§ 3. Механизм реализации юридических актов

Согласно Договору о ЕС (ст. 211 (бывшая 155)) над­зор за правильностью действий государств — членов ЕС возложен на Европейскую комиссию. Именно она следит за тем, чтобы на всем пространстве ЕС норма­тивные союзные акты осуществлялись единообразно.

должны либо признать и принять прямое действие та­ких актов, либо создать собственные нормы для их реализации.

Обычно так и происходит, но и правила могут иметь исключения, и когда вдруг какая-то из стран перестает следовать порядку, установленному Догово­ром о ЕС, происходит сбой, от которого страдают лица (физические и юридические), отдельные страны или ЕС в целом. Каким образом действуют пострадавшие в защиту своих интересов?

Пострадавшие лица могут обратиться в националь­ный суд государства-нарушителя с соответствующим исковым заявлением, в котором они укажут на факт нарушения союзного правопорядка, на свой ущерб и в связи с этим будут требовать должного удовлетворе­ния.

Если национальный суд уклоняется от своих обя­занностей, дело может быть передано в Европейский Суд Правосудия, который, как мы помним, дал инди­видуумам такое право еще в ранний период (1963 г.) при рассмотрении дела Van Gend and Loos и подтвер­ждал его позже в других случаях.

Государства — члены ЕС имеют возможность в соот­ветствии со ст. 227 (бывшей 170) Договора о ЕС возбу­дить дело против виновной стороны в Европейском Су­де Правосудия, как это, например, сделала в 1978 г. Франция, возбудив дело против Великобритании по конфликту о вопросах рыболовства. Но они могут, и это происходит значительно чаще, обратиться с жало­бой в Европейскую комиссию. И тогда действия против виновного будут направлены с ее стороны на основа­нии ст. 226 (бывшей 169) Договора о ЕС.

В таком случае имеют место две стадии процесса. Первая — административная, которая дает возмож­ность стороне-нарушителю добровольно исправить по­ложение или мотивировать свои поступки.

На этой стадии комиссар Европейской комиссии, курирующий реализацию этого направления полити­ки, обратится письменно к государству, которое не ис­полняет союзную норму, и изложит свое мнение о

том, каким образом следует исправить ситуацию. Это обращение носит рабочий и закрытый характер.

Естественно, что государство-нарушитель ответит также письменно на обращение Европейской комис­сии, изложив свои аргументы, суть которых, как пра­вило, сведется к тому, что нарушений союзного право­порядка с его стороны не было.

Если Еврокомиссия не получает удовлетворения, она составляет документ и обоснованное мнение (reasoned opinion), которым заканчивается админист­ративная стадия процедуры по ст. 226 (бывшей 169) Договора о ЕС.

Это мнение, составляющее основу судебного иска, предоставляет государству-нарушителю последний шанс решить дело в досудебном порядке. Часто так и бывает, поскольку ни одна, ни другая сторона в целом не заинтересованы в огласке дела и в его судебном разбирательстве.

Если же этого не происходит, то Комиссия передает дело в Суд ЕС.

Цель рассмотрения дела — добиться заявления (ре­шения) Суда ЕС о том, что обвиненная сторона дейст­вительно нарушила свои обязательства. Затем в соот­ветствии со ст. 228 (бывшей 171) Договора о ЕС винов­ная сторона должна принять меры по исправлению положения.

Если она этого не делает, то Комиссия вновь возбу­ждает против нее дело по ст. 226 (бывшей 169). Ины­ми словами, дело слушается вновь, и его решение за­тягивается. Время идет и работает в пользу виновни­ка, который таким образом получает отсрочку в реализации чем-то ему невыгодных норм ЕС.

Обычно это касается самого важного, что лежало в основе Договора о ЕЭС: ст. 28 (бывшей 30) о свободном движении товаров. А прикрытием служит ст. 30 (быв­шая 36) этого же Договора, которая дает возможность государствам воздерживаться от применения положе­ний Договора о ЕЭС при определенных обстоятельст­вах.

