§3. Осокенности системы управления и суда
Термин «пошлина», который уже неоднократно упоминался в предыдущих параграфах, очевидно имеет весьма широкие рамки значений, которые могли вкладываться в него современниками. Он обозначал и правовую традицию, и определённую систему судоустройства и судопроизводства, в целом некий заведённый предками, проверенный временем общественный порядок.
На это широкое толкование указывают разные примеры употребления данного термина. Например, в договорных грамотах Новгорода с тверским князем Михаилом Ярославичем о взаимной помощи в тверской грамоте заключительная фраза посвящена определению подсудности княжеских сёл и людей: «А што будеть моихъ селъ в Новъгородьскои волости или моихъ слугъ, тому буди судъ безъ перевода», а в новгородской грамоте в этом же месте уже даётся расширительная трактовка за счёт использования термина «пошлина»: «А што пошлины городь[с]к[ыи] во Тфери, и въ Нове- городе, и в Торъжьку, и въ Волоце, а то по давнои пошлине»[60]. Как видно из этого текста, в каждом городе существовала своя правовая традиция, включавшая в себя систему обычноправовых норм и определённый порядок судопроизводства.
В связи с тематикой параграфа находится ещё одна важная проблема - как правильнее рассматривать власть городской
общины в подсистеме городского права: как систему самоуправления или как власть, обладающую суверенитетом? Большинство современных исследователей городского права, не ставя и не рассматривая саму эту проблему, исходят из понимания власти городской общины как местного самоуправления1.
В историографии эта проблема специально не рассматривалась, однако уже в дореволюционной литературе некоторые авторы говорили о двух этапах развития городского самоуправления - вечевом и магдебургском[61][62]. Тем самым, с одной стороны, указывалось на основания для выявления двух моделей городского права, с другой стороны, обе модели всё равно априорно расценивались как самоуправление, а не как публичная власть, обладавшая суверенитетом.
Многие авторы последовательно игнорируют значение вечевого строя, связывая становление государственности исключительно с княжеской властью. Вечевые структуры в лучшем случае рассматриваются как некий начальный этап, фундамент для возникновения собственно властных структур. Например, М.В. Сильченко, рассуждая о становлении городского права в западнорусских землях, полагает, что городское самоуправление заполнило тот
вакуум властных структур, который появился в городах в результате исчезновения вечевых институтов, вместо вечевых структур появились две параллельные структуры: великокняжеская администрация и органы городского самоуправления по магдебургскому образцу1.
Действительно, европейское городское право выстраивается как система самоуправления, не претендующая на права суверена. В городских хартиях тоже нередко можно встретить указания на «древние обычаи», то есть на освящённый временем порядок (например, в хартии, данной в 1200 г. Ионном Безземельным Ипсвичу: «правосудие должно осуществляться в соответствии с древними обычаями города Ипсвича и наших свободных городов»), но истоки власти городской общины и круг её полномочий были другими.
В Европе города обычно располагались на земле феодала и, постепенно вырастая, доходили в своих отношениях с феодалом до необходимости выкупа городской земли, приобретения хартии, дававшей свободу от власти феодала. На эту связь между статусом городской общины и особенностями поземельных отношений с феодалами указывали, например, английские историки, характеризуя становление городов: «Аренда городской земли у феодала была больше, чем держание [то есть больше, чем право отчуждать или отказать городскую землю по завещанию]. Это было гражданское и правовое состояние, способ жизни, зависимый от членства в общине»[63][64]. Ещё более показателен пример городов кульмского права, для устройства
которых определённый земельный участок выдавался учредителю, организовывавшему колонизацию и возглавлявшему в дальнейшем управление1.
По замечанию Л.А. Рогачевского, в этой подсистеме городского права важной чертой власти суверена (феодала) является «непосредственное господство над землёй, из которого, в свою очередь, и вырастает право суда»[65][66].На это же обстоятельство обращают внимание исследователи, стоящие на позициях марксистского подхода: «О феодальной природе средневекового города свидетельствует и характер городского землевладения. Город не выходил из сферы тех отношений собственности, которые основывались на монополии господствующего класса на землю. И хотя земля не играла сколько-нибудь существенной роли в городском ремесленном производстве и, во всяком случае, не была здесь основным условием производства, городское землевладение существовало и охватывало не только земли, используемые горожанами в качестве пастбищ, сенокосов и (значительно реже) пахотных угодий, но и земли, на которых стояли дома горожан, их мастерские и лавки, общественные здания и другие постройки. Город стоял на земле феодала (короля, крупных светских и церковных землевладельцев), и даже, если он превращался в независимую городскую коммуну, как, например, во Франции, и горожане (точнее, верхушка горожан) сами выступали как коллективный сеньор, город все же не выходил за рамки отношений собственности, обусловленных монополией феодалов на землю»[67].
