать судебный процесс. Исключение составляли лишь дела по обвинению в государственных преступлениях — переход на сторону врага, выступления против княжеской власти, организация массовых беспорядков, повлекших гибель людей, и т.д., возбуждаемые по инициативе князя.

Истцом мог быть любой свободный человек, независимо от каких-либо его иных социальных характеристик: сословия, имущественного положения, вероисповедания, места жительства и др. Согласно Русской Правде истцы могли иметь два статуса: полностью свободного лица как в личном, так и в экономическом отношении, а также закупа. Закупом признавался человек, который временно находился в услужении у хозяина, отрабатывая взятые в ссуду деньги. Как признает А. А. Зимин, закуп — это

«лицо, получившее дачу («милость»), т.е. известную денежную сумму деньгами или хлебом под условием личной работы на господина».

Особое правовое положение закупа характеризовалось тем, что он оставался свободным человеком. В ст. 111 Пространной Правды специально подчеркивалось, что нельзя порабощать свободного ни за хлеб, ни за что-либо иное, и, отработав свое, он больше ничем заимодателю не обязан. Закуп мог открыто, поставив хозяина в известность, уйти на заработки в другое место или убежать к князю либо в суд, чтобы подать иск на своего хозяина.

Будучи лично свободным, закуп все же экономически зависим от своего хозяина. С этих позиций значительный интерес представляет ст. 62 Пространной Правды, позволяющая господину бить своего закупа за дело. Однако если хозяин нанес побои закупу без какой-либо его вины, например будучи пьяным, то закуп имел право обратиться с иском в суд, и в этом случае хозяин обязан был отвечать в том же порядке и в тех же размерах, что и за избиение любого свободного человека.

Ответчик, как и истец, мог быть только свободным человеком. Холоп согласно своему статусу говорящего орудия не нес никой ответственности за действия и вред, причиненный другим лицам. За противоправные действия холопа отвечал его хозяин по тем же принципам, что и современный владелец источника повышенной опасности. Русская Правда возлагала на хозяина обязанность платить за холопа долг, взятый им обманом у другого лица, а также в случаях, когда холоп, посланный хозяином торговать, проторговался, вместо прибыли принес одни долги. Хозяин также отвечал за кражи, совершенные холопом, и за побои, нанесенные другим лицам, если он не считал возможным расставаться с холопом и выдавать его потерпевшим на расправу. В соответствии со ст. 65 Пространной Правды холопа, ударившего свободного человека и убежавшего в хоромы, хозяин мог не выдавать потерпевшим, если заплатил за него 12 гривен.

В юридической литературе судебные должности Древней Руси чаще всего описываются как существующие одновременно: наряду с вирниками и мечниками действовали отроки и детские. В результате получается неоправданное дублирование

их функций и нерациональное использование деятельности должностных лиц в сфере правосудия. Например, вирник должен был собирать только виры, тогда как отрок — продажи. Следовательно, в одну и ту же волость должны были ездить и вирник, и отрок, собирая фактически одно и то же — денежные суммы, которые должны были выплачивать ответчики по решению суда. В результате делался вывод о том, что «в Краткой Правде и более поздней Пространной Правде нет четкого деления слуг князя, выполнявших судебные функции: это и емец, и мечник (ст. 41), и отрок (ст. 74...)»'.

По нашему мнению, изложенный вывод не в полной мере соответствует действительности, поскольку не учитывает изменение номенклатуры должностей, предусмотренных Краткой Правдой и Пространной Правдой. Если первая регулирует деятельность вирников и мечников, то во второй их заменяют отроки и детские.

Краткая Правда называет четыре судебные должности: тиун, вирник, метельник и мечник.

Тиун — это должностное лицо, исполняющее функции судьи. Тиуны назначались князем из числа своих управителей. Княжеские тиуны могли вершить правосудие вместо князя, если он по тем или иным причинам не мог вести судебное разбирательство лично. Тиунами также назывались лица, занимающие управленческие должности на уровне местных органов государства или общественного самоуправления, которые тоже по своей должности обязывались осуществлять правосудие.

Вирник — это высокопоставленное должностное лицо, подчиненное непосредственно князю, которое в соответствии с княжеским поручением исполняло судебные решения посредством сбора вир (уголовных штрафов или продаж) с сельских общин и лиц, виновных в совершении каких-либо противоправных деяний. О том, что вирник относился к числу княжеской управленской элиты, свидетельствует закрепленная ст. 42 Краткой Правды обязанность населения обеспечивать ему прокорм. В течение недели вирнику полагалось поставить семь ведер солоду, баранину или половину говяжьей туши либо деньги — две ногаты; две курицы, хлеб и пшено по потребности. В среду и пятницу дополнительно полагался

ему сыр ценой в резану. На довольствии населения находились также четыре коня вирника. Кроме того, население должно было уплачивать вирнику при въезде гривну и по завершении работы 8 гривен 10 резан и 12 вевериц.

Вопрос о совмещении вирником функции сбора вир и штрафов с осуществлением правосудия в российской юридической литературе имеет противоречивые решения. По мнению А. Р. Андреева, вирник вершил правосудие по уголовным делам. М. Ф. Владимирский-Буданов также не отрицает наличие у вирников судебной власти, но оговаривается, что для них эта функция была не постоянной, а случайной. Вирник не мог оставаться в одной волости более недели, чтобы не обременять жителей постоем, тогда как деятельность судьи подобным образом ограничиваться не может.

По нашему мнению, позиция М. Ф. Владимирского-Буданова заслуживает большего доверия, чем позиция А. Р. Андреева. Бесспорно, вирник, будучи княжеским чиновником, был правомочен рассматривать конкретные дела, заниматься правосудием. Но на правосудие у него чаще всего не оставалось времени. Основную часть времени он уделял максимально полному сбору вир и штрафов. Однако вирник мог рассматривать отдельные дела, связанные с его основной деятельностью как сборщика налогов, например иски жены о доле имущества, которая должна сохраняться за ней в случае неспособности мужа полностью оплатить штраф.

При сборе судебных штрафов с вирником приезжал его помощник — метельник, который должен был вести учет собираемых штрафов (делать меты). Это была незначительная должность. Согласно ст. 9 Пространной Правды, если вирник получал за свою недельную работу более 8 гривен, то метельник — всего лишь 12 векш и ссадную гривну — пошлину, взимаемую при въезде в населенный пункт, сразу же при сходе метельника или иного должностного лица с коня. Как полагает В. Л. Янин, метельник — это всего лишь другое, синонимичное название отрока или детского.

Еще одним должностным лицом, собирающим судебные штрафы, в Древней Руси был мечник (емец). Как полагает В. Е. Рубаник, Краткая Правда не дает оснований думать, что обязанности мечника выходили за рамки сборщика податей. Суммы,

полагающиеся мечнику с продаж, гораздо скромнее, чем те, что достаются вирнику, видимо, и его ранг был не столь высок. Однако этот вывод не в полной мере согласуется с Пространной Правдой, в ст. 86 которой мечник упоминается в числе должностных лиц, участвующих в испытании железом. По мнению А. А. Зимина, мечник осуществлял надзор за соблюдением правил при испытании железом. Он же мог оказывать помощь потерпевшему в отыскании и задержании лица, подозреваемого в совершении противоправных деяний. Все это дает основание видеть в мечнике помощника судьи, который, будучи вооруженным, осуществлял его охрану, организовывал проведение ордалий, а также исполнение решений суда, в том числе применение к виновному лицу такого наказания, как поток и разграбление, а также решал другие организационные вопросы, связанные с деятельностью суда.

В Пространной Правде изменяются существующие судебные должности при князе: в ней упоминаются должности мечника, отрока и детского. Вирник упоминается лишь в ст. 9, представляющей воспроизведение ст. 42 Краткой Правды. Вполне возможно, что она уже не действовала и была заменена ст. 74, определяющей размеры накладных пошлин отроку, который «самому ехати с отроком». Этой же статьей закреплялось право отрока получать самое высокое вознаграждение в виде накладных пошлин — 20% от продаж. Статья 20 закрепляла еще один вид выплат в пользу отрока — одну гривну за оказание помощи обвиняемому в снятии обвинения в убийстве.

Но каким образом мог оказать подобную помощь отрок, если он занимался только сбором продаж и вир? Логично полагать, что во времена действия Пространной Правды отрок играл более значимую роль в отправлении правосудия, чем сбор продаж. От имени государства отрок занимался сбором доказательств, может быть, обеспечивал нахождение и явку свидетелей, организовывал проведение ордалий и др. Поэтому отрок согласно Пространной Правде — это должностное лицо, принимавшее активное участие в отправлении правосудия посредством участия в сборе доказательств, проведении ордалий и исполнении решений суда в части сбора вир и продаж.

Обычно должность отрока трактуют как должностное лицо низшей княжеской администрации, выезжавшее время от времени в волости для осуществления своих функций, сбора продаж и участия в деятельности местных судов. Основание для такой трактовки дают ст. 9 и 74 Пространной Правды, закрепляющие право отрока, находящегося «в командировке», на соответствующие выплаты. Однако, по нашему мнению, подобное понимание термина «отрок» является неполным.

Как следует из ст. 97 и 114 Пространной Правды, сфера действия отроков одним правосудием не ограничивается. Отроки имелись и при руководителе строительства моста, и при наместниках. Следовательно, отрок вообще — это помощник князя или какого-либо иного высокопоставленного должностного лица. Отроки, находящиеся при князе, назывались княжескими (ст. 11 Пространной Правды), именно они выезжали в волости в целях сбора продаж и вир. Кроме того, при местных органах власти, в том числе при наместнике, волостеле, одновременно осуществлявших правосудие, находились их постоянные помощники — отроки, постоянно проживавшие в определенной местности должностные лица. Их в первую очередь имеет в виду ст. 20 Пространной Правды, предписывая осуществлять выплаты в пользу отрока, помогавшего обвиняемому снять подозрение в убийстве.