Показательным примером может служить слуша­ние в 1982 г.

Основание: английская сторона опасалась, что в этом случае болезнь может поразить птицу на британ­ских островах. Подобная ситуация предусматривается ст. 36 Договора о ЕЭС.

Франция обратилась с жалобой в Еврокомиссию, которая, изучив обстоятельства дела, заняла позицию в пользу Франции и попыталась убедить Великобрита­нию отменить запрет. Последняя стала на путь явных проволочек, предпочитая все свести к словопрениям.

Дело в конце концов после всех предварительных стадий перешло в Суд ЕС, который, трактуя Договор о ЕЭС скорее по духу, чем по букве, решил его в пользу Франции.

В соответствии со ст. 171 Договора о ЕС Великобри­тания обязалась выполнить решение Суда, но она по­лучила столь необходимый перерыв, который позво­лил ее птицеперерабатывающей промышленности из­бежать крупных убытков^[53].

Случаев подобного рода в практике ЕЭС было мно­го. И все они вызывались желанием правящих кругов стран ЕЭС защитить свои отрасли хозяйства в конку­рентной борьбе.

По сути, это не что иное, как создание препятствий на пути движения товаров, что является серьезным нарушением Римского договора 1957 г.

Какой же выход может быть из сложившейся си­туации? Ведь общая задача состоит в том, чтобы хо­зяйственный механизм ЕС работал как единое целое, без каких бы то ни было национальных перегородок.

Применительно к вышеизложенному делу «об ин­дейках», если следовать задуманному курсу создате­лей ЕЭС, то правительству Великобритании отводи­

лась бы роль зрителя на похоронах собственной птице­перерабатывающей промышленности. Законы рынка таковы, что если во Франции эта промышленность эф­фективнее и договорные положения ЕЭС о конкурен­ции не нарушаются, то конкуренты в других странах должны выходить из положения по собственному ус­мотрению.

Чтобы облегчить наступление такого положения, создатели ЕС сделали в Маастрихте шаг вперед: были внесены поправки в ст.

В результате ситуация, с одной стороны, упрости­лась, поскольку тактика проволочек становилась убы­точной, с другой — усложнилась, поскольку общест­венное сознание в странах ЕС вряд ли было готово к тому, что национальные правительства не будут спа­сать собственные отрасли производства от активных и удачливых зарубежных конкурентов.

В конфликтных случаях государства могут не обра­щаться в Еврокомиссию за помощью, а выяснять от­ношения в Суде напрямую. Но они должны соблюсти одно условие: информировать о конфликте Комиссию, которая в течение трех месяцев изучает обстоятельст­ва дела и дает свое заключение (мнение).

По истечении трех месяцев, даже если заключения Комиссии не последовало, истец может обратиться в Суд ЕС. На истце лежит бремя доказывания. Евроко­миссия, кстати, может высказать собственное мнение и занять позицию в пользу одной из сторон. Эта про­цедура в соответствии со ст. 227 (бывшей 170) Догово­ра о ЕЭС иногда имеет место, но в принципе государ­ства предпочитают разрешать свои противоречия на уровне Европейской комиссии.

Со своей стороны Европейская комиссия из-за большого объема работ пытается стимулировать слу­шание дел непосредственно в национальных судах, которые в этом случае руководствуются нормами ЕС и указаниями Суда ЕС. В основе такой подход совпа­дает с позицией Суда ЕС, который в деле Van Gend

and Loos (1963 г.) даже признал право индивидуумов на защиту своих прав в судах, а в деле «Francovich and Bonifaci v. Italy* признал ответственность госу­дарства перед индивидуумом в случае, когда послед­ний понес ущерб из-за того, что государство наруши­ло право ЕЭС^[54].

