§7. Правовое регулирование этноконфессиональных отношений внутри городских общин в XVIII веке
Российское государство до XVIII века придерживалось так называемой византийской системы церковно-государственных отношений, характеризовавшейся обязательной принадлежностью коренного населения к греко-восточному вероиспове- данию1.
Как отмечает А.А. Сафронов, в период мощного территориального роста России (пришедшийся, в том числе на XVIII столетие) и ее превращения в многонациональное и поликонфессиональное государство складывались основы российского вероисповедного законодательства. Изменявшаяся национально-конфессиональная конфигурация государства предполагала трансформацию взаимоотношений с представителями других вероисповеданий[729][730].Среди первых узаконений, предоставлявших свободу исповедания иноверцам, следует назвать Манифест Петра I от 16 апреля 1702 г. «О вызове иностранцев в Россию, с обещанием им свободы вероисповедания». В частности, в данном акте говорилось следующее: «... в Столице Нашей уже введено свободное отправление богослужения всех других, хотя с Нашею Церковью несогласных Христианских сект; того ради и оное сим вновь подтверждается, таким образом, что Мы по дарованной Нам от Всевышнего власти,
совести человеческой приневоливать не желаем и охотно предоставляем каждому Христианину на его ответственность пещись о блаженстве души своей»1. Впрочем, как следует из содержания манифеста, подобная свобода предоставлялась только европейцам, в услугах которых был заинтересован Петр I.
Сходные по смыслу положения можно встретить и в ряде других актов. Например, согласно п. 10 ст. 23 Регламента (устава) Коммерц-коллегии от 3 марта 1719 г. свобода отправления богослужения предоставлялась иностранцам, состоящим на русской службе, а также временно пребывающим в России («чтоб каждый иноземец, купец и корабельщик с своими людьми свободное отправление веры своей имел...»)[731][732].
Также упомянем Манифест 1721 г. «О призвании Шведов в службу и о позволении им в Российском Государстве, по учинении присяги, селиться, вступать в супружество, приобретать недвижимую собственность, заниматься торговлей и промыслами», приглашавший пленных шведов на русскую службу, «чтобы пополнить вакантные места по различным отраслям администрации, для которых Петр не имел своих людей. Приглашая этих лиц на службу, надо было дать им особенные льготы. Действительно, император обнадежил всех таковых подданных своей милостью и высокой протекцией, что они, дети их и потомки в природной своей вере пребудут, собственные кирхи и пасторов содержать могут, и все те привилегии получить имеют, которые мы прочим чужеземцам уже пожаловали, или впредь пожалуем»[733].Еще одним примером, касающимся непосредственно соответствующих городских общин, могут служить акты, которые были связаны со статусом городов Риги и Ревеля. Например, в договорных статьях с депутатами Риги от 4 июля 1710 г. «О сдаче оного и вступлении в Российское подданство» оговаривалось свободное отправление протестантского вероисповедания. Как уже упоминалось в одном из предыдущих параграфов, речь шла о сохранении данного исповедания «без всякой перемены во всей полноте и при существующих около 200 лет обрядах» в Риге и принадлежащих городу гражданских и духовных округах, о восстановлении существовавших в период польского владычества консисторий, о предоставлении магистрату права выбора и определения священников и служащих при гимназии, латинских и немецких школах в городе и его округе. Схожие по смыслу положения содержались в универсале, данном Эстляндскому княжеству и в особенности городу Ревелю 16 августа 1710 г. «О подтверждении сему Княжеству всех прав и преимуществ как в духовных, так и в светских делах если оно без сопротивления покорится Российскому оружию» и договоре, заключенном с депутатами Ревеля 29 сентября 1710 г. «О вступлении оного города в Российское подданство на условиях, допущенных с Российской стороны»[734].
В период правления Анны Иоанновны был издан Манифест «О дозволении свободного Богослужения всем Христианским вероисповеданиям в России, и о возбранении духовным особам иностранных Христианских вер обращать в оные Русских подданных, какого бы закона они ни были, под опасением суда и наказания по законам» (от 22 февраля 1735 г.), в котором разъяснялось, что свобода веры, предоставленная последователям других христианских конфессий, означала только свободу отправления богослужения, но не право проповеди с целью обращения русских подданных в свою веру1.