Таким образом, вовлечённость городов в систему феодальных отношений, их включённость в систему иерархии феодалов, исключала возможность приобретения суверенитета. «Независимые», «вольные» городские общины сохраняли свою подчинённость крупным феодалам. Например, в Лондоне община-коммуна платила ежегодный налог королю, 24 олдермена, составлявшие высший орган управления, приносили присягу исполнять свои обязанности «по закону господина короля, данного им в городе Лондоне, спасая вольность города»[68].
Иная ситуация складывалась в древнерусских землях. В некоторых городах мы находим такое же восхождение к княжеской власти как источнику суверенитета и права, но при этом в других городских общинах акцент делается на само сообщество горожан и их правовую традицию как важнейший источник власти и права.
Наиболее ярким примером такого устройства являются городские общины северо-западных русских земель, прежде всего, Новгород.В историко-правовой науке до сих пор нет единого подхода к определению системы судов Новгородской и Псковской республик. С одной стороны, характерное для этого периода соединение административной и судебной власти предполагает, что система судебных органов во многом повторяла устройство административного аппарата. С другой стороны, относительно самого этого устройства существуют различные точки зрения, а многие авторы считают необходимым подчеркнуть значение судов, не связанных напрямую с административным аппаратом. В рамках подхода, ориентированного на максимально дробное членение устройства судебной власти в Новгороде, выполнено одно из первых исследова
ний по истории новгородской судебной системы, принадлежащее А. Куницыну. Всю систему новгородских судебных органов он делил на общенародные и особенные суды, относя к первым суды вече, князя, посадника и одрин, а ко вторым суд тысяцкого и суды смест- ной, порубежный, церковный, таможенный и проезжий1.
В последующем в советской и современной историографии преобладала тенденция к упрощению системы судов, основанная на выявлении только основных судебных органов - суда князя и посадника, вечевого суда, суда тысяцкого и церковного суда. Из общей тенденции выделяется позиция О.В. Мартышина, который, как и дореволюционные исследователи, указывал на сложность системы новгородских судов, выделяя в ней наиболее распространённые третейские суды (к ним он относил и особую процедуру заключения мировых сделок), а также государственные, духовный (владычный), вотчинные и сместные суды[69][70].
При рассмотрении системы судов Новгорода и Пскова необходимо учитывать, что исследователь имеет дело не со статичной, а с динамично развивавшейся системой, взаимодействие элементов которой изменялось с течением времени.
Среди всех судебных органов Новгородской и Псковской республик важнейшее значение имел вечевой суд, осуществляемый властью общинного коллектива.
Вече являлось чрезвычайно гибким органом власти, который при необходимости брал на себя различные функции. Важнейшей функцией вече являлась законодательная. Только на вечевых собраниях могли приниматься новые законыи изменяться уже существующие. Примерами законодательной деятельности вечевых собраний являются Новгородская и Псковская Судные грамоты. В 108-й статье Псковской Судной грамоты специально оговаривается порядок принятия новых законов и изменения текста Грамоты.
Следующей по значению функцией веча была судебная. Вече не только контролировало деятельность судебных органов власти, но и выступало как суд первой инстанции по делам, имеющим большое значение для горожан. На ранних этапах существования Новгородского княжества суд осуществлялся князем и посадником на вече, то есть горожане принимали участие в публичном княжеском суде. Однако в дальнейшем княжеский суд и суд вече разделились, и уже в Псковской Судной грамоте содержится законодательное подтверждение этого разделения (ст. 4): «А князь и посадник на вече суду не судят.»[71]. Особенную актуальность это разделение получило в связи с тем, что в ряде случаев вече судебной властью преследовало высших должностных лиц: в 1141 году состоялся суд над посадником Якуном Мирославичем, в 1209 г. - над посадником Дмитром Мирошкиничем.