Должность детского упоминается в Пространной Правде дважды в связи с установлением в его пользу пошлин при испытании железом и разделе имущества братьев. Я. Н. Щапов полагает, что детский, принимавший участие в разделе имущества, выступает в таком деле в качестве судьи и получает за это высокую пошлину в размере гривны. Подобный вывод Я. Н. Щапова является дискуссионным. Признание за детским исполнения функции судьи противоречит общепризнанному представлению историков и правоведов, что эти функции исполнялись лицами, занимавшими какие-либо управленческие должности. В связи с этим возникают два вопроса: 1) от кого и каким образом детский получал полномочия на осуществление правосудия, 2) какую конкретно управленческую должность он занимал?

В системе управленческих должностей Древней Руси нет должности детского. Следовательно, он не мог выступать в роли арбитра при разделе наследуемого

имущества между братьями. Таковым должен был выступать определенный судебный орган, и только он. Суд принимал решение, какое имущество принадлежит тому или другому брату, а непосредственный раздел имущества проводился с участием детского. Таким образом, детский — это судебный исполнитель. В этом же качестве он выступал согласно ст. 86 Пространной Правды, организуя проведение испытания железом.

Таким образом, во времена Пространной Правды в деятельности правосудия принимали участие: отрок, занимавшийся сбором вир и продаж, а также оказанием истцу или ответчику помощи по сбору доказательств; мечник, осуществлявший охрану судьи и обеспечивающий порядок при проведении ордалий и участвовавший в сборе доказательств; детский — судебный исполнитель по делам, не связанным со сбором вир и продаж. Соответственно, вышеприведенное мнение о том, что метельник исполнял те же функции, что отрок и детский, не соответствовало реальности и является дискуссионным.

Незаменимыми участниками судебного процесса выступали свидетели и послухи, правовой статус которых рассмотрен выше. Но они никакими властными полномочиями не обладали, их главная задача сводилась к оказанию действенной помощи лицу, на стороне которого они выступали. Трудно сказать, было ли участие свидетелей и послухов в процессе делом сугубо добровольным и проводившимся на общественных началах, либо все же они получали определенное, заранее оговоренное вознаграждение от взявшей их стороны. Современному сознанию, ориентированному на платность большей части услуг, трудно принять то, что послух, в обязанности которого входило участие в поединке с послухом другой стороны, должен был ставить на карту свою жизнь и увечье без какого-либо вознаграждения за само участие, возможное увечье или даже смерть. Однако для населения, еще не полностью порвавшего с обычаями и привычками общинного строя, участие в суде на общественных началах могло быть единственно возможным вариантом поведения в определенных ситуациях, в частности оказания помощи человеку, попавшему в беду.

Стадия подачи искового заявления

Сбор доказательств, подтверждающих достоверность иска к ответчику, обеспечивался истцом самостоятельно на досудебной стадии, представляющей собой нечто вроде предварительного следствия с применением таких процедур, как заклич, гонение следа и свод. Однако после того, как истец собрал необходимые доказательства, ему предстояло пройти еще одну стадию, связанную с подачей искового заявления в суд. Это весьма важная стадия судебного процесса, поскольку она дает начало судебному процессу, выступает юридическим фактом, обязывающим суд рассмотреть поданное заявление истца и разрешить его по существу.

На стадии подачи искового заявления истец должен был систематизировать и оценить имевшиеся доказательства, шансы выиграть дело в суде. Подача иска имела смысл лишь в случае, если истец уверен в том, что он выиграет дело. Обращение в суд с недостаточно надежными доказательствами и высокая степень вероятности того, что дело будет решено в пользу ответчика, могли обернуться значительными расходами, связанными с уплатой судебных пошлин и штрафов в пользу князя.

Стадия подачи искового заявления проводилась в двух формах: сокращенной и полной.

Сокращенная стадия имело место в тех случаях, когда доказательства вины правонарушителя были настолько очевидны и достоверны, что истцу не имело смысла тратить время на их сбор, поиск свидетелей и послухов, либо по делам, не требующим показаний свидетелей. Русская Правда знает несколько таких ситуаций. Это, например, поимка вора на месте преступления. Согласно ст. 38 Краткой Правды незадачливый вор, если он не оказал сопротивления, должен быть связан и с рассветом доставлен на княжеский двор или иной близлежащий суд. Незамедлительно в суд должен был обращаться потерпевший после нанесения ему побоев, вызвавших кровотечение и синяки. Муж, «кровав» и имеющий синяки, мог выиграть свое дело без свидетелей, аналогичный исход предусматривался по делам,

связанным с совершением оскорбительных действий посредством вырывания клока бороды.

Без свидетелей разрешалось подавать иски по отдельным гражданским делам, например по договорам хранения, денежным суммам, переданным на покупку товара в порядке оптовой или розничной торговли, иски на сумму менее трех гривен (ст. 22, 31, 48, 49 Пространной Правды и др.). Вполне возможно, что в случаях, когда для доказательства своей правоты по гражданским делам истцу было достаточно принести присягу, он подавал иск в сокращенной форме.

Сокращенная стадия подачи искового заявления сводилась практически к двум процедурам: вызову или доставке ответчика в суд и подачи искового заявления. Однако по значительной части дел потерпевший, прежде чем подать иск в суд, должен был дополнительно:

1) заручиться согласием лиц из числа очевидцев совершенного нарушения, пойти в суд в качестве свидетелей; 2) найти послухов, готовых на суде дать показания в пользу истца, а при необходимости выйти на поле против ответчика или его послуха; 3) определить содержание иска и обосновать его требования имеющимися доказательствами. Названные процедуры в совокупности с процедурами вызова или доставки ответчика в суд и подачи искового заявления образовывали полную форму первой стадии судебного процесса.

Процедура поиска истцом свидетелей применялась в тех случаях, когда Русская Правда предписывала представление свидетелей в качестве необходимого условия рассмотрения дела. В соответствии со ст. 85 Пространной Правды свидетели требовались по всем делам, связанным с совершением разного рода преступлений: убийств, истязаний смерда смердом, кражи лодки, ястреба, домашних птиц, сена, поджога гумна, двора, умышленного забоя коня, скотины и др. Свидетели требовались по гражданским делам, цена иска которых превышала три гривны, а также от владельца краденой вещи, чтобы подтвердить факт покупки им этой вещи на рынке.

Таким образом, по значительной части наиболее важных уголовных и гражданских дел истец должен был выявить свидетелей и, главное, уговорить их выступить на суде, чтобы подтвердить обоснованность его требований и дать показания, свидетельствующие о вине ответчика, размере причиненного им ущерба и иных значимых по делу обстоятельств. Не выполнив законодательного требования о представлении суду свидетелей, истец должен был прекратить дальнейшие действия по подготовке и подаче иска в суд, ибо шансов на выигрыш дела у него не было. По гражданским делам суд всегда мог ему сказать: «...промиловался оже еси не ставил послухов».

Возложение на истца обязанности выставлять по своему усмотрению свидетелей существенно облегчало обязанности суда по организации судебного процесса, однако имело один существенный недостаток — возможность сговора истца и свидетеля. Истец, уговаривая лицо выступить на процессе, мог без каких-либо затруднений определить с ним и сведения, которые это лицо должно сообщить суду, согласовать с ним фабулу дела. Получалось, что свидетель на суде был заранее ориентирован на определенный исход дела, сообщал суду дозированную, согласованную информацию, которая не всегда последовательно соответствовала действительному положению дел, а также знаниям и оценкам самого свидетеля. Поэтому нужно ли удивляться широкому распространению в суде лжесвидетельств, о которых сокрушенно говорили епископ владимирский Серапион и другие идеологи того времени.

После успешного завершения поиска свидетелей истец приступал к формированию списка послухов. Без них не обходился ни один средневековый судебный процесс, а их выбор полностью зависел от субъективного усмотрения истца. Главным же критерием послухов являлась их способность убедить суд в том, что иск обоснован, а истец входит в число «добрых людей» города или погоста и совершил немало добрых дел в пользу общества, отдельных лиц и своей семьи, при этом ни в чем предосудительном, а тем более посягательствах на имущество или здоровье других лиц не был замечен. Особое внимание истцу следовало уделить подбору послуха,

который бы изъявлял желание не только выйти на поединок с ответчиком или его послухом, но и одержать победу в поединке и, соответственно, обеспечить победу в процессе. Проигрыш послуха сводил на нет все усилия и успехи, достигнутые истцом в процессе судебного рассмотрения.

В обязанности истца судебного средневекового процесса, как и современного истца, входит качественная подготовка искового заявления. Чтобы расположить суд к себе, истец должен систематизировать информацию о конфликте, положенном в основу дела, таким образом, чтобы у судьи не было сомнений в том, что во всем случившемся виноват ответчик. Для создания такого мнения истец должен хорошо продумать логику своего выступления на процессе, определить последовательность сообщения доказательств, уличающих ответчика, дать оценку его действиям и тяжести причиненного ущерба.

Подготовка обоснованного иска в суд составляет необходимую процедуру начальной стадии судебного процесса для любого истца, желающего выиграть процесс. Для истца периода Древней Руси данная стадия осложняется тем, что иск подается в устной форме и непосредственно самим истцом, для чего требуются хорошая память, а также умение если не красноречиво, то связно и убедительно изложить суть конфликта и выдвигаемые требования к ответчику.

Наиболее сложной для истца была процедура обеспечения явки ответчика в суд. Русская Правда не возлагала на суд обязанности доставки ответчика и вообще этот вопрос не регламентировала. Меры, призванные обеспечить явку ответчика в суд, решались нормами обычного права, сложившимися применительно к условиям действия общинного суда, когда истец и ответчик находились в одной общине и сообщить последнему о необходимости явки в суд не вызывало затруднений. В условиях средневекового общества вызов ответчика в суд был осложнен двумя обстоятельствами. Во-первых, ответчик мог проживать в другом городе, погосте либо вообще место его проживания потерпевшему могло быть неизвестно. Во-вторых, ответчик не испытывал большого удовольствия от посещения суда, знал его последствия для себя и сознательно уклонялся от явки в суд.

В юридической литературе имеются два взгляда относительно способов обеспечения явки ответчика в суд. По мнению М. Ф. Владимирского-Буданова, этот вопрос решался как мирным путем, так и с применением силы. Иную картину рисует Н. Л. Дювернуа, полагая, что доставка лица, подозреваемого в совершении правонарушения, обеспечивалась преимущественно принудительными мерами со стороны как потерпевшего, так и самого суда.