Отмечается, что данный акт положил начало правилу, что только господствовавшая православная церковь пользовалась в Российской империи правом обращать иноверных в христи- анство[735][736].В том же смысле начала веротерпимости выражены в Жалованной грамоте Санкт-петербургской римско-католической церкви от 12 февраля 1769 г. и регламенте, данном тогда же этой церкви. В жалованной грамоте говорится, что католики столичного города Санкт-Петербурга «остаются при пожалованной Предками Нашими свободе в отправлении их Римского исповедания»[737]. В свою очередь, Регламент, данный Санкт-петербургской римско-католической церкви, гласит: «От многих уже лет в Бозе почивающими Предками Нашими дозволение дано в Империи Нашей, Римской кирхи духовным отправлять службу их церковную, для обитающих сея веры в Государстве Нашем свободно»[738]. Позднее приведенные положения
были подтверждены в Именном указе, данном Сенату 17 января 1782 г., «Об учреждении в городе Могилеве Архиепископства Римско-Католического исповедания и о разных распоряжениях относительно устройства Римской церкви в России»1.
Данные правила касались и колонистов, которые, начиная с царствования Елизаветы Петровны, вызывались в Россию для заселения «пустопорожних» земель. Согласно Манифесту от 22 июля 1763 г. «О дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселяться в которых Губерниях они пожелают и о дарованных им правах» всем лицам, прибывшим в Российскую империю на поселение, гарантировалось свободное и беспрепятственное отправление веры по их уставам и обрядам. Желающим поселиться не в городах, а особыми колониями, местечками на пустующих землях дозволялось также строить церкви и колокольни (но не монастыри), имея при этом необходимое число пасторов и прочих церковнослужителей. Вместе с тем, напоминалось, «чтоб из живущих в России в Христианских законах, никто и никого в согласие своей веры или сообщества ни под каким видом не склонял и не привлекал, под страхом всей строгости Наших законов».
В качестве исключения дозволялась проповедь соответствующих вероучений среди «находящихся в Магометанском законе, прилежащих к границам» Российской империи народов[739][740].Помимо вышеизложенных положений этноконфессиональ- ные отношения в рамках городских общин непосредственно регламентировались изданными в царствование Екатерины II Уставом
благочиния (Полицейским уставом) от 8 апреля 1782 г. и Грамотой на права и выгоды городам Российской империи (Жалованной грамотой городам) от 21 апреля 1785 г. В частности, согласно статье 124 указанной грамоты дозволялось «иноверным, иногородным и иностранным, свободное отправление веры, как от достойныя памяти премудрых российских государей, предков наших и нас самих уже установлено и подтверждено, да все народы, в России пребывающие, славят Бога всемогущего различными языками, по закону и исповеданию праотцев своих, благословляя царствование наше и моля Творца вселенной об умножении благоденствия и укрепления силы империи Всероссийской»[741].
Также ряд статей данного акта касался организации управления в отношении «иногородних и иностранных гостей». Католическим (латино-римским) церквям и патерам надлежало находиться под ведомством белорусского архиепископа того же исповедания, пребывавшего в Могилевском архиепископстве (ст. 125). Лица аугсбургского (протестантского) исповедания были подведомственны (по духовным делам) консисториям, которые следовало учредить в столичных и в иных губернских городах, где это было необходимо, составив их из духовных и светских заседателей, для наблюдения за порядком в их церковных делах. Данным консисториям надлежало иметь в своем ведомстве церкви аугсбургского исповедания и пасторов и распоряжаться ими. Также на консистории возлагались обязанности по учреждению школ на основании соответствующих установлений, подготовке лиц, способных к замеще
нию пасторских мест, и смене «непорядочных» церковных служителей (ст. 126)1.
В статьях, посвященных положению иногородних и иностранных купцов, разъяснялись и некоторые вопросы светского характера. Так, в соответствии со статьей 127 грамоты, если в городе поселялось 500 или более семей иногородних или иностранных лиц, то одну половину городового магистрата дозволялось составить из российских подданных, а другую - из иностранцев. Число российских бургомистров и ратманов оставалось прежним, а ино- городцам и иностранцам дозволялось избрать столько же и присовокупить их к первым. При этом дела, поступающие в магистрат, следовало рассматривать «российским по-российски, а иностранным на своем языке». Отмечалось, что то же самое положение подразумевалось и в отношении ремесленных цехов. Если же в городе, где располагалась таможня, поселялось 500 или более семей иногородних иди иностранных лиц, то суд при таможне также дозволялось составить на одну половину из российских подданных, а на другую - из иностранных (ст. 128)[742][743]. Иногородние и иностранные лица, поселявшиеся в городе, могли получить дозволение выехать со своим семейством и имением из этого города при выполнении следующих условий: объявления о том магистрату, выплаты заимодавцам долгов и городу трехгодичной городовой подати. Кроме того, в статьях 130 и 131 подтверждалось дозволение иностранцам заводить в губерниях фабрики, мануфактуры и заводы, а равно
иметь оные и содержать. Таким образом, в рассмотренных статьях Жалованной грамоты городам, помимо прочего, нашла отражение заинтересованность верховной власти в развитии торговли и промышленности в городах, что выразилось в предоставлении иногородним и иностранным купцам соответствующих возможностей, в том числе в сфере вероисповедания1.