В исследовательских работах практически не существует разногласий относительно определения сферы компетенции вечевого суда. Ещё А. Куницын предположил, что суду веча подлежали лица мирского и духовного чина по уголовным делам относительно публичных преступлений (delicta publica), к которым принадлежали «1) государственная измена, 2) притеснение народа государственными чиновниками, 3) возмущение общей тишины, 4) сопротивление судебной власти, 5) отступление от православной веры, ересь и рас
кол»1. В дальнейшем не подвергалось сомнению, что вече судило дела о государственных преступлениях, но сомнению подвергалось рассмотрение вечевым судом преступлений против веры, и высказывались предположения, что гражданские дела также могли рассматриваться вечем[72][73].
В целом следует согласиться с коррективами, внесёнными О.В. Мартышиным в определение компетенции вечевого суда по А. Куницыну: «Можно было бы согласиться с куницынским определением судебной компетенции веча (разбирательство дел о преступлениях публичных), если бы считать критерием публичности не формальный состав, а общественный резонанс и учитывать отсутствие четкой грани между преступлением и гражданским правонарушением, а также вообще любым актом, причинившим ущерб Новгороду»[74].Действительно, в XII-XIV вв. вече в Новгороде и Пскове проявляет себя в качестве судебного органа по самым разным делам, которые объединяет общественный резонанс, особое значение их для горожан. Однако большинство исследователей соглашаются в том, что к концу этого периода вече уже не выступает в качестве органа судебной власти. Н.Л. Дювернуа подчёркивал, что псковское вече не вершило суда и это проявлялось даже в процедуре созыва вече: «Таких [вечевых - Ю.О.] колоколов было два. В один звонили на вече, в другой на сени [то есть на княжий суд - Ю.О.]. Первый назывался большим колоколом, второй меньшим»[75]. Подтверждение этой
позиции исследователи видели в 4-й статье Псковской Судной грамоты, согласно которой «князь и посадник на вечи суду не судять, судити им у князя на сенех...»1. В этих словах Грамоты авторы усматривали указание на изоляцию вечевого собрания от реализации судебной власти[76][77]. Гипотетически возможно и другое понимание, согласно которому статья разграничивает суд вече и княжеский суд, однако для его подтверждения необходимы конкретные примеры применения вечевыми собраниями судебных полномочий в XV в.
На основе анализа Новгородской Судной грамоты, А.Н. Филиппов также отмечал, что в XV в. вече уже не осуществляло судебную функцию: «. грамота вполне разумно выделяет судебные коллегии, ею признаваемые, от вмешательства в их функции народного собрания, как бы последнее ни было составлено, то есть являлось ли оно законным или незаконным»[78].
Однако практически сразу же Филиппов признаёт, что некоторые функции в судебной сфере у веча сохранились: «по жалобе истца вече могло давать ему своих приставов, которые шли к судье, не решившему дело, причем он должен был «тот суд кончати перед тыми приставы», то есть в их присутствии»[79].
Очевидно, что запрет на осуществление суда на вече, прямо выраженный в Псковской Судной грамоте, являлся одним из проявлений тенденции усиления влияния княжеской власти и ослабления традиции публичности суда.
В 27-й ст. Новгородской Судной грамоты, определяющей приведение к присяге судебных чиновников, перечисляются три основных вида судов Новгорода, и вечевого суда среди них уже нет: «А посаднику и тысятцкому и владычню наместнику и их судьям и иным судьям, всим крест целовать да судить им в правду»1. И в других статьях, определяющих общие вопросы суда, везде определяются только эти три суда (ст. 8, 9 и др.).
В летописных известиях также мы находим указание на три основных суда - церковный суд владыки, суд посадника и суд тысяц- кого[80][81]. Следуя за логикой источников права именно эти три суда - князя и посадника, тысяцкого и владыки - следует рассматривать в качестве основы судебной системы как Новгорода, так и Пскова.
Посадник являлся главой Новгородской республики (во Пскове было два посадника), он представлял городскую общину во внешних сношениях и возглавлял систему внутреннего управления. Посадники избирались на вече из числа влиятельных боярских родов на неопределённый срок, обычно год или два. Функции посадника были весьма разнообразны.