Как признает М. Ф. Владимирский-Буданов, процессуальные отношения между сторонами устанавливались договором относительно предмета спора, суда, которому они были согласны доверить рассмотрение дела, и сроков явки в суд. Договор заключался соглашением сторон, «имея все сходства с условиями пари или битья об заклад. Спорящие стороны в присутствии посторонних бьются в заклад, причем действительно имеет место и заклад (т. е. известная вещь, м. б., вещь, о которой именно идет спор, или известное количество денег отдается на руки сторонним третьим лицам). Момент заключения сделки определяется или рукобитьем... или бросанием шапок вверх, что называлось выдачкою». Далее автор приходит к выводу, что в основной массе случаев договор не может быть заключен между сторонами по делам, связанным с обвинениями в совершении преступлений. «Ответчику всегда выгодно уклониться от суда. Тогда вместо договора истцу дозволялось связать ответчика и вести его на княж двор. Возможные при этом злоупотребления силы отстранялись законами: если окажется, что человек связан «без вины», то истец платит большой штраф».

Характеризуя способы обеспечения явки ответчика в суд, Н. Л. Дювернуа отмечал, что ответчик доставлялся в суд непосредственно истцом, наделенным правом в случае необходимости применять силу. Приглашение следовать в суд истцом объявлялось публично, в присутствии других людей. Если ответчик не желал идти в суд добровольно, тогда истец тут же на глазах широкой публики, а также с ее участием должен был связать ответчика и доставить его в суд. Насильственные действия в отношении ответчика не применялись, если находились лица, готовые поручиться о его добровольной явке в суд.

Независимо от того, шел ответчик в суд добровольно или приводился насильно, возложение на истца обязанности обеспечивать явку ответчика значительно осложняло процесс реализации его права на иск. Если связать вора, застигнутого на месте преступления, с помощью других членов семьи для потерпевшего могло не составлять большого труда, то для применения насилия в отношении ответчика по месту его жительства истец должен был просить помощи у своих родственников и соседей. Ответчик с помощью членов семьи мог дать достойный отпор насильственным действиям истца. Кроме того, ответчик, будучи связанным, мог быть отбит его родственниками и соседями у истца в каком-либо безлюдном месте на пути следования в суд.

Таким образом, предусмотренные обычаем средства разрешения конфликта не гасили его, а создавали дополнительный очаг для возгорания нового, тем более что ответственность за сопротивление, оказанное ответчиком при его доставке в суд, Русская Правда не устанавливала, тогда как истец нес ответственность за неправомерно примененное насилие в отношении ответчика. Подобная норма, в частности, содержалась в Договоре Смоленска с Ригою и Готланским побережьем 1229 г. За незаконное связывание свободного лица на виновное лицо налагался весьма высокий штраф.

С учетом изложенных обстоятельств обязанность по доставке ответчика в суд постепенно перелагалась с истца на суд. Уже в Договоре Смоленска с Ригою и Готланским побережьем 1229 г. предусматривалось заковывание обвиняемого в железо, если он не мог предоставить поручителя в том, что не скроется от суда. Впоследствии подобная норма была закреплена в Пространной Правде в числе ее дополнительных статей, при этом на истца возлагалась обязанность кормить задержанного либо выплатить ему соответствующую сумму денег. Наиболее революционный прорыв в этом деле был сделан Псковской судной грамотой, которая предусматривала доставку ответчика приставом, при этом стремясь максимально полно защитить права как истца, так и ответчика.

Возложение на суд обязанности вызова ответчика вносит определенные коррективы в стадии судебного процесса. Подобная процедура из стадии внесения иска потерпевшим переходит в подготовительную стадию суда. Переложение ответственности за доставку ответчика с истца на судью, готовившего дело к рассмотрению, явилось первым шагом на пути превращения частноправового судебного процесса в публично-правовой. Стало очевидным, что в условиях дальнейшего развития общества и усложнения его экономических и политических связей государство не может больше стоять в стороне от борьбы с правонарушениями, а потерпевшие самостоятельно, своими силами справиться с посягательствами на их права не в состоянии. Кроме того, при наличии законодательства, выражающего волю государства, правонарушитель вступал в конфликт не только с частным лицом, но и с самим государством, явно пренебрегая его законами и установленными в них запретами.

Русская Правда не содержала специальных норм относительно порядка подачи искового заявления. Поэтому можно предположить два варианта подобных действий: 1) истец обращался с иском в суд, приведя с собой всех свидетелей, послухов и ответчика, требуя незамедлительного суда, как, например, в случаях поимки вора на месте преступления или по фактам нанесения побоев; 2) истец обращался в суд с исковым заявлением, требуя правосудия, а судья с учетом занятости назначал конкретную дату судебного разбирательства, предписывая истцу обеспечить явку в суд всех участников.

Можно предположить, что первый вариант был исторически первой формой подачи искового заявления. Он применялся при обращении в общинный суд, где собрать всех участников процесса из числа членов общины не представляло большого труда. Однако такой порядок подачи искового заявления, первоначально сохранявшийся в условиях большого города — Киева или Новгорода, вызывал ряд неудобств. Во- первых, истцу, как уже отмечалось выше, не всегда легко было обеспечить явку в суд ответчика. Во-вторых, суд в силу своей занятости не всегда имел возможности рассматривать иск в день его поступления. В-третьих, ответчик, прибывший в суд или

доставленный насильно, мог просить суд отложить слушание дела в связи с необходимостью привода свидетелей и послухов, готовых свидетельствовать о его невиновности.

В силу изложенных обстоятельств порядок подачи искового заявления эволюционировал в сторону второго варианта, когда действия истца в суде первоначально ограничивались просьбой осуществить правосудие, назначив конкретную дату судебного разбирательства. Этот порядок впоследствии получил законодательное закрепление в Псковской судной грамоте. Согласно ст. 20 истец, подавая исковое заявление, просит суд вызвать ответчика повесткой. Вызов же ответчика производится путем прочтения на церковной площади повестки о его явке в суд в назначенное судом время (ст. 25). В ст. 6 этой Грамоты предписывается наместнику в случае ухода с должности самому завершить начатые судебные дела.

С подачей искового заявления ведущая роль в судебном процессе от истца переходит к судье, который по своему усмотрению определяет дату судоговорения, ведет судебное разбирательство и выносит решение по делу.

Стадия подготовки к судебному заседанию

Стадия подготовки к судебному заседанию присутствует в любом судебном процессе, независимо от формы подачи иска. Даже в тех случаях, когда судья рассматривает дело сразу после получения иска, он должен первоначально для себя решить два вопроса: удостовериться в том, что рассматриваемое дело ему подсудно и что положенный в его основу конфликт порождает юридически значимые последствия. Если же рассмотрение дела будет проводиться не в день подачи заявления, а через определенный промежуток времени, то судье необходимо решить еще две задачи: назначить дату судебного заседания и принять меры по обеспечению явки ответчика в суд (в случае возложения этой обязанности на суд и судебных приставов).

Как уже говорилось выше, суд обязан рассматривать дела по своей подсудности, не вторгаясь в подсудность смесных и церковных судов. Определение подсудности

смесных судов не представляло для судьи больших затруднений, поскольку критерием было место проживания сторон — истца и ответчика. Судья не мог рассматривать дела, стороны которых проживали в разных княжествах или даже государствах, если иное не предусматривалось международными договорами.

Принимая исковое заявление, судья должен был сразу же установить, подпадают ли под правовое регулирование отношения конфликтующих между собой сторон. Понятно, что определение правовой природы конфликта, как правило, не представляет большого труда. Основываясь на устном заявлении истца, судья мог безошибочно определить, о чем идет речь: о краже или разбое, об убийстве или о нанесении телесных повреждений, посягательстве на честь и достоинство свободного лица или холопа. Одновременно судья отказывался рассматривать дела, которые, по его мнению, регулируются не правом, а нормами морали либо иными социальными нормами.

Однако судья не мог отказать в принятии иска на том основании, что он не соответствует законодательству и обычаям, зная их неполноту и пробельность. В то же время судья должен быть уверен в том, что иск имеет юридическое значение и подлежит судебному рассмотрению, хотя и не в полной мере вписывается в рамки действующего законодательства. При этом критериями оценки правового и юридически безразличного выступают как закон, обычай, так и собственное правосознание судьи. Судья, основываясь на своем опыте, ранее вынесенных решениях, формирует собственное понимание, каким должно быть действующее право, какими должны быть его принципы и пути воплощения в практике. Лишь твердо убедившись в том, что заявленный потерпевшим иск имеет основанием право, связан с имущественными отношениями или посягательствами на жизнь, здоровье или честь и достоинство лица, судья принимает его к судебному рассмотрению.

О наличие у средневековых судей творческого подхода к осуществлению правосудия, опирающегося не только на закон, но и на принципы права, собственное правосознание, свидетельствует следующий исторический факт. В ст. 2 Русской Правды князь Ярослав предписал присуждать с виновного гривну мужу, который

придет в суд окровавленным, с синяками, даже при отсутствии у него свидетелей. Однако практика применения этой статьи показала ее пробельность, поскольку оказалось, что наличие синяков и крови не всегда свидетельствует о совершенном правонарушении, побои могли быть нанесены потерпевшему в порядке самообороны защищавшимся от его нападения ответчиком, который оказался сильнее или удачливее в драке, нежели потерпевший. Поэтому в ст. 29 Пространной Правды дается более полное определение условий, при которых нанесение лицу телесных повреждений, повлекших синяки или кровотечение, признается правонарушением, — побои должны быть получены обороняющимся от нападения лицом. Если же потерпевший сам начал драку и получил побои, то вместо вознаграждения за обиду ему вменяется в обязанность уплата штрафа в 60 кун за то, что сам начал драку. Основание, которое согласно Правде, Ярослава признавалось бесспорным для получения вознаграждения за обиду, оказалось неточным и чрезвычайно широким, под него подпадали как безвинно пострадавшие, так и виновные лица, сами затеявшие драку. Уточнения и дополнения Пространной Правды по этому вопросу, несомненно, основывались на материалах судебной практики. Судьи усомнились в правомерности и справедливости выплаты гривны за обиду потерпевшему, который сам начал драку, и потому посягательствам на его здоровье ответчика они придали статус правомерных действий. С этим положением судебной практики полностью согласился законодатель, придав ему статус законодательного предписания.

