§5. Осокенности этноконфессиональных отношений
Проблема этноконфессиональных отношений в средневековом правовом пространстве относится к числу наиболее сложных и запутанных, особенно в связи со значительным количеством мифов и стереотипов, привнесённых исследователями.
Эта сложность возникла на объективных основаниях: средневековое и современное представления об этноконфессиональной структуре общества существенно отличаются, средневековое сознание расставляло совсем другие акценты и приоритеты.О том, что средневековое сознание достаточно чётко проводило разграничение «свой - чужой» говорят многочисленные тексты. В источниках древнерусского права также можно найти свидетельства такого разграничения. К примеру, Псковская Судная грамота ясно говорит о «чужой земле» (ст. 17), которая очевидно противопоставляется Пскову и сельской округе1. В другой статье (ст. 105) встречается и логично следующее из этой терминологической конструкции понятие «чужеземец» - выходец из чужой земли («А которой чюжеиземець на чюжей земли.»)[215][216].
Проблема, которая сразу же возникает, - как определять границы «своей» земли, за которой начинается «чужая», насколько эти границы совпадают с национальными границами или границами конфессиональных групп.
Анализ источников городского права Северо-Западной Руси убедительно свидетельствует, что противопоставление «свой - чужой» предполагало не национальный и даже не конфессиональный критерий, а критерий принадлежности к определённой городской общине. Например, в договорных грамотах мы встречаем разграничение «новгородцев» и «новоторжцев» («А от новгородьця и от новоторжьця у мыта имати от воза по 2 векши и от хмелна коро- ба»)1 - учитывая, что новоторжцы относились к Новгородской земле и подлежали в широком смысле верховной власти новгородской общины, здесь формирующееся протогосударственное единство двух сообществ оказывается менее значимым, нежели отнесение их к разным городским общинам.
Точно так же в другой договорной грамоте наряду с новгородцами упоминаются «бежичане» и «обоне- жане» («А судъ, княже, отдалъ Дмитрии съ новгородци бежичяномъ и обонижаномъ на 3 лета, судье не слати»)[217][218], жители новгородских волостей.Встречающиеся иногда обобщающие формулировки (например: «Новгороцмъ гостити на Гоцкыи берегъ бес пакости, а немць- мь и гтъмъ гостити в Новъгородъ бес пакости и всему латиньскому языку.»)[219] на самом деле не меняют предложенную выше концепцию. В приведённом примере под представителями «всего латин
ского языка» имеются в виду всё также члены отдельных немецких городских общин, коллективно вступавших в данное договорное отношение с Новгородом. А вот с другой стороны в договор вступали только новгородцы, поэтому ни о каких правах вообще представителей «русского языка» или «русской земли» в этом договоре речь не идёт.
Так же ярко проведение границы между «своими» и «чужими», как между представителями разных городских общин, предстаёт в регулировании института конфискации («поруба») товара представителей той или иной общины за вину их соотечественников. В данном случае важно, что под соотечественниками имеются в виду именно члены одной городской общины, а не вообще русские, немецкие и т. п. купцы. К примеру, в договоре Новгорода и Пскова с Юрьевом 1474 года определяется, что за долги новгородцев недопустимо «рубить» псковичей и наоборот: «а юръевцомъ новго- родцовъ во пъсковскомъ деле не порубати; такъже и псковичъ юръ- евъцомъ не порубати въ новгородскомъ деле никоторою нужою»1. В летописях также нередки упоминания о «порубе», то есть о конфискациях, применявшихся к купцам - см. например: «рубоша нов- гордць за моремь въ Дони»[220][221].
Городские общины во многих областях древнерусских земель формировались как полиэтнические системы, в которых несколько этнических групп составляли исконное (не пришлое в более позднее время, что особенно важно) население.