Посадник возглавлял административно-судебный аппарат, назначая на нижестоящие должности. Кроме того, посадник сам осуществлял судебную функцию, принимая участие в княжеском суде как представитель городской общины, призванный следить за тем, чтобы князь судил согласно принятым в соответствующей городской общине обычаям и законам.
В договорные грамоты с князьями традиционно включался пункт о том, что князь не может осуществлять свой суд без посадника. В Новгородской Судной грамоте эта формула меняется на противоположную - посаднику запрещается решать судебные дела без княжеского наместника. Л.В. Черепнин верно отметил, что окончание ст. 2 («а без наместников великого князя посаднику суда не кончати») является более поздней припиской, поскольку это требование противоречит обычной формуле договорных грамот с князьями («а бес посадника ти, княже, суда не судити»)1. Добавлена эта вставка была в 1471 г. под воздействием изменившегося соотношения сил и усилившегося московского влияния, что автоматически означало расширение княжеских полномочий.
В Псковской Судной грамоте дополнительно указывалось, что даже чтение грамот разделялось между княжеским и городским дьяками (ст. 79): «А коли имуть тягатся о земли или о воде, а поло- жать двои грамоты, ино одны грамоты чести дьяку княжому, а другие грамоты чести дьяку городскому»[82][83]. Принцип взаимодополняемости княжеской и городской властей, а также контроля общинных исполнительных органов над княжеским судом поддерживался на всех уровнях судебной власти.
В отличие от Новгорода, в Пскове вече избирало не одного, а двух посадников, также называвшихся «степенными» (поскольку они выступали перед вече со степени, специального помоста). Второй посадник выполнял функции тысяцкого, должности которого в Пскове не существовало.
Псковская Судная грамота специально посвящает одну из статей процедуре смены посадников (ст. 60): «А которой посадник слезет степени своей, орудиа и судове самому управливати, а иному насед его судове не пересужати»1. П.Н. Мрочек-Дроздовский, основываясь на этой статье, делал вывод, что «сказанное о смене посадников относилось и к смене всех других должностных лиц земского уряда»[84][85]. Действительно, Грамота в некоторых случаях устанавливает общие требования ко всем судьям на примере конкретной судебной должности. Но при этом нельзя игнорировать своеобразие должности посадников, которые должны были меняться значительно чаще, чем должностные лица, находящиеся у них в подчинении.
П.Н. Мрочек-Дроздовский различал суд князя и суд посадника, выдвигая предположение, что «суд собственно княжой отличался от суда посадничьего лишь тем, что от дел, подлежавших последнему, не шли казенные пени»[86]. При этом исследователь признавал, что суд посадника происходил там же, где и княжеский - на княжеском дворе, и что князь принимал участие в суде посадника.
Однако эта точка зрения не находит убедительного подтверждения. Высший уровень этого суда, в самих Новгороде и Пскове, был представлен непосредственно князем (или его наместником) и посадником, местный уровень - княжескими тиунами и низшими должностными лицами, подчинёнными посаднику.
По Новгородской Судной грамоте в состав суда тиуна вводились два пристава, каждый из которых представлял одну из сторон (ст. 25): «А в тиуне одрине быти по приставу с сторону людем добрым, да судити им в правду крест поцеловав на сей на крестнои
грамоте»1. В договорных грамотах это правило подтверждается: «А тиуну твоему судити в одріне с новогородцкіми приставы»[87][88]. По смыслу статьи избираемые сторонами для участия в суде тиуна приставы являлись в то же время должностными лицами. В этой связи вполне допустимо предположение О.В. Мартышина, что, возможно, «в ведомстве веча или посадника находился штат приставов, из которых каждой стороне предлагалось пригласить одного в одрину (палату) тиуна для участия в ведении их дела»[89].
Разновидностью княжеского суда являлся так называемый проезжий суд, осуществлявшийся самим князем или его должностными лицами в волостях. По всей видимости, именно эта разновидность княжеского суда могла переуступаться другим лицам, которые выкупали право осуществления суда. Откупная грамота 1434 г. сохранила свидетельство покупки великокняжеского суда в Обоне- жье у княжеского наместника Григория Васильевича: «У великого князя наместника у Григорiа у Васильевичя се купи Яким Гуреевъ и Матфеи Петровъ обонискыи судъ князя великого ... ино платити имъ [насалению Обонежья - Ю.О.]судъ князя великого по старине. А судъ имъ судити и пошлины имати имъ по старине и верное имъ имати»[90]. Лица, приобретавшие право суда, получали возможность собирать все продажи, включая виры, и судные сборы.