Влияние судебной практики на текст Русской Правды признает С. В. Юшков, отмечая, что «некоторые нормы этого памятника стали устанавливаться до съезда Ярославичей в их судебной практике. Такой нормой является установление двойной виры за убийство старого конюха... Возможно, что и ряд других норм первоначально применялись в судебной практике, а затем вошли в состав Правды Ярославичей». Факт самостоятельного творения судами права признается и другими российскими исследователями, в числе которых С. В. Юшков называет Н. И. Ланге, П. Н. Мрочека- Дроздовского, В. Н. Татищева, М. Н. Тихомирова, И. Ф. Г. Эверса и др.

Изложенное свидетельствует, что стадия подготовки судебного заседания, призванная определить отношение судьи к иску и юридическим основаниям его рассмотрения судом, имела самостоятельное значение, а в случае отсутствия у иска правовой природы выступала стадией, завершающей судебный процесс.

Судебное разбирательство

Как уже говорилось выше, стадия судебного разбирательства проводилась в целях непосредственного исследования судом доказательств по делу, а наиболее значимыми лицами, участвовавшими в этой стадии судебного процесса, помимо судьи, выступали истец и ответчик, а также свидетели и послухи. Процесс носил частноправовой и состязательный характер и проводился без участия прокурора и адвокатов, а его конечный результат виделся в сборе доказательств вины ответчика или доказательств, свидетельствующих о его невиновности.

Русская Правда не содержит норм, закрепляющих порядок проведения судебного разбирательства. Законодатель полагал, что нормы обычного права этот аспект регулируют достаточно эффективно и не нуждаются в корректировке. В результате современный исследователь лишен достоверных сведений о том, каким образом проводилось судебное разбирательство, кто и в каком порядке открывал судебный процесс, в какой последовательности выступали стороны, их свидетели и послухи, в каком порядке и при каких условиях завершалась стадия сбора и оценки судом доказательств. Однако можно достоверно утверждать, что первым на процессе выступал истец.

В связи с тем, что исковое заявления подавалось в устной форме, судья не имел возможности огласить его в процессе. Он мог лишь информировать присутствующих об открытии судебного заседания, о теме иска и сторонах судебного процесса. Изложить иск мог только сам истец, поэтому с его выступления и начиналось судебное разбирательство. Истец должен был, во-первых, изложить суть конфликта и охарактеризовать противоправные действия, совершенные ответчиком; во-вторых,

назвать и обосновать свои исковые требования; в-третьих, изложить доказательства, которые, по его мнению, свидетельствуют о достоверности сказанного; в-четвертых, информировать суд, кто конкретно из свидетелей и послухов готов подтвердить сказанное и удостоверить доброе имя истца, его бесспорную принадлежность к добрым людям общины или города.

При этом истец должен был доказать, что его требования носят сугубо правовой характер, основываются на действующем праве и подлежат судебному рассмотрению и судебной защите. Данная задача не вызывала больших затруднений, если рассматриваемый казус подпадал под действие Русской Правды или правовых обычаев. Иным было положение истца, когда положенный в основу дела конфликт не подпадал под действующие законодательные положения или нормы обычного права. Например, истец обосновывает право на землю, которую он обрабатывал в течение четырех-пяти лет, а ответчик ранее претензий на эту землю не предъявлял. Другой пример. Истец претендует на родовое недвижимое имущество жены, не оставившей духовного завещания. По тому и другому поводам Краткая Правда не дает прямых указаний, следовательно, истец, прежде чем претендовать на заявленные блага, должен доказать суду, что имеет на них право, что его исковые требования носят сугубо правовой характер. Сейчас трудно представить логику подобного обоснования, но оно, несомненно, имело место, иначе ответчик мог легко отвергнуть иск, мотивируя это его неправовой природой.

Названные истцом свидетели и послухи должны были лично присутствовать в суде, быть готовыми надлежащим образом исполнить возложенные на них обязанности, чтобы обеспечить победу истца в процессе. Следующим, по логике разбирательства дела, выступал ответчик, который должен был отклонить иск полностью или частично. Если ответчик признавал иск, то не было необходимости в судебном разбирательстве, он мог самостоятельно договориться с истцом, заключив мировое соглашение. По гражданским делам ответчик мог признавать предъявленный ему иск, но ссылаться на отсутствие надлежащих средств для погашения своих договорных обязательств. В любом случае в выступлениях должен констатироваться какой-то

конфликт между истцом и ответчиком, разрешить который они без обращения в суд не могли.

В обоснование своей позиции ответчик, как и истец, должен был привести свои доказательства, а также огласить список свидетелей и послухов, готовых подтвердить в суде его невиновность. Отсутствие у ответчика свидетелей Русской Правдой признавалось одним из оснований решения дела в пользу истца либо применения ордалий. Псковская судная грамота по делам, связанным с обвинением в таком тяжком преступлении, как разбой, этот вопрос решала иначе. Она обязывала суд направить своих приставов для выяснения обстоятельств дела и поиска свидетелей, если ответчик не мог самостоятельно назвать и представить их суду. Данная норма заслуживает самого пристального внимания, поскольку она свидетельствует о признании государством, хотя и не полностью осознанных им в общем виде, двух ведущих принципов уголовного права — презумпции невиновности и обязанности государства принимать участие в расследовании преступлений.

Законодатель признает, что обвинение в таком тяжком преступлении, как разбой, не может решаться по чисто формальным мотивам, в частности на том основании, что ответчик не может выставить в свое оправдание свидетелей. Очевидно, что не всякий, кто не способен найти свидетелей в свою пользу, непременно является разбойником. Поэтому, прежде чем принимать решение, суд должен самостоятельно, через своих исправников выяснить, что же в действительности имело место, собственными силами собрать необходимые по делу доказательства. Кроме того, Грамота возлагает на суд обязанность вызова свидетелей для участия в процессе.

Названные новеллы Псковской судной грамоты отражают итоги эволюционного развития процессуального законодательства, состоявшие в переходе от полной отстраненности суда от деятельности по сбору и оценке доказательств и обеспечению явки в суд ответчика, свидетелей и послухов в период Русской Правды к вовлечению суда в этот процесс.

Возможна иная ситуация: ответчик на суд не явился. Русская Правда по этому поводу не содержит предписаний, значит, вопрос о последствиях неявки в суд ответчика

регулировался обычаем, сложившимся во времена общинного суда, когда доставить в суд ответчика как члена общины было легко и обычное право запрещало принимать какие-либо судебные решения, не уяснив позиции и мотивы виновного лица. Однако в период действия Русской Правды соблюдение этого правила заметно ухудшало положение истца, поскольку суд не мог рассматривать дело в отсутствие ответчика. Поэтому судебная практика пошла по иному пути: не явившийся на процесс ответчик после нескольких вызовов его на процесс признавался проигравшим дело. Суд удовлетворял требования истца и выдавал ему бессудную грамоту, позволяющую получить с виновного лица полное возмещение причиненного вреда. Существование подобной судебной практики подтверждает, в частности, ст. 82 Псковской судной грамоты, устанавливающая размер судебной пошлины за составление бессудной грамоты. Условия и основания составления подобной грамоты законодательно были закреплены ст. 39 Новгородской судной грамоты.

После выступлений сторон суд приступал к оценке доказательств, представленных ими, — заслушиванию свидетелей и послухов и осмотру вещественных доказательств, если они имелись в деле. Русская Правда не предусматривает мер борьбы со лжесвидельством на суде и каких-либо процедур, обязывающих свидетелей и послухов говорить правду и только правду. Однако вряд ли можно полагать, что до Новгородской судной грамоты, прямо закрепившей приношение присяги свидетелями посредством целования креста, подобная мера не практиковалась ранее. Присяга, которую должны быть приносить истец или ответчик как свидетельство своей правоты по отдельным категориям дел, вполне правомерно была распространена на свидетелей и послухов как наиболее действенное средство, призванное существенно сократить число лжесвидетельств, придав им статус не только греха земного, но и греха перед Богом. Распространению присяги на свидетелей во многом способствовал тот факт, что ее применение не влекло негативных последствий, наступающих после испытания железом или участия в поединке.

Суд принимал весьма активное участие в исследовании представленных доказательств и их оценке. Отсутствие прокурора в средневековом суде частично компенсировалось его непосредственным участием в оценке доказательств. Так, в упоминавшемся выше деле волхвов судья Вышатич не только заслушивал представленные доказательства, но и сам задавал вопросы подсудимым, вел с ними полемику и стремился представить бесспорные доказательства того, что Иисус Христос является Единственным и Действительным Богом.

По мнению отдельных современных авторов, активное участие судьи в процессе противоречит принципу состязательности, на котором основывалось правосудие Древней Руси. Это действительно так. Однако в условиях феодального суда, когда отсутствовали современные правоохранительные органы полиции, прокуратуры, предварительного следствия, дознания, когда на истца возлагались обязанности, которые он объективно не мог выполнить надлежащим образом и, следовательно, защитить свое нарушенное право, участие суда как представителя государства в процессе представляет собой, несомненно, позитивное явление. Княжий суд как орган государства, действующий в сфере защиты общественного порядка от правонарушений, первым осознает порочность отстраненности государства от борьбы с правонарушениями, по своей инициативе принимает определенные позитивные действия в этом направлении. Из того, что суд пытается по месту преступления выявить обстоятельства совершения разбойного нападения, особого посягательства на принцип состязательности не усматривается. Истина в деле намного выше принципов, лишь определяющих пути к ней.

Независимо от того, в каком порядке суд исследовал рациональные доказательства, он рано или поздно, но неизбежно осуществлял их оценку и, говоря современным языком, предпринимал попытку определить предмет доказывания как систему обстоятельств, имевших место в действительности, и достаточность полученных доказательств для разрешения дела.