В качестве примера можно
привести и кончанское устройство Новгорода, которое многими исследователями возводится к родоплеменным группам разноэтнического происхождения, или выявляемая на основе археологических данных столь же сложная природа формирования псковской общины («Вещевой инвентарь и детали погребального обряда указывают на этническую пестроту жителей города с прибалтийско-финским, славянским, а также заметным скандинавским (варяжским) компонента- ми»)1, и других древнерусских городов (Смоленска, Полоцка, Минска и др.)[222][223]. Не только на северо-западе, но и в других регионах расселения восточных славян наблюдается такое же совместное проживание на территории древнерусских городов разных этнических групп. Однако мы не находим в памятниках права убедительных следов их особого правового статуса. Имена других национальных групп могут сохраняться в топонимике города и даже в обозначениях отдельных внутригородских структур, что косвенно говорит о длительном процессе ассимиляции и сохранении этих групп внутри общей массы городского населения, но их правовой статус ничем не отличается от статуса других горожан.
Помимо изначально существовавших групп разного этнического происхождения, в городских общинах существовали небольшие консолидированные группы чужеземцев, приезжавших
и проживавших в иноэтническом окружении по своим торговым делам.
Обращение к нормам новгородского Устава о мостех показывает, что организованные и сплочённые группы чужеземцев, временно проживавших на территории древнерусского города, воспринимались в качестве полноценных уличанских общин - перечисляя улицы, которые должны быть замощены уличанскими общинами, составители Устава отводят свой участок работ для «немцев» и «готов»: «.от великого ряду князю до Немецкого вымола, немцем до Еваня вымола, гтом до Гелардова вымола до заднего, от Гелардова вымола огнищаном до Будятина.»[224][225]. В приведённом тексте речь идёт о корпорациях иноземных торговцев, на которые возлагались такие же обязанности, как и на новгородские уличанские общины: «К обязанностям немцев относилось сооружение мостовой от Немецкого двора до пристани, видимо, принимавшей импорт («до Иваня вымола»), а представители Готского двора должны были мостить улицы до Алфердова вымола (предположительно, пристани Готского двора)»2.
Тем не менее, несмотря на формальную включённость этих корпораций чужеземцев в общегородскую структуру, в ряде документов просматриваются особенности их положения. В частности, в договорных грамотах новгородская община стремится формально ограничить княжескую власть в возможностях влияния на иностранных купцов и отдельные положения грамоты относятся именно к этой корпорации: «А въ Немецьскомъ дворе тобе торговати
нашею братиею; а двора ти не затваряти; а приставовъ ти не при- ста[в]ливати»4. Здесь, конечно, прослеживается защита интересов не самих иностранных торговцев, а новгородских. Принципиально важным являлось сохранение приоритетного права новгородских купцов торговать с немецкими, не допуская до этой торговли купцов из Суздальской земли.
Другими словами, эти группы чужеземцев также встраиваются в структуру городской общины в качестве самостоятельных корпоративных единиц, что позволяет распространить на них права- обязанности, характерные для городских корпоративных лиц, но статус их членов имеет отличия от статуса других горожан, членов аналогичных городских корпораций. И эти различия проявляются в самых разных источниках городского права.
В исследовательской литературе именно с этими группами чужеземцев связывают появление первых правовых норм, фиксировавших определённый порядок их правовой защиты. В частности, уже И.Е. Андреевский указывал, что в первых мирных договорах в связи с расширением торговой деятельности появляются первые права иностранцев: «.время набегов, желание добычи должны кончиться; появляются мирные договоры, в следствие которых государства соседние перестают быть врагами, но напротив вступают в дружеские между собою отношения; члены их, при посещении земли такого нового народа, уже по самым договорам признаются с известными правами: как подданные государства соседнего»[226][227]. Од
нако здесь, как и во многих других работах, мы имеем дело с расширительной и осовремененной трактовкой «чужеземцев», которые в глазах И.Е.
Андреевского предстают «подданными соседнего государства». Конечно, речь о межгосударственных отношениях ещё не может идти, как на Руси, так и в соседних регионах только шёл процесс формирования протогосударств, а «чужеземцы» воспринимались как представители другого общинного коллектива или общности такого рода коллективов.Тем не менее, действительно, договоры древнерусских городских общин с немецкими общинами балтийского региона являются важным источником древнерусского городского права и устанавливают некоторые отличия правового статуса «чужеземцев».