Что касается Устава благочиния 1782 г., то статьей 47 данного акта на управу благочиния, являвшуюся общегородским полицейским органом, возлагалась обязанность взыскивать «с ино- городных, иностранных и иноверных в городе живущих, равно как и с природных, .
исполнения узаконений по гражданству». Также указывалось, что управа благочиния «не запрещает иноверцам, обитающим в городе, отправление их различных вер» (ст. 62) и «сохраняет между всеми в городе живущими, хотя различных вер, доброе гражданское согласие, мир и тишину» (ст. 63). В свою очередь, частные приставы (выполнявшие полицейские функции в соответствующих частях города) должны были знать о средствах существования иностранцев, проживавших в той или иной части города, и лиц, не имевших в городе постоянного местожительства. В случае совершения указанными лицами противоправных действий приставам следовало немедленно докладывать об этом городничему и действовать в соответствии с приказаниями последнего (ст. 121)[744][745].
Помимо этого, в главе М Устава благочиния, именующейся «Запрещении», содержится перечень запрещенных деяний, в том числе, против православной веры. Так, подтверждались и возобновлялись запрещения «всем и каждому»:
- возлагать хулу на «Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на Рождшую его Пресвятую Владычицу нашу Богородицу и Присно деву Марию или на честный Крест или на Святых его угодников» (ст. 195);
- каким бы то ни было способом препятствовать, прерывать, не давать совершится церковной службе (ст. 196);
- нарушать порядок в церкви (вести «суетные разговоры о светских или иных делах», ходить по церкви, громко говорить, кричать, хохотать или производить иной шум либо отвлекать внимание прихожан от службы «словом, деянием, или движением») (ст. 197);
- врываться в церковь либо совершать в ней преступления (ст. 198);
- начинать и возобновлять споры против православия (ст. 199);
- отвращать иноверцам православного от православия или уговаривать его перейти в иную веру (ст. 200);
- переходить православным в иную веру (ст. 201);
- начинать ссоры, распри и тому подобное в связи с различием вероисповеданий (ст. 202).
- открывать в воскресные или праздничные дни трактиры, кабаки и другие питейные заведения до окончания обедни (ст. 203);
- устраивать в воскресные или праздничные дни до окончания обедни массовые игры, пляски, пение песен в домах и на улицах,
организовывать в это же время театральные представления и другие увеселительные мероприятия (ст. 204)1.
Запрещались и иные деяния, в той или иной мере связанные с вероисповедными вопросами: например, создание помех для проведения крестного хода, в том числе, остановка на соответствующей улице прежде либо во время шествия хода (ст. 205, 206); выезд из империи для богомолья без надлежаще оформленного паспорта (ст. 207); совершение лжепредсказаний и предзнаменований (ст. 212). Подтверждался запрет колдовства, чародейства или «иного подобного обмана, происходящего от суеверия, или невежества, или мошенничества», и сопутствующих действий («начертании на земле, или курении, или пугание чудовищем, или воздушные или водяные предвещении, или толковании снов, или искании клада, или искании видений, или нашептании на бумагу, или траву, или питье»)[746][747].
В зависимости от разновидности правонарушения (следует учитывать, что в Уставе благочиния нет четкого разграничения на преступления и проступки) варьировались и применяемые меры государственного принуждения. Если речь шла о противоправном деянии, которое можно отнести к преступлениям (например, переход православного в иную веру), то лицо, совершившее это деяние, после предварительного заключения под стражу и расследования направлялось полицией в суд, который решал вопрос о мере на
казания в соответствии с действовавшим уголовным законодательством. В свою очередь, за совершение проступков разнообразные взыскания применялись полицией; в частности, она широко могла применять штрафы, пени (к примеру, размер штрафа за нарушение порядка в церкви, предусмотренное статьей 197 Устава, определялся суммой, которая отпускалась в благотворительных учреждениях на дневное содержание нищего)1.