На практике кто бы ни обращался в суд (нацио­нальный или в Суд ЕС) — лица или государства, — все информируют об этом Европейскую комиссию, исходя из того, что занятая ею предварительная по­зиция может благоприятно повлиять на позиции спо­рящих сторон.

Разбирая вопрос о механизме урегулирования спо­ров, следует также сослаться на положения ст. 243 (бывшей 186) Договора о ЕЭС, в соответствии с кото­рой если дело затягивается, то Суд ЕС имеет право приостановить конфликтные действия сторон до выне­сения решения по существу. Так, в 1977 г. Суд ЕС приостановил выплату временных субсидий произво­дителям свиного мяса правительством Великобрита­нии, а также меры ирландского правительства по «консервации рыбных запасов».

Определенный интерес вызывают также положения ст. 230 (бывшей 173) и ст. 232 (бывшей 175) Договора о ЕС. В первой статье предоставляется возможность через Суд получить решение (заявление) о недействи­тельности мер, принятых Советом министров или Ко­миссией. Во второй содержится требование о том, что­бы эти органы приняли меры для исполнения норма­тивных актов ЕС. Такая возможность предоставляется «привилегированным лицам»: государствам-членам, Совету, Европейской комиссии, а после вступления в силу Маастрихтских соглашений (1993 г.) — Европей­скому парламенту.

«Непривилегированные лица» — юридические и физические — могут таким же образом оспаривать ре­шения (несудебные), рекомендации и мнения органов

ЕС, если они направлены в их адрес или каким-либо образом затрагивают их интересы.

При этом на них лежит обязанность доказать, что дело или ситуация, вызванная актом союзного органа, их касается. В действительности доказать это весьма сложно хотя бы потому, что Суд ЕС не склонен поощ­рять рост оппозиции союзным актам со стороны «не­привилегированных лиц».

К тому же доказать применимость к себе (физиче­скому или юридическому лицу) общих актов ЕС прак­тически невозможно. К примеру, постановления носят характер общесоюзного законодательного акта, они — основа правопорядка. Да, они касаются граждан и юридических лиц, но всех вместе, и выделить из этого собственный интерес практически невозможно.

То же можно сказать и о директивах, которые ад­ресованы государствам — членам ЕС, а не индивиду­умам.

Таким образом, реально можно оспаривать только решения, адресованные себе (согласно ст. 230 (быв­шей 173)), или настаивать на расширении круга адре­сатов (согласно ст. 232 (бывшей 175)), т. е. на приня­тии дополнительных мер.

При этом, когда речь идет о применении истцом по­ложений ст. 230 и 232 Договора о ЕС, изложенных в достаточно общей форме, Суд сообщества предпочита­ет давать узкую трактовку. Истец должен доказать, во-первых, что положения союзного акта повлияли на его собственные интересы негативно, и, во-вторых, что такое последствие для него отличается от последствий для других. И если первое доказать еще как-то мож­но, то второе доказать маловероятно. Может быть, в силу этого практических дел, связанных со ст. 230 (бывшей 173) и 232 (бывшей 175), рассматривалось сравнительно немного и решались они, как правило, не в пользу истца.

А «привилегированные лица» могли вообще обхо­диться без указанных статей, поскольку, по-видимо­

му, у них была возможность повлиять на смысловое содержание правового акта ЕС на стадии проекта.

В свете рассматриваемых вопросов могут быть ин­тересны отдельные составляющие судебного процесса по делу «Братья Рокетт СА против Совета»¹.

В деле речь шла о введении дополнительной по­шлины на экспорт сахара, которой должны были об­ложить товаропроизводителей. Естественно, что от вводимого в этой связи постановления (111/77) това­ропроизводители не получили удовлетворения и обра­тились в Суд ЕС, настаивая на его отмене. Действова­ли они в рамках ст. 173 Договора о ЕЭС. При этом су­щественным было то, что в указанном случае удачно для истцов совпали два фактора.

