<<
>>

§3. Отношения городских оьщин друг с другом и с сельской округой

Считается, что полноценное развитие городского права предполагает наличие системы устойчивых горизон­тальных связей между городскими общинами как автономными участниками правоотношений.

Действительно, логично предполо­жить, что при наличии городского права уровень правосубъектно­сти городов должен быть достаточным, для того чтобы они могли вступать в отношения самостоятельно, без участия верховной вла­сти. Перед исследователем таких отношений может встать два во­проса: 1) каковы пределы этой самостоятельности; 2) какова сте­пень правовой регламентации взаимодействия городских общин.

Мы уже выяснили, что становление городского права в России, в отличие от Западной Европы, не шло путем эмансипации. Город­ские общины не вели открытой последовательной борьбы за права против феодалов, не противостояли верховной власти. Хотя генети­чески городское самоуправление, особенно в Северо-Западной Руси, было связано с вечевыми порядками, в XVI-XVII вв. государственная власть играла инициативную роль в становлении и развитии его ин­ститутов. Именно акты верховной власти в своей основе составили корпус источников городского права. Поэтому неудивительно, что в отстаивании своего интереса, государство в целом могло контро­лировать отношения между городскими общинами. В отличие от Новгорода и Пскова времен их независимости, города русского госу­дарства XVI-XVII вв. не знали полноценных договорных отношений.

Это не означает отсутствия горизонтальных связей между городскими общинами. Какими бы широкими ни были интересы

и возможности государственной власти, они все же были далеко не всеобъемлющи. Но значительная часть отношений между разными городскими общинами и их членами в данную эпоху могла осущест­вляться вне рамок писанного права, или даже вообще вне правового поля. Судебники конца XV - начала XVI в. отражают сам факт право­вого регулирования таких отношений.

Все судебники содержат ста­тьи, определяющие размер оплаты выездов недельщиков в разные пункты русского государства в зависимости от дальности, а также о недопустимости их вмешательства в компетенцию наместников[347]. Эти нормы свидетельствуют о существовании необходимости ре­гулировать отношения между представителями разных областей и городов в суде, и о некоторых процессуальных особенностях этих отношений, но ничего не говорят об их содержании.

В некоторой степени свет на проблему проливают террито­риальные акты верховной власти. Повышенное внимание в данный период (особенно в XVI в., когда формирующееся государственное управление столкнулось с угрозой организованной преступности) уделялось поддержанию безопасности общины, чужаки рассматри­вались как потенциальная угроза. Губные грамоты, особенно выда­ваемые городам, устанавливают подробные процедуры дознания в силу самого факта появления на территории общины пришлых людей. Так, губная Соль-Галицкая грамота 1540 г. предписывает по­следовательное сообщение о таких людях десятским, пятидесятским и сотским с последующим формализованным (под запись) выясне­нием личности. В случае, если такие люди «станут сказыватися не-

имянно и непутно», их надлежало передать городовому приказчику для окончательного разбирательства и расправы, в случае уличе­ния в разбое1.

Грамоты устанавливают разные правила подсудности иного- родцев в зависимости от оснований возникающих отношений и уров­ня самоуправления конкретных общин. Так, уставная грамота по­садским людям Шуи 1606 г., подтверждая судебную автономию общины, требует тем не менее вершить суд по искам иногородцев к шуянам в Москве, в приказной четверти, к которой приписыва­лась Шуя[348][349]. Впрочем, этот императив, вероятно, воспринимался как привилегия - гарантия от произвола в отношении шуян на терри­тории других общин. Губные грамоты, как и некоторые уставные (уставная грамота посадским людям Шуи 1606 г.), предоставляют общинам не только право суда, но и право расправы за разбой в том числе в отношении иногородцев[350].

Напротив, другие уставные гра­моты (уставная грамота Устюжны Железнопольской 1614 г.) требу­ют предоставления таких преступников в Москву[351].