Рассматривая вопросы, касающиеся этноконфессиональных отношений, необходимо учитывать, что дореволюционное российское законодательство устанавливало ряд неблагоприятных юридических последствий, ограничений в разнообразных правах для некоторых групп населения, придерживавшихся определенных вероучений: 1) для раскольников; 2) для евреев.
В период царствования Петра I старообрядцы по-прежнему оставались лишенными почти всех гражданских прав[748][749]. Были изданы указы, в соответствии с которыми старообрядцы облагались двойными податями и направлялись на наиболее тяжелые государственные работы (например, Именной указ от 8 февраля 1716 г. «О хождении на исповедь повсягодно, о штрафе за неисполнение сего правила, и о положении на раскольников двойного оклада»[750]; Именной указ от 18 февраля 1716 г. «О переписи раскольников, как светских, так чернцов и черниц, и о положении на них окладов про
тив настоящего платежа вдвое»1). Регламент (устав) Духовной коллегии от 25 января 1721 г. предписывал во всем государстве «никого от раскольников не возводить на власти, не токмо духовные, но и гражданские, даже до последнего начала и управления». При этом данные лица характеризовались как «лютые неприятели, и государству, и государю злоумышляющие»[751][752]. Позднее, Именным указом от 4 июня 1724 г. «О сборе с раскольников двойных податей, о небытии им ни у каких дел начальниками, и о непринимании их ни в какие свидетельства» предписывалось названным лицам «ни у каких дел начальниками не быть, а быть токмо в подчиненных, ... в свидетельство нигде их не принимать, кроме того, что между собою, и то по случаю»[753].
Вторая половина XVIII столетия характеризуется некоторым ослаблением преследований раскольников. Указами Петра III и Екатерины II старообрядцам предоставлялись некоторые права по отправлению богослужения; тем из них, кто бежал за границу, разрешалось вернуться в Россию для заселения на равных правах с иностранцами Новороссийского края, Заволжья и др. Примерами названных актов служат: Именной указ Петра III от 29 января 1762 г. «О сочинении особого положения для раскольников, которые, удалясь за границу, пожелают возвратиться в отечество, с тем, чтобы им в оправлении закона по их обыкновению и старопечатным книгам возбранения не было»[754]; Сенатский указ от 14 декабря 1762 г. «О позволении раскольникам выходить и селиться в России на
местах означенных в прилагаемом у сего реестре»1; Манифест от 3 марта 1764 г. «О учинении вновь переписи незаписавшимся потаенным раскольникам и положении их в оклад»[755][756]. В соответствии с последним актом, в частности, освобождались от двойной подати те старообрядцы, «кои православной Церкви не чуждаются, и таинства церковные от православных священников приемлют, а только в застарелых и безрассудных некоторых по суеверию остаются обычаях». Положение об освобождении от двойного оклада следовало распространить и на тех раскольников, которые «при подаче о себе сказок обращаться станут к православной вере, и в церковь ходить, и таинствам ее сподобляться от православных священников» (с данных лиц надлежало брать особые подписки о совершении перечисленных действий)[757].
Согласно Именному указу от 20 июля 1782 г. «О несобирании в казну двойного оклада с городских и сельских жителей» все старообрядцы освобождены от уплаты двойного оклада[758]. Наконец, Сенатским указом от 12 августа 1785 г. «О дозволении выбирать раскольников в городовые службы на основании Городового Положения» старообрядцам было разрешено избираться на общественные должности в рамках городского управления[759].
Переходя к вопросу о положении евреев в Российской империи XVIII в., следует в начале отметить, что согласно актам конца XVII в. евреи не допускались в Россию, а лица «еврейского закона»,
тайно приезжавшие в Москву, подлежали высылке из государства. Например, Именной указ от 12 сентября 1676 г. «Об отсылке в Посольский приказ Евреев, приехавших утайкою в Москву с товарами» гласил: «Которые евреяны впредь приедут с товары утайкою к Москве, и учнут являться и товары свои записывать в московской большой таможне: и тех евреян из приказу большого прихода присылать в посольский приказ, и товаров их в таможне не записывать, для того, что по указу Великого Государя евреян с товары и без товаров из Смоленска пропускать не велено»1. Также согласно договору, заключенному с Польшей 3 августа 1678 г., торговые люди с обеих сторон были вольны приезжать в оба государства, «кроме жидов» (п. 8)[760][761]. Данное положение содержится и пункте 18 трактата, заключенного в 1686 г. в Москве полномочными польскими послами с российскими боярами[762].