Первый фактор — адресность акта. Если бы поста­новление было обращено ко всем производителям са­хара, то оспаривать его в Суде ЕС было бы невозмож­но, но в приложении к нему были названы те фирмы, которые изготовляли изоглюкозу, заменитель сахара, в том числе истец — предприятие «Братья Рокетт СА», которого пошлина касалась в первую очередь. Таким образом, постановление обрело характер реше­ния. Суд ЕС с этим согласился, дело было принято к рассмотрению.

Второй фактор — время. Дело в том, что по замыс­лу Европейской комиссии схема экспорта сахара должна была действовать с июля 1979 г. Если бы с этого времени не удалось ввести постановление о взи­мании дополнительной пошлины с сахаропроизводите- лей, то экспорт сахара был бы убыточным. Значит, Комиссия должна была поспешить.

К марту 1979 г. Еврокомиссия подготовила проект постановления, в апреле согласно процедуре принятия законодательных актов передала его в Европейский парламент, который должен был выразить свое мне­ние. Но этого не произошло по независящей от Евро­пейского парламента причине — он временно приоста­новил свою работу, поскольку в июне 1979 г. должны

Roquette Freres SA v. Council. 1980. ECR 3333.

были впервые состояться прямые выборы в Европар­ламент.

Обычно, когда законодательный документ прини­мается в ЕС, в преамбуле этого документа содержится фраза: «.„приняв во внимание мнение Европейского парламента».

На этот раз, однако, было записано, что с Европей­ским парламентом консультировались, но его мнение так и не было получено.

Совет министров как высший орган, исходя из эко­номической целесообразности, принял постановление, которое и вступило в силу.

Когда дело поступило в Суд ЕС, были поставлены два вопроса: может ли фирма оспаривать постановле­ние, что подразумевается под «консультацией с Пар­ламентом»?

По первому вопросу, как отмечалось выше, Суд ЕС, отметив адресность постановления, поставил его на один уровень с решением. Этим была признана право­мерность обращения фирмы в Суд по смыслу п. 2 ст. 173 Договора о ЕЭС.

По второму вопросу был сделан вывод, что консуль­тация, естественно, предполагает вывод, заключение, мнение того, с кем консультируются.

Поскольку мнения Европейского парламента полу­чено не быЛо, Суд ЕС пришел к решению, что процеду­ра принятия основных актов ЕЭС была нарушена, а принятое таким образом постановление признал недей­ствительным.

Здесь надо отметить, что речь шла о документе, ав­тором которого выступила Еврокомиссия и который был окончательно одобрен Советом министров сообще­ства.

Обратим внимание на такой важный вопрос: все ли национальные суды имеют право обращаться в Суд ЕС за консультацией или за предварительным заключе­нием о соответствии аспектов рассматриваемых ими дел законодательству ЕС?

Дело в том, что многие европейские авторитетные юристы, особенно из Великобритании, в частности

члены в то время Европейского Суда Правосудия, лорд Деннинг, Макферсон, Лэйн, считали, что нет не­обходимости наделять этим правом суды первой ин­станции. По их мнению, желательнее установить оп­ределенную процедуру и последовательность в рас­смотрении дела. Так, первоначальное слушание может пройти в суде первой инстанции, там же может быть принято решение. Если, однако, по решению подана апелляция в суд более высокой инстанции, то только она, а возможно, Палата лордов, рассмотрев дело, мо­жет обратиться за разъяснением в Европейский Суд Правосудия. Попытки обойти национальные суды вы­сокой инстанции могут быть, по их мнению, нерацио­нальны: консультация в Европейском Суде Правосу­дия затягивает судебный процесс по времени, удоро­жает его, но все равно не отменяет права апелляции по вынесенному решению.