Важным источником по правовому торгово-экономических связей между городами являются таможенные грамоты. Данные акты отражают как развитие торговых отношений, так и сохранение привилегий отдельных городских общин в данной сфере. Белозер­ская таможенная грамота 1497 г. устанавливает общую процедуру таможенного досмотра и санкции за ее нарушение для местных и приезжих торговцев. Тем не менее, торговые права первых и вто­рых существенно различались. Белозерские посадские люди имели право свободной торговли и в городе, и «за озером» (то есть, в об­ласти). В городе они не уплачивали таможенной пошлины (тамги) (ст. 13), а в области сами взимали пошлины с покупателей (ст. 17). Иногородние купцы уплачивали тамгу по алтыну с рубля и другие пошлины, могли торговать только в городе - запрет торговли «за озером» особо оговаривался (ст. ст. 14, 16)1. При характеристике прав иногородних торговцев по Белозерской таможенной грамоте 1497 г. можно выделить два важных обстоятельства. Во-первых, таможен­ная пошлина для них установлена «по старине», что свидетель­ствует о достаточной давности регулирования данных отношений нормами обычного права. Во-вторых, устанавливается конкретный исчерпывающий перечень мест, откуда прибывали торговцы в Бело- озеро - московские, тверские, новгородские земли. Причем этот же перечень (как, впрочем, и прочие нормы, регулирующие положение белозерских и иногородних торговцев) повторяется в Белозерской таможенной грамоте 1551 г.[352][353], когда, казалось бы, удельный период

должен был окончательно уйти в прошлое. Это отражает как слож­ности формирования общероссийского рынка, так и сохраняющиеся ограничения в сфере взаимодействия городских общин.

Ограничения для иногородних торговцев содержат и Новго­родские таможенные грамоты 1571 и 1577 гг. Помимо уплаты более высоких пошлин, приезжие купцы должны были останавливаться на гостиных дворах, а не по подворьям или в других местах, чтобы не уклоняться от таможенного досмотра.

За нарушение этого тре­бования вводились серьезные санкции - конфискация по грамоте 1571 г. и рублевый штраф по грамоте 1577 г., - как для самих тор­говцев, так и для принявших их. В то же время грамота 1577 г. уста­навливает исключение для псковских и немецких купцов, которым разрешалось сразу отправляться на свои дворы[354]. Привилегия для псковичей и вообще иноземцев-немцев была обусловлена их давни­ми торговыми контактами с Новгородом и, вероятно, устоявшейся практикой их организационного и торгового обеспечения.

Суздальская таможенная грамота 1606 г. (приписанное на­звание - уставная грамота о сборе таможенных пошлин в городе Суздале) отразила значительные изменения в сфере торговых от­ношений между городами. Грамота сохраняет привилегированное положение членов городской общины при взимании тамги - пол­торы деньги с рубля против четырех с иногородних торговцев. Од­нако еще более высокая тамга устанавливается для иностранных купцов - семь денег с рубля. В некоторых ситуациях, например,

при определении весчего, суздальцы вместе с торговцами «иных городов Московского государства» противопоставляются инозем­цам. Грамота устанавливает определенные права иногородних купцов, запрещая взыскивать с них пошлины при проезде мимо города1.

В Суздальской таможенной грамоте 1606 г. намечаются тен­денции, нашедшие полное отражение в Торговом уставе 1653 г. и осо­бенно в Новоторговом уставе 1667 г. После принятия этих актов внутренние таможенные пошлины еще продолжают сохраняться, тем не менее они унифицируются, запрещается взыскание проезд­ных пошлин, фиксируется процедура зачета пошлин, уплаченных в других городах[355][356]. В целом, иногородняя торговля внутри русского государства существенно упрощается, купечество становится кон­солидированным, хотя не вполне однородным, сословием в масшта­бах всей страны, но еще дальше отделяется от основной массы уже закрепощенного посадского населения.

Хотя правовые основы взаимоотношений городских общин были заложены государственной властью, в их истории имелся пе­риод преобладания прямых горизонтальных связей.

В условиях ос­лабления центральной власти в период Смуты, города в значитель­ной степени оказались предоставлены сами себе. Как и представите­ли других сословий, в отсутствие бесспорно легитимной верховной власти посадские люди были дезориентированы в ходе внутренне­го противостояния. Поддерживая разные противоборствующие

стороны, города нередко вступали в конфликт друг с другом. Тем не менее, в столь сложных условиях не только возросло значение городского самоуправления, но и стала решающей роль городов в восстановлении государства. Городские общины, несмотря на довольно слабые традиции самоуправления, сумели развить го­ризонтальные связи в сфере сбора средств, созыва и управления ополчениями. Эти действия сопровождались изданием общинами квазинормативных актов1, которые, безусловно, заслуживают от­дельного внимания исследователей. Акты городов носили деклара­тивный характер, в них не предусматривались механизмы импле­ментации, тем более отсутствовали конкретные правовые санкции. И все же в своей совокупности они показали свою действенность. Во многом благодаря активности городских общин, их налажен­ному взаимодействию, была не только одержана победа над ин­тервентами, но и преодолены последствия внутригражданского конфликта.