В первой четвери XVIII века, в период правления Петра I актов общего характера относительно евреев не имеется[763]. Но уже в царствование Екатерины I к евреям начинают применяться меры запретительного характера. 26 апреля 1727 г. издан Именной указ «О высылке Жидов из России и о наблюдении, дабы они не вывозили с собою золотых и серебряных Российских денег», в соответствии с которым евреев (как мужского, так и женского пола), пребывавших на Украи
не и в других российских городах, следовало немедленно выслать за рубеж и впредь не пропускать не территорию России1.
Решением, принятым по указу Петра II в Верховном тайном совете, «на поданное прошение Войска Запорожского обеих сторон Днепра, Гетмана Апостола» (22 августа 1728 г.) евреям было дозволено приезжать в Малороссию на ярмарки для оптовой торговли с тем условием, чтобы они не вывозили из России золотых, серебряных монет и даже медных копеек. Пункт 14 вышеназванного решения завершался формулировкой: «А житие жидам в Малой России, и чтоб никто их не принимал, запрещается, и иметь то быть по силе указа прошлого 1727 года»[764][765].
При Анне Иоанновне евреям также дозволялось приезжать в Россию на ярмарки для торговли, в том числе розничной. Правила, регламентировавшие данную деятельность, нашли отражение в следующих актах:
- Сенатский указ от 10 сентября 1731 г. «О пропуске Жидов с товарами в Смоленскую губернию»[766];
- Именной указ от 31 июля 1734 г. «О подтверждении прежде данных в Слободские полки о податях жалованных грамот; о бытии судным и военным делам оных полков под ведением Князя Шаховского; о нераздавании никому без Именного указа диких поль; об оставлении при Бахмутских соляных заводах указанного числа со- ловаров и об определении на убылые места их детей и свойственников и об оставлении Таможенных сборов в ведомстве Полковой Канцелярии; об учреждении в Слободских полках почт и даче под
вод; о знаменах и гербах Слободским полкам; о неотходе Малороссиянам, живущим по желанию своему в услугах и для наук, прежде урочных лет, и о позволении Жидам по ярмаркам продавать свои товары врознь на локти и фунты»1;
- Именной указ от 8 августа 1734 г., разрешавший евреям розничную продажу товаров на ярмарках в Малороссии[767][768];
- Именной указ от 16 февраля 1736 г. «О поимке на учрежденных на Польской границе заставах беглых людей и об отсылке, куда надлежит, для наказания; о надзоре за вывозом и ввозом в Россию заповедных товаров, и о пропуске Жидов из-за границы в Малороссию с товарами только на ярмарки»[769].
Однако в конце царствования Анны Иоанновны в отношении евреев были приняты некоторые запретительные меры, а именно резолюцией «Кабинет-Министров на сообщение Сената» от 18 ав
густа 1739 г. им было запрещено содержать в Малороссии корчмы и брать что-либо в аренду1. В связи с русско-турецкой войной было предписано приостановить в 1739 г. реализацию означенной меры, которая была приведена в действие в 1740 г. в соответствии с Высочайшей резолюцией на сообщение Сената в Кабинет «О высылке живущих в Малороссии Жидов за границу»[770][771].
Уже в царствование Елизаветы Петровны издан Именной указ «О высылке как из Великороссийских, так и из Малороссийских городов, сел и деревень, всех Жидов, какого бы кто звания и достоинства ни был, со всем их именьем за границу и о невпускании оных на будущее время в Россию, кроме желающих принять Христианскую веру Греческого исповедания». (2 декабря 1742 г.)[772]. В указе напоминается о повелении Екатерины I, воспрещавшем евреям жить в российских городах, и далее в качестве мотивов данного решения приводится следующее: «но ныне Нам известно учинилось, что оные Жиды еще в Нашей Империи, а наипаче в Малороссии под разными видами, яко то торгами и содержанием корчем и шинков жительство свое продолжают, от чего не иного какого плода, но токмо, яко от таковых имени Христа Спасителя ненавистников, Нашим верноподданных крайнего вреда ожидать должно»[773]. То есть речь идет о предположении, что евреи якобы по самому существу своей религии «суть противники христианства и притом противники, опасные для господствующей церкви ввиду предполагаемого в них прозелитизма»; в дальнейшем сюда же добавляется воззрение,
что они по роду своей жизни и занятиям «суть непроизводительный и вредный элемент народонаселения»1.