Здравый смысл, несомненно, был на стороне упомя­нутых авторитетов. Действительно, консультация в Европейском Суде Правосудия отнюдь не тождествен­на передаче в эту инстанцию рассматриваемого дела. Суд сообщества дает свою интерпретацию о соответст­вии представленных ему фактов союзному законода­тельству, но решение по делу все равно останется за национальным судом первой инстанции, по которому может быть составлена апелляция. Так кажется ло­гичнее, но закон в данном случае говорит об ином, хо­тя он сам по себе вполне гибок.

Согласно ст. 234 (бывшей 177) Договора о ЕС адре­соваться в Суд сообщества могут те суды, которые компетентны это делать (п. 2), но не обязаны, и те, ко­торые обратиться в Суд обязаны (п. 3). Во втором слу­чае речь идет о делах, которые не могут быть рассмот­рены в рамках национального законодательства. В этом случае суд первой инстанции устанавливает свою некомпетентность в конкретном деле и передает его выше. Более высокая инстанция и будет сноситься с Судом сообщества по толкованию союзных актов и выносить решение, которое, что вполне логично, не подлежит апелляции. Впрочем, юридически это воз­

можно, поскольку в рассмотрении дела в суде высшей инстанции могли быть нарушения процедурного ха­рактера.

К настоящему моменту национальные суды приоб­рели достаточно опыта в деле толкования и примене­ния союзного законодательства, а их профессионализм в этих вопросах весьма высок.

Следует отметить, что национальные судебные ин­станции длительное время разбирались с порядком применения законодательства ЕЭС.

Рассмотрим вопрос о том, кто может обращаться в Суд ЕС в соответствии со ст. 234 (бывшей 177) Догово­ра о ЕС. В статье речь идет о судах и трибуналах госу­дарств — членов ЕС, выше мы уже установили поря­док подобного рода обращений. Но исчерпывается ли судами и трибуналами круг юридических лиц, кото­рые могут запрашивать мнение Суда ЕС по рассматри­ваемым делам?

Казалось бы, вопрос излишен, поскольку формули­ровка ст. 234 (бывшей 177) недвусмысленна. Но здесь обращает на себя внимание интересный феномен: Суд сообщества сам определяет, что является судом или трибуналом. Для Суда сообщества не так важно назва­ние, как суть судебного органа. Необходимо, чтобы данное юридическое лицо отправляло судебную функ­цию, иными словами, чтобы оно было правомочно вы­носить обязательные решения, касающиеся прав и обязанностей индивидуумов.

Так, в ходе рассмотрения в 1965 г. поступивших материалов по делу Vassen (ECR 261) Суд сообщества принял обращение к нему по ст. 177 Договора о ЕЭС арбитражного трибунала, который разбирал споры по пенсионным вопросам в горнодобывающей промыш­ленности. Это был не государственный трибунал, а скорее общественная организация, тем не менее Суд сообщества подвел Трибунал под действие ст. 177 До­говора о ЕЭС.

В этом случае дело определялось тем, что соответст­вующее министерство как государственный орган обя-

8-454

залось признать в качестве обязательного решение этого трибунала.

Другой, более поздний случай. В конце 1980 г. в де­ле ВгоектеЫеп^[55] Суд ЕС признал компетентность апел­ляционного комитета голландской организации про­фессиональных медиков на том основании, что его ре­шения затрагивали права индивидов.

В это же время при рассмотрении другого дела Суд ЕС не принял обращение к нему парижской Палаты адвокатов, поскольку ее функции не являются судеб­ными.

Указанные нюансы в подходах Суда ЕС следует учитывать, имея дело с юридическими лицами ЕС. Совсем недостаточно ограничиваться текстом основно­го документа ЕС, каковым является Римский договор 1957 г. или Договор о ЕС, нужно постоянно иметь в виду, что практическая деятельность институтов ЕС, и особенно Суда ЕС, постоянно вносит новации в со­юзный правопорядок, без знания которых деловые связи с западноевропейскими партнерами могут ока­заться либо неэффективными, либо вообще ущербны­ми. И если мы хотим иметь равноправное партнерство с ЕС, то нужно знать его правопорядок не в общих чертах, а досконально. А пока этого нет, надо весьма осторожно подходить к подсудности заключаемых в рамках ЕС сделок и придерживаться тех процедур и судебных (арбитражных) органов, которые нам хоро­шо известны.