Восстановление государственной власти после Смуты вело к сворачиванию горизонтальных связей. В первый период цар­ствования Михаила Федоровича города сохраняли заметное влия­ние на государственные дела, и, по утверждению ряда исследова­телей, основатель династии сам стремился делегировать им пол- номочия[357][358]. Однако это влияние было порождено необходимостью подтверждать легитимность верховной власти, реализовывалось

в рамках сословного представительства на земских соборах и не подразумевало обширных возможностей самостоятельных отно­шений общин друг с другом. По мере движения сословно-предста­вительной монархии к абсолютной эти возможности еще более су­жались.

Широкое распространение по стране городских восстаний в 1648-1650 гг.

делает правомерной постановку вопроса о связях между городскими общинами в этих условиях. Однако если подоб­ное взаимодействие и имело место, оно не нашло явного правово­го отражения. Можно утверждать, что восстания в разных городах скорее имели схожие причины в одно время (усиление налогового бремени, недостаточный учет сословных интересов посадского населения, злоупотребления государственной власти на местах), чем просто перекидывались от одной общины к другой. Восстав­шие, даже в Новгороде и Пскове, не обнаруживали далеко идущих политических мотивов в своей деятельности, не устанавливали четкой координации действий с другими общинами и уж тем бо­лее не посягали на суверенитет монарха. Осталось добавить, что в ходе восстаний проявилась и внутренняя неоднородность город­ских общин.

Такая неоднородность имела не только понятную социально­классовую природу. В крупных городах наблюдалось и соперниче­ство профессионально-территориальных корпораций. Так ткачи привилегированных Кадашевской и Хамовной слобод г. Москвы жа­ловались в 1648 г. царю на притеснения со стороны гостей и гости­ных сотен, которые вопреки пожалованиям Михаила Федоровича 1622-1625 гг. «по ложному челобитью» привлекли слобожан к со­вместному несению повинностей. Показательно, что эта жалоба ткачей была удовлетворена. Несмотря на то, что жалованная грамо­та Кадашевской и Хамовной слободам 1648 г. существенно урезала

привилегии ткачей, она конкретизировала их права нести повинно­сти отдельно от гостей, гостинных и суконных сотен1.

Принятие Соборного Уложения 1649 г., закрепощение посад­ского населения полностью лишают городские общины возможно­стей широкого взаимодействия. Новая связь города с государством, взаимодействие между верхами и низами городского населения ста­ли намного более актуальными проблемами, чем отношения между разными городскими общинами. Тем не менее, оставалось поле и для таких отношений. В правовом материале нашли отражение конфликты между городскими общинами по поводу раскладки по­винностей. Так, одна из царских грамот 1677 г. чердынскому воево­де свидетельствует о сложном и запутанном споре между жителями Чердыни и Усолья по поводу раскладки ямской и прочих повинностей в связи с разной динамикой развития посадов и противоречиями в отчетности. Для разбирательства чердынцам и усольцам надле­жало отправить в приказ в Москву свои переписные книги[359][360]. При этом другой царской грамотой воеводе запрещалось вмешиваться в денежные сборы и выборы целовальников посадских и уездных людей[361] - несмотря на усиление воеводских полномочий такие огра­ничения были распространены в рассматриваемый период. То есть, в качестве арбитра здесь неизбежно выступает сама центральная власть.

В целом, возможности городских общин вступать в самосто­ятельные отношения друг с другом были существенно ограничены не просто конкретной верховной властью, но и всей системой поли­тико-правовых отношений в России в XVI-XVII вв. Следует, однако, признать, что для более точного выявления характера отношений между городскими общинами существуют необходимость анализа не только нормативно-правовых актов, но и более широкого круга исторических источников.

Еще одну сложную проблему представляет выявление отно­шений между городскими общинами и сельской округой. В условиях аграрного общества даже при наличии развитого городского права и самоуправления сохраняется устойчивая генетическая связь между городом и селом в хозяйственной, социальной, культурной и даже политико-управленческой сфере. Сохранялась такая связь и в России XVI-XVII вв. Понятие «крестьяне» в XVI в. все еще упо­требляется и для собирательного обозначения всей массы непри­вилегированного, но не маргинального населения - членов общин. Соборное Уложение фиксирует наличие у сельского населения тор­гово-промысловых активов, а у членов городских общин - наличие выпасов и скота. Причем если лавки и варницы у крестьян государ­ство в этот период стремилось изъять, то сельскохозяйственные угодья горожан, напротив, охраняло1. Правоприменительные акты XVII в. также продолжают свидетельствовать об участии посадских лю­дей в поземельных отношениях сельскохозяйственного характера[362][363].