Несмотря на сообщения Сената о различных хозяйственных неудобствах и убытках, которые возникли бы вследствие высылки евреев из России, на доклад Сената 16 декабря 1743 г. последовала Высочайшая резолюция: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли»[774][775]. В результате был издан Сенатский указ от 25 января 1744 г. «О высылке за границу Жидов из Малой и Белой России и прочих завоеванных городов, и недозволении им приезжать в Россию даже для торга на ярмарки», в соответствии с которым евреев, пребывающих в Малой России, Риге и в прочих великороссийских и завоеванных городах, следовало выслать с территории Российской империи и «впредь оных ни под каким видом, ни для чего, . ни на малое время в Россию отнюдь не впускать, да и о впуске их никаких ни откуда представлений в Правительствующий Сенат не присылать.»[776].
Что касается периода царствования Екатерины II, то первоначально евреи исключались из числа иностранцев, которым разрешалось поселиться в Российской империи (например, Манифест от 4 декабря 1762 г. «О позволении иностранцам, кроме Жидов, выходить и селиться в России и о свободном возвращении в свое отечество Русских людей, бежавших за границу»[777]). Позднее, в 1769 г. евреи были названы в числе иностранцев, которым дозволялся въезд в Россию, но при условии, чтобы они селились только в Новороссийской губернии (Именной указ от 16 ноября 1769 г. «О предостав
лении права присланным из действующей армии Волохам, Грекам, Армянам и раскольникам избирать место для жительства, или поступить в службу по их желаниям, и о дозволении Жидам селиться в одной Новороссийской Губернии»1). Как указывал А.Д. Градовский, этот акт положил начало известной черте оседлости для евреев[778][779].
После первого раздела Польши, на территории которой проживало значительное количество еврейского населения, в законодательной политике Екатерины II в отношении евреев выделяется два основных начала: 1) въезд и переселение евреев в другие местности Российской империи, где их до тех пор не было, ограничивались различными запретами; 2) евреи в тех местностях, где они пребывали к моменту раздела Польши, пользовались почти всеми правами природных русских подданных[780]. В качестве примеров можно упомянуть Именной указ от 7 января 1780 г. «О дозволении Евреям, обитающим в Могилевской и Полоцкой Губерниях, записываться в купечество»[781], Именной указ от 10 марта 1781 г. «О взыскивании с купечества одного процента с капитала, без различия вероисповедания; и о собирании сих податей в Декабрь каждого года»[782]; Сенатский указ от 7 мая 1786 г. «Об ограждении прав Евреев в России, касательно их подсудности, торговли и промышленности»[783]. Сказанное также иллюстрируют правовые акты, связанные со статусом рижской городской общины. Так, 14 февраля 1773 г. был издан именной указ «О торговле новоприобретенных от Польши
Провинций с городом Ригою и о правилах взимания пошлин с товаров», который в том числе касался осуществлявших торговые операции евреев1. 22 мая 1788 г. был издан сенатский указ, именовавшийся «О дозволении Евреям, приезжающим из Белоруссии в Ригу для торговли, иметь пристанище в разных местах города»[784][785].
Однако в конце царствования Екатерины II в отношении евреев были применены некоторые меры иного характера: так, был издан Именной указ от 23 июня 1794 г. «О сборе с Евреев, записавшихся по городам в мещанство и купечество, установленных податей вдвое противу положенных с мещан и купцов Христианского закона разных исповеданий»[786]. От действия данного правила были освобождены только члены еврейской секты караимов, проживавшие на территории Крыма (Именной указ от 8 июня 1795 г. «Об увольнении Таврических Евреев, именуемых Караимы, от положенных на всех вообще Евреев двойных податей»)[787].
Таким образом, этноконфессиольные отношения в Российской империи XVIII века в целом, и внутри городских общин в частности, характеризовались наличием свободы отправления богослужения, которая по общему правилу предоставлялась иноверцам. В то же время существенно ограничивались свобода избрания вероисповедания и свобода проповеди. Также ограничения в различных правах устанавливались для определенных групп населения (для раскольников и евреев) в связи с их принадлежностью к соответствующим вероисповеданиям.
Еще по теме §7. Правовое регулирование этноконфессиональных отношений внутри городских общин в XVIII веке:
- оглавление
- §7. Правовое регулирование этноконфессиональных отношений внутри городских общин в XVIII веке