Прежде всего, международные договоры декларировали право свободного приезда и безопасного пребывания иностранцев: «Новгороцмъ гостити на Гоцкыи берегъ бес пакости, а немцьмь и гтъмъ гостити в Новъгородъ бес пакости и всему латиньскому языку.»[228]. Из приведённого текста видно, что это правило носило двустороннюю природу и фиксировалось постольку, поскольку аналогичные права получали представители древнерусской городской общины, прибывавшие во владения общины-контрагента.
Отдаленно похожие нормы, предполагавшие обязательство сопроводить потерпевших кораблекрушение византийцев до «христианской земли» или до безопасного места, содержались уже в договоре Олега с греками: «Аще вывержена будеть лодьа ветром великим на землю чюжю, и обращуть ся тамо иже от нас Руси, да аще кто иметь снабдети лодию с рухлом своим и отослати паки на землю
хрестьаньскую, да проводимъ ю сквозе всяко страшно место, донде- же приидеть въ бестрашное место; аще ли таковая лодьа ли от буря, или боронениа земнаго боронима, не можеть възвратитися въ своа си места, спотружаемся гребцем тоа лодьа мы, Русь, допроводим с куплею их поздорову...»1.
Понятно, что прежде всего предоставление этого права имело в виду безопасность торговцев и интересы самой общины, в связи с чем аналогичные положения встречаются и в других правовых актах, которые не относятся к источникам городского права (например: «От князя Ярослава ко рижаномъ, и к болшимъ и к молодымъ, и кто гоститъ, и ко всемъ: путь вашь чистъ есть по моеи волости; а кто мне ратныи, с тимъ ся самъ ведаю; а гостю чистъ путь по моеи волости»)[229][230].
Другое важное право, фиксировавшееся в международных договорах в отношении чужеземцев, - определённая защита в случае предъявления обвинения, например: «А задолжает новгородец на Готском берегу, то в погреб его не сажать; также не делать этого и в Новгороде с немцем или готом, ни бирича к ним не посылать, ни за одежду их не хватать, а каждую сторону требует пристав ты- сяцкого»[231]. Под погребом в данном случае имеется в виду частная тюрьма, ограничение свободы должника по инициативе кредитора. В период составления рассматриваемых договоров такого рода действия трактуются как самоуправство кредитора и чужеземцы
получают гарантию защиты от незаконного заключения. Соответственно, предписывалось разрешать такого рода дела посредством установленного порядка обращения к суду тысяцкого.
В связи с этим другим важным принципом отношений с чужеземцами, закреплявшимся в договорах, являлась гарантия справедливого суда: «А новгородцомъ и псковичомъ судити немъчына, какъ и своего, право, безъ хитрости, своею пошлиною, по крестъно- му целованью; а немъцомъ судити новгородца и пъсковитина своею пошлиною, какъ и своего немъчина, право, безъ хитрости, по кре- стъному целованью»1.
Также в международных договорах закреплялись основы разрешения спорных дел и нередко определялись меры ответственности за наиболее часто встречающиеся правонарушения. Иногда в международных договорах встречаются упоминания о специальных запретах, налагавшихся на чужеземцев - например, запрет торговать пивом: «А корчмою, пивомъ немецкому гостю уво Пскове не торъговарти, а опрочь корчмы и пива всякии товаръ ко Пъскову добровольно возити, по старыне, на обе стороне»[232][233].
Видимо, в отношении этих иноземцев следует различать компактно проживавшие группы чужеземцев, сохранявших свои связи с родной общиной и пребывавших на территории древнерусских городов временно, и тех иноземцев, которые поселились в русских городах, порвав свои связи с прежней общиной, и подлежали юрисдикции новой городской общины. В частности, к ним относятся духовные лица, выходцы из греков, которые, с одной стороны, уже являются «своими», они входят в состав городской общины, но,
с другой стороны, в самом их наименовании летописцем сохраняется память об их иноземном происхождении[234]. Впрочем, сочетание обоих элементов складывается в пользу первого, то есть и здесь мы наблюдаем очевидный приоритет общегородской общности перед национальной принадлежностью. На правовое положение этих лиц никак не влиял фактор их происхождения, оно соответствовало правовому статусу той общественной группы, в состав которой они входили.