Мы уже видели, что в документах эпохи понятие «город» часто используется в расширительном значении для обозначения всей области с прилегающим уездом. В ходе формирования системы местного управления и суда конца XV-XVI вв. город предстает лишь как самый крупный центр. При наместничьем управлении положе­ние волостелей было одинаковым в крупных селах и заштатных городах. Земская и губная реформы, выборы старост и целовальни­ков, равным образом осуществлялись в городах и селах - имеются лишь единицы уставных и губных грамот1, адресованных непосред­ственно посадским общинам, причем и в этом случае далеко не все их нормы носят особенный характер.

Вплоть до последних десятилетий XVII в. посадские и уездные люди упоминаются в источниках вместе при решении вопросов денежных сборов, выборов целовальников и т. п.[364][365] Царская грамота 1682 г. вятскому воеводе устанавливала выборность городничих вятских пригородов посадскими и уездными людьми «погодно и по очереди»[366]. Некоторые жалованные грамоты, по крайней мере, до конца XVI в., дают освобождение от податей и повинностей на опре­

деленный срок одновременно посадской общине и жителям сель­ской округи1.

И тем не менее уже к началу рассматриваемого периода город предстает и в специфическом узком смысле, в том числе в контексте противопоставления деревне. Несмотря на экономическое преобла­дание деревни, в условиях развития товарно-денежных отношений город не только играл растущую роль как их локомотив, но и осоз­навался в таком качестве. Наиболее ярко это осознание проявилось, на наш взгляд, в таможенных грамотах. Как указывалось, уже самые ранние из них фиксируют привилегированный таможенный режим для местных городских общин не только по сравнению с иногород­цами, но и с жителями сельской округи[367][368].

Особое место в вопросе о взаимоотношении городских общин с сельской округой занимает проблема белых слобод. Приобретая не только сами слободы с их землями, но и иммунитеты, принимая закладчиков, вотчинники способствовали укреплению в городах тех же феодальных отношений, что и в деревне. Испытывая дефи­цит трудовых ресурсов, особенно квалифицированных, феодалы пе­реманивали в белые слободы членов посадской общины. Крупные вотчинники имели возможность предложить многим жителям го­рода более привлекательные экономические условия, чем посад с его растущим тяглом. Н.А. Рожков обращает внимание на сходство

закладничества, в том числе беломестного, с западноевропейской коммендацией1. С середины XVI в. государство пытается ограничи­вать права монастырей и светских феодалов на белые слободы, но хозяйственный упадок центральных и северо-западных районов, а впоследствии Смута, напротив, усиливали позиции владельцев белых слобод. Доля тяглых дворов в городах снижалась, и к XVII в. стала падать до 10 % от общего количества[369][370].

Принципиально проблема белых слобод стала решаться толь­ко после принятия Соборного Уложения. Его XIX глава не только про­возгласила полную ликвидацию белых слобод, не только закрепости­ла посадское население, но и открыла новую страницу в отношениях между городом и деревней в России. Вотчинники в порядке компенса­ции получали сельскохозяйственные земли, и эпоха частнофеодаль­ной собственности в городах подходила к концу. Строго прикрепляя посадских людей к тяглу, в том числе возвращая в посад беломестцев, государство наделило их особыми сословными привилегиями. Фак­тически провозглашалось монопольное право городской общины на торговлю и ремесло. Деревенские жители, напротив, отстранялись от торгово-ремесленной деятельности. Те из них, кто находился на посаде, возвращались на землю. Если служилые люди по прибору могли сохранить лавки, погреба, варницы при условии несения тяг­ла, то крестьяне должны были продать свои торгово-ремесленные активы посадским тяглым людям. Это касалось и того же рода соб­ственности, находившейся «неблиско» от города. Впрочем, ст. 17 содержит исключение из общего правила - разрешение крестья­нам торговать с возов и стругов, то есть вести оптовую торговлю свидетельствует как об имущественном расслоении в русской де­

ревне, так и об учете государством интересов сельской торговой верхушки1.

Вызывает интерес судьба сел, примыкающих к городу. Их приписывали к посаду, а судьба пашенных крестьян должна была решаться отдельно - «тех крестьян указал государь описать себе статьею». Возможно, они подлежали переселению - нормы Собор­ного Уложения отводили горожанам двухверстную зону вокруг го­рода под выгоны[371][372]. В любом случае, ни в жалованных грамотах, ни в других источниках и до, и после принятия Соборного Уложения нет никаких признаков того, что городские общины в русском госу­дарстве сами оказались в положении феодала-вотчинника, как ма­гистраты ряда русских городов Речи Посполитой.

