§ 37. ГЕРМАНСКИЙ КОНСУЛ-ШПИОН ЛЕРХЕНФЕЛЬД

Основной причиной первой мировой войны 1914 года была борьба между двумя группами империалистических государств в целях передела мира и сфер влияния. В одну из этих групп вошли Россия, Англия, Франция, а другую возглавила Герма­ния с примкнувшими к ней Австро-Венгрией и Италией.

Поскольку война велась для захвата чужих земель, для обогащения капиталистов, в интересах помещиков, большевики явились убежденными противниками этой войны и сторонни­ками превращения войны империалистической в войну граждан­скую. Свержение власти империалистической буржуазии, как учил Ленин, приведет пролетариат к победе и положит конец несправедливой войне. С самого начала первая мировая война показала полную неспособность царского самодержавия России вести войну, продажность, прямую измену и предательство высшего военного командования, выходцев из среды русской буржуазии.

Война 1914 года вызвала усиленный шпионаж в пользу Германии.

Дело германского консула Лерхенфельда ^[198], неразрывно свя­занное с первой мировой войной 1914—1918 гг., представляет большой политический интерес. Оно отражает на себе более чем благосклонное отношение так называемой «немецкой» партии при дворе к этому «узнику» Петропавловской крепости.

Приходится удивляться, до какой степени доходили в дан­ном случае нарушения правил и инструкций содержания в Тру­бецком бастионе, которые так неукоснительно строго соблюда­лись для всех арестованных по обвинению в преступлении про­тив государственного строя царской России.

С.-Петербургское охранное отделение 31 июля 1914 г. сооб­щало петербургскому градоначальнику сведения контрразведки о германском консуле Лерхенфельде в городе Ковно.

своей жены. По сведениям контрразведки, этот немец еще до начала русско-германской войны проявлял большой интерес ко всему военному. Через свою жену он пытался доставать у гвар­дейских офицеров подробные секретные карты побережья Фин­ского залива близ Нарвы. Для своих прогулок он облюбовал место подле фортов крепости, где неоднократно задерживался и откуда, по употребленному в донесении термину, «выпрова­живался». Комендант крепости ходатайствовал в 1912 году об отозвании Лерхенфельда из Ковко, но просьба не была удов­летворена.

Лерхенфельд, сам бывший германский офицер, не только продолжал пребывать в Ковно, но в 1912 году выписал к себе из Германии еще одного немца — Вейкера под видом лесничего. Контрразведка установила целый ряд подозрительных действий этого «лесничего». Он снимал планы местности имения, имел неоднократно конспиративные встречи с неизвестными лицами в лесу в окрестностях имения Лилиенбах.

Все эти материалы, компрометирующие германского кон­сула, были признаны российской администрацией недостаточ­ными для возбуждения судебного преследования против Лер­хенфельда по обвинению его в шпионаже. Однако было выска­зано пожелание о ссылке его во внутренние губернии. Но и здесь пришла на помощь чья-то «сильная рука», и консул продолжал до самого начала войны соединять приятное пребывание в Ковно в имении жены с «работой» для германского империализма.

С началом военных действий он пытался уехать за гра­ницу, но на вокзале 26 июля 1914 г. он был обыскан и задер­жан. При обыске у него был найден план местности, о котором он объяснил, что это план имения его жены в Ямбургском уезде; была обнаружена также и фотография с крепостной стены и башни, по словам Лерхенфельда, это был фотографический снимок, снятый за 15 лет перед этим его женой в Ивангороде.

На основании ст.

К новому заключенному было проявлено исключительное и совсем необычное для крепости внимание. На следующий же день после помещения Лерхенфельда в Трубецкой бастион

департамент полиции спешит секретно уведомить коменданта крепости о разрешении жене Лерхенфельда «постоянных свида­ний» с ее мужем. К заключенному начинают поступать от его жены из департамента полиции через коменданта крепости в огромном числе и очень часто книги для чтения, шахматы, игры в коробках и т. д. Никогда за всю историю Петропавлов­ской крепости я не встречал указания на такое беспримерное снабжение кого-нибудь из узников книгами.

Департамент полиции проявлял необычную для него бы­строту в удовлетворении просьб супруги Лерхенфельда. И она, посылая, например, пальто в Трубецкой бастион через депар­тамент полиции, просила переслать это пальто, «если можно, сегодня же».

Проявлял заботы к обвиняемому в шпионаже немцу и ко­мендант крепости. В той самой крепости, в казематах которой жизнь заточенных революционеров беспощадно укорачивалась всем режимом тюрьмы, комендант спешил просить департамент полиции прислать к заключенному—германскому консулу зуб­ного врача, так как у этого заключенного «болит зуб, запломби­рованный и закрытый сверху золотой коронкой».

Дело дошло до того, что вместо суда над заподозренным в шпионаже предполагалось выслать его в Самару. Однако это предложение было отменено (26 августа 1914 г.)