В связи с тематикой данного параграфа может быть выделена ещё одна значимая группа источников древнерусского городского права - международные договоры.
Международные договоры представляют собой ту группу источников права, которая крайне редко привлекается для анализа городского права и его источников как европейских, так и русских городов. Между тем от периода XIII-XV вв. сохранилось значительное количество таких договоров, которые заключались между городскими общинами и раскрывают особенности устройства городских общин, их взаимодействия друг с другом, с сельской прилегающей округой, взаимовлияния правовых норм и т. п.
В рамках данного параграфа будут выделены несколько разновидностей международных договоров указанного периода и показано их значение для изучения городского права, без претензии на основательное раскрытие содержания отдельных групп этих памятников.
На нижней границе рассматриваемого периода находится договор Новгорода с Готским берегом 1189-1199 гг. Готским берегом на Руси называли остров Готланд, на котором находился один из
крупнейших торговых центров город Висбю. Право, действовавшее на острове Готланд, дошло до нас в составе судебника Гуталаг, который можно поставить в один ряд с другими записями обычного права средневековой Европы1. Тем больший интерес представляет тот факт, что текст договора 1189-1199 гг. строится на основе древнерусского права, прямые соответствия его статьям мы находим в тексте Русской Правды.
Последующие столетия - XIII и XIV вв. - донесли до нас значительно большее количество текстов международно-правовых актов, которые можно попытаться систематизировать, распределив по нескольким группам, имеющим свои характерные черты.
Первую группу составляют договорные грамоты с князьями, которые необходимо отличать от собственно договорных грамот в узком смысле, прямое назначение которых состояло в установлении определённых отношений между городской общиной и князем. Следует отметить, что многие договоры Новгорода о мире с князьями преимущественно следовали формуляру договорных грамот[235][236], однако некоторые акты этой группы строятся по-иному, не определяя места князя и его должностных лиц во властной структуре городской общины. В формуляре этих договоров выделяются несколько устойчивых элементов-клаузул.
Первая клаузула указывает на обстоятельства, вызвавшие издание данной грамоты. Как правило, это вооружённый конфликт (например: «что ся учинило промежи князя и Новагорода розратье»), завершить который призвана договорная грамота, являющаяся поэтому «докончальной»[237]. В некоторых грамотах указание на
конфликтную ситуацию, требующую разрешения, не включается, авторы ограничиваются определением её «докончального» ха- рактера1.
Следующая клаузула посвящена определению условий восстановления справедливости, восстановления нарушенного интереса различных общественных групп обеих сторон. Земля имела особое значение в средневековом обществе, в связи с этим договаривающиеся стороны стремились к восстановлению нарушенной границы и возвращению захваченных земель («рубежъ ми дати по старому рубежю»)[238][239]. Здесь же включалось условие о возвращении под власть Новгорода земель, купленных княжескими боярами во время конфликта, а также людей, заложившихся за князя и его слуг[240].
Отдельную клаузулу составляла договорённость об обмене пленными без уплаты выкупа: «А што поімани люди моі, пустити вы безъ окупа»[241], «А что головы поимано по всеи волости Новгородь- скои, а те поидут[ть] к Новугороду безъ окупа»[242].'
В некоторые грамоты включалась клаузула, определявшая размер денежной суммы, уплачиваемой проигравшей стороной. Например, в договорной грамоте Новгорода с тверским великим князем Михаилом Ярославичем 1316 г.: «А за все за то взяти князю у Новаго- рода двенадчать тысячи серебра.»[243]. Здесь же определялись сроки выплаты компенсации, в качестве гарантии уплаты могли удерживаться заложники («тальщики»).
Эти же основные моменты мирных договоров, оформлявшихся договорными грамотами, отражены в наказе послам, уполномоченным заключить мирный договор: 1) освобождение полона без выкупа (в том числе сложение целования с тех, кто был приведён князем к присяге, и освобождение тех, на кого была составлена «дерноватая» грамота); 2) отказ от истребования движимого имущества («товара»), пограбленного в ходе конфликта; 3) восстановление прежних границ земельных владений князя и Новгорода («А земле [и] воде старый рубежъ по старымъ грамотамъ»)1.