В источниках права Новгорода и Пскова нет прямых указаний на границы сферы компетенции княжеского суда. В Новгородской Судной грамоте отмечается, что у князя и посадника «свой» суд, но его сфера не определяется, только указывается, что правовой основой для его деятельности являются обычно-правовые нормы: «А посаднику судити суд свой с намесники великого князя, по старине.»1. В Псковской Судной грамоте к сфере княжеского суда отнесены некоторые уголовные дела (ст. 1) - разбой, наход, грабеж, кража.
Однако материал частных актов и других статей Судных грамот показывает, что и гражданские дела относились к ведению суда князя и посадника. Например, в 28-й ст. Новгородской Судной грамоты поземельные споры отнесены к ведению суда посадника[91][92]. В.Л. Яниным было высказано предположение, что изначально суд князя и посадника охватывал все категории дел, постепенно уступая отдельные сферы своей компетенции другим судам, по мере их организации[93].
Согласно договорным грамотам суду посадника и княжеского наместника подлежало и городское, и сельское население по большинству спорных дел: «А наместнику твоему судіти с посадникомъ во владычне дворе, на пошломъ месте, какъ бояріна, такъ и жить- его, такъ и молодшего, такъ и селяніна»[94]. Правовой основой суда
князя и посадника являлась «новгородская старина» («псковская пошлина»), то есть обычное право городской общины.
Предполагается, что наиболее значимые дела (по мнению В.О. Ключевского - все дела после предварительного рассмотрения тиунами) передавались в высшую судебную инстанцию - коллегию докладчиков, в которую входили по боярину и житьему человеку от каждого конца Новгорода (ст. 26 Новгородской Судной грамоты). Суд докладчиков должен был собираться три раза в неделю (в понедельник, в среду и в пятницу).
Ю.Г. Алексеев справедливо указывал на различие судебной систем Новгорода и Пскова в отсутствии псковской коллегии докладчиков, видя в этом слабость прослойки феодалов в псковском обществе, которые не достигли такой степени политического влияния, чтобы «превратить высшую судебную власть в свою сословную монополию»1.
Тысяцкий вместе с посадником возглавлял городское ополчение и представлял Новгород на международных переговорах, но его главной функцией было осуществление торгового суда. Первоначально тысяцкими избирали представителей житьих людей, однако с XIV века боярство захватило контроль над этой должностью. В историко-правовой науке подчёркивается, что изначальной и очевидной функцией тысяцкого являлось руководство войском, и именно в таком значении тысяцкие известны по всем русским землям: «Тысяцкий в каждом княжестве был предводитель и начальник всего земского ополчения. Как главное лицо в составе земства, как главный военный начальник, он вместе с тем был и посредник между князем и земщиной»[95][96].
В исследовательской литературе существует точка зрения, согласно которой суду тысяцкого подлежали те же дела, что и суду посадника, но по тяжбам купцов и чёрных людей (А. Куницын, П. Чеглоков, Н.Л. Дювернуа и др.). Именно из этого положения тысяцкого как главы чёрного посадского населения, М. Михайлов выводил значение суда тысяцкого прежде всего как суда земского, сфера действия которого охватывала раскладку и взыскание тяглых повинностей, торговые споры чёрных людей и т. п.1 Однако преобладающим является подход, согласно которому в компетенцию торгового суда входили тяжбы по торговым делам, а также споры русских с иностранцами. В договорной грамоте с Казимиром IV все категории городского и сельского свободного населения отнесены к суду по- садника[97][98].
Из проекта договорной грамоты Новгорода с Любеком и Готским берегом 1269 г. ясно проступают черты тысяцкого как главы торгового суда - именно к его суду отсылаются споры иноземных купцов с лоцманами или с новгородскими купцами. При этом дела уголовного характера («а будет ссора», «а придет кто-нибудь с острым оружием») рассматриваются с участием посадника - «перед посадником, тысяцким и купцами», то есть такие дела уже выходят за рамки суда тысяцкого[99]. По торговым делам в состав суда тысяцкого включались также представители купеческих корпораций и, возможно, посада: «А будет у зимних и у летних гостей дело до суда, то
кончать им это дело перед тысяцким, старостами и новгородцами и ехать своим путем без пакости».