Характеризуя практику оценки доказательств судами, С. В. Пахман пришел к выводу о том, что патриархальная эпоха в истории народа характеризуется безусловным

доверием к показаниям истца, а господствующий способ доказывания составляли свидетели. Кроме того, против свидетелей одной стороны другая не могла представить тоже свидетелей и другие доказательства. Возражая С. В. Пахману, Н. Л. Дювернуа отмечал: несправедливо предполагать полное доверие к показаниям одного истца, а также признавать, что показания свидетелей имеют безусловную силу и против одних доказательств не допускаются другие. Ответчик мог доказывать свои возражения, уничтожающие выведенный против него иск, а также опровергать показания истца.

Н. Л. Дювернуа на примере дела по обвинению ответчика в нанесении побоев истцу убедительно показалвает право ответчика представлять собственных свидетелей и давать свои пояснения относительно фактических обстоятельств дела. Ответчик, признавал ученый, мог и не отвергать самого факта избиения ответчика, но он подводил под этот факт иное правовое основание — истец начал первым, а ответчик нанес побои, находясь в состоянии необходимой обороны. И это позиция ответчика была настолько убедительной, что законодатель впоследствии внес необходимые коррективы в Русскую Правду, возложив ответственность в подобной ситуации на истца как зачинщика драки.

По нашему мнению, критика С. В. Пахмана со стороны Н. Л. Дювернуа является обоснованной. Русская Правда действительно имеет ряд статей, в которых дело решается на основании показаний истца и принесенной им клятвы. Например, согласно ст. 48 Пространной Правды, чтобы выиграть иск у ответчика, взявшего деньги на оптовую или мелкую торговлю, истцу достаточно присягнуть, если ответчик «аже ся почнеть запиратися». Аналогичным образом в соответствии со ст. 52 Пространной Правды истец может выиграть иск ценой не более трех гривен.

Однако в Русской Правде можно найти ряд статей, в которых законодатель занимает прямо противоположную позицию и стоит на стороне ответчика, закрепляя условия его освобождения от ответственности вопреки позиции и представленным доказательствам истца. Это ст. 18, 29 и 52 Пространной Правды, предписывающие признавать ответчика невиновным в случаях, когда он, будучи подозреваемым в

совершении убийства, выставил семь свидетелей своей непричастности к убийству, нанес побои истцу в состоянии необходимой обороны. Истец освобождается также от уплаты долга стоимостью более трех гривен, если истец не выставит свидетелей. Законодатель, закрепляя условия признания иска или отклонения его, не стоит ни на позиции истца, ни на позиции ответчика. Он исходит из интересов судебной практики, определяя обстоятельства, наличие которых, исходя из логики рассматриваемого дела, позволяет завершить дело позитивным решением. При этом для законодателя не имеет большого значения, в чью пользу принимается решение — истца или ответчика, основным критерием его позиции остается право, как он его понимает. Законодатель ориентируется на право, закрепляет его и стремится к тому, чтобы право действовало реально, устанавливает определенные средства реализации норм в конкретных отношениях, позволяющие суду разрешать дела позитивным решением, закрепляющим конкретные права и обязанности сторон рассматриваемого дела. Поэтому в определенных ситуациях, когда отсутствуют необходимые доказательства вины или невинности ответчика, законодатель разрешает судам принимать решения при наличии указанных в законе обстоятельств в пользу истца либо ответчика.

Ни Русская Правда, ни судебная практика не дают каких-либо оснований для признания свидетельских показаний в качестве господствующего способа доказательств. В силу неразвитости способов выявления и закрепления доказательств, их крайней ограниченности и потому неспособности установить достоверную и полную картину конфликта, положенного в основу дела, суд Древней Руси вынужден был чаще всего прибегать к свидетельским показаниям. Однако распространенность этого вида доказательств отнюдь не свидетельствует о том, что они признавались господствующими по отношению ко всем иным доказательствам. Если бы дело обстояло именно таким образом, то зачем Русская Правда предписывала бы использовать свидетельства послухов, призванные дать развернутую характеристику морального и делового облика истца и ответчика, а также прибегать к применению формальных доказательств?

Именно потому, что Русская Правда не выделяет свидетельские показания в качестве господствующего, ведущего доказательства, признает их неспособность раскрыть истину по значительной части дел, она ориентируется на применение ордалий в качестве суда Божьего. Их результаты как «свидетельства» воли Божьей ни суд земной, ни законодатель не могли подвергать сомнению. Поэтому дело нужно решать по результатам применения железа, иных ордалий или простой клятвы, сопровождаемой целованием креста.

Согласно ст. 85 Пространной Правды, если истец основывает свой иск только на показаниях холопа, которые не признаются полноценными свидетельскими показаниями, он может настаивать на проведении испытаний ответчика железом. Аналогичным способом ст. 22 предписывала разрешать дело о краже при цене иска более полугривны золотом, если украденная вещь не была найдена у ответчика. В аналогичной ситуации при цене иска до двух гривен ответчика подлежало подвергнуть испытанию водой, а при цене иска менее двух гривен достаточно было потерпевшему принести присягу. Поле применялось в случаях, когда истец и ответчик одновременно были неудовлетворены принятым судебным решением.

Логично предположить, что истец и ответчик обладали правом задавать вопросы свидетелям и послухам другой стороны. В качестве непосредственных участников конфликта истец и ответчик, как никто, могли отличить правду от лжи и задать свидетелям и послухам вопросы, которые если не полностью дискредитировали их показания, то могли заронить зерна недоверия к ним. Это право истца и ответчика является одной из действенных форм проявления принципа состязательности. Запрет сторонам процесса задавать вопросы свидетелям и послухам значительно подрывал бы действие принципа состязательности на стадии судебного разбирательства.

Русская Правда, как и иные законодательные источники Древней Руси, не содержит свидетельств относительно завершающей стадии судебного разбирательства — прений сторон. Вполне возможно, что их не было, стадия исследования доказательств судом могла завершаться вопросом судьи к ответчику, признает ли он иск или нет. Признание ответчиком иска означало, что можно было завершать судебное следствие

и переходить на стадию юридической квалификации и принятия решения. Если же ответчик по-прежнему настаивал на своей невиновности, суд мог продлить судебное следствие, перейдя к новой стадии судебного разбирательства — применению ордалий.

Суд Божий как особая стадия судебного разбирательства

Наличие суда Божьего в качестве особой стадии судебного разбирательства составляет характерную особенность суда Древней Руси, как и иных судов средневековой Европы. Хотя неэффективность данной стадии убедительно доказана самой историей правосудия, признавшей неспособность суда Божьего дать достоверный ответ на конечный вопрос правосудия о том, кто виноват в совершенном преступлении или гражданско-правовом правонарушении, правовое регулирование этой стадии и практика применения ордалий в судебном процессе представляют особый научный, исторический интерес. Историческому исследованию важно не только представить основную линию, тенденцию в развитии исследуемого исторического процесса, но и показать все его зигзаги, отходы от закономерного и необходимого.

В данном пункте было бы целесообразно дать развернутую характеристику законодательства по вопросам применения ордалий как особой стадии судебного процесса, в том числе показать основания, которыми руководствовался суд, принимая решения о применении ордалий, в каком порядке проводились ордалии. Особое внимание следовало уделить роли суда в принятии решения о проведении ордалий и оценке результатов их применения. К сожалению, реализовать поставленную задачу не представляется возможным из-за отсутствия необходимых исторических источников. Русская Правда и иные источники того времени содержат минимум правовых предписаний по названным вопросам.

Стадия применения ордалий состоит из трех процедур: 1) принятия судом решения о проведении ордалий, 2) проведения испытаний, 3) «определения» воли Божьей.

Решение о проведении испытаний суд принимал в соответствии с предписаниями Русской Правды либо по своему усмотрению. Суд обязан был в случаях, прямо предусмотренных Пространной Правдой, восполнить недостаточность доказательств, представленных сторонами, проводя испытания железом или водой. Как уже говорилось выше, Русская Правда предусматривает применение в качестве ордалий воду и железо в случаях, когда установить истину по делу с помощью рациональных доказательств не представляется возможным.

Пространная Правда предписывает суду применять железо к ответчику в двух случаях: 1) если ответчик не найдет свидетелей, способных подтвердить его невиновность в делах по обвинению в убийстве; 2) в делах по обвинению в кражах, когда цена иска не менее золотой полугривны, а краденых вещей у ответчика не было найдено. Кроме того, Правда предоставляла истцу право просить суд подвергнуть ответчика испытанию железом, когда имеются лишь показания холопа о причастности ответчика к совершенным кражам.

В юридической литературе имеются высказывания о том, что сфера применения железа не исчерпывается названными Правдой случаями, в действительности подобное испытание широко практиковалось судами по просьбе как истца, так и ответчика. Если «истец представил какие-либо улики, но недостаточные для полного убеждения в виновности ответчика, то подвергался испытанию ответчик. Если же истец не представил никаких доказательств, то испытанию подвергается он сам».

По нашему мнению, право сторон на инициирование процедуры применения ордалий не являлось абсолютным, а зависело от строго определенных обстоятельств и стадий судебного процесса. На начальных стадиях судебного процесса основания применения данного права четко определены Русской Правдой и расширительному толкованию не подлежат (см. об этом п. 15.3 настоящей главы). Пространная Правда не наделяет истца правом требования проводить испытание железом взамен показаний свидетелей и послухов. Наоборот, ст. 85 Правды обязывает истца по делам о кражах представлять свидетелей: «Ты тяже все судят с послухи». Аналогичную позицию законодатель занимает по гражданским делам, рекомендуя судам

отказывать в иске на значительные суммы, мотивируя это тем, что истец сам виноват, коль не позаботился о свидетелях.

Право требования на проведение испытаний железом возникает у истца не в процессе исследования доказательств, а после оглашения судом своего решения о том, что истец иск проиграл. Истец находит решение неправильным, несправедливым, видит в нем посягательство на свои права, поскольку собственные притязания к ответчику признает обоснованными и правомерными. Однако права на пересмотр дела у сторон не было, поэтому истец пытается ухватиться за соломинку — просит суд испытать его железом, чтобы подтвердить свою правоту посредством суда Божьего. Подобное право истца основывалось на нормах обычного права и не противоречило Русской Правде, поскольку вопросы принятия судебных решений и их вступления в силу законом не регламентировались.