Рассмотренному выше образцу следовали и международные договоры о мире Новгорода с ганзейскими городами и другими государствами, однако в них присутствовали дополнительные условия. Например, в договорной грамоте Новгорода с Готским берегом, Любеком и немецкими городами 1262-1263 гг. также сначала подчёркивается характер этой грамоты как «докончальной», кладущей конец вооруженному конфликту. Также отмечается, что все претензии сторон должны быть отложены (за исключением одной тяжбы, которой в грамоте даётся решение). В грамоту были включены и дополнительные условия, учитывающие специфику отношений сторон: 1) декларация безопасности пребывания немцев и готландцев в Новгороде, а также новгородцев на Готланде и в немецких городах; 2) регулирование вопросов торговых мер и весов; 3) регулирование вопросов торговых пошлин[244][245].
В Ореховецком договоре 1323 г. в качестве дополнительного условия устанавливается запрет обеим сторонам ставить укрепленные поселения по Карельской земле, вводится традиционное для
договорных грамот взаимное обязательство выдавать должников, поручников и беглых холопов1.
В некоторых случаях предусматривались территориальные уступки одной из сторон, в результате чего в договоре фиксировалась новая граница между державами. Например, по Ореховецкому договору Новгород отдавал шведам некоторые карельские земли («И да князь великіи Юрги со всемъ Новымъгородомъ по любви три погосты: Севилакшю, Яскы, Огребу - корельскыи погосты»), вслед за чем в договоре подробно определялась новая граница («А розводъ и межя: от моря река Сестрея, от Сестрее мохъ .»)[246][247].
Вторую разновидность международных договоров составляли договоры о взаимной помощи. Первая клаузула здесь также указывает на обстоятельства, обусловившие издание грамоты. В отличие от мирных договоров, в этих грамотах описывается не предыдущая конфликтная ситуация, а прибытие делегации от одной из сторон и выраженное ими намерение заключить соглашение о координации совместных действий: «Се приехали ко мне, к великому князю Дмитрею Ивановичю всеа Руси, от отца моего владыки Олексея, и от посадника Юрья, от тысятцково Олисея, і ото всего Новагоро- да Иванъ посадникъ, Василеи Федоровъ, Иванъ Борисовъ, а от черныхъ людеи Воиславъ Поповичь, Василеи Огафоновъ»[248].
Основное же содержание грамоты составляет определение взаимных обязанностей, которые берут на себя стороны. Например, в договоре великого князя московского Дмитрия Ивановича с Новгородом 1371-1372 гг. совместные действия предполагаются против Литвы, Тверского княжества и немцев. В случае начала военных действий московского князя против Твери или Литвы, новгородцы
обязывались выступить на стороне Москвы, такие же обязательства брал на себя московский князь в случае военного конфликта Новгорода с Литвой, Тверью или немцами1. Отдельно оговаривалось, что князь не должен покидать Новгород, пока не завершатся военные действия, за исключением того случая, когда нападению подвергнутся владения самого московского князя: «А поидетъ на насъ рать, ехати ми от васъ, или брату моему, безъ хитрости, а то намъ не в ызмену»[249][250]. В договоре Новгорода с Ливонским орденом 1323 г. предполагаются совместные действия против Литвы[251].
В этой группе договоров могло специально оговариваться обязательство не заключать сепаратного мира («чтобы новгородцам мира с литовцами не заключать без нашего согласия, и нам мира с литовцами не заключать без согласия новгородцев»)[252].
Третья разновидность международных договоров посвящена преимущественно регулированию совместных судов и определению других взаимных отношений. Например, в новгородской грамоте тверскому великому князю Борису Александровичу 1446-1447 гг. предлагалось урегулировать следующие вопросы: 1) порядок осуществления пограничного совместного суда (от каждой стороны назначалось по одному боярину для осуществления этого суда, ведению которого подлежали жители приграничных районов); 2) обязательство выдачи преступников; 3) сохранение верховенства соответствующей стороны над частными землями, независимо от места жительства собственника или владельца (если новгородец перебирался жить в Тверь, земля его всё равно считалась новгородской, точно
также земли тверича, перебравшегося в Новгород, оставались под властью тверского князя); 4) определение места проведения суда по подсудности ответчика («а имуть чего искати на новгородцехъ или на новоторжчехъ, судъ с новгородцемъ в Новегороде, а с но- воторжцомъ в Торжку; или цего имуть искати новгородци или новоторжци на тферитине, судъ имъ во Тфери»); 5) определение торговых пошлин; 6) установление принципов судопроизводства, гарантирующих справедливое рассмотрение дела тверича в Новгороде или новгородца в Твери; 7) определение свободы торговли для обеих сторон; 8) взаимные обязательства выдачи беглых холопов1.