У тысяцкого был свой аппарат судебных исполнителей - приставов, которые выполняли те же функции, что и приставы в суде князя и посадника, обеспечивая вызов сторон на суд и предотвращая самоуправство: «А задолжает новгородец на Готском берегу, то в погреб его не сажать; также не делать этого и в Новгороде с немцем или готом, ни бирича к ним не посылать, ни за одежду их не хватать, а каждую сторону требует пристав тысяцкого»1.
И в суде посадника, и в суде тысяцкого проявлялся важный принцип новгородского судоустройства - обязательное участие представителей сторон в составе суда. Летопись пересказывает вечевое постановление 1385 г., согласно которому в состав суда каждая сторона включала по два боярина и по два житьих человека: «...а посаднику и тысяцкому судити свои суды по Рускому обычаю, по целованію крестному; а на судъ поимати двема исцомъ по два боярина и по два житья мужа съ коеяждо страны»[100][101]. Стороны могли ввести в состав суда только бояр и житьих людей, то есть тех, кто осуществлял судебные функции и обладал соответствующим опытом, но их задачей в составе суда являлась защита интересов представившей их стороны.
Следует отметить, что в Новгородской Судной грамоте этот принцип формулируется несколько иначе (ст. 5): «А сажати в суду по два человека; а кто кого в суду посадит, ино тот с тем и ведает
ся»[102]. Грамота недостаточно чётко говорит о количестве представителей (возможно понимание, что говорится о двух представителях, но вполне вероятно, что «по два человека» - это незаконченная формулировка, подразумевавшая «по два человека бояр и житьих людей»). Из этого установления Грамоты ещё очевиднее значение представителей - именно через них стороны осуществляют своё взаимодействие с судом.
Архиепископ - «владыка» - также входил в число высших должностных лиц республики. Должность владыки (епископа, а затем архиепископа - главы новгородской епархии) с 1156 года, когда епископом был избран игумен Аркадий, являлась выборной. Выборы архиепископа проходили на вечевом собрании, которое для этого собиралось не на обычном месте, а на площади перед Софийским собором.
Важнейшей функцией архиепископа являлось управление епархией и осуществление церковного суда. Кроме того, архиепископ возглавлял осподу, являлся крупнейшим землевладельцем и хранителем государственной казны и архива (они традиционно располагались в соборе св. Софии). Новгородский архиепископ имел в своём распоряжении военную силу - владычный полк, реализуя таким образом и военную функцию.
В церковном отношении Псков оставался зависим от Новгорода. Вместо архиепископа высшую церковную власть в Пскове осуществлял его наместник, утверждаемый архиепископом, но выбиравшийся псковским вечевым собранием из представителей знатных боярских фамилий. Подобно собору св. Софии в Новгороде, в Пскове собор св. Троицы выступал в качестве места хранения
государственной казны и архива, являясь символом псковской государственности.
Сфера компетенции церковного суда новгородского владыки определялась в соответствии с княжескими церковными уставами. Положения княжеских церковных уставов в дальнейшем неоднократно подтверждались, даже в Псковской Судной грамоте содержится подтверждение принципа невмешательства светского суда в сферу действия церковного и наоборот (ст. 2): «И владычню наместнику суд и на суд не судить, ни судиям ни наместнику княжа суда не судите»1.
Разновидностью церковного суда являлся монастырский суд, осуществлявшийся над зависимым населением. Как на отдельный вид судов на него указывают некоторые публичноправовые грамоты: «А во владычень судъ и в тысяцкого, а в то ся тебе не вступать ни в манастырсюе суды, пор старше»[103][104].
Правовой основой, на которую опирался святительский суд при вынесении решений, являлось собрание церковных законоположений, сведённых в кормчие книги, как об этом говорится в 1-й ст. Новгородской Судной грамоты: «Нареченному на архиепископство Великого Новагорода и Пскова священному иноку Феофилу судити суд свои, суд святительски по святых отецъ правилу, по манака- нуну.»[105].