Аналогичным образом мог поступать ответчик, недовольный решением суда. Он также мог настаивать на применении к нему железа, чтобы окончательное решение принять по итогам применения формальных доказательств.

У суда не было оснований отказывать истцу или ответчику, желавшему «испытать» волю Божью и установить истину по делу. Ордалии применялись к просящим их лицам и, таким образом, ничьих прав не затрагивали, кроме прав другой стороны, в чью пользу было принято решение. Но этот аргумент не имел решающего значения, поскольку ни один судья не мог конкурировать с судом Божьим. Судья мог самостоятельно, не дожидаясь просьб сторон, принять решение о проведении ордалий.

Право на применение ордалий по усмотрению суда возникало лишь на завершающей стадии исследования доказательств, после того, как суд убеждался в их недостаточности для принятия обоснованного и справедливого решения. Коль скоро рациональные доказательства, по мнению суда, были сторонами полностью исчерпаны, а добыть новые не представлялось возможным, он принимал единственно возможный в этой ситуации выход — продолжить поиск истины с применением ордалий, в том числе железа.

Решение о применении ордалий суд оглашал публично, а решение о том, какие ордалии следует применить, он мог принимать с учетом мнения сторон. Вполне возможно, что бросался жребий, какая из сторон должна быть подвергнута испытаниям железом или водой. В своем решении суд указывал, какие конкретно предстоят испытания, и называл дату их проведения. Для испытаний железом, может быть, дополнительно устанавливалась дата осмотра ожога и определения интенсивности заживления раны.

Видимо, испытание железом не применялось к князьям и их соратникам. Летописи вообще не содержат сколько-нибудь подробного описания порядка применения названной процедуры. Отсутствуют по этому вопросу и нормативные предписания в более поздних законодательных источниках, поэтому можно лишь предположительно говорить о том, каков был порядок применения процедуры испытания железом и оценки итогов этого испытания в Древней Руси. Логично полагать, что данная процедура, единообразно применяемая различными судами, была тщательно регламентирована обычным правом, был определен порядок как проведения испытания, так и сохранения его результатов на протяжении определенного периода времени для установления истины по делу, как это, например, имело место у древних германцев: после испытания железом раны обвязывались льняным полотном, покрытым салом; через три дня повязка снималась и суд непосредственно проверял интенсивность заживления раны. Явно выраженная тенденция к заживлению раны свидетельствовала в пользу невиновности лица, подвергшегося испытанию.

Примерно таким же способом проводились испытания железом судами Древней Руси. При этом вряд ли можно было лечить ожог ранее прохождения контрольного освидетельствования, поскольку это означало бы неоправданное вмешательство в волю Божью с целью фальсифицировать результаты испытаний. Практически никаких достоверных сведений о порядке и технике проведения испытаний водой до наших дней не дошло, кроме предписания Правды о необходимости проводить подобные испытания по незначительным гражданско-правовым делам. Более полная

картина сохранилась о порядке применения поединка, поскольку он в основных чертах был закреплен Псковской судной грамотой.

Грамота, предусмотрев в качестве основных участников поединка истца или его послуха и ответчика, допускает два варианта их замены. По делам о побоях и грабежах согласно ст. 21 Грамоты ответчик может избрать поединок с послухом истца. При этом послух должен выходить на поединок самостоятельно и не может заменять себя наемным бойцом. Ответчик же, будучи человеком престарелым, или малолетним, или с каким-нибудь увечьем, или поп, или монах, имеет право выставить за себя наемного бойца. Второй вариант замен истца и ответчика допускался по делам о долговых исках, предъявленных на основании досок. В соответствии со ст. 36 этой Грамоты истец — женщина, малолетний, человек престарелый, больной или инвалид, монах или монахиня имеет право выставить за себя на поединок наемного бойца. Ответчику также предоставляется право выставить своего наемника, если он не желает выходить на бой с подставным бойцом истца. Однако по делам, в которых обе стороны являлись женщинами, запрещалось заменять их наймитами. Как иронично замечает Н. А. Семидеркин, очевидно, граждане Пскова не желали лишать себя столь любопытного зрелища, как поединок двух женщин.

Псковская судная грамота не содержит норм по вопросам проведения поединка. Эти вопросы детально регламентированы в чешском средневековом законе «Ряд земского права». Согласно названному историческому источнику, право на проведение поединка истец и ответчик получали по решению суда. Перед поединком они давали клятву, при произнесении которой нельзя было ошибаться, всякая ошибка истцу стоила утраты права на поединок с ответчиком, а ответчику — утраты права на поединок и на жизнь. Поединок проводился на специально огороженном поле с применением участниками меча и щита. Во время боя разрешалось делать перерывы не более трех раз. В перерыве между участниками поединка клали бревно, которое они не должны были переступать. Победа завершалась отсечением головы побежденному.

Аналогично регулировалось проведение поединков между истцом и ответчиком Псковской судной грамотой, которая, однако, не требовала непременного убийства побежденного. Она предусматривала три возможных варианта завершения поединка: гибель одного из участников, победа одного из участников с сохранением жизни другого, примирение сторон.

В первом варианте победитель-истец имел право только снять с убитого доспехи или другое одеяние, в котором тот вышел на поединок или, как говорится в ст. 37 Грамоты, «на труп кун не имати». М. Ф. Владимирский-Буданов и ряд других авторов интерпретировали эту фразу как запрет на то, чтобы брать у родственников выкуп за труп, поскольку прежде «победитель овладевал трупом убитого на поле и требовал с родственников выкупа его». Но Л. В. Черепнин и А. И. Яковлев перевели эту фразу иначе, как запрет на взыскание истцом с родственников убитого суммы заявленного иска, что выглядит более логичным. Истец суд выиграл, ответчик оказался виноват, но взыскивать заявленный иск уже не с кого, убийство погашает все обязательства убитого, соответственно, «на труп кун не имати». Победитель может довольствоваться тем имуществом, которое имеется на убитом, — доспехами и одеждой.

При втором варианте победитель-истец, сохранивший жизнь ответчику, выигрывает дело и получает право получить с ответчика заявленную в иске сумму. Победитель- ответчик как в первом, так и во втором варианте, доказав свою невиновность, освобождается от каких-либо материальных претензий со стороны истца. Кроме того, побежденный обязан уплатить пеню князю и пошлину обоим приставам, по шесть денег каждому.

В третьем варианте, когда стороны соглашаются на мировую до поединка, с ответчика в пользу приставов взыскивается по три деньги, тогда как пеня князю с истца не взимается совсем, поскольку он отказался от своего иска.

Предписания Псковской судной грамоты, закрепившие порядок проведения судебных поединков и юридическое значение его итогов, возникли не на пустом месте, а представляют собой итог законодательного обобщения существовавшей в тот

период практики проведения поля и закреплявших ее правовых обычаев. Об этом прямо говорится в преамбуле данной Грамоты, где в числе ее предшественников называются грамоты князей Александра и Константина, а также исконные псковские обычаи. Поскольку в грамотах князей вопросы проведения поединков не рассматривались, логично полагать, что они взяты из обычного права. Обычное право Пскова, входившего в состав Древнерусского государства, формировалось в рамках единого правого поля, основанного на Русской Правде. Следовательно, обычное право проведения поединков, закрепленное Псковской судной грамотой, в целом отражало порядок их проведения на всей территории Древней Руси, это дает достаточные основания предписания Грамоты о поединках проецировать на всю территорию действия Русской Правды.

Ордалии, основанные на применении железа и воды, с самого начала показали недостаточную эффективность, отсутствие четких критериев определения результатов. Судьи усомнились в способности воды верно передавать волю Божью, вполне возможно, учитывая критические оценки со стороны церковных иерархов, и данный вид ордалий первым прекратил свое существование. В XIII в. существенно сократилось применение железа в связи с затруднением в определении степени заживления раны, а без этого оставались сомнения в правильности, выносимого судом решения. Наиболее четко воля Божья «прослеживалась» в поединках, где установить победителя не представляло большого труда. Поэтому этот вид ордалий уже в Псковской судной грамоте признается ведущим формальным доказательством, которое действовало также в Московском государстве практически до XVII в.

По итогам исследования рациональных доказательств и применения ордалий суд решал, что получил достоверные свидетельства вины или невиновности ответчика, и, основываясь на них, переходил к стадии юридической квалификации обстоятельств рассмотренного дела и принятия решения, наделявшего стороны конкретными правами и обязанностями.

Принятие и оглашение судом решения

Несмотря на то, что судебный процесс мог быть проведен за один день полностью во всех стадиях—от принятия искового заявления до вынесения судебного решения, завершающая часть процесса, связанная с принятием и оглашением судом решения, непременно выделяется в особую стадию судебного разбирательства. Особенность этой стадии выражалась в том, что на ней суд формулировал и выражал свою волю по итогам исследования им рациональных и (или) формальных доказательств. Данная стадия состоит из трех процедур: юридической квалификации, подготовки судебного решения и его устного оглашения судом.

Понятно, что средневековый судья свою деятельность по юридической квалификации не обособлял в отдельную процедуру, как и не знал о том, что она проводится по строго определенным правилам логического силлогизма, тем не менее эта процедура обязательно имела место. Суд не мог принять решение до того, как определит юридическую природу рассматриваемого конфликта посредством его подведения под абстрактную норму права, правового обычая или правового принципа.

Чтобы разрешить правовой конфликт, определить конкретные права и обязанности сторон, суд должен вынести правовое решение, которое не выражает его личное мнение, а соответствует праву, воле законодателя или общества, выраженным в правовом обычае. Именно с этой целью суд первоначально и должен определить, что представляет собой рассмотренный им конфликт с точки зрения действующего права. Нормативными источниками юридической квалификации выступали Русская Правда, иные законодательные акты, правовые обычаи и правосознание судьи. При этом последний источник применялся в тот период намного чаще, чем в настоящее время, и, что характерно, в отдельных ситуациях мог применяться вопреки требованиям действующего законодательства.