В принципе Суд сообщества с готовностью рассмат­ривает обращения к нему национальных судебных ин­станций о толковании и разъяснении тех или иных положений союзного законодательства, за которым эти инстанции, возможно, не успевают следить либо если они воспринимают союзную правовую норму под углом местного правосознания. Но бывают и исключе­ния.

Суд ЕС не любит, когда его неквалифицированно запрашивают «по пустякам». Проявилось это несколь­ко раз, но наиболее наглядно в деле «Фольа против Новелло» в 1980 и 1982 гг.¹

Суть дела заключается в том, что Новелло, прожи­вающий во Франции, заключил контракт с Фольа, итальянским винопроизводителем, на поставку вина. В контракте предусматривалось, что споры с его вы­полнением подсудны итальянскому суду. Контракт также предусматривал, что импорт вина не будет об­ложен- ни итальянскими, ни французскими пошлина­ми в соответствии со ст. 95 Договора о ЕЭС.

В период действия контракта французское прави­тельство в рамках периодически вспыхивающих «вин­ных войн» между Францией и Италией ввело тамо­женную пошлину.

Дело поступило в итальянский суд, который в свою очередь обратился за разъяснениями в Суд ЕС. В це­лом позицию итальянского суда понять было можно: дело подсудно ему, но касается действий правительст­ва иностранного государства. В то же время в деле ни­чего сложного не было. Суд ЕС должен был вынести решение по очевидному делу о несоответствии акта французского правительства Договору о ЕЭС и напра­вить его в Европейскую комиссию. Последняя приня­ла бы постановление об отмене указанного акта.

Суд сообщества, получив запрос итальянского суда в 1980 г., отказался принять его к рассмотрению из-за «самоочевидности». По мнению Суда, имело место злоупотребление ст. 177 Договора о ЕЭС.

Тогда итальянский судья в 1982 г. сформулировал новый запрос Суду ЕС: поясните роль ст. 177 Договора о ЕЭС и взаимосвязь между национальными судами и Судом ЕС.

И вновь его постигла неудача. Суд ЕС в своем отве­те указал, что ст. 177 не должна использоваться для получения «абстрактных консультаций Суда». Ее сле-

¹Foglia v. Novello. 1980. ECR 745.

8--454

дует использовать лишь в том случае, если необходи­ма помощь последнего «в решении конкретных дел».

Многие западные ученые критиковали такую пози­цию Суда ЕС прежде всего на том основании, что он своим решением просто мог бы отменить акт француз­ского правительства как противозаконный, а не ус­ложнять процесс.

На наш взгляд, они не совсем правы. Суд ЕС спра­ведливо не считает нужным выполнять как работу на­циональных судов, так и работу исполнительных ор­ганов ЕС в лице Европейской комиссии. К тому же национальные суды должны привыкать к самостоя­тельности и не просить помощи Суда ЕС в делах абсо­лютно ясных.

Когда дело рассматривается в национальном суде, но затрагиваются элементы союзного правопорядка, возникает вопрос: могут ли стороны требовать обра­щения в Суд ЕС или это компетенция национального суда?

Соответственно необходимо ответить еще на один вопрос, логически вытекающий из первого: для чего вообще обращаются в Суд ЕС?

Статья 234 (бывшая 177) Договора о ЕЭС преду­сматривает, что такое обращение происходит в целях получения толкования положений самого Договора, актов институтов ЕС или мнения относительно того, имеют ли эти акты прямое действие.