С реорганизацией церковного суда связывается проведение судебной реформы 1385 г., когда на общегородском вече новгородцы высказались против права митрополита осуществлять над ними суд, передав право церковного суда в руки новгородского владыки: «Тоя же зимы посадницы Новогородстіи сотвориша вече по старому обычаю Новогородцкому, посадникъ Феодоръ Тимофеевичь и тысяцкій Богданъ Аввакумовичь, и крестнымъ целованіемъ укрепи- шася не зватися имъ на Москву къ митрополиту на судъ, но судити ихъ владыце Новогородцкому Алексею, или хто по немъ иный владыка будетъ въ Новегороде; судити же ихъ по закону Гречьскому и въ правде и въ вине быти у нихъ по вере, по евангелію закона Гречьскаго.»1.
Упоминание в летописном рассказе о представителях сторон переносится также и на церковный суд, который теперь должен был осуществляться архиепископом при участии представителей из светского населения, выдвигаемых тяжущимися (по два боярина и по два житьих человека от каждой стороны)[106][107].
В этом летописном отрывке правовая основа церковного суда подчёркнуто отличается от правовой основы светских судов. М.Н. Тихомировым было высказано предположение, что с судебной реформой связано появление Кормчей Новгородско-Софийского типа, которая и представляла запись «закона греческого»[108].
В тех случаях, когда стороны подлежали разным судам, дело рассматривалось смесным судом. О.В. Мартышиным были систематизированы сведения о различных смесных судах, среди которых он выделял 1) смесный суд двух феодалов или их «прикащиков» (в случае спора феодально-зависимых людей); 2) привлечение господаря к государственному суду (в случае спора свободного и феодально-зависимого); 3) совместный суд церковной и светской властей (при пересечении их сфер компетенции); 4) смесный суд в составе княжеского боярина и новгородского боярина (создан по договору в Яжелбицах в 1456 г. для рассмотрения споров княжеских людей с новгородцами); 5) смесный суд на Городище (для княжеских людей, находившихся в Новгороде)1.
Постепенный отказ от вечевого суда на высшем уровне, на уровне общегородского веча, не означал ликвидацию всей многоуровневой системы судов, имевших общинное происхождение. В исследовательской литературе подчёркивается, что новгородское и псковское общество было пронизано общинными структурами, среди которых были распределены в том числе и судебные функции: «Купцы и гости имели своих выборных людей, для суда и расправы встречаются старосты, а у черных свои тысяцкие; у тех и других есть свои общины и особенные собрания»[109][110].
А.Н. Филиппов полагал, что суд братчин Псковской Судной грамоты близок по своему происхождению и сущности суду купеческих корпораций, подобных новгородской корпорации «Иванское сто». Однако вслед за тем он сам себе противоречит, вновь ограни
чивая деятельность братчины исключительно делами, возникавшими на самих собраниях: «Суд этот ведался «пировыми старостами» и «пивцами» (членами указанного союза), распространяясь, вероятно, лишь на дела, возникшие на самих собраниях»1.
Ограниченный круг источников информации не даёт возможности убедительно разрешить вопрос о сущности братчины, однако вполне обоснованной является общее представление об этом институте как о разновидности общинного суда. В этом смысле удачным является определение Ю.Г. Алексеева, понимавшего под братчиной территориальную соседскую общину сельчан или уличан, совпадающую с церковным приходом[111][112]. Ст. 113 Псковской Судной грамоты («А братьщина судить как судьи»), видимо, распространяет на этот общинный суд те же принципы, которые ранее были применены к государственным судам, но ничего не говорит о сфере компетенции братчины. Вероятнее всего, к ведению этих судов, отходящих в прошлое, относились незначительные дела и имущественные споры членов одной и той же общины, которые они были согласны разрешить посредством обращения к суду выборных лиц этой общинной организации.
Низшие судебные органы, связанные с вечевой традицией, составляли суды сотских и рядовичей (от новгородских сотен и рядов). Тенденция ограничения вечевых судов всех уровней проявилась в договорной грамоте с московским великим князем Иваном Васильевичем 1471 г., согласно московскому варианту которой сотские и рядовичи потеряли право осуществлять суд без
посадника и наместника великого князя: «А сотцкимъ и рядови- чемъ безо князеи великихъ наместника и безъ посадника не судити нигде»1.