Допустим, судья рассматривает иск закупа, который обвиняет своего господина в нанесении побоев. Формально можно предположить, что закуп появился лишь после

того, как Пространная Правда закрепила ряд норм в его пользу. В действительности все обстояло прямо противоположным образом. Согласно ст. 61 Пространной Правды закуп был наймитом, наемным работником, который в Краткой Правде обозначался термином «рядович». Пространная Правда уделила большое внимание закупу, потому что в период действия Краткой Правды институт закупничества получил широкое распространение и, будучи не урегулированным законодательно, порождал самые различные споры. При этом составители Пространной Правды, несомненно, учитывали имеющуюся судебную практику.

В период действия Краткой Правды иск закупа о нанесении ему побоев господином судья должен был рассматривать в соответствии с ее ст. 2. Закуп, будучи свободным лицом, требовал привлечения своего господина к ответственности. Руководствуясь названной статьей, судья обязан был разрешить потерпевшему нанести аналогичные побои виновному лицу либо взыскать с него в пользу потерпевшего три гривны.

Судья прекрасно понимает правоту требований закупа, поскольку он является свободным человеком. Гражданско-правовая сделка в виде получения материальных льгот от господина за будущую работу закупа не лишает его свободы, не превращает его в холопа. Впоследствии это прямо признает ст. 111 Пространной Правды. Человек, отрабатывающий данные ему в ссуду деньги, не является холопом, его нельзя порабощать ни за хлеб, ни за что-либо иное. Следовательно, на закупа распространяются все права свободного человека, в том числе право привлечения к ответственности господина, нанесшего ему побои, предусмотренное ст. 2 Краткой Правды.

Однако правовое сознание судьи как господина, имеющего холопов и, может быть, закупов, не может допустить такого исхода, когда бы закуп бил своего господина, да еще по решению суда. Он видит бесправие в действующем законе и своим решением подправляет его — признает, что ст. 2 Краткой Правды не распространяется на закупов, если их хозяин бьет за совершенные проступки, «за дело». Защищая права феодалов, господ, судья вступает в противоречие с принципом права — никто не

может покушаться на права и свободы человека, а в условиях Средневековья — на права свободного человека.

Таким образом, судья проводил юридическую квалификацию не в соответствии со ст. 2 Краткой Правды, а на основании принципов и даже не права, которому соответствует названная статья, а собственного правосознания как представителя сословия феодалов, крупных собственников. Между тем неправовая квалификация судьей казуса с побоями закупа, нанесенными его господином, не только не получила осуждения князем или иными лицами, но и была поддержана ими и даже закреплена ст. 62 Пространной Правды: «Аже господин бьет закупа за дело, то без вины есть». Ответственность наступала лишь в случае, когда господин, будучи пьяным, побил закупа безвиновно.

Законодатель был так очарован нормой, созданной судебной практикой в отношении закупа, что не заметил противоречия между ст. 62 и 29 Пространной Правды. Между тем последняя статья, как и ст. 2 Краткой Правды, защищает право любого мужа, в том числе закупа, требовать от виновного лица продажу в три гривны, без каких-либо ограничений.

Таким образом, если судьей был князь, он же был законодателем и главой управления, то Русская Правда для него не являлась каким- либо ограничителем в принятии судебных решений. На примере Вышатича также видно, что и другие должностные лица, наделявшиеся широкими полномочиями, особо не стремились держаться в рамках закона, принимая порой решения, противоречащие законодательству. На стадии юридической квалификации, как и при приеме искового заявления, правосознание судьи выступало действенным средством оценки правовой природы обстоятельств, положенных в основу дела, а также определения конкретных прав и обязанностей сторон.

В процессе юридической квалификации судья должен был первоначально определить общее право, выявить, каким образом оно предписывает поступать суду в рассматриваемом деле, какие права и обязанности должны приобретать его участники. Первоначально судья искал это право в Русской Правде. Возникает один

вопрос: все ли судьи имели текст Русской Правды, чтобы руководствоваться ее положениями?

Производство книг в тот период было весьма дорогим и трудоемким . Обеспечение текстами Русской Правды всех судов, от княжеского до сельского, общинного в условиях того времени, — задача технически невозможная. Поэтому можно допустить, что как минимум низовые суды сельских старост подобных текстов не имели и осуществляли правосудие по правовым обычаям и собственному правосознанию. Вполне возможно, что они применяли Русскую Правду, зная на память наиболее часто используемые ее положения.

В силу неразвитости общественных отношений и казусной формы изложения норм права юридическая квалификация значительной части дел, подпадающих под нормы Русской Правды, у суда не вызывала больших затруднений. Суд безошибочно мог отличить убийство от нанесения телесных повреждений, равно как и убийство дворецкого либо конюшего от убийства княжеского тиуна, ведавшего селами, или простого рядовича. Там же, где надлежало решать дело, не подпадающее под нормы Русской Правды, судья обращался к правовым обычаям. Но далеко не все ситуации можно было разрешить с их помощью.

С усложнением экономической и политической сфер средневекового общества появляются новые отношения, не подпадающие под действие традиционных источников права. Их квалификацию судья должен был осуществлять в соответствии с собственным юридическим правосознанием, основу которого составляли общие юридические положения, принципы, воспринимаемые им в качестве правовых. Этот же источник, как следует из вышеприведенного примера, применялся при квалификации дел, подпадающих под положения Русской Правды, но не соответствующих правосознанию судьи, его правовым принципам.

Признание принципа законности в качестве лишь идеологического принципа, не закрепленного законодательно в виде всеобщего требования, значительно облегчало нелегкий выбор судьи между законом и собственным правовым требованием в пользу последнего. Судья не считал возможным решать дела на основании внешней, не

разделяемой им нормы права, что и служило одним из действенных источников принятия средневековыми судами неправовых решений. Действие названного фактора заметно усиливалось недостаточно глубоким знанием судьями Русской Правды и правовых обычаев, что, в свою очередь, служило питательной почвой для ошибок в юридической квалификации.

Судья определял, какой из действующих норм права соответствует рассматриваемый казус, и распространял права и обязанности, предусмотренные этой нормой, на истца и ответчика в данном деле. Если судья решал дело, основываясь на своем правовом сознании, ему нужно было первоначально выступить в функции правотворца, а затем правоприменителя: сначала он формулировал норму права, затем определял права и обязанности участников правоотношения, а уже потом с учетом созданной нормы определял права и обязанности сторон.

Сложнейший вопрос современного правосудия, связанный с поиском соответствия санкций тяжести совершенного поступка, был практически неведом средневековому судье. Русская Правда не устанавливала альтернативных санкций и не предусматривала возможности определять санкцию ответчику в пределах минимальных и максимальных размеров санкции, закрепленной законом. Штраф в пользу князя определялся в твердых таксах, например 80 гривен за убийство дворецкого, 5 гривен за аналогичное преступление в отношении пашенного холопа. Определив конкретные права и обязанности сторон рассматриваемого дела, судья переходил к составлению судебного решения. Подобный акт, резюмирующий итоги судебного разбирательства и призванный разрешить конфликт между участниками конкретного правоотношения, имеет строго определенную структуру. В судебном решении воля суда должна быть выражена ясно, полно и конкретно. В нем как минимум должны были содержаться следующие сведения: 1) имена сторон, участвующих в деле; 2) правовые требования истца и степень признания иска ответчиком; 3) итоговая оценка судом представленных сторонами рациональных доказательств и результатов применения ордалий (если они применялись); 4) наличие вины или ее отсутствие у ответчика; 5) юридическая природа рассмотренного судом

конфликта; 6) права и обязанности сторон как участников конкретного правоотношения; 7) срок, к которому надлежало исполнить закрепленные судом обязательства. Кроме того, в решении необходимо было дать его мотивировку.

Если суд признавал ответчика виновным в нарушении прав истца, то ответчик обязывался, как правило, уплатить штраф в пользу князя, возместить вред, причиненный истцу, а также заплатить пошлину, призванную возместить судебные издержки. Большая часть статей Русской Правды содержала размеры штрафов, продаж, которые ответчик должен был уплатить князю. При этом штраф мог намного превышать размер уплат в пользу истца. Так, согласно ст. 28 Пространной редакции за отсечение пальца потерпевший получает гривну кун, тогда как князь — три гривны.

Размеры возмещения вреда потерпевшему частично были указаны в Русской Правде. Например, ст. 45 устанавливала расценки за украденный домашний скот, ст. 81 — за украденную домашнюю птицу или дикую птицу, попавшую в силки. Однако в большинстве случаев вред, причиненный истцу, судья должен был определять самостоятельно с учетом стоимости утраченного, соглашения истца с ответчиком, степени причиненного вреда чести и достоинству истца.

Судья должен был в своем решении определить формы ответственности жены и детей за совершенные ответчиком преступления. Согласно Русской Правде за умышленное убийство или поджог двора или гумна (амбара с зерном) виновное лицо подвергалось продаже в рабство, аналогичной санкции подвергались жена и дети, а нажитое имущество конфисковывалось.

Если же судья отклонял иск, то ему предстояло решить вопросы материальной ответственности истца, которые могли выражаться в возмещении расходов ответчика на свою защиту, вреда за причинение телесного повреждения при применении ордалий (железа), а также в уплате судебных пошлин. Статья 87 Пространной Правды освобождала истца от обязанности платить ответчику за вред, причиненный испытанием железом, если имелись свидетельства о возможной причастности ответчика к совершенному преступлению (показания свидетелей, нахождение ночью

в месте совершения преступления). Статья 29 Пространной Правды, наоборот, обязывала истца платить штраф князю в 60 кун, если истцу были нанесены телесные повреждения в драке, которую он сам затеял.

В юридической литературе высказывается мнение об обязанности судьи мотивировать свое решение о признании иска или об отклонении его на том основании, что в отдельных статьях Русской Правды указываются мотивы принимаемого решения. Например, ст. 6 обязывает вервь платить виру вместе с ответчиком, совершившим убийство во время ссоры или на пиру, мотивируя это тем, что ответчик сам ранее участвовал в общинных платежах дикой виры. Статья 37 предписывает покупателю, купившему ворованную вещь на торгу, вернуть ее хозяину, потеряв на этом деньги, ибо сам виноват, что не знает, у кого покупал. Согласно ст. 37 суд должен был отказать в иске человеку, давшему взаймы большую сумму денег без свидетелей, — сам виноват, что не выставлял свидетелей, когда давал деньги взаймы.