Вопросы внешней торговли занимали в международных отношениях значительное место, поэтому многие договоры были посвящены преимущественно этим проблемам. Поэтому логично выделять ещё одну группу международных договоров «о торговле и суде». Ярким примером здесь является проект договора Новгорода с Любеком и Готским берегом от 1269 г., в котором можно выделить несколько разделов: 1) определение зон ответственности Новгорода и немецких городов за купцов и послов; 2) определение подсудности дел по преступлениям, совершённым на торговом пути; 3) регулирование условий преодоления порогов и предоставления услуг лоцманов и возчиков, а также определение судебного органа, которому подведомственны споры по этой категории дел; 4) определение особенностей судопроизводства и процессуальные нормы, касающиеся партнеров по договору; 5) уголовно-правовые нормы; 6) определение мер веса[253][254].
Ещё одну группу международных договоров составляли грамоты о предоставлении свободного проезда («чистого пути»). Такая
грамота предоставляла гарантии безопасного проезда по определённой территории. Сторона, выдавшая грамоту, могла также предоставить охрану для проезжающих купцов: «Оже будеть не чистъ пут[ь] в речкахъ, князь велитъ своимъ мужемъ проводити сии гость»[255].
Таким образом, договорные грамоты в целом следует отличать от международных договоров, но при этом некоторые договорные грамоты являются по своему содержанию международными договорами и их следует рассматривать в составе этой группы древнерусских актов. Всего же можно выделить пять подгрупп международных договоров на северо-западе Руси в период XII-XIV вв.: 1) договоры о мире, прекращавшие вооружённый конфликт; 2) договоры о взаимной помощи (о совместных действиях против третьей стороны); 3) договоры, в которых регулировалась деятельность совместных судов; 4) договоры, регулировавшие торговые отношения; 5) международноправовые акты о предоставлении свободного проезда («чистого пути»). Из указанных групп наименьший интерес для изучения городского права предоставляет вторая группа договоров, остальные являются поистине кладезем ценной информации.
Международные договоры показывают высокий уровень внутренней организации городских общин, развитый административно-судебный аппарат, способный эффективно выполнять как внутри-, так и внешнеполитические функции. Отношения городов Северо-Западной Руси и князей только в некоторых случаях напоминают отношения европейских городов и крупных феодалов, в большинстве случаев они строятся на других началах.
Из договоров видно, насколько значима была сельская прилегающая округа для городских общин, которые четко определяли границы своего влияния и конфликтовали из-за них с другими общинами или князьями. Наконец, договоры с «немецкими городами» не показывают никаких отличий, которые бы в формально-юридическом отношении можно было проследить между русскими городами и европейскими.
Различие «свои» - «чужие» в средневековом городском праве проводилось не столько по этническому или конфессиональному признакам, сколько по принадлежности к определённой городской общине. В растущих древнерусских городах иноэтнические элементы были представлены в двух основных формах. Первая предполагала участие в ранних стадиях формирования городской общины, наряду с ведущим славянским элементом. Эти иноэтнические элементы, даже в том случае, если процесс их ассимиляции был длительным, имели в составе городской общины тот же правовой статус, что и представители славянского элемента, и не воспринимались в качестве «чужих». Другая форма участия предполагала формирование корпоративных сообществ «чужеземцев» внутри древнерусских городских общин. Эти сообщества включались в структуру городских общин и имели практически тот же статус, что и аналогичные корпоративные общности местного населения, но правовой статус их членов имел отличия от статуса горожан, что фиксировалось в большинстве источников городского права.