Тем не менее, и в частноправовых актах, и в Псковской Судной грамоте сотские часто упоминаются и принимают активное участие в различных следственных действиях. Например, согласно 78 ст. Псковской Судной грамоты сотские выезжают для установления границ земельных участков вместе с княжескими слугами: «А которому княжему человеку ездить на межу с сотьскими, ино ему такоже целовати крест»[113][114]. Некоторые исследователи указывали на понижение статуса сотских в период XII-XV вв.[115], другие говорят в целом об уменьшении значения этого института[116]. Являясь, с одной стороны, представителями городской или сельской общины «чёрных людей», сотские, в то же время входили в посадничий судебно-административный аппарат, выполняя нередко поручения посадничьего суда (как в приведённой выше 78-й ст. Псковской Судной грамоты).
Архаичность правовой традиции Северо-Западной Руси, широкое распространение частноправовых способов разрешения споров обусловили то преимущественное положение, которое договорные способы решения споров.
Информация о договорных способах решения споров может быть извлечена из рядных, «докончальных» и мировых грамот1. Описываемая в этих грамотах процедура не предполагает обращение к суду. Например, в случае спора о земле стороны встречаются на спорном земельном участке и заключают соглашение о разрешении спора, в присутствии свидетелей оформляя своё решение соответствующей грамотой[117][118]. Частноправовой характер разрешения спора, без обращения к публичной власти или какой-то третьей стороны (что, соответственно, исключает гипотезу третейского суда), подчёркивается фразой «се покончаша промежъ себе».
В некоторых случаях ряд заключался после выдачи бессудной грамоты, то есть спорное дело продолжалось и после обращения в суд, но стороны выбирали другой способ решения дела, без посредничества публичной власти. И в этих случаях разрешение дела не носит характер третейского суда, представляя собой частноправовое соглашение двух сторон о спорном предмете[119].
В Псковской Судной грамоте этот договорный порядок решения споров указан в ст. 80: «А кто с ким побьется во Пскове или на пригороде, или на волости на пиру, или где инде, а толко приставом не позовутся а промеж себе прощенье возмут, ино ту князю продажи нет»1. Поскольку судебная власть не принимает участия в разрешении конфликта, стороны освобождены от уплаты штрафа, само рассмотрение дела и его решение проходят полностью за пределами установленной системы судов.
Применительно к этим ситуациям О.В. Мартышин считал возможным говорить об особых третейских судах и даже выделял характерные черты этих судов, способствовавшие их популярности: общедоступность, быстрота производства, доверие к судьям, избираемым по собственной воле, освобождение от судебных пошлин[120][121]. Однако приведённые выше основания заставляют отказаться от гипотезы третейских судов - частноправовые способы разрешения споров находились вне судебной системы.
Своеобразие системы судов Новгородской и Псковской вечевых республик было предопределено особенностями их общественного и государственно-политического устройства, в особенности - характерным для этих земель соотношением княжеской власти и власти городского народного собрания. Судебные полномочия веча имеют значительное количество подтверждений от периода XII - первой половины XV вв., однако применительно к XV в. подвергаются сомнения и общепринятым является мнение, что ко второй половине XV в. вечевой суд окончательно упраздняется.
Не имея центрального уровня управления, судебная система вечевых республик была представлена на двух уровнях - общегородском и местном. Например, высший уровень княжеского суда в Новгороде был представлен князем (или его наместником) вместе с посадником, местный уровень - княжеским тиуном и низшими должностными лицами, находившимися в подчинении посадника. Основными судебными органами на общегородском уровне являлись суд князя с посадником, суд тысяцкого (во Пскове его функции выполнял второй посадник) и суд архиепископа (во Пскове - его наместника). Во всех судах важным условием являлось обязательное участие представителей сторон в составе суда. Наряду с этими судами действовали различные корпоративные (общинные) суды, вотчинные и смесные. Общим направлением эволюции судебной системы Новгорода и Пскова в период XII-XV вв. является ослабление общинного элемента и усиление судебных полномочий княжеской власти.
Еще по теме §3. Осокенности системы управления и суда:
- §3. Осокенности системы управления и суда
- §4. Осокенности судопроизводства
- §6. Осокенности судоустройства и судопроизводства в городских общинах в XVIII