XIX гл. Соборного Уложения помимо прочего стала попыткой власти административным путем резко ускорить естественный процесс отделения города от деревни. Это касалось как экономиче­ского обособления места города в системе разделения труда, так и изменения всей системы социальных отношений. Примечательно, что ликвидация частнофеодальных отношений в городе осущест­влялась феодальным государством феодальными методами.

Несмотря на очевидную решимость верховной власти дове­сти на этот раз дело с белыми слободами до завершения, осущест­вление этих мер на практике, как мы видели, заняло еще полвека. Со схожими сложностями проводились в жизнь и те пункты Соборного Уложения, которые требовали возврата крестьян с посада на землю. Данные нормы хотя поддерживалось энергично феодалами-зем­левладельцами, но встретили серьезные препятствия в ходе своей

реализации. В силу развития товарно-денежных отношений, в го­роде не только стремились остаться те крестьяне, которые в нем осели на момент принятия Соборного Уложения, но и продолжался новый приток из сельской местности. Сыскные меры, очевидно, не давали нужного результата, да и государство стремилось не допу­стить замедления роста городов.

Стремясь к поиску возможностей контролировать ситуацию, защитить фискальные интересы, власти были вынуждены посте­пенно идти на амнистию таких незаконных поселенцев в обмен на их запись в посадское тягло. На протяжении 60-80-гг. XVII в. была принята череда указов, в частном порядке легализующих прикре­пление пришлых крестьян к посадам. Разные города и разные кате­гории посадского населения получали свои основания и сроки такого прикрепления, притом не постоянные1. В этом смысле принципи­альную роль сыграл указ 19 октября 1688 г., адресованный Ярослав­лю и «другим городам». Указ предусматривал прикрепление к поса­дам всех городов крестьян, поселившихся в городах с 1649 г. по 17 декабря 1684 г. и занимавшихся торгово-ремесленной деятель­ностью. Сам срок был приурочен к дате принятия аналогичного указа в отношении московских черных сотен и слобод[373][374]. Пришедшим

после указанного срока в праве оставаться на посаде было отказано «потому что они нам, великим государем, не били челом многие годы»1. Впрочем, не ясно, насколько этот запрет был окончатель­ным и полным. Известно, что при проведении переписи на посаде в 90-е гг. XVII в. предписывалось отдельно составить погодные кни­ги на тяглых и пришлых людей, пришедших в московские слободы и города в период от 17 декабря 1684 г. по 1693 г.[375][376] Завершающей точкой в процессе, уже в условиях проведения реформы Ратуши, стал указ 24 ноября 1699 г., запрещавший заниматься городской торговлей и ремеслами тем крестьянам, которые не захотят перей­ти в посад. Примечательно, что в приписке к основному тексту ука­за оптовая городская торговля (с возов и стругов), как и по Соборно­му Уложению, крестьянам все-таки дозволялась[377]. Очевидно, однако, что такие «крестьяне», уже в XVII в. стремившиеся интегрироваться в товарно-денежные отношения, постепенно утрачивали связь с на­долго еще архаической деревенской основой.

К началу петровской эпохи взаимоотношения города и сель­ской округи в России перешли на качественно новый уровень. Так и не приобретя правовой самостоятельности западноевропейского типа, город, тем не менее, во всех отношениях существенно отда­лился от деревни.

<< | >>
Источник: Источники русского городского права XIII-XVIII вв. : монография / И. А. Александров, Ю. В. Оспенников, Р. В. Фоменко, Л. Е. Ютяева ; под общ. ред. Ю. В. Оспенникова. Самара,2016. 352 с.. 2016

Еще по теме §3. Отношения городских оьщин друг с другом и с сельской округой:

  1. §3. Отношения городских оьщин друг с другом и с сельской округой
- Авторское право РФ - Аграрное право РФ - Адвокатура России - Административное право РФ - Административный процесс РФ - Арбитражный процесс РФ - Банковское право РФ - Вещное право РФ - Гражданский процесс России - Гражданское право РФ - Договорное право РФ - Жилищное право РФ - Земельное право РФ - Избирательное право РФ - Инвестиционное право РФ - Информационное право РФ - Исполнительное производство РФ - История государства и права РФ - Конкурсное право РФ - Конституционное право РФ - Муниципальное право РФ - Оперативно-розыскная деятельность в РФ - Право социального обеспечения РФ - Правоохранительные органы РФ - Предпринимательское право России - Природоресурсное право РФ - Семейное право РФ - Таможенное право России - Теория и история государства и права - Трудовое право РФ - Уголовно-исполнительное право РФ - Уголовное право РФ - Уголовный процесс России - Финансовое право России - Экологическое право России -