Такое толкование необходимо суду для принятия правильного решения по делу. Сторонам по делу это совершенно ни к чему. Следовательно, вытекает ответ на основной вопрос: обращаться в Суд ЕС по ст. 234 (бывшей 177) могут только компетентные судебные инстанции.,

Итак, стороны (сторона) в деле могут видеть необ­ходимость обращения в Суд сообщества, поскольку в процесс вовлечены элементы союзного правопорядка, но окончательное решение относится к компетенции судьи.

При этом сторонам не следует настаивать на таком запросе, если не имеется в виду затягивание дела.

Практичнее принять решение национального суда, ка­ким бы оно ни было, и начать процесс апелляции по схеме национального законодательства с возможным далее обращением в Суд сообщества. При этом, кста­ти, полезно помнить, что все это происходит не бес­платно и стоит довольно дорого.

Необходимо отметить, что национальный суд не мо­жет отменять или изменять акты союзных институ­тов. Дело не только в положениях актов первичного права ЕС, а в том, что любой суд может принять реше­ние, только выслушав стороны. Но дела слушаются одновременно во многих странах, куда представители авторов постановлений явиться не могут. Поэтому все и отдано в ведение Суда ЕС, и это выглядит вполне ло­гично.

В связи с возможностью для национальных судеб­ных инстанций обратиться за толкованием тех или иных союзных актов в Суд ЕС следует иметь в виду одну существенную особенность. Национальный суд последней, высшей, инстанции, решения которого не подлежат апелляции, как правило, должен обратить­ся в Суд ЕС. Смысл заключается в том, что если он этого не сделает, то в этот суд обратится проигравшая сторона.

Если дело рассматривается в суде первой инстан­ции, то запрашивать мнение Суда сообщества не обя­зательно. Это не значит, что нельзя. Большинство су­дей в порядке подстраховки предпочтут получить мне­ние европейской судебной инстанции, прежде чем вынести решение.

Обращаясь в Суд сообщества, судья должен исхо­дить из того, что последний дает разъяснения по поло­жениям Римского договора и по актам, принятым ин­ститутами ЕС. Но он не станет высказывать мнение о соответствии национального законодательства законо­дательству ЕС и воздержится от комментариев по при­менению норм союзного права в национальном право­порядке. Если бы Суд сообщества это делал, то он, по сути, предопределял бы решения по конкретным де­

лам, что практически и невозможно, да и не нужно. Судит национальная инстанция, а не Суд ЕС.

Решив обратиться в Суд ЕС, судья должен кратко и точно формулировать свой вопрос. Казалось бы, это дело техники и юридической грамотности и не состав­ляет проблемы для судьи. Не совсем так. Во многих случаях Суд ЕС вынужден уточнять и переформулиро­вать вопрос. Судья по не вполне понятным причинам хотел бы получить от высшей европейской инстанции такой ответ, который бы предрешал исход дела. И во­прос свой он формулирует должным образом.

Суд сообщества при этом преследует иную цель — не вмешиваться в дела не своей компетенции. Впро­чем, довольно часто он, излагая принцип, который, по его мнению, применим к конкретному судебному раз­бирательству, предопределяет исход дела. Это следст­вие объективного хода дела, а не субъективной пози­ции европейских судей.

Когда говорилось об обязанности последних судеб­ных инстанций обращаться в Суд ЕС за толкованием положений союзного законодательства, нами исполь­зовалась оговорка, что они это делают «как правило», т. е. не всегда. В судебной практике ЕЭС так оно и бы­ло. И соответствующий принцип Суд ЕС утвердил в 1982 г. при рассмотрении дела «КИЛФИТ CA против Министерства здравоохранения Италии»^[56].

Принцип этот — acte clair — заимствован из фран­цузского права. Французские суды, сталкиваясь с поло­жениями международных актов, должны были обра­щаться за разъяснениями в Министерство иностранных дел. Исключение составляли случаи, когда принятые международные акты были ясны (acte clair) и у судей сомнений не вызывали.