По нашему мнению, мотивировка решения судьи должна была присутствовать не только потому, что она содержится в законодательстве. Судья должен был объяснить присутствующей на процессе публике, в том числе сторонникам проигравшей стороны, почему было принято именно такое, а не иное решение, какое именно обстоятельство учитывал при этом судья. Эти пояснения были необходимы потому, что неправовое или несправедливое решение суда могло вызвать протестные действия публики, еще не утратившей дух свободы и личной независимости, права на активное участие в делах общества.

Вполне возможно, что судья также ссылался на правовой обычай или нормативное положение Русской Правды, положенные в основу решения. Для людей, не державших в руках текста Русской Правды, эти пояснения были особенно важны, поскольку в их глазах решение конкретного судьи приобретало непосредственную связь с законом, что придавало ему авторитет и силу.

В своем решении судья должен был называть конечную дату исполнения ответчиком своих обязанностей. Срок, необходимый для исполнения судебного решения,

определялся правовыми обычаями и был известен самому широкому кругу населения. Однако оглашенная публично дата, к которой ответчик должен был исполнить решение суда, имела принципиально важное значение. Она порождала право истца на применение мер государственного принуждения, если ответчик к указанному сроку не погашал перед ним свои материальные обязанности. Эти же меры должен был предпринимать князь, не получивший с ответчика штраф.

Свое решение, принятое по итогам дела, судья излагал в устной форме. Имеется мнение, что в Древней Руси все судопроизводство — от заявления истца до решения суда — было устным. Протокол судебного заседания не велся. Если это так, то оказывается неясным механизм контроля за исполнением ответчиком штрафных санкций и иных материальных обязательств. Вполне возможно, что дел у судьи было не так много, как в современном суде, и он помнил все свои принятые решения. Однако контроль в такой форме за принятыми решениями создавал почву для коррупции. Судья мог за определенную плату забыть об обязанности ответчика платить штраф в пользу князя. Какой-то письменный учет решений суда и лиц, обязанных платить штраф в пользу князя, все же велся. Этим делом мог заниматься метельник, которому в соответствии со ст. 107 Пространной Правды ответчик должен выплатить пошлину в размере девяти векш.

Списки проведенных дел и присужденных штрафов служили документальным основанием для взыскания штрафов отроками, специально приезжающими из центра и получающими от населения кормление в соответствии со ст. 74 Русской Правды. Кстати, в составе отроков также работал писец, который претендовал на 10 кун, перекладного 5 кун и на 2 ногаты за пергамент.

Решение суда, призванное снять препятствия на пути реализации прав и обязанностей участников конкретного правоотношения, достигает своей цели лишь после того, как будет воплощено в реальной жизни, в конкретных действиях и поступках. Поэтому конечной и завершающей стадией судебного процесса выступает стадия исполнения, принятого судом решения.

Исполнение судебных решений

В Древней Руси во времена Русской Правды не существовало специальной службы исполнения судебных решений. Государственное принуждение, связанное с исполнением наказаний, осуществляли лица, занимающие такие судебные должности, как вирник, мечник, отрок, детский и др. Однако Русская Правда содержит весьма скудный материал по вопросам исполнения судебных решений. Русской Правде был известен институт изъятия и передачи имущества взыскателю. Статья 37 Пространной Правды предоставляла собственнику право изъять свою вещь из чужого владения в случае, если владелец подтвердил факт покупки вещи на торгу, представив двух свидетелей или мытника, оформлявшего сделку. Аналогичным образом должен был поступать собственник при своде, дойдя до третьего ответчика, или в случае, когда след привел в чужие земли (ст. 36 и 39 Пространной Правды).

Вполне логично предположить, что ответчик, не способный выполнить свои финансовые обязательства перед истцом, должен был отвечать перед ним своим имуществом, а при отсутствии такового — личной свободой. Именно такой порядок возмещения долга предусматривала ст. 54 Пространной Правды. Кредиторам предоставлялось право поступать с должником по своей воле: продать его имущество и даже его самого, если непогашенные долги возникли вследствие распутной жизни должника, его увлечения пьянством или азартными играми.

Кроме того, Русская Правда устанавливала также очередность обращения взысканий на имущество должника: первоначально должен получить свой долг князь, затем иногородний или чужеземный гость, а оставшуюся сумму надлежало разделить между всеми остальными. При этом делается оговорка, что кредитор, неоднократно взимавший проценты с должника, не входит в число лиц, претендующих на участие в разделе оставшейся суммы должника.

Холопство за долги также являлось традиционным институтом русского права и было закреплено Русской Правдой. Согласно последней уплата долга работой или отдача

головой для «искупа» долга, видом чего является холопство, выступала одним из способов удовлетворения претензий кредитора. В ст. 54, 55 говорится, что должники могли быть проданы независимо от суммы долга. Это согласно ст. 110 влекло холопство. О такой же продаже купца в холопы говорится в проекте Договорной грамоты Новгорода с Любеком и Готским берегом о торговле и суде, которая датируется началом 1269 г. Все это дает основание утверждать, что искуп, содержанием которого являлась отдача должника в холопы для отработки долга, был известен еще со времен Русской Правды.

Большие размеры штрафов, которые предусматривала Русская Правда, были посильны только весьма состоятельным лицам. Смерды, имевшие сравнительно небольшие доходы, будучи обвиненными в каком-либо преступлении, заранее обрекали себя на пожизненное холопство. Поэтому чем чаще выносились решения о взыскании со смердов крупных штрафов, тем интенсивнее шел процесс их закабаления, перехода из свободного состояния в зависимое. Суд в условиях Средневековья, соответственно, из органа защиты права и обиженных окончательно превратился в действенный катализатор развития феодальных экономических отношений.

Таким образом, в условиях Древней Руси судебные решения не оставались благими пожеланиями суда, а воплощались в жизнь под строгим контролем непосредственно заинтересованных лиц: истца и князя. Существовала достаточно стройная система способов обеспечения имущественных интересов истца и князя. Система судебных работников, занимавшаяся сбором вир и продаж в пользу князя, стремилась в первую очередь обеспечить поступление денег в княжескую казну, а за отдельную плату оказывала соответствующие услуги и истцу. В соответствии со ст. 107 Пространной Правды судебному исполнителю предусматривалось вознаграждение с каждого дела в размере шести векш. Но это, пожалуй, была плата исполнителю за должность независимо от его участия в исполнении решения. В тех же случаях, когда исполнитель привлекался истцом к исполнению судебного решения, он претендовал

на более высокий гонорар, подобно тому, как детский получал гривну за раздел наследуемого братьями отцовского имущества.

Краткое описание особенностей стадии исполнения судебных решений завершает анализ судебного разбирательства Древней Руси. Однако остается неисследованным еще один аспект — эффективность исследуемого института. Для теоретико­исторического исследования в равной мере важны как точное описание процессов и явлений, существовавших в далеком прошлом, так и оценка их действенности, эффективности, способности влиять на другие стороны общества и суды.

<< | >>
Источник: ршов В.В., Сырых В.М., Колунтаев С.А. и др. История суда и правосудия в России. Том 1. Законодательство и правосудие в Древней Руси (IX — середина ХУ века): монография. - М.: Норма,2018. - 640 с.. 2018

Еще по теме Глава 15. Судопроизводство и исполнение решений:

  1. § 1. Судебный контроль на стадии исполнения наказания как средство правовой защиты осужденных
  2. § 2. Организационные проблемы обеспечения деятельности адвоката (защитника) на стадии исполнения наказания
  3. § 2. Правовая природа и отраслевая принадлежность деятельности по исполнению мер процессуального принуждения
  4. § 3. Решение об избрании мер процессуального принуждения как основа и пределы деятельности по их исполнению
  5. § 1. Исполнение мер уголовно-процессуального принуждения, применяемых решением органа расследования
  6. § 2. Исполнение мер уголовно-процессуального принуждения, применяемых решением суда
  7. Глава 3. ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ АЛЬТЕРНАТИВНОГО РАЗРЕШЕНИЯ ПРABOBbIX СПОРОВ И КОНФЛИКТОВ В РОССИИ
  8. Глава II. ОРГАНЫ СУДЕБНОЙ ВЛАСТИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ КАК ВАЖНЕЙШИЙ ЭЛЕМЕНТ СУДЕБНОЙ СИСТЕМЫ
  9. Глава III. УЧАСТИЕ ИНСТИТУТОВ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА В ОСУЩЕСТВЛЕНИИ ПРАВОСУДИЯ
  10. § 2. Особенности оказания адвокатом юридической помощи по делам, рассматриваемым в порядке административного судопроизводства
  11. Глава 6. Становление системы социального регулирования у восточных славян в предгосударственный период
  12. Глава 11. О применении ретроспективного метода исследования
  13. Глава 13. Общие вопросы судопроизводства Древней Руси Задачи и функции судопроизводства Древней Руси
  14. Глава 15. Судопроизводство и исполнение решений
- Авторское право РФ - Аграрное право РФ - Адвокатура России - Административное право РФ - Административный процесс РФ - Арбитражный процесс РФ - Банковское право РФ - Вещное право РФ - Гражданский процесс России - Гражданское право РФ - Договорное право РФ - Жилищное право РФ - Земельное право РФ - Избирательное право РФ - Инвестиционное право РФ - Информационное право РФ - Исполнительное производство РФ - История государства и права РФ - Конкурсное право РФ - Конституционное право РФ - Муниципальное право РФ - Оперативно-розыскная деятельность в РФ - Право социального обеспечения РФ - Правоохранительные органы РФ - Предпринимательское право России - Природоресурсное право РФ - Семейное право РФ - Таможенное право России - Теория и история государства и права - Трудовое право РФ - Уголовно-исполнительное право РФ - Уголовное право РФ - Уголовный процесс России - Финансовое право России - Экологическое право России -