Можно предположить, что до главнокомандующего в то время фронтом великого князя дошли сведения о чьих-то стара­ниях поскорее освободить Лерхенфельда.

Министерство внутренних дел не могло не догадаться из приведенной телеграммы об отрицательном настроении руковод­ства военными действиями против Германии к освобождению консула из крепости. Это министерство поспешило оправдаться перед ставкой. Джунковский писал в ставку, что еще до полу­чения приведенной нами телеграммы он отклонил просьбу мини­стра иностранных дел об обмене Лерхенфельда на какого-либо

русского военнопленного в Германии и заявил министру: «От­пущу его только по личному приказанию его величества»

Между тем предложенный жене Лерхенфельда выезд из России в Германию был, по его просьбе, отсрочен и состоялся в конце января 1915 года. Перед своим отъездом она отправила мужу 1000 руб., чемодан с обувью, корзину с бельем и одеж­дой, трубку, шесть книг, две географические карты, три игры.

В каком-то совсем исключительном порядке жена Лерхен­фельда получила разрешение на свидания мужа в крепости с двумя совсем посторонними ему лицами. Это были камергер двора его императорского величества Коссиковский и полковник Боговут. Позволение на свидание заключенному с двумя посе­тителями тем более удивительно, что департамент полиции обычно в свидании с посторонними лицами отказывал. Обра­щает на себя внимание, что одним из таких посетителей заклю­ченного, обвиняемого в шпионаже, был камергер, т. е. лицо, близкое ко двору. В истории Трубецкого бастиона других слу­чаев посещения ее узников царедворцами не было.

После отъезда госпожи Лерхеифельд за границу камергер Коссиковский взял на себя заботы по снабжению Лерхенфельда книгами.

Несмотря на то, что режим, установленный для Лерхен­фельда, был много мягче, чем для других узников крепости, сам заключенный считал его каторжным.

Министерство иностранных дел запрашивало министерство внутренних дел об условиях содержания Лерхенфельда в кре­пости. В ответ сообщалось, что Лерхеифельд пользуется еже­дневными прогулками на крепостном дворе, имел свидания с женой и двумя посторонними лицами, ведет переписку с же­ной, получает много книг для чтения, его посещали зубной врач и пастор, он закупает съестные припасы на собственные средства.

В письме к супруге Лерхеифельд сообщал о своем питании в крепости: «...я пью в день 4—5 чашек какао (это не чашки, но их так называют), 4—5 хлебцев, 2—3 чашки кофе и 1 яйцо.

Кроме того, в неделю V2—³А фунта масла, столько же сала и сыра и немного меда... еще имею около 4 бутылок молока в день» *.

Конечно, другие узники крепости, т. е. политзаключенные, которых Лерхеифельд называл «анархистами», «арестантами низшего разбора», такого питания не имели, о нем и не мечтали. Им приходилось питаться тем, о чем консул написал жене: «...я ничего этого не ем».

В нарушение правил инструкции этот заключенный содер­жался в камере в своем собственном платье и белье.

Несмотря на все необычно льготные условия своего заклю­чения, Лерхеифельд характеризовал тюрьму Трубецкого ба­стиона как «дыру», а свою камеру не раз называл в письмах «ватер-клозетом».

В качестве посредника между Россией и Германией по вопросу об условиях содержания военнопленных выступил испанский консул. Он категорически заявил, что «краеуголь­ным камнем для улучшения положения русских пленных в Германии является улучшение положения в крепости Лерхен­фельда».

В результате этих переговоров со стороны русского прави­тельства последовало приказание произвести дальнейшее улуч­шение положения Лерхенфельда. Он был переведен (2 мая 1915 г.) из Трубецкого бастиона в Екатерининскую куртину.

24 сентября 1915 г. германский консул Лерхеифельд со всем его багажом был передан жандармам для отправки его через Финляндию в Германию. На пограничном пункте в Торнео при осмотре его багажа и личном обыске у него были обнаружены спрятанными за подкладкой шляпы два полулиста с ключом шифра, за обшлагом тужурки «зашитыми четыре листа почто­вой бумаги, написанные вдоль и поперек», и вырезки из газет, относящиеся ко времени после начала первой мировой войны.

Через день после задержания на границе Лерхенфельда из управления главного генерального штаба армии поступила теле­грамма с приказом немедленно освободить его. Но поступила и другая телеграмма — от генерал-квартирмейстера о содержа­нии под стражей Лерхенфельда. Возникшее разногласие было срочно разъяснено в пользу Лерхенфельда.

29 сентября 1915 г. германский консул Густав-Эрнст Лер­хенфельд, подозревавшийся еще за несколько лет до русско­германской войны в шпионаже, возбудивший новое подозрение при начале войны и подкрепивший эти подозрения результатами его личного обыска, выбыл с благословения российского импе­раторского правительства за границу.