Этот принцип был применен и в правопорядке сооб­щества. Судьи, если они считают, что в разъяснении Суда сообщества нет необходимости, могут его не за­прашивать. Могут — не значит должны. Судьи склон­ны перестраховываться, понимая, что возможны ошиб­

ки. Они предпочитают направлять запросы даже по весьма ясным делам. Одним из таких дел явилось упо­мянутое дело КИЛФИТ.

Истцом выступили итальянские компаний — им­портеры шерсти из стран, не являющихся членами со­общества. С 1968 г. они в соответствии с итальянским законом платили сборы за санитарную инспекцию шерсти при пересечении границы. К 1982 г. импорте­ры, однако, обнаружили, что существует постановле­ние ЕЭС, отменяющее подобные сборы с импортных товаров. Компании обратились в национальный суд и предъявили соответствующий иск к Министерству здравоохранения Италии.

В суде первой инстанции представители Министер­ства выиграли дело, сославшись на то, что в приложе­нии II к Римскому договору ст. 30 предусматривает либерализацию импорта, однако в списке импортных товаров шерсть указана не была. Но сами списки со­ставлялисьв 1957 г., т. е. четверть века назад, когда ЕЭС ставило перед собой скромные цели. С тех пор в рамках ЕЭС были приняты акты, которые практиче­ски устранили импортные ограничения.

В суде этот факт был принят во внимание, решение основывалось на буквальном понимании положений Римского договора. Запрашивать мнение Суда ЕС су­дьи не стали.

В апелляционной инстанции все повторилось. И то­гда компании возбудили дело в Верховном суде Ита­лии, по решению которого не может быть апелляции, а значит, национальный суд обязан запросить мнение Суда ЕС.

Министерство здравоохранения пыталось не допус­тить этого, заявив, что дело это ясное и положения Договора имеют преимущественную силу перед после­дующими актами ЕЭС.

Суд сообществ, как это часто случается, не стал ре­шать дело по существу. Он выделил, с его точки зре­ния, главный аспект — обязательность или отсутствие таковой для национальных судов обращения в Суд ЕС в случаях, когда речь идет о толковании актов ЕЭС.

Суд ЕС дал заключение, что обращение необходимо для национальных судебных органов высшей инстан­ции во всех случаях, когда имеет место спор или со­мнение. Не делать этого можно в том случае, если применение актов ЕЭС не влияет на принимаемое ре­шение или нет сомнений относительно их смысла.

Далее опять имели место ошибки в, казалось бы, очевидных ситуациях. Например, английский апелля­ционный суд, следуя за решением суда первой инстан­ции, согласился, что общий запрет на импорт какого- либо товара не является «количественным ограниче­нием на импорт», предусмотренным ст. 30 Договора о ЕЭС. Хотя по этому поводу уже были разъяснения Су­да ЕС.

Другой пример. Государственный Совет Франции при решении одного из дел (Cohn-Bendit) постановил, что директива ЕЭС не имеет прямого действия.

Еще один пример. Германский федеральный кон­ституционный суд, рассматривая одно дело в 1989 г., заявил, что будет пересматривать все случаи, когда суды в соответствии со ст. 177 отказывались запраши­вать мнение Суда ЕС.

Подобных примеров достаточно. Это конечно же пе­регибы, в чем-то очень странные, поскольку ошибают­ся высокие инстанции, люди, несомненно, высочайше­го профессионализма. Однако там, где происходит что-то новое, ошибок бывает больше, чем обычно.

Правовому механизму и роли Суда сообщества уде­лено много внимания в силу того, что это, пожалуй, наиболее сложный раздел для понимания сути союзно­го правопорядка Западной Европы. Этот правопорядок развивался, преодолевая огромные трудности, вызван­ные как различием национальных правопорядков, так и разными правосознанием, памятью, психикой, мора­лью и проч.